***
В раздевалке старших классов тишина — явление редкое, особенно если там собирается более одного курса. Тогда все общение превращается в восточный базар. А учитывая, что учащиеся — девушки… — Поли-и-ин, будь другом! — Таня преданно заглядывает в глаза отличнице Смирновой. — Дай списать домашку, ты же ее еще на уроках и переменах всю сделала, — строя умоляющую рожицу. — Ну, позязя! Смирнова, сидящая на шпагате и вчитывающаяся в задание по физике, обреченно вздыхает. Иногда она ненавидит свой класс… — Тебе что, тяжело с нами поделиться? — наигранно обиженно произносит Эля. Полина отрывается от уроков и смотрит на столпившихся вокруг нее одноклассниц. — Вам по каким предметам и что мне за это будет? — переходя на деловой тон, спрашивает девушка. — По всем и три шоколадки, — переглянувшись со всеми, отвечает Горохова. — Вот это у тебя расценки! — восхищенно присвистывает третьекурсница. — Я в свое время сумела выбить только две… — Зависть — плохое чувство, — парирует Полина. — По рукам, — обращается к своим, залезая в рюкзак и доставая тетради. — Ты лучшая! — кричат девять человек хором. — Заткнитесь! — прилетает так же дружно с другого конца раздевалки. Там пытается или делает вид, что пытается, поспать третий курс, у них перерыв длиной в три часа до репетиции с артистами. Второй курс смотрит на них с завистью, им уходить через двадцать минут — Характерный с Еленой Дмитриевной. Раздевалка погружается в столь редкую тишину. Но куда уж там, известная на весь театр сплетница из дружного пятого-девятого класса молчать не умеет. — Эй, а что там у тебя с этим новеньким французом, Парвизом из артистов, а? — заговорщицким шепотом спрашивает Горохова. — Вы встречаетесь? — Кто с Парвизом встречается? — ожил третий курс. — Да Сонька Шарикова, со второго! — указывая пальцем на низкую блондинку, надевающую характерную форму, сдала Таня. — Ты с ним встречаешься?! — дружно всей раздевалкой. — Ну, да, — смутилась второкурсница. — Мы с ним сначала переписывались, чтобы я ему русский подтянула, а он мне французский, экзамен* же скоро, все дела… А потом как-то завертелось, закрутилось, — она мечтательно вздохнула. — И, что дальше, — поторопила Горохова с горящими глазами. Смирнова фыркнула, сытая женскими сплетнями уже по горло. Эта гуляла с этим. Другую видели на вписке, третья курила во дворе рядом с театром, еще одну заметил худрук в Макдональдсе. Девочки такие девочки. — Эм, — замялась Соня. — Да переспали они! — опять фыркнула Смирнова, которая терпеть не могла все эти хождения вокруг да около. Шарикова смущенно кивнула. Полина, вообще, ткнула пальцем в небо, но умудрилась попасть. — И… Как он! — продолжала допытываться пятнадцатилетняя Горохова, у которой гормоны, похоже, перли из всех щелей. — Волшебно, — пробормотала Соня, третьекурсницы завистливо вздохнули. Ну а как же, Парвиз последние несколько месяцев был крайне популярен не только у артисток балета, но и у старшекурсниц. Настоящий красавец, да еще и иностранец. Даже Смирнова, как незаинтересованная сторона, признавала его красоту. — Поля, Поля! — в раздевалку ворвались несколько старост младших классов, вызвав недовольный стон третьего курса, все еще мечтавшего выспаться. — А вам чего? — опять вздохнула староста пятого-девятого, впрочем догадываясь, о чем пойдет речь. — Мы тут это… домашку собрали, — мелкие чуть ли не ножкой шаркали, но, собравшись, состроили щенячьи глазки. — Поможешь? — Я очень надеюсь, что там не все уроки, которые вам задали, — внимательно отслеживая реакцию младших, сказала Полина, подозревая неладное. — Нет-нет, что ты! Здесь только непонятные задачи по физике и математика по мелочи, немного истории, — произнесла самая смелая, преданно заглядывая в глаза. — Только… Можно, это… — заметив звереющую старосту, на дух не переносящую нытиков и мямлящих людей, собралась с духом и выпалила. — Можно с пояснениями карандашом! Очень нужно! — Ладно, историю делайте сами, не верю, что там сложно, — тяжело вздохнула Смирнова. — А остальное давайте сюда… — Ты лучшая! — малышня кинулась обнимать Полину, стоявшую с каменным лицом. — Оу, — в раздевалке послышались умиленные вздохи. — Идите уже, — проворчала Смирнова, вновь разъезжаясь на шпагат. Мелкие вихрем унеслись из раздевалки, смеясь и громко переговариваясь. Тишина… — А нам ты просто так ничего не делаешь, — возмущенно пробурчала Аня. Староста сделала вид, что не услышала. — А вы знаете… — опять заговорщицки начала Горохова. Смирнова душераздирающе вздохнула. Второй курс оторвался от разминки. Третий приоткрыл глаза. — …У нас второй-шестой прогуливал историю хореографии у Громова! — Что они сделали? — подняла ошарашенный взгляд от учебника младших классов Смирнова. Ах да! В балетных училищах, помимо общеобразовательных уроков, на которые учащиеся могут ездить в школу или заниматься прямо в здании училища, имеются профильные теоретические предметы. Например, французский, музыкальная литература, основы педагогики и общей, и балетной, философия, история хореографии, история театра, мировая культура, игра на фортепиано и сольфеджио у младших, психология. Даже есть предмет, который в шутку прозвали «гуру жизни», потому что примерные задания выглядят так: дед уронил топор на ногу бабке и сжег паяльником все документы вместе с деньгами, как ему добраться с дачи до города с раненой бабкой и без машины, если соседей нет, а телефон не работает? История хореографии — странный предмет, что по факту не очень нужен студентам, которым это неинтересно. Такие вещи начинаешь ценить с возрастом, с пониманием и опытом работы. Интересно другое: где училище откапывает такие кадры в педагогов, как Александр Николаевич Громов. Невозможный человек под семьдесят, ярый женоненавистник, что с миром балета вообще не вяжется. Он может заснуть на собственном уроке, а потом давать контрольную по материалу, который на этом же уроке проспал. Приверженец специфических взглядов вроде как из аристократического рода, он требует от студенток носить закрытую одежду, заплетать волосы, сидеть, как «за столом у императора», соблюдать этикет и прочее. Ходят слухи, что у него дома сохранился «Домострой». Любимый преподаватель Смирновой, правда, никто не отрицает, что рассказывает Громов очень интересно, но к его урокам применимо следующее правило — «Уважительной причиной прогула может быть только смерть!». — Как эти смертницы еще живы? — спросил кто-то. — Ну, эти дуры решили спрятаться на время урока в туалете на третьем этаже. Там еще начальные классы учатся. Так их в туалете спалила завуч школы. Мелкие дверь выбили, вот на шум и прибежала. Потом их нашел Александр Николаевич, который пребывал в холодной ярости, увел в свою аудиторию и больше двух часов с ними там провел. Никто не знает, что они делали… — ненадолго замолкла «главный шпиён всея училища». — Поговаривают, туда даже пыталась вломиться школьная физичка, но… передумала. Все содрогнулись, вспомнив учительницу физики. Если этот бизон стал бы туда ломиться, то, скорее всего, выломал бы своим весом дверь. — И как? — опасливо спросила староста третьего курса. — Весь класс, конечно, не отчислят, но с отчетного концерта снимут, может быть… выборочно? — Я про дверь? — Представляешь, не выбила! Не знаю, из чего у этого аристократа дверь… Поняв, что ничего нового не будет, все опять стали заниматься своими делами. — Твою ж… — матюгнулась Соня, на ногу которой упал шкафчик. — Опять дверца с петель слетела! — Подумаешь, — фыркнула вскочившая третьекурсница, укладываясь обратно. — Позовешь Палыча, все починит, первый раз, что ли… — Пятый класс! Опять жрете?! — ворвалась в раздевалку «Полторашка», бдительно осмотрела сначала своих, потом прошлась взглядом по вскочившему третьему курсу. — А вы что здесь разлеглись? Вас ждет уважаемая Инна Валерьевна, она хочет повторить порядок перед репетицией с артистами… — всех в раздевалке опять передернуло. Инна Валерьевна, без сомнения, прекрасная женщина, но репетиции по три часа — это слишком. — Я не поняла? Почему вы все еще здесь! — рявкнула Елена Александровна. Третий курс быстро собрался и, подхватив тактично сваливавших второкурсниц, решивших, что находиться с «Полторашкой» в одной комнате — себе дороже, ретировался из раздевалки. — А вы… — педагог пристально оглядела пятый-девятый. — Я за вами слежу! Резко развернувшись, вышла из раздевалки, от души хлопнув дверью. Спустя пять минут на этаже выше послышались крики, грохот, топот. — Опять у мелких что-то случилось… — удрученно покачала головой Смирнова и пошла разбираться, условно за старшую, как-никак. Вернувшись через несколько минут из другой раздевалки, она выглядела крайне озадаченной. — Ну, что же там случилось! — у Гороховой загорелись глаза, она уже предчувствовала новую сплетню. — Мелкие окно разбили. — Что они сделали?! — Окно. Разбили. Теперь не знаем, что делать. — Им полный… капец.***
Да уж, с балетной раздевалкой у каждой балерины связано огромное количество воспоминаний, хороших и не очень, смешных и раздражающих. За время своей учебы каждая студентка училища может перечислить множество событий и разговоров, произошедших в подобной раздевалке. Наверное, это прекрасно.