Недотрога

Вечеринка у Юби и вправду собирает рекордное количество народа, и голова субботним утром болит от пары лишних коктейлей и недосыпа. Это ты, бесноватый шмель? Жив еще, старый товарищ? Тянь с чашкой кофе и сигаретой усаживается на корточки перед панорамным окном во всю стену. Рассматривает тлеющий кончик со всех сторон, проверяет входящие сообщения на мобильном. «Было здорово…» «Может быть, завтра…» «Если хочешь, мы могли бы…» Разные номера, некоторые даже в справочнике не сохранены. Но это — нормально. Привычно, как боль в виске. И скучно, скучно, блядь. Задумчиво вертит в пальцах чужую зажигалку — пополнение коллекции. И это тоже было скучно. С ехидной усмешкой набирает сообщение для Юби: «Скажи «мяу» :)» А вот это, возможно, будет весело. Откладывает мобильник, глубоко затягивается, переводя взгляд на просыпающийся город. Красивая картинка, в которой ничего не меняется. Этой картинкой он любуется ежедневно на протяжении последних двух лет, с тех пор, как развелись родители, и встал вопрос с кем из них он останется. И это было эпично, да. Тянь с раздражением ждал очередного скандала, а то и судебного процесса — при расставании предки, видимо, решили отыграться друг на друге за все обиды, нанесенные за двадцать с лишним лет совместной жизни, и делили нехилое состояние с таким остервенением, будто от каждого юаня зависит их жизнь. Развод превратился в цирковое шоу со знатными спецэффектами — что-то даже в таблоиды попало. Огромный особняк или «родовое гнездо», как насмешливо называли его родители, тоже поделили и выставили на продажу, а Тянь, в ожидании, когда его самого поделят, временно переехал к дяде. У Тяня пожеланий по этому вопросу не было: отношения с новым возлюбленным матери не сложились с самого начала, наблюдать за ежемесячной сменой пассий отца, путаясь в именах и лицах, и вовсе не было никакого желания. Через пару недель после переезда, дядя улетел в штаты, спросив напоследок, знает ли он, как включается плита. Мать с отцом поначалу названивали с упорством телефонных маньяков, едва ли не ежедневно, проверяя, все ли с ним в порядке, и рассказывая о преимуществах переезда к каждому из них. Потом. Позже. После того, как обустроятся. Обустройство растянулось на неопределенное время, а Тянь остался один в квартире площадью почти в пятьсот квадратов с окном во всю стену, безупречно обустроенной кухней и почти полным отсутствием другой мебели. Шика-а-а-арно. Через месяц к поредевшим звонкам родителей добавились звонки старшего брата. Пропущенные. Всегда. Но братец у него упорный — это у них семейное. Выцепил Тяня на выходе из школьных ворот, чтобы спросить, не хочет ли он переехать к нему. Тянь молча выслушал, с чувством глубокого удовлетворения медленно-медленно поднял руку с вытянутым средним пальцем и пошел прочь. Примерно так они и общаются. Мебели в квартире с тех пор так и не прибавилось, потому что ему нравится так, как есть: огромная кровать, диван, шкаф, плазма в полстены и ощущение свободы. Идеальный интерьер, который слегка портят картонные коробки со всяким хламом, которые он притащил из дома при переезде и так и не разобрал. Потому что сначала был уверен, что его пребывание здесь — совсем ненадолго, а потом — ай, да плевать, стоят себе и стоят. А в целом — отлично все. Вот только отношения с плитой по-прежнему не складываются. Тянь иногда думает, что это что-то вроде закона равновесия: кухонная техника компенсирует обожание окружающих. Вот тебе очередная влюбленная дурочка, ну или изредка — дурачок, а вот — сгоревшая сковородка. Но в отличие от взаимоотношений с подобными экземплярами, раз в неделю Тянь все-таки решается попробовать начать все сначала, дать им с плитой еще один шанс узнать друг друга получше и вместо того, чтобы заказать доставку из ресторана, отправляется за покупками.

* * *

Дорога до магазина занимает чуть больше времени, чем обычно: двигаться вообще лень, и Тянь успевает пожалеть, что решил прогуляться вместо того, чтобы вызвать такси. Солнце нещадно припекает, обласкивает лучами до перегревшейся макушки и белых пятен перед глазами. Настроение стремительно прыгает вверх, как только взгляд натыкается на рыжую шевелюру и нахмуренные брови. Ссадина на скуле зажила, губа — еще не совсем, из нового — эластичный бинт на левом запястье, сбитые в хлам костяшки на правой, и длинная царапина от виска к подбородку — это, интересно, чем так? Рыжий сидит на парапете, жует какой-то сэндвич или что у него там, и злобно бросает мимо проходящей девчонке: — На что уставилась? Та перестает кокетливо улыбаться и спешит прочь. Серьезно? У тебя со всеми так? Но Тянь же не все. — Привет. — Склоняя голову и слегка улыбаясь той самой улыбкой, от которой у нормальных людей дыхание сбивается. У этого с дыхалкой полный порядок, мажет равнодушным взглядом от макушки до фирменных кед и просто отворачивается. Та-а-ак. — Живешь в этом районе? — Тебе-то что? — Интересно. — Отвали. Хэ Тянь только плечами пожимает. — Разговариваешь, как с врагом. — Да че ты докопался? — Ты готовить умеешь? — Чего? — Не знаю чего. Чего-нибудь. Овощи, мясо. Рыжий хмурится, ведет глазами вправо, явно осмысливая, возвращается взглядом к Тяню и хмурится еще больше. Что ж ты такой непонятливый. Ну бесит уже, правда. Поэтому Хэ Тянь просто закидывает руку ему на плечо и дергает, заставляя встать. Планов на день никаких и да, опять скучно. — Пошли, приготовишь завтрак. Непонимание на лице Рыжего сменяется удивлением и злостью так стремительно, что Тянь едва успевает уловить эту перемену. Выкручивается, словно его каленым железом приложили, скидывает руку, отворачивается и, уже сделав пару шагов, едва ли не шипит: — Ты, блядь, больной? Отъебись от меня. Рыжий сваливает стремительно, а Тянь с трудом сдерживает улыбку. Ну вот и развлечение на ближайшие пару дней. Ничего же так вроде, интересный диалог получился.

***

Как оказалось, с Рыжим диалоги всегда интересные. Содержательные, информативные, с подробным описанием пути следования, точным указанием пункта назначения и предложением заключения договора с собственными половыми органами. Прелестно. Тяня за всю его жизнь столько не посылали. Правда, он за всю свою жизнь так никого и не доставал. Пара дней незаметно переросла в пару недель и это, похоже, не предел. Как дурная привычка, которая слишком уж быстро укоренилась. Как чашка черного кофе с сигаретой на голодный желудок. Вот знаешь же, что ничего хорошего в этом нет, а отказать себе в удовольствии не можешь. Думаешь, что надо завязывать, пока не заработал язву или еще чего похуже, но если утром обнаруживаешь, что забыл купить сигареты или кофе закончился — настроение портится. Вот так и с Рыжим. Норма жизни — выбесить его утром. Если не получилось, нужно докопаться в течение дня. Развлечься хамским диалогом после занятий — тоже неплохо, но, честно говоря, уже пригорает. А если так и не довелось пообщаться — день говно, но такое бывает крайне редко, Тянь старается не отказывать себе в маленьких радостях жизни. Привычка. Одни и те же действия на протяжении определенного периода времени. Хотя за последнюю неделю наметился серьезный прорыв. Началось-то все как обычно: — Привет, дворняжка! Соскучился по мне? — Когда ты уже сдохнешь? — Ты такой ми-и-илый. Тебя родители из дому сбежать не просили? — На хуй иди. Началось-то, как обычно, но, черт… кофе в тот день все-таки закончился, последняя сигарета в пачке оказалась сломанной, а шмель в голове, похоже, завел подружку. И как-то само собой получилось сгрести Рыжего за футболку, впечатать спиной в стену и склонившись поближе, злобно прошипеть: — Еще раз меня пошлешь, я возьму стальную проволоку и зашью тебе рот. И для убедительности надавить подушечкой большого пальца на губы. Черт. Как статикой дернуло. До самого плеча прострелило и глухо отдалось в затылке. Даже шмелиная семейка в голове настороженно притихла. Тянь, честно говоря, тоже притих, выпал из реальности, залипая на эти губы и линию подбородка. А потом колено Рыжего прилетело чуть ниже ребер, кулак Хэ Тяня в солнечное сплетение и понесла-а-ась…

***

Теперь у них новая привычка, основанная на лютом взаимодействии. Тихо подкрасться, закинуть руку Рыжему на плечо, взъерошить волосы и, едва ли не прижимаясь губами к уху, обронить очередную гадость. Дождаться удара локтем под дых и тут же приложить в обратку. Это у них вместо приветствия. И, господи, блядь, как же ему нравится. Спроси его кто, что именно нравится, ни за что не смог бы ответить. Он и самому себе не может. Просто нравится и все. Может быть, то, что Рыжий единственный, кто не жаждет с ним общения, и это странно, непривычно, не укладывается в норму. Ну, потому что — это же он. И уязвленное самолюбие противно повизгивает после каждой хлесткой фразы и нового тычка под ребра, а любопытство едва не хлопает в ладоши от нетерпения — ну давай же, давай посмотрим, что у него там внутри и почему он такой неправильный. А еще это рыжеволосое существо упрямо почти до идиотизма и полного отсутствия инстинктов самосохранения. Бойцовские навыки уличного хулигана не идут ни в какое сравнение с почти безупречной, отточенной с персональным тренером техникой Хэ. Рыжий знает это, знает, что будет больно, но каждый раз ощетинивается с такой яростью, что индикатор настроения подскакивает вверх на десяток пунктов. Он весь — сплошная эмоция, горючая концентрированная экспрессия, подойди поближе — выплеснется прямо на тебя, согревая до ожогов. И да — Тяню нравится. Новые синяки расцветают на теле быстрее, чем сходят старые, и он рассматривает их вечером в большом, во всю стену зеркале в ванной с чувством странного удовлетворения и легкой примесью возбуждения. И так — каждый день, не считая выходных. У Рыжего в глазах злость, почти бешенство, у Тяня — веселье. Чженси и Цзянь наблюдают за этим и крутят пальцем у виска. Однако, когда Рыжий в очередной раз проходит мимо баскетбольной площадки, Чженси пасует ему мяч и кричит, что им в команду не хватает игрока. Тянь даже от болтовни с Юби отвлекается, наблюдает с интересом, пребывая в абсолютной уверенности, что сейчас этот мяч впечатается Чженси в лицо. В лучшем случае, Рыжий его просто отшвырнет, послав того в дальние ебеня. Но Рыжий же псих, а психи — народ непредсказуемый. Он просто возвращает мяч Чженси и идет на поле, на ходу стягивая толстовку. Тишина повисает мертвая. Парни на площадке настороженно переглядываются, переминаются с ноги на ногу, и только Цзянь радостно орет: — Вы что, рыжих никогда не видели? На что уставились? Играем! Тянь, по правде говоря, тоже уставился. Потому что… ну, это же Рыжий. У Рыжего — имидж. Таскаться с хмурой рожей, слать всех по матери и лезть в драку по любому поводу. Скакать конем по площадке — в этот имидж не вписывается. Наверно, именно поэтому так интересно наблюдать. И это никак не связано ни с растянутой майкой, оголяющей ключицы, ни с тем, как задыхающийся Рыжий облизывает губы. Нет. Не-е-ет, блядь, нет. — Твой новый друг? — презрительно тянет Юби, проследив за его взглядом. Тянь пропускает фразу мимо ушей, только дергает плечом — мол, не знаю, возможно, определяюсь. Юби тоже молчит в ожидании ответа, и ответить хоть что-то надо, конечно, вот только сосредоточиться не получается, потому что там, на поле, Рыжий в прыжке закидывает мяч в корзину, изогнувшись так, что футболка задирается вверх, обнажая рельефные мышцы живота. — Тянь? Ты шутишь? На отбросы потянуло? — морщится Юби. — Не то чтобы сильно. — Он же дикий. Тебе не светит. Тянь протягивает руку ладонью вверх и вопросительно приподнимает брови: — Или лучше скрепим поцелуем? Юби вместо ответа поворачивается так, чтобы оказаться лицом к лицу, прищуривается и медленно качает головой. — Не-а. Поищи оправдание своих больных желаний в другом месте. Ты хоть знаешь, что про него говорят? Там семейка — полный треш, отец сидел в тюрьме за убийство, мать вроде психованная, да и он сам не совсем нормальный. Он учится хуже всех и его вот-вот отчислят. И с ним вообще никто не общается. И все эти драки… — Ты на него что, досье собирала? Юби поднимает на него красивые, в кои-то веки серьезные глаза. — Тянь, ты что правда не видишь? С ним что-то не так. И хватит улыбаться, не смешно. — Юби вздыхает и некоторое время внимательно рассматривает собственные балетки, тонким отточенным движением потирает лоб. — Про него ходят слухи, Тянь. Странные. Помнишь кота, который жил за школой? Серый такой, облезлый, у него еще половины уха не было. Говорят, этот его выловил и куда-то утащил. Не знаю, что он там с ним сделал, но после этого он еще неделю ходил по локоть в бинтах, а кота больше никто не видел. Юби подхватывает со скамейки школьную сумку, косится на него и, покачав головой, тихо бросает перед тем, как повернуться спиной: — Остановись, Хэ. Скучно? Найди что-нибудь другое и держись от него подальше. На площадке Цзянь радуется победе, висит у Чженси на шее и, подскочив к Рыжему, тянет «пять»: — Круто, может, еще как-нибудь сыграем? — Не знаю. Вряд ли. — Рыжий смотрит на вытянутую руку и прячет свои в карманы штанов. Отворачивается, замечает удаляющуюся Юби, смотрит вслед долго и пристально и вдруг припечатывает Тяня таким ядовито-ненавидящим взглядом, что у того на секунду в прямом смысле перехватывает дыхание. Глаза в глаза, и Тянь вдруг отчетливо понимает, что если сейчас у него за спиной завизжит пожарная сирена, пронесется стадо единорогов или ебанет ядерный взрыв, все равно не оторвется. Это не просто притягательно, это вообще за гранью. Потому что на него никогда и никто так не смотрел. Найти что-то другое? Держаться подальше? Как, блядь?