Забытый
30 апреля 2018 г. в 22:41
Полуденное солнце стояло высоко в небе, освещая землю под собой. Жара была выше сорока градусов по Цельсию. Всё, что не было закрыто тенью от чего-либо, изнывало от зноя.
Фрисайд, несмотря на свою близость к сердцу Нью-Вегаса, в такую погоду был ничуть не лучше любого другого места во всей Пустоши. Жар от нагретой светилом земли, вонь и затхлость от мусора, грязи и пыли на улицах придавали воротам на Стрип этакую схожесть со входом в какой-то новый, элитный мир.
Метрах в двадцати от прохода на Стрип, который круглосуточно и ежедневно охранялся секьюритронами, вдоль дороги сидела длинная цепочка нищих. Перед каждым из них стояла открытая и изъеденная ржавчиной жестяная банка, либо просто протянутая пара рук, сложенных вместе. Поток туристов редко иссякал, разве что как раз в такие полуденные часы, но бродяги продолжали сидеть, ведь иногда мимо всё равно кто-нибудь проходил, в сотню раз реже, но всё же у человека появлялось сострадание к нищим, и, в помощь какому-то счастливчику, сверху могла упасть крышка, а то и две.
Среди всех этих бедолаг, ничем неприметный, сидел старик в лохмотьях. Он дурно пах, одежда состояла из поношенной, а в трёх местах и вовсе рваной, зелёной засаленной футболки, джинсов коричневого цвета с какими-то масляными пятнами и пары разношенных до миллиметровой толщины подошвы ботинок, на левом из них красовалась дыра в районе безымянного пальца. Его седая, с проплешиной у правого виска, голова, была покрыта лишь импровизированной банданой, сделанной из какого-то куска материи. Борода, которую нечем было сбрить, была неухоженной, нос был немного повёрнут влево, видно, из-за проигранного много-много лет назад боя на кулаках за что-то или кого-то. Глаза его были опущены вниз на выставленные перед собой ладони, в которых часа полтора назад появилась потёртая крышка из-под «Сансет Саспариллы». Те части его худого тела, что были не прикрыты одеждой, были очень загорелыми.
В общем, этот человек был ничем особым не отличим от других несчастных, что сидели слева и справа от него. Однако внешность не может полностью раскрыть человека, особенно тем, кто просто идёт мимо по свои делам на Стрип.
Этот старик по имени Том, по крайней мере он так представлялся ещё лет тридцать назад, прибыл в Нью-Вегас с одним из караванов откуда-то из Техаса. В кармане у него был десяток крышек, огонь в сердце, а в голове разум.
Том был наслышан об этом месте и примерно знал, чего стоит ожидать от сияющего неоном сердца пустыни Мохаве.
Нет, Том не был азартным игроком, обчистившим во всевозможные игры всех жителей родного городка на юге, который пришёл победить весь Стрип. Нет, Том не был искусным охотником за головами, да и в драках он за все предыдущие двадцать семь лет своей жизни не бывал. Он не был альфонсом, который парой слов мог получить всё, что пожелает, от падкой на лесть женщины. У него не было связей в этом городе. Он пришёл в этот город лишь за тем, чтобы побывать хоть где-то ещё, кроме своего городишка и его окрестностей.
За пару лет жизни во Фрисайде Том узнал, как там всё было устроено. Он поработал старателем в окрестностях Нью-Вегаса, пару раз доставлял посылки по городу. Видел чертей, которые учиняли свои зверства почти у самого магазинчика Мика и Ральфа. Работал в охране форта мормонов, который заняли Последователи Апокалипсиса. В то время эти помощники всех нуждающихся были заняты помощью раненым и зависимым от всякой дряни, какую можно было купить на улицах Фрисайда. Работа была непыльной, но вскоре на должность охранников по найму пришли обученные охранники из числа тех же Последователей Апокалипсиса, работавшие за идею, и Тома попросили уйти. Стоя на стене форта, Том ежедневно видел бегающих по улице детей. Они играли в догонялки и прочие игры. Однако парень давно подметил одну черту в них: они говорили на английском довольно ломано, хотя жили тут с самого рождения, а тут это единственный язык. Детям было от пяти до одиннадцати лет, но все они в разговоре звучали одинаково.
За те пару лет, что наш герой прожил во Фрисайде, он скопил порядка двухсот тридцати крышек. Парень понимал, что никогда ему не попасть ни в одно казино этого города, он бы и за две жизни не накопил бы необходимую сумму такой бедняцкой жизнью тут. Спал он в ночлежке, сговорившись с владельцем на неделю работы уборщиком в том же убогом месте, зато оплата снижалась до десяти крышек в месяц.
Том видел, что город ничего не давал своим жителям, а лишь обирал их до нитки, порой толкая на поступки, которые обрывали и без того печальную жизнь тут.
Лишь одно в этом месте было чем-то действительно чистым по своей природе – дети.
К тридцати годам наш герой понял, что ничего особого не сможет тут добиться, разве что гибели или зависимость от алкоголя или той дряни, что колют в себя местные наркоманы.
Том хотел сделать для этого мира хоть что-то доброе, изменить это место хоть сколько-нибудь в лучшую сторону. И он придумал как.
Однажды, когда ещё не было никакой подходящей работы, Том пошёл в магазин Мика и Ральфа и купил там пару книг. После, выйдя из магазина, он зашёл в подворотню и нашёл там большой кусок картона, который сложил пополам несколько раз.
Он подошёл к стенам старого форта, где работал год назад, и присел на картонку в тени. Затем он раскрыл книгу и начал её читать. Спустя час или два к Тому подошёл один из мальчишек, что, как и раньше, бегали по улице Фрисайда. Мальчик робко поинтересовался, что тут делает Том. Тот показал ребёнку книгу и, немного рассказав о ней, начал читать ребёнку вслух. Спустя минут пять ребёнок уже сидел на той же картонке, что и Том, и заворожённо слушал историю основания Америки.
Шли дни, и детей, бегающих у стен форта, становилось всё меньше. Спустя месяц вся та детвора, что с весёлыми криками носилась беспечно по улицам города, и вовсе исчезла.
Все эти дети день за днём приходили в один из переулков между разрушенными домами недалеко от входа на Стрип, где с интересом слушали то, что им читал или рассказывал своими словами Том. Он перестал искать работу, а те две сотни крышек, постепенно начал тратить на новые книги и даже бумагу, пригодную для письма, и карандаши. Он учил детей английскому языку, тому, как правильно говорить и писать. Учил детей счёту и прививал интерес к математике в общем. Рассказывал и вычитывал из купленных на свои крышки книг различные эпизоды из истории исчезнувшей ныне страны и старого довоенного мира. Обучал детей азам медицины и тому, что нужно помогать людям, невзирая на то, кто они, откуда и какой расы, особенно в отношении гулей. Изо дня в день. Иногда дети даже тайком от родителей приносили ему свои обеды.
Конечно же с первых дней, как только родители узнали о новом занятии своих чад, к Тому возникло недоверие и даже опаска, не растлевает ли он своих детей. Однажды даже один из отцов учеников пришёл к Тому с прямой угрозой, чтобы тот прекратил всё это. Мужчина был здоровый, крепкого телосложения и настроен был не только объяснить, но и силой принудить местного учителя отказаться от своего дела. Спустя пару часов, мужчина ушёл из того переулка, где преподавал Том. А ещё через час вернулся с парой крышек и стопкой потрёпанных книг. Вскоре после этого, дети вновь начали ходить в эту уличную школу или как её ещё называли «школа дяди Тома».
Через четыре месяца от начала своей работы, все дети Фрисайда ходили учиться к Томасу.
Ещё через месяц, к Тому пришёл один из издольщиков НКР, что обосновались рядом с внешней стеной Нью-Вегаса. Мужчина предложил устроить полноценный класс для занятий в одной из палаток на территории их фермы, чтобы и детям было удобно заниматься и безопасность была достойной. Другие родители не могли предложить Тому заниматься у себя дома либо из-за боязни за своё имущество, либо из-за почти неотличимых от места учёбы их детей условий жизни.
Шли месяцы, годы. Тома знала вся округа. Иногда Последователи Апокалипсиса присылали новые книги и тетради в помощь. Издольщики даже организовали для школы дяди Тома полноценные обеды.
Месяц за месяцем, год за годом.
Ученики приходили и уходили, а Том продолжал своё дело.
Тому тридцать пять. Тому сорок. Тому сорок пять. Тому пятьдесят. Учеников всё меньше.
Пятьдесят два года. Условия работы издольщиков стали жёстче из-за новых законов и налогов в НКР, из-за чего школу дяди Тома на ферме пришлось закрыть. Проработав в том переулке, где всё начиналось, Том вынужден был купить пистолет и всегда быть готовым к тому, что на улице или в его переулке на него могут напасть.
Спустя ещё пару лет Том выпустил свой последний класс. Видимо, больше никому во Фрисайде не нужно было образование. Дети, чьих старших братьев и сестёр Том когда-то обучал, теперь не ходили в школу дяди Тома, они с малых лет зарабатывали зазывалами, посыльными и прочими делами по мелочи.
В пятьдесят шесть Том оказался на улице. Когда он только начал своё дело, хозяин ночлежки где жил наш герой с уважением отнёсся к его делу и разрешил бесплатно жить у себя. Затем, когда Тому стукнуло пятьдесят пять, хозяин его жилища сменился и стал требовать полную плату. Терпев долги за жильё около года, новый хозяин ночлежки выгнал Тома на улицу.
Прежние ученики перестали навещать зачахнувшего учителя. Том забыли. Том остался один.
И вот, старик сидит на краю тротуара у дороги на Стрип в непотребном виде с протянутыми руками и скрюченными тонкими пальцами, в ожидании крышки от проходящего мимо незнакомца.
Но в душе Том счастлив.
Он знал, что однажды либо просто погибнет ввязавшись в какую-то авантюру ради горстки крышек, либо подобным образом окажется на любой другой обочине будучи немощным стариком. Но его радовало то, что несмотря на это, он потратил свою жизнь не в пустую в погоне за жаждой накопительства, а дав воспитание и знания детям, которые теперь, если они ещё живы, хоть они и забыли или просто не могут прийти к своему учителю, могут жить лучше, чем без них, а после передать это своим детям.
Эта история не о лучшем стрелке, не о величайшем игроке, эта история о человеке, который сделал для этого мира куда как больше, чем первые два, а потому, она достойна считаться легендой Мохаве.