Недотрога

У Рыжего плохое предчувствие. Вообще, Рыжий не верит в предчувствия. Никаких предчувствий у него не бывает. Но вот сейчас оно есть. И оно плохое. Поэтому они и стоят тут уже десять минут: Тянь — неторопливо затягиваясь, он — разглядывая через кованую ограду зеленый сад и огромный особняк, подсвеченный по всему периметру. Далековато стоят, грохот музыки смазанными отголосками доносится, но все равно не по себе. И от грохота этого и от понимания, что народу там много: кто-то вон даже по саду носится. — Там вечеринка, — насмешливо выдыхает Тянь вместе с облачком серого дыма, — музыка и бухло. Ногти на входе не срывают, танцевать в раскаленных башмаках тоже не заставят. Там весело, Рыж. Рыжий выразительно приподнимает руку с сигаретой: знаю, мол, сейчас вот докурю и пойдем. Жаль только, докуривать уже нечего: еще одна затяжка — и фильтр полыхнет. Приходится его аккуратно в ливневку под ногами уронить и двинуться в сторону дома, на ходу выворачиваясь из-под руки, которая тут же на плечах оказывается. Тянь на эту попытку только глаза закатывает, цокает укоризненно языком и, притягивая ближе, прижимается губами к уху: — А как же «друзьям рассказать»? — Никак, — уверенно отзывается Рыжий. Для убедительности припечатывает локтем в ребро. Сколько можно-то? Спрашивать и стебать, стебать и спрашивать. Раз десять же ответил уже: не надо никому ничего рассказывать — идея была говно и вообще непонятно откуда в голове взялась. Раз десять уже ответил и столько же раз попросил не выкинуть что-нибудь эдакое, как в библиотеке при Юби. Тянь обещал: расплылся в этой своей блядской ухмылке и покивал с таким видом, что Рыжий ни на секунду не поверил. Не поверил — и почему-то обрадовался. Тянь, миновав ворота и пройдя вперед несколько метров, руку все же убирает: — Доволен? — Ага, — тускло отзывается Рыжий и замирает на месте, сонно смаргивая на открывшуюся картину. По зеленому газону проносятся две девчонки, следом за ними парень с бутылкой чего-то шипучего в руках. Шипучка брызжет из-под свинченной наполовину крышки, разлетается прозрачными брызгами. Девчонки визжат, пацан ржет. У Рыжего все никак не получается закрыть рот. Так и отслеживает эту троицу взглядом, пока петляющая по саду дорожка не уводит их в заросли кустарника. Ничего такого, только одет пацан странно: классические черные брюки, бабочка и белоснежные манжеты на запястьях. Манжеты, блядь. Нет, Рыжий ничего не имеет против манжет. Просто обычно к ним еще рубашка прилагается. А у этого вместо рубашки — узкие полоски черного скотча, которыми крест-накрест соски залеплены. И крошечные ангельские крылья за спиной. — Пиздец, — резюмирует Рыжий, — здесь что, на входе психотропные раздают? — Нет, не рассчитывай. Юби — сторонница здорового образа жизни, поэтому все просто напьются до беспамятства. — Я не пью. — Да-да, так все думают, когда сюда впервые попадают. Пойдем, там веселье в самом разгаре. — Тянь, уже на широкой лестнице стоя, оборачивается, усмехается, глядя в глаза. Протягивает руку. Это уже пиздец как не брутально, и Рыжий, проходя мимо, демонстративно фыркает, но пальцы его своими на пару секунд все-таки цепляет. Просто они такие красивые, эти пальцы. К входной двери первым подходит, окидывает взглядом широченную веранду, огибающую весь дом по периметру и украшенную крошечными фонариками, прислушивается к шуму внутри. Там и правда весело. Настолько, что на их появление никто не обращает внимания. Огромная гостиная в полумраке и музыке тонет, и Рыжего этим резким перепадом на пару секунд оглушает так основательно, что выходит только растерянно башкой по сторонам повертеть, пытаясь понять, как можно за один вечер превратить гостиную в подобие ночного клуба. В центре импровизированный танцпол, вдоль стен народ небольшими группками кучкуется, знакомые лица, даже пара человек из его класса есть, вокруг смех и шум, слева ободряющий ор в десяток голосов, мотивирующий какого-то несчастного пить до дна. — Ее родители после такого из дома не выгонят? — Приютить хочешь? — Нет. — А выпить? — Вопрос, скорее, риторический. Тянь, не дожидаясь ответа, утягивает за собой вглубь помещения и, остановившись рядом с круглым столом, наливает в стакан что-то прозрачно-красное из огромного графина. Оно ягодами пахнет и едва уловимо алкоголем, на вкус — приторно сладко. Рыжему не нравится, но пару глотков все-таки делает: если уж заявился сюда, нужно, пожалуй, делать то, что принято здесь делать. Да и от любопытных взглядов так отвлечься легче. Потому что любопытные взгляды есть — Рыжий их теперь чувствует. И вот вроде же понимал, что пялиться будут, но все равно как-то напрягает. — Вы только посмотрите, кто здесь. — У Юби во взгляде любопытства нет, разве что удивление. Очевидно, в обещание Рыжего прийти верила она не сильно. Но улыбается так тепло и искренне, что становится неловко за оба предыдущих раза, когда она приглашала, а Рыжий отмораживался. И становится еще более неловко, когда Юби делает пару шагов по направлению к Тяню, явно намереваясь обнять или поцеловать в щеку, а потом тормозит резко, ограничиваясь простым «привет» на расстоянии полуметра. И неловкость эта как-то слишком уж похожа на благодарность. Понятно, конечно, что Тяня за сегодняшний вечер куча народа перелапает, но пока нормально, жить можно. — Вы вовремя, у нас по плану через полчаса убийство пиньяты в саду, а потом будет торжественное обращение старосты. Тянь, усмехнувшись, бегло осматривает зал, щурится на кого-то в толпе и понимающе кивает: — Опять в свинью? — Ага, но я уже с Ксингом договорилась: он обещал его отсюда вынести по завершению. Наши белобрысые вон там, у барной стойки, подойдете? С Цзянем сегодня что-то не так… С Цзянем и правда что-то не так: он молчит. Вертится на высоком барном стуле, косится на сидящего рядом и залипающего в телефон Чженси — и молчит. Но стоит подойти ближе, со стула спрыгивает, раскидывает руки в приглашающем объятии и громко орет: — Ого, кто пришел! Рыжий с трудом подавляет желание втянуть голову в плечи. Спасибо, зараза блондинистая, большое человеческое спасибо: все, кто рядом, обернулись. Обернулись, посмотрели и отвернулись. Пальцем никто не тычет, никому он не интересен, пришел и пришел. Разве что Тами, стоящая неподалеку, вскинула руку в знак приветствия, улыбнулась и тут же поспешила навстречу какой-то девчонке. И Рыжий успокаивается окончательно, садится рядом с Чженси, который от телефона на мгновение оторвался, коротко буркнул «привет» и снова уплыл в виртуальный мир. Тут, похоже, так тоже можно: посидеть тихо час-другой и свалить. Ничего страшного. Ничего, кроме Цзяня, который вылезает по левую руку, спрашивает доверительным шепотом: — Я вкусно пахну? — и, откинув голову, подставляет Рыжему шею. Попробуй, мол. Понюхай. Вкусно? — Ты больной, что ли? Отвали, не буду я тебя нюхать. Только не нюхать не получается. Рыжего чуть с места не сносит волной тяжелого, сложного парфюма, который Цзяню подходит как пятилетней девчонке камуфляжный костюм и балаклава. Цзянь в идиотской улыбке расплывается: — Серьезно, классно же? Я у своего Снежного человека спиздил. Мне нравится. Рыжий понимающе кивает. Снежный человек — это тот стремный парень, который теперь живет у Цзяня в квартире, привозит его в школу и забирает домой. Ему-то такое точно подходит, ему в этом плане что угодно подойдет: хуй кто к нему приблизится настолько, чтобы понюхать, на него издалека-то смотреть не то чтобы сильно нестрашно. — Че пьешь? — с интересом заглядывает в стакан Цзянь, и Рыжий пожимает плечами в ответ. Черт его знает, что туда Тянь плеснул, но после пары-тройки глотков приторно-сладким оно уже не кажется. Вкусно. И язык приятно пощипывает. И мягко согревает изнутри, снимая нервозность. …Спустя час и еще пару стаканов Рыжему становится вообще хорошо. Здесь все жарче, все громче становится, народу все больше. Цзянь треплется весело, повиснув на Тяне и активно жестикулируя руками, косится на Чженси, который отошел в сторону с какой-то девчонкой. Косится и хмурится. Спрашивает у Тяня: — Че она к нему прилипла, а? — Не знаю. Я покурить выйду, — вяло отбивается от него Тянь, скидывая руку с плеча, вопросительно кивает Рыжему, — со мной пойдешь? — Нет, я лучше здесь… Он точно лучше здесь. Потому что там, на веранде, кто-нибудь точно подойдет. Не к нему. К Тяню. Заебали уже подходить. Цзянь после ухода Тяня неожиданно притихает. Валится рядом с Рыжим на низкий, мягкий диван, будто у него батарейки сели, тискает в пальцах телефон. — Так, у меня осталось пятнадцать минут. — Снова на Чженси смотрит, и Рыжий даже при таком освещении видит, как на щеках у Цзяня проступают красные пятна. — А потом что? — Би приедет. Заберет меня, и я не успею. — Что не успеешь? Цзянь только выдыхает тяжело, на Рыжего смотрит так, будто тому ничего не стоит время остановить, если захочет, или вместо него что-то там успеть. Смешливости как не бывало, психует по-тихому, нервно дергая прядь волос, напряженный как пружина сжатая, и когда в очередной раз тыкает кнопку на телефоне, Рыжий замечает, что пальцы у него слегка дрожат. — Так, ладно, все, пожелай мне удачи. И еще: видишь вон ту дверь? Слева. Там кабинет. Посторожи, чтобы туда никто не зашел, ага? Рыжий даже спросить ничего не успевает. Хотя спросить хочется. Точно ли туда можно. И зачем ее сторожить. И что он вообще собирается делать. Но Цзянь вскакивает резко, с лихорадочным блеском в глазах и порозовевшими окончательно скулами, одергивает футболку, убирает за уши выбившиеся из хвоста пряди и твердым шагом идет в сторону Чженси. Хватает его за руку, даже взглядом не удостоив стоящую рядом девчонку, и тащит вдоль стены к кабинету, так и не отпуская его ладонь. И все становится понятно. Так вот что он не успеть боялся? Чжаню о своих нежных чувствах рассказать? Неужто решился наконец-то? — Удачи, — бормочет Рыжий себе под нос, поднимается на ноги и прихватив с собой стакан, идет следом. Дверь посторожить, да. Чтобы этим двум уебкам никто не мешал. Ему, конечно, наплевать, как там у них все пройдет, но… что такого-то? Ему же не сложно. Рыжий в паре метров от этой двери останавливается. Так, чтобы успеть перехватить, если туда кто-нибудь сунуться попробует, но при этом все же на расстоянии. Подходить ближе отчего-то неправильным кажется. К счастью, никто туда зайти не пытается, и следующие десять минут Рыжий просто стоит, изредка прихлебывая из стакана и разглядывая народ, пока не натыкается глазами на Тяня. Возвращается не один. Возвращается, притащив с собой того здорового парня, которого Цзянь Снежным человеком называет, и который за ним по пятам ходит. Рыжий, впервые его увидев, ни на секунду не усомнился, что это — Чэновский подданный из королевства теней. Тянь на все вопросы только головой качает: не наше дело, не знаю кто, не знаю зачем, вообще ничего не знаю. Цзянь мечтательно строит теории о том, что может оказаться сыном крутого мафиози: это нормально для пацана, который ни разу в жизни отца не видел. Со смехом говорит, что его, наверное, опять планируют похитить: так уже было, да правда, не смейтесь, еле ноги унес, чуть не убили, хорошо, что чудом выбраться смог, а потом появился Хуа Би, и была погоня, перестрелка и прыжок в канал. Рыжий, когда это впервые услышал, на полном серьезе спросил, не думал ли Цзянь после окончания школы в писатели податься — слишком уж ладно у него получалось, такой фантазии грех пропадать, но тот в ответ только улыбнулся невесело. Теперь этот странный парень каждый день привозит его в школу, паркуется на расстоянии не более тридцати метров от ворот, не уезжает, пока Цзянь за ними не скроется, и после занятий ждет его там же. Не опаздывает, из машины выходит редко и, если Цзянь у ворот задерживается, никогда его не торопит, только взглядом как коршун следит и, кажется, кроме Цзяня, никого вокруг не замечает. Парадоксальный чувак, отстраненно сосредоточенный. Он и сейчас так смотрит, пока идет вслед за Тянем, пересекая гостиную, превращенную Юби в танцпол. Отстранено. Вот только пройти умудряется ни единого раза ни с кем не столкнувшись, даже мимолетно не задев и не сбиваясь с шага. И Рыжий уверен, спроси его кто, сколько человек в помещении, во что они одеты и что было в стакане у девчонки, которая стояла слева и на которую он не смотрел — ответит. На мельчайшие детали разложит и ни разу не ошибется. Как Цзянь может спать в квартире, где в соседней комнате лежит это — Рыжий понимает плохо: жесты слишком выверенные, черты лица слишком правильные и белоснежные волосы — свои или все-таки крашеные Цзянь выяснить так и не смог, но в комплексе это выглядит как криповое совершенство. Еще хуже понимает, как Цзянь, судя по его рассказам, каждый вечер сидит рядом с ним на диване и смотрит телик. Сам Цзянь объясняет это просто: одному фильмы ужасов смотреть страшно. Рыжий реально не въезжает: а вот с ним тебе, блин, не страшно? Но, слушая, с каким неподдельным восторгом Цзянь о нем рассказывает, постепенно начинает верить, что тот его на самом деле не боится. Да и Тянь тоже: оглядывается пару раз, говорит что-то на ходу и идет дальше, высматривая в толпе Цзяня, за которым белоснежный явился и которого они, разумеется, не найдут. От стены приходится отлепиться и пойти навстречу: черт его знает, может, у белоснежного в должностных обязанностях прописано валить всех, если охраняемый объект внезапно исчезнет. Тянь улыбается так, словно притащил на буксире кого-то из школьных приятелей, а не живую машину для убийства, тянет руку к стакану Рыжего: — Ты Цзяня не видел? Би, это Шань. Шань, это Би. Белоснежный смотрит долго, излишне внимательно. На стакан, который из рук Рыжего к Тяню перекочевал, и на то, как Тянь, представляя их друг другу, почти вплотную прижимается. В глазах на мгновение проскальзывает явное понимание. Просто понимание, без удивления или осуждения, но Рыжему все равно хочется сквозь пол провалиться. А еще Рыжему хочется ответить так, чтобы Тянь — только Тянь — понял, что нужно потянуть время и Цзяню не мешать. Пусть его телохранитель хоть зеленой плесенью от ожидания покроется: нельзя этим двоим сейчас мешать. — Они… то есть он. И Чженси… они говорят. — Рыжий большим пальцем себе за спину тычет, ни на секунду не отрываясь от глаз Тяня, ну не дурак же, должен понять. Тянь, к сожалению, не понимает: стоит Би сказать, что времени у него мало, Тянь с готовностью отзывается, предлагая позвать. Рыжий только вздыхает: плохо, очень-очень плохо. Совсем отстой. Хуже некуда. Через секунду понимает: есть куда. Звать никого не приходится, они оба сами из кабинета вылетают с такой скоростью, словно их оттуда взрывной волной вышибло. Цзянь — впереди, Чжэнси — следом за ним. И у Цзяня, твою-то мать, синяк на скуле. Цзянь зло лицо трет, несется вперед, никого вокруг не замечая, и останавливается, только когда Би резко за руку перехватывает. Рыжий не понимает, как он оказался рядом так быстро, зато отлично понимает, что именно произошло за закрытой дверью. Идет к ним, и Тяня, за запястье схватив, следом тащит. Изнутри сожалением окатывает: жалко Цзяня, который будто в размерах уменьшается, горбится и прячет лицо, уткнувшись носом в плечо Би, жалко Чженси, у которого засос на шее, обескураженный взгляд и руки дрожат, когда он к Цзяню тянется. И еще Рыжему становится страшно. По-настоящему страшно, когда замечает, как Би меняется в лице. Кто бы подумать мог, что оно у него вообще меняться может. От спокойного безразличия до всепоглощающей ярости. Рассматривает ссадину на скуле, цедит что-то сквозь зубы в сторону Чженси и Цзяня рукой за плечи обхватывает, пытаясь не то от него, не то от всего мира отгородить. — Отошел. — А потом обращается к Тяню: — Убери его. Рыжий очень надеется, что Тянь послушается: между ними встанет или за руку Чжэнси оттащит, подальше отодвигая. Потому что не отодвинет он — отодвинет Би, и, черт знает, чем все это кончится. Ему по ходу реально из зарплаты за каждую Цзяневскую царапину удерживают. Но Тянь, как назло, только смотрит удивленно, все еще не въезжая в происходящее, и с места не двигается. Зато со всех сторон любопытные подтягиваются, перешептываются, наблюдая за этой сценой: кто-то по морде отхватил, как тут не наблюдать-то? Чженси делает шаг вперед. У Би белеют губы. А Рыжий смотрит на него — смотрит, с какой осторожностью он укладывает ладонь Цзяню на затылок, как обхватывает за плечи, будто собой обернуть пытается — и внезапно ловит мысль, что ни из-за работы, ни из-за финансовых потерь так не сатанеют. — Чжань.— Рыжий, положив руку тому на плечо, осторожно на себя тянет. — Чжань, пойдем со мной. До Тяня наконец-то тоже доходит, Тянь наконец-то тоже рассаженную скулу замечает. Хмурится, ловит взгляд Би и, кивнув ему, ровно говорит, что проводит. Рыжий на всякий случай еще раз Чженси за плечо тянет. Тот так и стоит, уставившись в спину, пока Тянь и эти двое не исчезают из вида. Не говорит ничего, не моргает даже, а потом выдергивает из рук мимо проходящего пацана шот с бесцветной жидкостью: — Спасибо. — Э, чувак! Рыжий вклинивается между ними, бросает через плечо: — Съеби отсюда, — и, поморщившись, наблюдает, как Чженси задумчиво цедит бесцветную жидкость крошечными глотками. Сам Чженси не морщится, он-то вряд ли вкус сейчас чувствует: отставляет пустую стопку на ближайший стол, приваливается спиной к стене и трет ладонями лицо. Выдыхает беззвучное: — Блядь, — почувствовав взгляд Рыжего, поворачивается к нему. — Что? — Ничего. — Если хочешь мне что-то сказать, говори сейчас. — У меня нет привычки лезть в чужое дерьмо. Чженси усмехается мрачно: — Вот уж правда: дерьмо, — запрокидывает голову, приложившись макушкой о стену. — Я не это имел в виду. — Да ладно, что уж там. Как есть. И ты на самом деле можешь сказать… что ты там хочешь сказать? — Ничего не хочу. — Да? А зря. Мог бы. Что мне не стоило вот так. Или что этот придурок очень меня любит. Или что есть другие способы, чтобы объяснить, что мне это на хуй не надо. — Чжань… — А я бы тебе ответил, что нет: по-другому он не понимает. Пробовал. Столько раз уже пробовал. А я не могу. Потому что… — замолкает, жмурится снова. — Господи, как же это все задолбало. Знаешь, если бы можно было выпить какую-нибудь волшебную пилюлю и влюбиться в него, я бы от передоза помер. Серьезно. Жрал бы их пачками, лишь бы только… Я не могу, понимаешь? Рыжий кивает. Что тут можно не понять-то? Разве что, кому из них хуже: Цзяню, который любит, или Чженси, который сдохнуть готов от того, что не может ответить тем же. — И заставить себя не могу, — Чженси выдыхает рвано, спотыкается на словах. Не то стопка бесцветного пойла с непривычки в голову стукнула, не то вся эта галимая ситуация так пришибла. — Я. Не. Хочу его. Вот как… блядь, не знаю как… Вот как тебя: не хочу — и все. — Спасибо, чувак. Ты меня сейчас успокоил. — Рыжий тянется к нему осторожно, слегка по плечу ладонью хлопает. — А то я уже переживать начал. Чжань смотрит растерянно, хмурится: — Это ты сейчас типа пошутил? — Я пытался. — Отстой. — Ага. Тебе принести чего-нибудь? Нельзя, знаешь, просто вырывать стаканы у тех, кто мимо проходит. — Нет. Нет, не надо, я пойду лучше. Отсюда. Подальше. Юби спасибо от меня передай, скажи, что было очень круто. Рыжий кивает: — Счастливо. Не оборачивается вслед: хватит уже. На Чженси и так уже сегодня все насмотрелись. А вон те дуры у окна до сих пор успокоиться не могут: пялятся в спину и перешептываются между собой. Пиздец, событие. Переплюнуть, что ли, чтобы до этих двоих в понедельник никто не доебывался: засосать все-таки Тяня и уйти отсюда вместе. Рыжий задумчиво кромку стакана прикусывает. Интересно, это его от бухла так ведет, от собственных мыслей или от того и другого разом? А может, сценой чужого неудачного признания так переебало, что именно сейчас до одури хочется рядом оказаться. Дотронуться. И уйти отсюда тоже очень хочется: после такого облома веселиться не тянет, и Рыжий, обернувшись, на носки приподнимается, ищет глазами Тяня, хотя не сильно найти надеется. Скорее всего, с Цзянем говорит, успокаивает. Сам Рыжий слабо представляет, чем тут успокоить можно. Ну вот чем? Не переживай, чувак, так бывает: ты любишь кого-то, а он тебя — нет. Тебе сердце разбили? Забей, приложи подорожник, авось, к утру пройдет. Да и нужно ли вообще об этом говорить? Или нужно было раньше? Раньше, когда Цзянь рядом стоял, психовал по-тихому и делился с ним планами о задуманном. Может, вот тогда нужно было говорить? Одернуть, отвлечь, вмешаться? Убедить или просто глаза открыть, чтобы, если уж розовые очки и разбились, так хоть не стеклами внутрь. Знал же. Давно понял, с ними двумя рядом сидя, слушая, как Цзянь со смехом и примесью восхищения о телохранителе своем рассказывает, и за Чженси наблюдая. Рыжий сначала никак в толк не мог взять — как? Как он каждый раз эти рассказы терпит, да еще и с таким покер фэйсом. Как он вообще улыбаться может, когда Цзянь после занятий с этим парнем уезжает каждый день? Рыжий сначала никак в толк не мог взять, как можно так прикидываться. А потом понял: он не прикидывается. Ему на самом деле от этих рассказов никак. Очередной глоток поперек горла встает. Рыжий оглядывается еще раз: нужно Юби найти, от Чженси спасибо передать и от себя поблагодарить за вечеринку, которая хоть и хуево закончилась для некоторых, но все же стоила того, чтобы прийти. На носки приподнимается, выискивая глазами. Около него внезапно толпа собирается, и Рыжий отходит сразу же, вот только куда податься не знает. На улицу вслед за Тянем выйти? Наверняка же перед тем, как вернуться, решит еще раз запас никотина в организме восполнить. Может, и Юби там же: она курит иногда, Рыжий видел. И свалить можно будет, сюда уже не возвращаясь. Рыжий неторопливо пробирается к выходу, с удовольствием глотает прохладный ночной воздух. Оглядывается, но среди стоящих у входа ни Тяня, ни Юби не находит. Возвращаться в дом не хочется, и Рыжий проходит дальше по просторной террасе, огибающей дом по всему периметру. Лезет в карман за мобильником, открывает чат: лучше уж Тяню сообщения написать, скинуть свои координаты и тут его дождаться. Тут, на улице, где тихо и никого нет. Где никого нет и можно все-таки его засосать. Рыжий поворачивает за угол, поднимает глаза. Останавливается. С засосать, видимо, придется потерпеть. Тянь, хоть и удачно нашелся, но, к сожалению, нашелся не один. Рядом с каким-то парнем стоит, оба спиной к Рыжему, опираясь руками на перила, переговариваются негромко со смехом. Пацан теребит ворот футболки на шее сзади, почесывает острый выступающий позвонок. Узкие черные джинсы, такая же узкая футболка, обтягивающая такую же узкую талию. Темные волосы, собранные в хвост на затылке. Рыжий нерешительно с ноги на ногу переминается. Подойти? Позвать? Свалить отсюда? Кто это вообще? — …было круто. — Да, я слышал, — отзывается Тянь, — девчонки еще две недели вспоминали этот кошмар. Даже Юби признала, что это уже перебор. Пацан кивает активно, хлопает себя по карманам: — У тебя зажигалка есть? — Нет. В доме оставил. Вряд ли я ее еще увижу. — Угу. Ты, кстати, мою у себя не находил? Серебристая такая, там еще гравировка: жук-скарабей. Мне ее брат подарил, а я проебал. Подумал: может, в прямом смысле проебал? — смеется снова, — в смысле, у тебя оставил. Ну, тогда. Ночью. — Нет. Пацан запрокидывает голову, пялится в небо. Рыжий смотрит на темную макушку, на аккуратный пробор и хочет схватить его за эти длинные гладкие волосы и уебать лицом о перила. — Может, поедем к тебе и поищем? Сильно, блядь, хочет. Еще хочет развернуться и уйти. Еще хочет отмотать назад и остаться в доме. Дождаться Тяня там. И не слышать. Не слышать… — Нет, Ян. Извини. — Ладно. Как-нибудь в другой раз. — Пацан все-таки нашаривает в кармане зажигалку, прикуривает. У Рыжего горло сводит чем-то похожим на никотиновый приступ. Чем-то похожим, но все же не им: от запаха чужой сигареты начинает мутить. — Вряд ли, — качает головой Тянь. — Ты прикольный. Во всех смыслах, — смеется тихо, поворачиваясь к этому пацану лицом, — но, я думаю, не стóит. — Встречаешься с кем-то? И мутить начинает сильнее. А в горле так сухо, что даже дышать противно. А в горле так сухо, что вряд ли сейчас что-нибудь сказать бы смог, даже если бы хотел. Хорошо, что не хочет. Хорошо, что все-таки не успел засосать его при всех. Потому что: — Нет. Рыжий пару шагов назад делает. Хорошо, что у Юби такой зашибенный дом и под ногами ничего не скрипит. Хорошо, что свалить можно бесшумно. Хорошо, что Тянь не обернется и не придется ему в глаза смотреть. Потому что он, блядь, не готов в них сейчас смотреть. Может, потом. Чуть позже. Когда успокоится и убедит себя, что это ничего не значит. Он же сам просил никому не говорить. Так ведь? Попросил, что хотел — получил, что хотел. Тянь не говорит. Тянь стоит там, выдыхая дым и втирает парню, с которым трахался, что он свободен. Все по-честному. Рыжий выдыхает. Через нос, медленно. И, обойдя курящих у входа, возвращается в дом. Еще раз повторяет себе, что это ничего не значит. Сказал и сказал. По херу. И то, что он с ним трахался, тоже по херу. Вообще на все по херу, только внутри вдруг вскипает болезненным злым любопытством: кто кого, интересно? Тянь его или… Какая-то девчонка врезается в него и отскакивает со смехом, едва успев отклонить руку со стаканом, чтобы не облить. На полу остается лужица. — Ой, прости, я случайно. — На Рыжего даже глаза не поднимает, только легонько дотрагивается до предплечья в знак извинения. От этого мимолетного прикосновения конкретно так передергивает, и Рыжий, отойдя на пару шагов, машинально стирает его ладонью. Еще и еще раз. У нее рука была влажная. Или потная. И горячая. А Тянь трахался с тем парнем. И еще, наверное, с кем-нибудь, кто сейчас в этом же помещении находится. Трогал. Прикасался. Гладил. Задыхался изо рта в рот, вжимая в кровать и сплетаясь пальцами. Со всеми этими «мальчик мой» и «как же мне с тобой хорошо». Или подставлялся, разрешая сжимать до синяков бедра, стискивать в кулаке волосы и кусать за шею, лишь бы еще глубже, сильнее, лишь бы просто «еще». Рыжий чувствует, как от этой припизднутой фантазии сбивается дыхание и становится невыносимо жарко. Снова трет предплечье, на этот раз до боли царапнув по коже ногтями, чтобы уже наконец-то перекрыть это мерзкое ощущение липкости, оставшееся от чужой руки. Оглядывается в поисках кулера с холодной водой, видел же, был где-то. Ловит себя на диком желании пойти и все-таки вломить парню в черном. Просто так, для профилактики. Ибо не хуй свои вещи забывать где попало, а потом поискать напрашиваться. И Тяню тоже вломить. Потому что он. С ним. Трахался. Всех, кто на пути попадается, Рыжий обходит, едва ли не вжимаясь спиной в стену. Кивает Юби, когда сталкивается с ней взглядами, и очень надеется, что она останется стоять там, где стоит. Кулера в пределах видимости так и не наблюдается, и Рыжий сворачивает по направлению к барной стойке. Черт с ней, с водой, не судьба. Лучше еще стакан того бледно-розового пойла хлобыстнуть. От него-то точно полегчает. Полегчает же, да? — Шань? Ты чего один? — Юби, улыбаясь, поправляет сбившуюся бретельку платья, заглядывает ему за плечо. — Где белобрысые? И Тянь где? — Здесь были, — на автомате отзывается Рыжий. Не рассказывать же ей. Ни про синяк на скуле Цзяня, ни про Тяня, который покурить вышел, да так удачно, что все никак вернуться не может. — Я его как раз искал. Мы уходить собирались уже. Ну, я точно. Спасибо… — Да ладно тебе! Куда уходить? Рано же совсем. Самое интересное еще даже не начиналось, все только разгоняются. — Юби со смехом обмахивает порозовевшее лицо ладонями, показывает пальцем за спину Рыжего, подходит ближе. — Видишь вон того парня? Это Минж, из нашей школы. После пятого коктейля устраивает танцы с элементами стриптиза. Сейчас у него в руке третий. Да-да, я считаю. Оставайся, это нужно видеть, правда. Завтра, конечно, в ленту видео выложат, но вживую намного круче. И еще: пойдем кое-что покажу. Юби, стараясь добавить словам убедительности или поторопить, под локоть подхватывает. Может, у нее тоже третий коктейль и координация плывет, но она вдруг оказывается очень близко. Она вкусно пахнет. Рыжий раньше почему-то не замечал… — Пойдем, не вредничай. …Она теперь уже всем телом к боку прижимается, и Рыжий сквозь футболку ее тепло чувствует. Чувствует, как тонкие, но на удивление сильные пальцы, крепко сжимают его предплечье. И тепло нарастает. Тепло с руки на спину перекидывается, жжется вдоль позвоночника, сбивая дыхание и сердечный ритм. Голос Юби звучит глухо, будто сквозь слой мокрой ваты пробивается. Она убеждает остаться. Она смеется. На попытку вырваться и отступить, крепче сжимает пальцы на его руке и запрокидывает голову. И она, блядь, так неправильно, так, господи, слишком близко.

***

— Когда вы в следующий раз играете? — Через неделю. Ян улыбается. Тянь поворачивается спиной, надеясь, что до него наконец-то дойдет, что разговор закончен и он отстанет. О чем еще говорить-то? Мы с тобой сегодня вместе покурили, когда-то один раз потрахались. Ни то, ни другое — не повод искать темы для беседы. — Я приду? — Там свободный вход, как хочешь. Ян не понимает: стоит пару шагов сделать, как сбоку вылезает: — Я Юби ищу, а ты? — А я — нет. Тянь ищет Рыжего. Привычка уже, будто на него сдуревшая фея-экспериментатор по приколу глазозаводящее заклятие наложила: если Рыжий близко, Рыжего нужно найти, на Рыжего нужно уставиться, и ни хера от него отвернуться не получается, а потом и вовсе нужно ближе подойти, дотронуться, в идеале — понюхать, совсем в идеале — лизнуть. А сейчас, после дикой сцены с участием Цзяня и Чжаня, лизнуть его хочется в два раза сильнее обычного. Но сначала нужно узнать, как там Чженси. Рассказать, что с Цзянем все хорошо. Соврать, что с Цзянем все хорошо. Подыграть. Потому что: а что еще делать-то? Эти двое давно заигрались так, что сторонним наблюдателям только и остается либо подыгрывать, либо отвернуться и подальше отойти. Посоветовать тут нечего, какие, на хуй, советы, когда один любит, а другой жрет себя виной за то, что не может: ни ответить, ни отказать уже так, чтобы окончательно все понятно стало. Хотя сегодня у Чженси вроде получилось, и самое лучшее, что после такого сделать можно — притвориться, что поверил. И в неудачную шутку, и в неудачный прыжок, и в ни к месту подвернувшийся угол комода. Тянь осматривается бегло, проходится взглядом по толпе, выискивая глазами. Наверняка же здесь где-то. Вот только «здесь» тонет в полумраке и долбящих басах, которые в грудине отдаются и сразу найти не получается. А когда получается, Ян снова что-то говорит, но Тянь не слушает уже. На другом конце зала, возле барной стойки стоят. Рядом. Совсем рядом, и это неприятно задевает. Обычно рядом с Рыжим никого нет, по крайней мере, настолько близко. А еще они как-то слишком хорошо смотрятся вместе: Рыжий с его огненными волосами и Юби, которая в этом желтом платье выглядит так, будто ее тончайшим слоем жидкого золота окатило. Гармонично, блядь. А еще она смеется. А еще она цепляет его за руку и тянет куда-то, и зубы сжимаются сами собой. Потому что: зачем ты его трогаешь? Не надо его трогать, его никто, кроме меня, трогать не должен. Его никому, кроме меня, трогать нельзя. Рыжий дергается неловко, поворачивается к ней лицом. У Рыжего стеклянный взгляд. Юби похожа на коллекционную фарфоровую куколку, хрупкую и беззащитную. Она говорит что-то с улыбкой, по-прежнему сжимая плечо Рыжего. Со смехом запрокидывает голову, заглядывая ему в глаза. — Твою мать, — беззвучно выдыхает Тянь и срывается с места. Людей в помещении еще больше стало. Он задевает кого-то плечом, уворачивается от руки и пропускает мимо ушей радостное приветствие. Только в голове колотится: не трогай его. И еще: не надо, Шань, просто сейчас сделай шаг назад. А потом еще и еще один. Просто отойди от нее. Он не отходит. Она — совсем близко. — Шань! — Никто его, разумеется, не слышит. Голос тонет в музыке и людском шуме. Тянь по инерции пару шагов еще делает, а потом его просто примораживает к полу. Потому что то, что он видит, — это какая-то параллельная реальность, очень херовая и злая.