Ivan Torrent – Human Legacy
Варвара вставила ключ в скважину и открыла дверь, медленно входя в квартиру. Она специально не смотрела на левую стену: только мама изредка заходила в комнату сестры, которая уже как одиннадцать месяцев спала крепким сном, не имея возможности проснуться ни от ее громкого крика, ни от холодной воды в лицо. Она, как и отец, отказывалась переступать тот порог, зная, что внутри нет их родного человека. Сумка с учебниками была брошена на тумбу резче обычного. — Я дома, — голос ушел в пустоту. Родители на работе. Она говорила это скорее по привычке, ведь всегда, когда она возвращалась домой, там уже ждала я. Соня. Лишь когда ее не стало рядом, ребенок понял, что такое любимая, пусть и немного чокнутая, сестра. Однажды она съела что-то не то в детском садике. Тошнило, болел живот... Забрала мама на машине и поехала за мной. Так я, как узнала о произошедшем, весь вечер не отходила от нее, постоянно была рядом. Она забыла, как я всегда защищала ее от задир в школе... Она забыла, кто делился с ней игрушками и вкусностями. Есть фраза. "Мы начинаем ценить то, что у нас есть, когда теряем". Она поняла эту фразу целиком и полностью. Когда на нее свалились все обязанности по дому, которые делала сестра. Когда... — Прекрати, — ее голос слегка дрогнул. Она скрылась в своей комнате, закрывая дверь на замок.***
Папа позвонил в дверь и, как обычно, попытался скорчить забавную рожицу в глазок, но вышло совсем не то. Звякнула щеколда, впуская главу семейства в прихожую. С кухни вкусно пахло мясом, было слышно шипение жаренных овощей. Младший ребенок молча поцеловал отца в щеку и снова исчез в своей комнате. Через пару недель будет год... Середина августа. В Санкт-Петербурге кончается лето, необычно теплое и солнечное в этом году. Жаль только я этого не вижу... Встречать мужа вышла женщина с полотенцем в руках. Тот же ритуал поцелуя в щеку. Только оба уже не рады приходу домой. От всех троих оторвали кусок, и рана от него не желает заживать. Было бы им проще, знай, они, что уже все кончено? Вряд ли. Но неопределенность, как по мне, хуже. В разы. Очнется? Нет? — Что на ужин? — в глазах матери тяжесть и усталость. С того августа она почти не улыбалась. Праздники... Какой может быть праздник, если в прошлом году остался первенец, которого они ждали так долго? И которого забрали, пусть и не до конца. С каждым днем надежда на ее возвращение гасла, как медленно тающая свеча, которую мама ставила на подоконник у иконы. Она молилась и ходила в церковь. — Курица с овощами, — папа пытается отвлечь ее. Но тщетно. Она лишь отводит взгляд и возвращается к плите, дабы накормить семейство. Мужчина тихо вздыхает и снимает обувь. Смотрит на дверь моей комнаты и уходит в их спальню. Быстро. Я лишь пару раз видела, как он плачет. Над фильмом Хатико. И когда они с мамой чуть не развелись. Когда она порвала их свадебную фотографию и швырнула обручальное кольцо на пол, а он взорвался в скандале. Уехал на дачу и жил там месяц. А когда пришла пора говорить со мной, услышав, что я выбираю маму, не смог сдержаться. Больше они не ссорились после этого. Любимая дочь. Надежда и невыполненные им самим амбиции, которые нужно положить на ее плечи. Которая пойдет по его стопам, получит диплом и уедет в другую страну, выйдя замуж за богатенького мужика. Забавно, что его вера в этот сценарий, может быть, и сбудется. Только мне он всегда казался глупым и ненавистным. Это должна была быть моя жизнь, и я должна была решать, куда я хочу поступать, кем хочу быть. Увы. Все решили за меня. Папа решил. А спросить? Зачем? Он же лучше знает, что моему сердцу ближе. Вечер подходил к концу. Варька делала вид, что спит, прячась под одеялом и смотря фильм. Отец дремал на диване под бокс. И только мама, выйдя из ванной, прошла к моей комнате и, немного помедлив, вошла внутрь. Тут ничего не изменилось с тех пор, как мою тушку увезли. Варе удалось передать Коннору вещи без ведома родителей... А мама меняла белье на кровати каждые три недели, протирала пыль. Готовилась к моему возвращению. Она ждала меня. Я бы очень хотела подойти к ней и утереть слезы с ее щек. Но не могу. Я лежу в палате и почему-то не могу проснуться. И не знаю, получится ли.***
— И-и-итак, уважаемые дамы и господа, мы продолжаем и представляем вам пятираундовый рейтинговый бой в полутяжелом весе. В синем углу, добро пожаловать, встречайте, Энди Уорхолл, Англия! — толпа зааплодировала. Я же повел плечами, которые мне пытался массировать тренер, сбрасывая его руки. В уши ударило соло электрогитары, под которое, в шуме аплодисментов, на ринг вышел мой соперник. С ним у нас уже не раз был бой. И все заканчивались для него поражением. Удивительно, что раз за разом он пытается меня победить. Воля к победе или столь задетая гордость? — В красный угол приглашается боец из Америки, Коннор Кенуэй! — на этот раз трибуны словно взорвались, оглушая абсолютно всех, кто мог находиться в зале. На лице моего тренера появляется усмешка. — Не разочаруй их. — Мне плевать. Не спеша трогаюсь с места, идя на поле будущего поединка. Коридоры, пройти между трибун, выйти на сцену. В глаза бьет свет прожекторов, к которому за год спаррингов привыкаешь как к обычной лампочке, лазеры, что-то вопят дикторы. Гремит музыка. Отовсюду, кажется, даже с потолка, люди кричат мое имя. Несколько метров до ринга, снимаю на ходу спортивную куртку, которую бросаю Отто. Я вижу, как Энди утирает нос рукой в перчатке, перекатывая в зубах капу. Он уже готов. Я же не спешу. Холодный пол ринга, на котором слишком много людей. Операторы, тренеры, рефери... Когда меня спрашивают, почему я ушел из кинематографа в бои, я не могу им ответить. Мне все равно не поверят. Мне хочется заниматься тем, что я умел лучше всего когда-то. Это возвращает мне желание жить. Возвращает на четыре века назад, где я мог делать то же самое, но во имя великой цели. Сейчас цель не менее важна для меня — почувствовать себя живым... И получается. На мгновения. — Итак, дамы и господа, позвольте мне представить соперников! Синий угол! Ему двадцать пять лет, рост — сто семьдесят сантиметров, вес — восемьдесят шесть килограммов. Чемпион Дублина в своем весе по смешанным единоборствам. Э-э-э-энди Уорхо-о-ол! — ирландец, разминаясь до этого, сделал шаг вперед и поклонился в четыре стороны всем присутствующим вокруг, после чего продолжил разогреваться прыжками. — Боец в красном углу-у-у-у, двадцать девять лет, рост — сто восемьдесят сантиметров, вес — девяносто килограммов ровно. Он ворвался в мир боев без правил, как тайфун, сметая на своем пути противников! Сегодня он будет защищать свой титул чемпиона One Championship, к которому смог придти всего за несколько месяцев! Встречайте! Ко-о-оннор Кену-э-э-эй, Бостон, штат Массачусетс! Я просто поднимаю руку, и вновь меня оглушает рев болельщиков. Столь грустно смотреть, что люди не поменялись с прошлых времен: они все так же жадны до хлеба и зрелищ. На ринг выходит рефери, и мы подходим к нему, в который раз слушая правила и его имя. Я пропускаю все мимо ушей, глядя на Уорхолла. Он так жаждет этот титул. Добивается его. Я же просто шел вверх, не задумываясь о рангах. Просто нужна победа. Почувствовать себя живым... Ибо здесь, без нее, я больше не вижу смысла быть. — ...покажите честный бой. Удачи! — соперничество не означает вражду. Мы жмем друг другу руки и расходимся. Звенит гонг, и спарринг начинается. Вдох. Выдох. Прыжок вправо, чуть назад. Мы крутимся вокруг, словно пробуя друг друга на зуб, но оба знаем, на что способны. Пробные легкие удары, которые могут отвлечь от более тяжелых и более неожиданных. Шаг назад. Мимо свистит кулак. Вдох, выпад вперед, удар в его коленную чашечку. Боль в корпусе, в который пришлось три удара подряд. Он рвется вперед, не прекращая атаки, которые я стараюсь отбивать. На секунду он останавливается и получает справа в ухо. Затем слева. Снова справа. Нагибается и обхватывает меня под колени, пытаясь повалить, но мне удается выйти из захвата и ударить с ноги. Он заваливается и лежит на спине, глядя на меня безумными глазами. Я глотаю слюну, глядя свысока. Он мой противник. И я не буду считать это все дело ненастоящим. Вокруг крики, топот, дикторы наперебой обсуждают детали. Вдох. Выдох. Капля пота по виску, шее. Я хочу добить его, но опасно согнутые ноги в коленях соперника дают понять, что я получу весьма больно. Я не дам ему подняться сейчас. Нет. Рефери объявляет конец первого тайма, Уорхолл поднимается, вытирая кровь с уголка губ. Снова танец вокруг, прыжки и пружины в ногах. Я устаю ждать и делаю рывок. Получаю справа и слева, но не столь опасно, а вот ирландец в итоге сгибается, прикрывая голову перчатками, чтобы мои удары его не вырубили. Резко отскакиваю и, когда он открывается, бью с правой ноги. В воздух взмывает его капа с капельками крови. Под крики толпы он летит на пол, но тут же протягивает руку к рефери, уверяя его, что все в порядке и бой продолжится. Третий раунд. Он был самым долгим. Энди вошел в раж и больше не давал провести быстрые атаки, выматывая меня короткими выпадами. Я пропустил достаточно, чтобы соображать на автомате... И все же. Удар слева, скольжу под ним, врезаясь кулаком в торс. Прокручиваюсь на пятках, и ему прилетает по левому уху. Но он держится, так же разворачиваясь. Я не хочу давать шанса. Больше никому. Он начинает уставать, я тоже. Он делает выпад, несколько ударов мне по плечам, которые тут же наливаются свинцом. Но я не чувствую боли. Все тело кипит, как чайник. Вновь использую свой коронный, проскальзывая за него, и бью с ноги в бок, слева. Но не ожидаю, что мою ногу схватят. Пол ушел из под единственной опоры, и голова ударяется о ринг, вырывая хриплый стон. Прожектора ослепляют на мгновение, и вдруг с воздуха начинаются удары. Два, пять, шесть... И с каждым удержать натиск все труднее. Рефери оттаскивает разгоряченного Уорхолла от меня. Гонг. Два — один. По моим неточным подсчетам шла четвертая минута пятого раунда. Оба уже изрядно потрепаны. У Энди заплыл правый глаз, у меня рассечены губа и бровь, из которой кровь застилает обзор. Она бурлит в висках, и я, наконец, чувствую ту грань, на которой балансирую. Запах, ее вкус, адреналин, жажда победы. Выжить! Пропустишь удар и все! Челюсть и голова гудят, как рой пчел, рев с трибун слился в один протяжный звук, а перед глазами противник. Которого мне осталось добить несколькими ударами... Пора заканчивать. Он делает рывок вперед. Я уворачиваюсь, пропускаю удар справа мимо и делаю выпад, обхватывая его плечи. Сгибаю его и с силой бью коленом в нос. Слышу хруст. Он машинально разгибается и тут же пропускает мой хук справа. Валится на пол. И получает пяткой по лицу, окончательно теряя целостность носа. Между нами встает рефери и машет руками. Бой окончен. Я выплевываю капу в перчатку и вытираю кровь с лица. Дикторы кричат об очередной моей победе, к Энди бегут лекари, а я стою с закрытыми глазами и наслаждаюсь столь короткими мгновениями эйфории от победы над врагом. Мне плевать на титул. Плевать на людей, кричащих мое имя. Плевать на тренера, который несется обнимать меня, радоваться выигрышу. Моему выигрышу. Я живой... Живой. Она хотела бы, чтобы я чувствовал жизнь каждой клеткой. За нас обоих... Софи. Скоро увидимся. Самолет послезавтра.***
— Давай быстрей, малыш! Вечеринка в честь твоей победы начнется через пару часов, отсюда мы сразу на виллу! — радость Отто уменьшается, когда я смотрю на него взглядом исподлобья. Мне обработали раны на лице, и через пару минут я уже буду в раздевалке, смывать пот и грязь горячим душем. Еще и репортеры, которым обязательно нужно услышать от меня несколько слов. Раздражает... — Я не хочу никуда ехать, — улыбка мужчины скривилась. — Да как же... Ведь титул... — К черту титул. Я устал и сейчас с радостью бы лег в кровать. — Так ляжешь! Там! И не один, у нас будет много прекрасных дам в гостях... — мне хочется врезать ему так, чтобы он больше не осмелился говорить мне таких вещей. Но я сдержанно вздыхаю и, отстранив с дороги тренера, иду в раздевалку, бросив короткое "Увидимся". Холодный свет, холодный металл шкафчиков. Закинув полотенце на плечо, я разворачиваюсь и иду к душевым, но меня задерживает отражение в зеркале. Кажется, я нисколько не изменился. Даже взгляд тот же... Стоп. Что?.. Вдруг череп пронзила резкая боль, от которой аж в глазах потемнело. Рука машинально хватается за это место, а к горлу подкатывает удушающая тошнота. Комната кружится, в ушах шум... Что... что случилось?.. Кто в зеркале? С... София?***
— Кенуэй! Не смей закрывать глаза, слышишь?! Держись, парень! — голос шел из помещения, свет в котором был белым. В потолке, перед глазами, мелькали лампы. Кто говорил, я не знаю. И не хочу знать. — Что случилось?! — МРТ черепа показало тромб, надо срочно удалять! Тяжесть, боль, звон в голове... Почему так трудно дышать? Дышать... Софи. Мы обязаны увидеться... Я не приехал к тебе в этом месяце... Ты все еще жива, но этого не хватает... Почему ты не проснулась?.. — Он уходит! Дефибриллятор, срочно! Разряд! Тело содрогается под током, но сердце не реагирует. Крик врача. Вновь удар. Протяжный стон аппарата, на экране которого сплошная зеленая линия без колебаний. Третий разряд становится последним.Мы должны были встретиться... Послезавтра.