***
Начало было вполне нормальным и обнадеживающим: Рыжий, глядя на его забинтованную руку и скорбное выражение лица, согласился поехать к нему. Вот на том нормальное и кончилось. Тяню казалось, что это станет переходом на новый уровень общения, ну, со всеми этими «Привет, как дела?» и «Встретимся после занятий». По крайней мере, на ближайшие дни план был таков. У Рыжего, оказывается, тоже был план: приготовить пожрать, раз попросили, и свалить, как можно быстрее. У Рыжего, похоже, свой особенный взгляд на все, и к нормальному этот взгляд никакого отношения не имеет. Что говорят нормальные люди, попав в его квартиру? Много чего, а иногда просто восхищенно молчат. Вот Цзянь с Чженси осматриваются, выдавая одну за другой правильные реплики: — Ух ты, вот это вид! — Сколько же здесь места и, господи, сколько это стоит? Что говорит Рыжий? Ничего. Мажет взглядом по голым стенам и передергивает плечами так, будто он в морозильную камеру забрел, а не в квартиру с дизайнерской отделкой и потрясным видом на город. Никак не комментирует шикарную панораму, хотя разглядывает с интересом, зато выразительно приподнимает брови, заметив на дальней стене баскетбольную корзину и многозначительно кивает: — Охуеть. — Здесь хорошая шумоизоляция, я никому не мешаю, — улыбается Тянь, но чувствует себя так, будто оправдывается, сам не зная зачем. — Тянь, Тянь, это же шикарно. — Цзянь, как всегда, в эмоциональные моменты, повисает на Чженси и абсолютно не замечает, как тот пытается его отодвинуть, упираясь ладонью в щеку. — Тут же ночью, наверно, вообще глаз не оторвать, да? — Да. Оставайтесь с ночевкой, посмотришь. Диван, правда, даже в разложенном виде узковат, но если обниметесь покрепче, точно поместитесь. Тянь, поймав злобный взгляд Чженси, расплывается в довольной улыбке и, подхватив пару брошенных на полу пакетов с продуктами, кивает Рыжему: — Пойдем, покажу кухню. Рыжий идет за ним молча, с нечитаемым выражением на лице, глядя прямо перед собой. Спокойный. Отрешенный. Наверно, примерно так Мария Антуанетта шла на эшафот: вариантов нет, зато чувства собственного достоинства хоть отбавляй. Замирает слегка, когда в поле зрения появляется кровать и напряженно поджимает губы, когда за спиной, эхом отражаясь от стен, разносится Цзяневское: — Вот это траходром, господи. — Нравится? — Тянь поворачивается и, двигаясь по направлению к кухне спиной вперед, предлагает. — Хочешь сегодня спать со мной? Вроде бы к Цзяню обращается, вот только смотрит он при этом на Рыжего. И да, он готов поклясться, что тот только что слегка захлебнулся воздухом. Цзянь с Чженси улыбаются синхронно и так же синхронно, как по команде, салютуют средними пальцами. Тянь отвечает тем же и улыбается, заметив, как Рыжий облегченно выдыхает. Проходит дальше, снова ежится и, зацепившись взглядом за картонные коробки рядом с кроватью, спрашивает: — Ты тут недавно? — Два года. — Че, на мебель денег не хватило? — Не хочу портить интерьер своим плохим вкусом. И тогда Рыжий впервые делает то, что к концу недели вернется к Тяню ощущением неясной тревоги: слегка склоняет голову набок и холодно улыбается одним уголком рта. Сверлит его янтарными глазами, которые сейчас, несмотря на цвет, кажутся ледяными, и от этого взгляда хочется потереть лицо ладонями. Чувство такое, что он смотрит сквозь. И черт его знает, что он там видит, но — неприятно. А потом только — раз, и все по-прежнему. И Рыжий тихо хмыкает и отворачивается, на кухню проходит первым, оглядывается. — И где у тебя что лежит? — Изучай самостоятельно, быстрее запомнишь. — Тянь, поймав непонимающий взгляд, расплывается в улыбке, показывая руку. — Это заживет нескоро. Не дашь же ты мне с голоду умереть? И это, определенно, мимо. Рыжий взрывается мгновенно. — Я, блядь, тебя не просил… И резко затыкается, как если бы споткнулся на собственных словах. Быстро перебегает глазами от Тяня к появившемся Чженси и Цзяню, хмурится, сжимает зубы и выдает тихое: — Спасибо. Тянь даже думает, что ему послышалось. Рыжий — и признательность? Рыжий — и благодарность? Рыжий — и даже на хуй не послали? Чженси, судя по приоткрывшемуся рту, тоже удивился. И только Цзянь гасит неловкую паузу своим звонким и смешливым: — Что ты! Мы же друзьяшки! Предлагает Рыжему помощь, но тот только головой качает: — Не надо, я сам все сделаю. Цзянь с Чженси переглядываются растерянно, на Тяня смотрят, будто ждут, что тот сейчас скажет какую-то волшебную фразу, и Рыжий вдруг начнет проявлять чудеса дружелюбия. Беда в том, что нет у Тяня этой фразы, не придумал пока, только руками разводит: мол, сам, так сам, не трогайте. А про себя думает, что это как с бродячей собакой: если притащил в дом, нужно оставить в покое, чтобы к обстановке привыкла, убедилась, что опасности нет, пообвыклась, если попытаешься сразу погладить — цапнет и рванет к выходу. Чженси с Цзянем, кажется, понимают, уходят, и через пару минут из комнаты начинают доноситься характерные звуки: приставка и телик обнаружены, а значит, в ближайшее время этих двоих на кухне можно не ждать. Рыжий аккуратно вымывает овощи под проточной водой, косится на Тяня: — А ты? — Что я? — Будешь наблюдать? Тянь устраивается поближе к вытяжке, а заодно и к Рыжему, закуривает скорее для того, чтобы занять руки, а не потому, что на самом деле хочется. — Ага. — Боишься, что я тебе яду подсыплю? — Зря боюсь? — Конечно. Я не планировал тебе готовить, не захватил с собой. Рыжий отшучиваться пытается, но Тянь видит, что ему некомфортно, и он на самом деле предпочел бы остаться один. Он, похоже, и правда решил, что приготовить поесть — это тупо приготовить поесть, и сейчас настороженно косится на Тяня, явно не понимая, почему тот не уходит. А Тянь ловит себя на том, что понятия не имеет, о чем с ним говорить. Вот вообще. Они ведь за прошедший месяц ни разу не говорили. Тот обмен любезностями, который у них обычно происходит, разговором никак не назовешь: слишком коротко, зло и ядовито. И зачастую — физически больно. Рыжий, наверно, тоже о чем-то подобном думает, сжимает плотно губы, раскладывает овощи на разделочной доске, недовольно косится на Тяня. — Не люблю, когда над душой стоят. Свали куда-нибудь, я позову, когда будет готово. Тянь валить никуда не хочет. Тянь хочет стоять и рассматривать. Потому что по сути впервые видит Рыжего в такой вот относительно спокойной обстановке, когда он не пытается сбежать и не орет в лицо очередную мерзость. Но Рыжий так и застывает с ножом в руке, явно ждет, когда Тянь уйдет. — Ладно. Если что, зови. И да, он зовет. Спустя час. По пути с кухни к входной двери. Громко, на ходу бросает «Я закончил. Я пошел» и едва не с разбегу влетает в растасканные кеды. Тянь аж дар речи теряет: нет, ты это серьезно? — Ты что, не останешься? — удивляется Цзянь. Рыжий удивляется еще больше: — Нет, конечно, зачем? Входная дверь хлопает раньше, чем Тянь успевает что-то подумать, не то что сказать. Но постепенно мысль все-таки формируется в голове: черт, это — провал.***
Полный, — думает Тянь, когда все это повторяется на второй день. Рыжий ждет их у школьных ворот после занятий, с Цзянем и Чженси здоровается, на Тяня — кривится, но домой к нему все-таки едет. Едва зайдя в квартиру, уходит на кухню, злится, когда там появляется Тянь. Молчит. Кажется, с трудом дожидается, пока тот покурит и уйдет. Сбегает, спустя час, оставив на плите вкусно пахнущее мясо с овощами и идеальный порядок на кухне, а не как оно обычно у Тяня — будто там кони апокалипсиса гарцевали. День сурка, блядь, какой-то, — думает Тянь на третий день, сидя на полу рядом с диваном и не слишком внимательно глядя на экран. Фыркает, когда Цзянь задевает его не то коленом, не то локтем при очередной попытке обвить конечностями Чженси как можно плотнее. Тяня эта возня успокаивает, наблюдать за этими двумя — это как смотреть хороший фильм с незатейливым сюжетом, когда все указывает на хэппи энд, но трогательных ярких моментов так много, что все равно интересно. Чженси требует от Цзяня вести себя спокойнее, и Тянь думает, что у чувака поистине железная выдержка. У Чженси каждый раз, после вот таких цзяневских обнимашек, руки слегка трясутся, а на скулах проступают алые пятна, и глаза становятся пьяные-пьяные, но он упорно делает вид, что это вообще ничего не значит — так, издержки крепкой мужской дружбы. Тянь же надеется, что когда того все-таки сорвет, это произойдет не в общественном месте. «Нужно что-то делать», — бодро вопит на экране один из героев, и Тянь с ним полностью согласен. Пожалуй, и правда, пора. Рыжий на его появление на кухне реагирует так же, как вчера и позавчера: поджимает губы и явно дождаться не может, когда Тянь свалит. — Ты покурить? — Нет. Мы с тобой сегодня будем готовить вместе. Потом будем вместе есть. Если ты против, я тебя вырублю и привяжу к стулу. Вопросы? — Тебе от Шэ Ли в голову не прилетало? — Дай, — Тянь тыкает пальцем в разделочную доску и снимает с магнитного держателя нож. — И раз уж ты заговорил о Шэ Ли, как раз хотел спросить, зачем ты согласился на эту историю с девчонкой? У Рыжего, кажется, даже рот приоткрывается, эдакое безмолвное обреченное сожаление. Качает головой, но доску Тяню все-таки подает. — На «эту» я не соглашался, мы договаривались о другом. — А зачем ты вообще с ним связался? Тебя отчислить могли. — Да, — кивает Рыжий, — именно на это я и рассчитывал. — Зачем? Рыжий подвисает на пару секунд, будто Тянь спрашивает какие-то совсем уж очевидные вещи. Ножом скидывает аккуратно порезанные кусочки мяса с доски на раскаленную сковородку, перемешивает. — Чтобы тебя больше не видеть. И еще мне должны были заплатить. — Тебе денег не хватает? — Не хватает. — На что? — Не твое дело. Ну вот и поговорили. Тянь только ладонью лицо трет — ну вот что с ним делать? Забирает часть очищенных овощей у Рыжего, который уже что-то там крошит, бодро отбивая зажатым в левой руке ножом такт на три доли. — Ты левша? — спрашивает Тянь и мысленно хвалит себя за попадание в хит-парад идиотских вопросов. — У меня обе руки работают почти одинаково. — Ух ты, я тоже так хочу. — Тянь старательно примеривается ножом к лежащей на доске луковице. Получается, как всегда, хреново, слишком громко, и с отлетающими из-под ножа кусками. Рыжий смотрит и тихо фыркает от смеха: — Да у тебя, похоже, так и есть. И ему бы, конечно, ответить что-нибудь в тон, хлесткое и язвительное, но в голове резко становится пусто. Потому что вот это фырканье — первый и единственный раз, когда он видел, как Рыжий смеется. Красиво. Красиво, блядь. И так непривычно, что на какое-то время Тянь забывает, как дышать, забывает, для чего он здесь и просто очень хочет посмотреть еще раз.***
Рыжий остается на ужин. Рыжий пытается общаться с Чженси и Цзянем. Рыжий старательно не смотрит на Тяня, но кивает, когда тот спрашивает придет ли он завтра. Тщательно наводит порядок на кухне, пока остальные усаживаются перед телевизором за очередной ужастик. Пару минут спустя, Чженси, кое-как отлепив от себя Цзяня, уходит к письменному столу, достает из школьной сумки пару тетрадей и ручку. — Ты зануда, – тянет Цзянь, тут же утратив интерес к происходящему на экране, — потом никак? — Никак, — непреклонно отвечает Чженси. — Это «потом» длится три дня и с места не двигается. Если завтра не принесу решения, пролечу с участием в олимпиаде по алгебре. А заодно и с новым геймпадом, у нас с мамой нерушимое соглашение. Цзянь уныло лепечет про тоску смертную, но в итоге поудобнее разваливается на диване и с интересом наблюдает за Рыжим, который подходит и заглядывает через плечо Чженси в разложенные тетради и учебник. Хмурится, раздумывая, но все-таки предлагает: — Давай я. — Что ты? — Помогу давай. — Рыжий раздраженно дергает плечом и, кажется, вообще не замечает трех пар глаз, которые удивленно пялятся на него. Чженси отводит взгляд, в силу природной дипломатичности стараясь подобрать слова, чтобы не сильно обидеть. — Спасибо, конечно, но, знаешь, это повышенная сложность, а ты вроде как вообще… — замолкает смущенно, встретившись взглядом с Рыжим. — Ну, если хочешь, можешь, конечно, попробовать. Тянь слушает этот диалог, сдерживая улыбку — надо же, попытка помочь. Понятно, что бесполезная, Рыжий — один из худших учеников не только на потоке, но и вообще в школе, имя не сходит с доски позора, месяц за месяцем висит на законном месте, как раз напротив его, Тяневского, которое неизменно в списке «лучшие». Рыжий склоняется над столом, вертит карандаш в руке, быстрым отточенным движением пропуская между пальцами, а потом начинает писать и, судя по тому, как хмурится Чженси, что-то идет не так. Но Рыжий, кажется, не замечает ни растерянного Чженси, ни рассматривающего его Тяня. Пишет быстро, отрывисто и как-то дерганно, стоя все так же, согнувшись над столом. — На. — Спустя пару минут отодвигает лист бумаги в сторону Чженси. — Тут два варианта решения, есть еще третий, но он корявый. Если че — я могу подробно объяснить. Чженси смотрит на этот лист мельком, потом более внимательно, смотрит на Рыжего, хмурится и лезет в последние страницы учебника с указанием проверочных ответов. Поднимает глаза на Рыжего. — Ты щас как это сделал? И Тянь просто не может усидеть на месте. Подходит и аккуратно выдергивает лист из пальцев Чженси. Первое — он никогда в жизни не видел настолько корявого почерка, у него даже наклон в разные стороны. Второе — такое нельзя решить за две минуты без черновика и калькулятора, он отлично помнит эти задания по прошлому году. Третье — Рыжий может. — Эм-м-м. — Чженси смотрит на Рыжего, и взгляд у него заинтересованный. — Спасибо. Да. Офигеть. А… слушай, если ты вот так можешь, почему ты учишься хуже всех? Рыжий молчит и, кажется, уже жалеет о том, что сделал. Вместо ответа только плечами передергивает. — Мне идти пора. Если нужно будет помочь, обращайся. Направляется к двери, сбегает, как обычно, но притормаживает, когда Чженси — господи, храни Чженси — просит оставить мобильный. Не сказать, что делает это с радостью, но Чженси парень такой: когда он вот так серьезно говорит «мне нужен твой мобильный», мало кто ответит отказом. Потому что в исполнении Чженси после этой фразы непременно ждешь продолжения вроде «твоя одежда и твой мотоцикл», а когда понимаешь, что все ограничится всего-то телефонным номером, кажется, что это — не так уж и много. Рыжий диктует номер и столкнувшись взглядом с Тянем, краснеет. А как только оказывается за дверью, Тянь улыбается Чженси от уха до уха. Тот только отмахивается: — Да, да. Перешлю. — Не надо. Я запомнил. Вечером, уже лежа в кровати, Тянь долго вертит телефон в руках, пару раз набирает и стирает сообщение, понимая, что независимо от того, что он напишет, для Рыжего это будет перегиб. В итоге останавливается на нейтральном «Сохрани мой номер. Хэ» и, кажется, выбирает правильно — Рыжий не отвечает, хотя получено-прочитано. Молчит, вместо того, чтобы послать куда подальше. А это уже прогресс. И Тянь не удерживается: спустя полчаса отправляет вдогонку «Сладких снов, Рыж». Ответ приходит почти мгновенно «Не зови меня так. И не пиши мне».***
В четверг Рыжего в школе нет. Сначала Тянь думает, что он, как и несколько последних дней, просто прячется в течение дня, но после занятий будет ждать у ворот. Не ждет. Вызов Тяня сбрасывает, но на сообщение отвечает, что занят и сегодня он никуда не идет. Цзянь, усевшийся рядом с Тянем на обочину, вопросительно вскидывает брови: — Неужели у нас выходной? Нет, Хэ, серьезно, долго еще мы с Сиси будем таскаться к тебе, как на работу? — Потерпи, — нараспев отвечает Тянь и, натолкнувшись на недовольный взгляд и тихое сопение, со смехом продолжает. — Друзьяшки мы или нет? Не злись, завтра — последний раз и можешь тащить своего Чженси куда захочешь. В пятницу Рыжий дожидается их на выходе из школы, и Тяню одного взгляда хватает, чтобы понять, что у него вчера были за дела: на скуле свежая ссадина, над бровью небольшая, но глубокая царапина с запекшейся кровью. На шее и предплечьях несколько пластырей, и костяшки на правой руке неаккуратно, в несколько слоев заклеены пластырем. Стоит вроде ровно, не горбится, вбок не наклоняется — судя по всему, ничего серьезного, но Тянь все равно чувствует, что внутри начинает глухо ворочаться раздражение. — Повеселился? — Отъебись. Рыжий подхватывает с пола брошенную сумку и первым направляется к воротам. Злой. Снова весь дерганный. Снова молчит всю дорогу. На кухню уходит тоже молча и гремит посудой так, что Цзянь некоторое время досадливо морщится, а потом все-таки пихает сидящего рядом Тяня плечом: — Че он психует? — Он всегда психует, — отмахивается Тянь, но, зайдя на кухню, едва сдерживает желание предварительно по косяку постучать, оповещая о своем присутствии. На всякий случай. Рыжий на Тяня бросает один-единственный короткий взгляд, зато смотрит так, что если бы взглядом можно было испепелить, Тянь бы сейчас горсткой пепла улетал в вытяжку. Рыжий злится на что-то, вот только Тянь понятия не имеет на что. Рассматривает его молча и чувствует, что тоже начинает злиться. Так и хочется схватить за плечи, повернуть к себе и зашипеть в лицо «Что тебе, блядь, опять не так?» Сдерживается только потому, что понимает, что вместо ответа услышит, как хлопнула входная дверь, и все приложенные усилия пойдут прахом. Но ближе все-таки подходит, совсем рядом становится, наблюдает, как Рыжий орудует ножом, а потом замечает, что силиконовый браслет, который тот обычно таскает на запястье, висит на подвесном крючке для чашек рядом с раковиной. Снимает, прежде чем успевает подумать, на автомате вертит в пальцах, раз за разом растягивая и позволяя гибкому материалу принять прежнюю форму. Рыжий косится на него с еще большей злостью. — Нравится? — Да. Подумываю забрать себе. Рыжий выдергивает браслет из пальцев и молча возвращает на прежнее место. — Не трогай. И вообще, съеби отсюда. — Отлично, режим гопника активирован. — Чего? Тянь только головой качает: — Если бы окружающие узнали, что ты можешь общаться нормально, относились бы к тебе лучше. — И на кой оно мне? — Ну, может, чтобы тебя психом не считали, не? — Не. — Ты вообще знаешь, какие о тебе слухи ходят? Говорят, что ты убил кота, который жил за школой. Рыжий застывает на мгновение, упирается взглядом в стену, хмыкает. — И съел? — Что? — Убил и съел? — Поворачивается к Тяню лицом, и от его взгляда становится не по себе. Тянь уже видел этот взгляд: когда Рыжий смотрел на лист бумаги со сложными уравнениями Чженси, точно зная — решит за пару минут. Вот именно так он сейчас смотрит на Тяня, и от этого взгляда и кривой усмешки морозом по коже продирает. А потом Рыжий качает головой и возвращается к готовке. — Серьезно, Хэ, свали отсюда. Мешаешь. — Свалю, если пообещаешь остаться на ужин. — Зачем? — Ну, люди делают так, знаешь. Едят вместе. Смотрят телик. Общаются. Тебе стоит привыкать к этому. Рыжий только сопит недовольно, слишком усердно перемешивает овощи на сковородке и, не сдержавшись, отшвыривает лопатку в раковину, поворачивается к Тяню лицом. — Да какого хера ты докопался, а? Зачем вот это все? Ужины, общение. Что тебе, блядь, вообще от меня нужно? Рыжий смотрит и ждет ответа, а Тянь смотрит и думает, что у него очень красивый рот. Грязный, но красивый. Вот так посмотришь повнимательнее, и начинает доходить, как оно получилось с тем поцелуем. Еще немного посмотреть — и, кажется, еще раз получится. Вот прямо сейчас. Рыжий будто мысли его читает, отшатывается на пару шагов. — Я вообще-то с тобой говорю, эй! Тянь только ладони примирительно вскидывает, уходит и, уже стоя у самой двери, тихо отвечает: — Да ничего мне не нужно. Просто ты мне нравишься. Очень. Тянь ждет чего угодно, от гневного вопля, до прилетевшей в спину чашки, но Рыжий молчит. И это так подозрительно, что Тянь оглядывается на всякий случай и глаза от удовольствия закатывает, когда видит, как у стоящего спиной к нему Рыжего резко краснеет шея. Это, кажется, прямое попадание. Он, кажется, только что нашел что-то, от чего Рыжий теряется и лишается дара речи. И да, на ужин он все-таки остается, даже нормально общается с Цзянем и Чженси, на Тяня же старается вообще не смотреть, а когда случайно натыкается на его пристальный взгляд за столом, снова вспыхивает, да так, что даже тактичный Чженси рассматривает с интересом сначала его, потом Тяня и, непонимающе выгнув бровь, интересуется: — Шань, нормально все?***
Цзянь с Чженси уносятся быстро, им с Рыжим все равно в разные стороны, и они остаются вдвоем посреди пустого холла. Рыжего от этого, кажется, коробит: окидывает Тяня напряженным взглядом, смотрит куда-то за спину. — Я пошел. — Я провожу. — Здесь одна дверь, не заблужусь. Тянь кивает и, на ходу стягивая толстовку, набрасывает Рыжему на плечи. Тот дергается так, будто его током дернуло, отшатывается резко, едва не спотыкаясь на ровном месте. — Блядь! Ты чего? — Ничего. Просто холодно. Не-а, — мотает головой Тянь, когда видит, что Рыжий собирается ее вернуть. — Надевай. Или я сам одену. Глаза у Рыжего становятся как блюдца, а на щеках проступает румянец. Но толстовку все-таки натягивает, путается в рукавах, застегивает и одергивает со злостью: — Доволен? — цедит Рыжий и, кажется, перестает дышать, когда Тянь быстрым движением поправляет ворот, касаясь пальцами шеи. — Вполне. Вечерняя тьма встречает прохладой, неприятно липнет, оседает на коже. И воздух вокруг почти осязаемый, плотный и, кажется, можно потрогать его на ощупь. Пахнет раскаленным за день асфальтом, дорожной грязью и выгоревшей на солнце мертвой травой. Ночью будет гроза — небо над головой черное, низкое. Тихо, и единственный звук — шуршание сухих листьев, которые ветер гоняет по площадке вперемешку с песчаной пылью, да треск уличного фонаря, который хрустит перегорающим диодом, гаснет и загорается снова, и вьющиеся около него мотыльки то исчезают во тьме, то с новыми силами налетают на раскаленное белесое стекло. Тянь ненавидит этот звук с детства, когда на огромной веранде семейного особняка включались подвесные лампы, и он в ожидании родителей усаживался с книгой в неудобное кресло и постоянно отвлекался на этот вот тихий смертельный звук: мотылек просто хочет немного света, он хочет немного тепла, прикоснуться к манящему яркому пламени, еще не зная, что пламя не греет, пламя — убивает. — Чего завис? Тянь пожимает плечами, рассматривает Рыжего. Наверное, слишком пристально, потому что тот кривит губы, поджимает недовольно и ведет плечами так, будто тяневская куртка вдруг впилась острыми зубами между лопаток, и самое его большое желание — сорвать с себя к хренам эту шмотку, чтобы не кусалась, не жглась, не прикасалась к коже. — Я пошел. Тянь кивает и все пытается поймать мысль, вертящуюся в голове. Зудит на подкорке, но никак не желает формироваться. Сбивают эти дерганые жесты и упрямо поджатые губы, сбивают эти долбаные бьющиеся о фонарь мушки, которые совсем скоро, вероятнее всего, будут уже мертвы. — Да, давай. Спасибо за еду. Рыжий успевает отойти на несколько шагов и мысль наконец-то вспыхивает в голове жалящим вопросом. — Слушай, а что, все-таки, с тем котом? Он замирает. Застывает на месте, и Тянь отчетливо видит, как напрягается всем телом, каждой мышцей, а потом поворачивается — щурится, и глаза у него при таком освещении кажутся совсем желтыми. Идет спиной вперед, не отрывая взгляда, и уголок тонких губ снова дергается в ту самую незнакомую ледяную усмешку. — Он никому не был нужен. Я забрал его. Себе.