Вперед в прошлое

С каждой попыткой золотая нить выходила всё более гладкой и ровной, и Румпельштильцхен был доволен собой. Не то чтобы он когда-либо мечтал стать колдуном — это даже представлять как-то нелепо было, но новое умение создавать золото из соломы открывало ему все дороги. Впервые он задал себе вопрос: чего бы ему на самом деле хотелось от жизни? Румпельштильцхен, конечно же, не был несчастен, особенно теперь, когда у него появилась Белль, ведь вместе с ней пришла и любовь, и ощущение настоящей семьи, которого не было с Милой; но теперь он мог стать кем-то большим в своих собственных глазах. Неизвестность всё еще до дрожи пугала его, но Румпель чувствовал, что готов к переменам. Размышляя таким образом, он неторопливо крутил колесо. Белль уже убежала в таверну. К счастью, её дядюшка покинул деревню так же внезапно, как и приехал, и Румпельштильцхен был рад, что ему не пришлось снова сталкиваться с этим странным типом и его двусмысленным юмором. Хлопнула входная дверь, и в комнату вбежал Бэйлфаер. — Привет, сынок! — сказал Румпель, но тот вместо ответа нервно заозирался, прошёлся по всему дому, и только тогда подошёл к отцу и нетерпеливо сказал: — Идём, папа, нам надо торопиться, пока её нет. Мужчина нахмурился, с непониманием глядя на сына: — Ты это о ком? Что случилось? — Папа, Белль — колдунья. Я видел у неё на руке огненный шар, она держала его, а потом испарилась в воздухе. Мальчик ожидал увидеть бурную реакцию, но Румпель лишь спокойно кивнул и немного виновато сказал: — Сынок, успокойся, я знаю про магию Белль. Мы просто не хотели тебе говорить… — Знаешь? — переспросил Бэй. — И это всё, что ты можешь мне сказать? — Бэй… — начал было отец, пытаясь успокоить сына, но тут фраза дошла до него целиком. — А почему у Белль был огненный шар? — Потому что она была не одна. С ней был Тёмный. Они сначала вроде как спорили о чём-то, а потом обнялись и растворились в воздухе. — Не может быть… — хрипло пробормотал Румпель. — А ты уверен, что это был именно Тёмный? Сегодня приезжал дядя Белль, может, ты видел его? Бэйлфаер описал человека, которого видел на поляне, и Румпель задумался. Высокий, крупный, беловолосый… Только кожа у дяди не была рептильей, но если ты Тёмный, то скрыть этот маленький изъян — не проблема. Дядя Белль — Тёмный? И дядя ли он ей вообще?.. Тем временем Бэй потянул его за руку к двери: — Нам надо идти, папа. Раз она общается с Тёмным как с другом, значит, она такая же, как он, — твердил он с сожалением. — Она могла наслать на тебя чары, не надо тебе с ней оставаться… Я же говорил тебе: у неё в душе Тьма. Она обманывает тебя. — И что ты предлагаешь? — Румпель был взволнован этой информацией, но не испуган. Это же Белль. Она не злая ведьма, она скорее волшебница. Это, должно быть, какое-то недоразумение. — Я знаю, что делать, просто пойдём со мной, — мальчик упрямо тащил отца из дома. И Румпельштильцхен решил последовать за сыном, боясь, что тот в таком взвинченном состоянии может попасть в беду. Но далеко идти не пришлось. Они остановились на полянке в лесу, и Румпель недоуменно оглянулся. — Зачем мы здесь, Бэй? — Папа, — почти торжественно начал мальчик, — помнишь, ты мне обещал, что никогда меня не бросишь? — Конечно, сынок, — Румпель начал нервничать, не понимая, к чему клонит Бэйлфаер. И тогда мальчик достал что-то из кармана, крепко зажмурился, неразборчиво шепча себе под нос, и бросил перед собой нечто маленькое и белое, резко разросшееся в огромную воронку серого дыма. Налетел сбивающий с ног ветер, и приходилось кричать, чтобы услышать друг друга. — Идём, папа! Это мир без магии, мы можем уйти туда, где нет ни Тёмного, ни ведьм. Мы сможем начать жизнь сначала. Идём же! Мальчик уже сделал первый шаг к порталу, но Румпель удержал его за руку, в ужасе глядя на огромную засасывающую дыру. — Ты что, с ума сошёл, Бэй?! Так нельзя! Ты даже не знаешь, что там! Я не верю, что Белль злая, и не буду сбегать вот так очертя голову, и тебя не пущу, — кричал он вырывающемуся сыну. — Ты же обещал! А теперь предпочитаешь поверить ведьме, а не родному сыну? — Бэй со всей силы оттолкнул отца, подскользнулся и почувствовал, как его ноги соскальзывают в портал. Румпель увидел это и с воплем ужаса вцепился в ладонь сына, пытаясь втащить его обратно. Он в панике смотрел в глаза мальчика: — Папа… — позвал тот, но тут портал с тихим звуком захлопнулся, не оставив на земле даже намёка на то, что произошло. Ветер стих, а Румпельштильцхен упал на колени туда, где только что был «водоворот», утащивший его сына, и принялся лихорадочно разгребать землю вокруг, едва ли отдавая себе отчёт в том, что делает. — Нет… нет… Бэй!.. Вернись…— мужчина заплакал, чувствуя, что предал самого важного человека в своей жизни. Сына, которого поклялся никогда не оставлять одного. И все же не уберёг… оставил… Он сидел на поляне долго: звал, плакал, бил кулаками землю. Но в итоге здравый смысл пересилил горе. Румпельштильцхен поднялся с земли и пошел, тяжело припадая на больную ногу. В его разуме горела цель — найти сына, во что бы то ни стало сдержать обещание. Белль привыкла возвращаться после ночных смен как можно тише, чтобы не разбудить Румпеля и Бэя, но в этот раз её ожидал сюрприз: Румпельштильцхен сидел за своей прялкой, а вокруг него вилась длинная золотая нить. — Любимый, ты что, не ложился? — девушка озабоченно подошла ближе, отмечая тёмные круги под глазами и грязную одежду мужчины. Она потянулась поцеловать его в щеку, но он отпрянул от неё, холодно попросив: — Белль, сядь, нам надо поговорить. Его тон заставил сердце девушки трепетать в предчувствии чего-то плохого. Она присела на стул и встревоженно посмотрела на Румпеля. — Сегодня ночью Бэйлфаер открыл портал в другой мир и провалился в него, — сухо произнёс он. — Как… — сдавленно прошептала Белль, едва сдержавшись, чтобы не добавить «опять?», но вовремя прикусила язык. Выходит, провидица была права… Благими намерениями вымощена дорога в ад… Я вижу тьму, боль и отчаянье… Ты сделаешь только хуже… — Где-то достал волшебный боб… я не знаю, — по-своему истолковал её вопрос мужчина и потер лоб, собираясь с мыслями. — Я должен найти способ вернуть его. — Конечно, Румпель, — глаза Белль были полны сочувствия к любимому. Даже три века спустя эта потеря глубокой болью отзывалась в его сердце — что уж говорить о свежей ране. Девушка даже представить не могла, что он чувствует. — Я помогу тебе, мы обязательно отыщем его. — Нет, — вдруг твёрдо, не глядя ей в глаза, ответил он. — Не «мы». Я один должен его найти. — Но почему? — Белль с недоумением смотрела на мужа. — Потому что один раз я уже подвёл сына, — резко сказал Румпель. — Он предупреждал меня о Тьме внутри тебя, о том, что мне не следует быть с тобой, — и вот к чему привела моя слепая любовь. Я потерял его. — Но при чём здесь я? Я люблю Бэя как собственного сына, и никогда бы не причинила ему зло… Румпель, пожалуйста, не отталкивай меня сейчас, — в голосе девушки появилась паника и беспомощность, когда она поняла, что это не эмоциональный порыв: Румпельштильцхен обдумал это решение и не изменит его. — Что случилось с твоей семьей, Белль? - вдруг спросил он. — Что? Я же рассказывала тебе — её уничтожили огры, — Белль смотрела на такое знакомое лицо, ставшее вдруг чужим, и пыталась понять ход мыслей любимого, но наталкивалась на глухую стену. — А на самом деле? — настаивал Румпель. Белль покачала головой и развела руками, пытаясь показать, что больше ей нечего рассказать, но мужчина лишь горько усмехнулся: — Бэй был прав. Может, ты и не злая, Белль, и лично не сделала ничего плохого, но Тьма в твоей душе и твоя магия разрушает всё вокруг тебя. — Ты… что… бросаешь меня? — запинаясь, спросила девушка, и голос её чуть сорвался от потрясения. Это был словно удар под дых. — Единственное, о чём меня просил Бэй — это оставить тебя. Уйти с ним в мир без магии. И теперь, когда его не стало, я просто не могу быть с тобой, Белль. Просто не могу. Прости. Его лицо было печальным и обречённым. И как без колебаний он когда-то опустил молот на свою ногу, калеча себя, и, невзирая на боль, упрямо шёл домой к сыну, так и сейчас он неимоверной силой воли уничтожил порыв броситься к Белль, прижать её к себе, почувствовать её ласковые руки, полные утешения и поддержки, и утешить её саму, забрать боль, которую он причинил своими словами, стереть губами слезы с её лица и сказать, что любит её. Но его мальчик был где-то там, одинокий и преданный им, и Румпелю стало мучительно стыдно, что, даже отталкивая Белль от себя, он не может прекратить любить её. Даже ради сына. Белль же силилась что-то сказать, но ни одно слово так и не вырвалось из её приоткрытых губ — только слёзы текли по щекам. Она могла бы сразиться с целым миром ради любимого, но бороться с его сыном? Нет, никогда. Бэйлфаер был самой большой любовью в сердце Румпеля, и Белль всегда знала,каким глубоким и всеобъемлющим было это чувство. Она восхищалась его преданностью сыну, которую Румпельштильцхен пронёс через века, и мечтала помочь им воссоединиться. И она так много сделала ради этого, так старалась стать частью их семьи, но не смогла. Эта война была проиграна, даже не начавшись. Белль резко поднялась со стула, и от её движения чашка, стоящая на столе, покачнулась и упала на пол, разлетевшись на кусочки. Эту чашку Румпель подарил Белль, когда она переехала к нему. Еще вчера они вместе пили из неё чай и смеялись, обсуждая планы на будущее. А сейчас лишь дребезг нарушил пронзительную тишину, полную скорби и боли. Девушка машинально опустилась на пол, подбирая осколки, пытаясь то ли занять руки и отвлечься от этого разговора, то ли потянуть время, прежде чем ей укажут на дверь. — Оставь это, Белль… — тихо произнес Румпельштильцхен, но девушка продолжала методично складывать острые кусочки себе в ладонь, не замечая от слёз, как по руке ползёт струйка крови. Мужчина смотрел на нее и чувствовал, как будто его сердце разорвано в клочья. Из глубины его поднялся гнев — почему она просто не уйдёт? Почему не облегчит ему задачу? — Хватит! — рявкнул он, едва не срываясь на крик. — Это же просто чашка! Окрик заставил девушку резко остановиться, выронить осколки и поднять на мужчину глаза. Вот уж действительно — всё повторяется. Круг за кругом. Румпельштильцхен глубоко вздохнул и намного спокойнее произнёс: — Тебе лучше уйти, Белль, прямо сейчас. Он отвернулся к прерванной работе, и золотая нить вновь потекла сквозь его пальцы, как живая. Только настоящая боль могла создать такую красоту. — Прощай, Румпель… — прошептала девушка дрожащими губами и растворилась в воздухе. * * * * * * * * * * Белль не спала всю ночь — её глаза опухли от слёз, а в сердце клубком свились боль и отчаяние. Она знала, что ей необходимо отдохнуть хотя бы часок, но где теперь её дом? И тогда Белль вспомнила об избушке, где она жила по милости Тёмного. Это было уединенное место, на отшибе; и там есть печь и кровать, а больше уставшей девушке ничего сейчас и не было нужно. Она перенеслась прямо внутрь домика, отмечая, что там ничего не изменилось с тех пор, как она его покинула. Вещи лежали на тех же местах, где Белль их оставила, и девушка даже почти не удивилась, не обнаружив ни пылинки. Домик как будто ждал её, и эта нелепая мысль согрела душу. Она опустилась на кровать и забылась крепким сном. Проснувшись, Белль стала думать, что теперь делать. Будь Румпельштильцхен хоть сто раз против ее помощи в поисках Бэя, девушка не собиралась отступать. В конце концов, она знала то, чего не знал Румпель — больше нет другого способа оказаться в мире без магии, кроме Тёмного Заклятья, над которым как раз работал Зосо. И если ему была нужна ее помощь, то у неё как раз освободилось море свободного времени, горько подумала Белль, пытаясь не сорваться в новую порцию слёз. Решив не терять время даром, она быстренько привела себя в относительный порядок и позвала: — Зосо, эй!.. Зосо… — То «уйди», Зосо, то «приди», — ворчливо раздалось у неё за спиной. — Ты уж определись! — Спасибо, что пришёл, — нерешительно начала Белль. — Я хотела сказать, что если тебе ещё нужна моя помощь, то я готова сделать всё, что потребуется. — Всё-всё? — недоверчиво уточнил Тёмный. — С чего вдруг такой энтузиазм? Вчера ты более чем ясно дала понять, что помогать мне не собираешься. — Бэйлфаер оказался в мире без магии, — мрачно ответила она. — Где-то раздобыл боб и вбил себе в голову, что я — исчадие тьмы… — Вот это поворот! — рассмеялся Зосо. — А что ж ты здесь? Почему не утешаешь своего благоверного? Белль промолчала. Ей даже думать об этом было ещё больно, не то что говорить и выслушивать язвительные комментарии Тёмного. Однако он и сам был достаточно проницателен, и сделал правильные выводы по серому лицу и заплаканным глазам Белль. Его голос стал менее пронзительным и ехидным, однако в нём возникла приглушенная угроза: — Он тебя бросил, — это был не вопрос, а утверждение. — Этот трусливый ублюдок обвинил во всём тебя? — Да… то есть нет… Он просто… запутался, — Белль, честно говоря, и сама не до конца понимала, почему её выгнали словно щенка, будто и не было этих счастливых лет вместе. Зосо взял её за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза: — А ты, несмотря ни на что, хочешь найти этого мальчика. Поэтому тебе нужно проклятие? — Да, — твёрдо сказала Белль, и, как будто защищая свою позицию, добавила: — Бэй — он просто ребёнок. И даже если он ненавидит меня, а Румпель навсегда отвернётся, мальчик всё равно не заслуживает быть в чужом мире совсем один. — Ты удивительная девушка, — неожиданно мягко одобрил Зосо, поглаживая большим пальцем её щёку. — Ничто не способно сломать в тебе добро, да? - Не знаю, Зосо. В данный момент я чувствую себя достаточно… сломанной. — Достаточно сломанной, чтобы учинить кровавый беспредел? — поддел её Тёмный, усмехаясь. — Ещё нет, но я тебе сообщу, как только жажда крови станет нестерпимой, — невольно засмеялась девушка и вдруг замерла, удивившись этому звуку. Еще утром ей казалось, что она не то что смеяться, а и просто прекратить плакать не скоро сможет. Зосо тем временем оглядел избушку и задумчиво спросил: — Тебе очень хочется остаться здесь? — А теперь здесь живёшь ты? — Белль стало ужасно неловко, что она могла вторгнуться в его дом вот так, без спросу. — Кто тут спал на моей кровати? кто ел из моей тарелки? — угрожающе, но с улыбкой пропел Тёмный, медленно надвигаясь на Белль. — Прости, — она на всякий случай отгородилась от него столом, — я даже не подумала об этом. Мне просто некуда было идти. — Я тебя прощаю, — великодушно ответил Тёмный. — Этот домик и вправду мне дорог, но я не о том. Раз уж тебе непринципиально оставаться здесь, и ты хочешь помочь с проклятием, то почему бы тебе не переселиться туда, где будет удобнее работать? — Хорошо, как скажешь, — легко ответила Белль. Она доверяла Зосо и без колебаний вложила свою руку в его, переместившись в облаке дыма. — Вот мы и на месте. Перед Белль расстилался пейзаж, который она и не думала ещё когда-нибудь увидеть снова. Она вспомнила, как предлагала Зосо найти это место, но оказаться здесь самой было чем-то невероятным. Тёмный Замок — как много воспоминаний было связано с ним… Белль молча последовала за Зосо внутрь и по памяти — направо, в главный зал. Она почему-то ожидала увидеть его таким же, как она привыкла. Но посередине не было огромного дубового стола, и странные экспонаты не занимали каждую полку, а на маленьком возвышении вместо прялки стояло фортепиано. Девушка оглядывалась по сторонам и не могла сдержать слёз. Зосо дал ей время и стоял на пороге зала, молча наблюдая за ней. Наконец он нарушил звенящую тишину, тихо сказав: — Прости, я не подумал… — Нет-нет, ничего, — Белль стёрла двумя руками слезы, и подошла к нему, силясь улыбнуться. — Я рада, что ты нашёл этот замок, ему нужен хозяин под стать. — Мне здесь нравится, — кивнул Зосо, — особенно то, что он в горах и даже феям сюда трудно долететь, особенно зимой. — Да, я помню здешние зимы… — печально ответила девушка, а Зосо, кивнув каким-то своим мыслям, сказал: — Можешь занять любую комнату, кроме центральной на втором этаже. Твоя работа будет в башне. Мне нужны переводы манускриптов, связанных с проклятием: многие из них на иностранных языках, а у тебя есть нужные знания и опыт, так что справишься. Ещё иногда мне потребуется помощь с приготовлением зелий. Некоторые из них занимают много времени и требуют подготовки. Вместе это будет быстрее сделать. — Хорошо, — с готовностью улыбнулась Белль, — я сделаю все, что смогу. Честно говоря, я буду только рада отвлечься, даже если придется вываривать корень мандрагоры в течение 8 часов с непрерывным помешиванием. — Какой кошмар! — искренне ужаснулся Зосо. — Раньше я с зельями не часто возился, как-то необходимости не было… Хорошо, что у меня есть ты. — Спасибо, — Белль было приятно почувствовать себя нужной и полезной. Она улыбнулась Зосо и пошла наверх выбирать себе комнату. Чтобы не терзать себя ненужными воспоминаниями, Белль решила занять комнату, выходящую окнами на другую сторону, чем когда жила здесь раньше. Небольшое изменение, но хоть что-то. Памятуя о бесконечных лестницах Тёмного Замка, Белль остановила свой выбор на втором этаже, неподалёку от комнаты Зосо. Там была довольно просторная и уютная комната: большая кровать с балдахином, трюмо, кресло, камин, огромное окно с занавесками и выход на маленький балкон, ванная и гардеробная за смежными дверями. Воздух был затхлым, и пыль поднималась вверх с каждым шагом девушки, но это место обещало покой, и Белль уже представляла, как будет проводить вечера, глядя на потрескивающий огонь в камине. Она сконцентрировалась и одним порывом магии навела чистоту и порядок. Со смешком, Белль вспомнила, как раньше долго бы возилась здесь с щёткой и тряпкой, чихая и кашляя от вездесущей пыли, но никогда не унывая от этой монотонной работы. Эти дни казались сейчас такими далёкими, как будто в другой жизни. В глубине души она знала, что там, в темнице герцога, в ней умерло что-то чистое и прекрасное, чего она не смогла больше найти в себе, и Бэйлфаер, милый мальчик, это знал. Белль не чувствовала своей вины в случившемся с ним. Теперь с повторением истории, она поняла, что не всё можно предотвратить, как ни старайся. Не одно, так другое сыграло бы свою роль, и он был бы потерян. Не чувствовала она и злости на Румпельштильцхена. Была только боль и сожаление, что их надежды на долго и счастливо рухнули вот так в один миг. Как и в прошлый раз. Может, их любовь тоже обречена? В сказках, что читали Белль еще в детстве, настоящая любовь казалась монументальной — ничто не могло разрушить ее: ни проклятья, ни враги, ни сама смерть. А на деле оказалось, что истинной любви Белль было достаточно одного толчка, чтобы она рухнула как карточный домик, и не раз, а уже дважды. Как будто в ответ на печальные мысли Белль, за окном разразилась гроза. Чёрные тучи расчерчивали небо всполохами молний; ветер рвал и метал; дождь стоял стеной. А Белль вдруг почувствовала острую потребность ощутить эту стихию на своей коже. Повинуясь порыву, она вышла на балкон и тут же схватилась за перила: так сильно ветер хлестнул её. Но Белль не хотела сдаваться — она выпрямила спину и подняла голову, подставляя лицо струям дождя. Пусть смоет с неё всю шелуху, обнажит истинную Белль. Не ту, какой она была; не ту, какой хотела быть; не ту, какой боялась стать, а ту, которой стала. Сильной, смелой, свободной, могущественной. Дождь хлестал её по лицу, и она улыбалась, приветствуя его радостным криком. И чувствовала себя живой. А Зосо наблюдал за ней из башни. Сначала, увидев, как девушка выходит на балкон, его первым порывом было броситься к ней — ещё вздумает прыгнуть, однажды еле успел — но потом зрение Тёмного позволило ему даже сквозь пелену дождя разглядеть её умиротворенное лицо, она улыбалась. И это было жутко и прекрасно одновременно: маленькая, до нитки промокшая девушка бросает вызов стихии. Зосо зачарованно смотрел на это прекрасное видение, жалея, что не умеет рисовать. Ему вдруг ужасно захотелось написать её именно такой: неукротимой и свободной. Как бы ни был Зосо зол на Румпельштильцхена за его трусость и неспособность понять и принять то чудо, каким является Белль, он был также и благодарен ему, потому что теперь она была рядом с ним, здесь, в замке, так близко. Тёмный не строил иллюзий, истинная любовь или обыкновенная — она нуждается в заботливом обращении, а если ею разбрасываться, как это сделал прядильщик, то от неё вскоре останется лишь воспоминание. Белль проснулась рано. Окна комнаты выходили на восток, поэтому девушка какое-то время просто зачарованно наблюдала за полоской красноватого света, преображающего все вокруг. Белль чувствовала себя на удивление хорошо и спокойно. Возможно, так на неё действовал сам замок: чувство безопасности было заключено в самих неприступных стенах. После лёгкого наколдованного завтрака она позволила себе облачиться в одно из тех платьев, что носила здесь когда-то. Это были благородные платья из дорогих тканей, украшенные росписью или драгоценными камнями. У Румпельштильцхена был отменный вкус, и ему нравилось наряжать её как куклу. Из каждого своего путешествия он привозил лучшие ткани, украшения и прочие безделушки, которые радовали его самого больше, чем Белль, которой хоть и доставляли удовольствие красивые вещи, и она старалась угодить любовнику, выглядя привлекательно, но сама предпочитала простые мягкие ткани и удобные фасоны. Но за последние годы Белль успела соскучиться по роскошным одеждам. И раз уж она решила принимать себя такой, какая есть, то к чему продолжать притворяться сельской девушкой? Белль — истинная принцесса, и навсегда останется ею. Поэтому она выбрала тёмно-синее платье с черным кружевом на рукавах, которое подчёркивало её тонкую талию и высокую грудь. Волосы она убрала в высокую причёску со свободно свисающими прядями у лица. В таком виде она вошла в башню, желая приступить к работе как можно скорее. Зосо уже был на месте, но, увидев Белль в новом образе, слегка остолбенел и медленно произнес: — Вот теперь я верю, что ты принцесса… — Спасибо, — Белль сделала реверанс, как подобает благородной даме, и постаралась скрыть улыбку. — Итак, командуй, ты же здесь босс. — Так, для начала просмотри это… это… и ещё вот это, пожалуй, — Зосо выложил перед Белль небольшую стопку пыльных книг. Та собрала их, очистила и, наколдовав себе удобный диванчик у окна, принялась за работу. В итоге она так увлеклась переводом, что даже не заметила, как Зосо покинул башню, а за окном солнце перевалило за полдень. Книги, которыми Тёмный снабдил девушку, оказались полны различных заклинаний на все случаи жизни. Но одно особенно привлекло её внимание. Оно было достаточно простым, но очень важным сейчас. Белль извлекла из воздуха самую красивую розу, какую только смогла представить, и принялась плести заклинание. * * * * * * * * * «Как можно больше золота, и тогда можно отправляться в путь», — твердил себе Румпельштильцхен, неутомимо крутя колесо прялки. Он понимал — за всё нужно платить. За информацию, за магию, за само путешествие. И Румпель готов был платить сколько потребуется, лишь бы найти способ вернуть сына или самому отправиться за ним. Может быть, есть ещё волшебные бобы? амулеты? заклинания? артефакты? Что бы это ни было, он достанет это. Он заплатит любому, кто сможет ему помочь. У него нет времени бояться или сомневаться, ведь его мальчик, возможно, умирает в эту самую минуту без дома и друзей… Нет-нет-нет, так нельзя даже думать. Нельзя терять надежду. Но не думать об этом он всё равно не мог, и сердце его разрывалось от боли. Он остановился лишь тогда, когда почувствовал, что если не отдохнёт хоть чуть-чуть, то просто отключится прямо за прялкой. А этого Румпельштильцхен допустить не мог — он должен быть сильным и здоровым ради Бэя. Он улёгся на импровизированное ложе прямо на полу, рядом с прялкой. Румпель не мог заставить себя лечь в их с Белль общую кровать, чтобы его не накрыла ещё и эта боль, которую пока ему удавалось заглушать мыслями о сыне. Он уснул, едва коснувшись головой подушки; ему виделись тревожные сны. Он слышал голос в тумане, зовущий его: «папа, папа», но сколько Румпельштильцхен ни пытался найти Бэя там, руки хватали лишь пустоту. Он проснулся, как от толчка, весь потный от пережитого кошмара, и тут же уловил какую-то перемену в воздухе. Румпельштильцхен резко сел. Что-то было не так. Откуда здесь запах роз? Мужчина вскочил на ноги, оглядываясь, и тут заметил на столе цветок под стеклянным куполом и записку, рядом с ней. На заплетающихся ногах он подошёл к столу и развернул бумагу: «Если роза цветёт, значит, Бэй жив. Держи её при себе: она даст тебе силы не терять надежду. Прости за всё. Белль». Румпель закрыл глаза на мгновение, пытаясь справиться с бурей эмоций. Часть его хотела разорвать бумажку вместе с розой на кусочки и выбросить, а другая часть была готова перецеловать каждую буковку в записке. В итоге он не сделал ни того, ни другого. Цветущая роза, висящая под куполом в розоватом сиянии, действительно пролила бальзам на его терзающееся сердце. Роза цветёт — значит, надежда жива.