***
Дыхание вдруг стало столь громким... Очень. Внезапно, где-то далеко, за стеной слышу прерывистый... Сигнал? Да. Как пиканье. Потом еще одно. Раз за разом... И громкость нарастала, давя на слух. — Ма-а-ам? Слышишь? — поворачиваю голову в сторону обалдевшего Кенуэя и не менее обалдевшей матери. Но ответа мне не последовало. Они... Они стоят неподвижно, словно замерзшие. Как на фотоснимке. Манекены. А звук все не исчезал. Сглатываю комок в горле и заставляю себя встать с кровати. На удивление, сделать это оказалось проще простого, ибо голова больше не кружилась и не болела... — Ч-что происходит? — за окном резко потемнело. Просто черный экран, ничего больше... Свет давало лишь голубое свечение из-под дверей палаты. Сказать, что я испугалась - ничего не сказать. Резко поворачиваюсь к Коннору и протягиваю руку. — Хэй, ну чего ты? — пальцы мягко коснулись его щеки, но не нашли теплой кожи. Вместо этого, я с немым ужасом наблюдаю за тем, как индеец медленно, на моих глазах, рассыпается в тысячи осколков, распыляясь по полу. Из груди вырвался отчаянный крик, который разнес с те же осколки и проекцию моей мамы. Я согнулась пополам, хватаясь за голову, пятясь вглубь палаты. — Мама! — на этот раз с губ не сорвалось и звука. Схватившись за горло, я пытаюсь сказать хоть что-то, но тщетно: у меня пропал голос. Тихо... Дыши. Ты спишь. Опять потеряла сознание. Ущипни себя, ну... Ничего. Сон. Но это злосчастное пиканье, Господи, почему оно такое громкое? Коннор! Где ты? Где все?! Были же тут... Рядом... Рванувшись к дверям, я распахиваю их настежь, в ужасе пытаясь найти хоть кого-то из персонала. Но коридоры больницы пусты. Абсолютно. Ни души... И свет... Такой белый, въедается в кожу, словно яд... Бежать, бежать, куда глаза глядят! Надо их найти, найти! Срываюсь с места и несусь по длинным и пустым коридорам, открываю двери в палаты... Но они снова оказываются без своих пациентов. Пустые койки, открытые окна с черным экраном внутри... Инвалидные коляски. Резкий поток свежего воздуха отвлекает от режущего слух пиканья, которое становится уже невыносимым... Но почему мне так спокойно? Зачем куда-то идти? А кто я? Снова воздух, снова... Звук становится еще громче, все становится звуком... Он исходит из стен, из пола и потолка, из меня... Что я есть? Раздался треск. Пол обрушился прямо под ногами. Я пытаюсь схватиться за край, но и он раскрошился у меня в пальцах, оставляя лишь пыль... И осколки, в которых я вижу какого-то темнокожего мужчину. Он улыбается.***
Самолет мягко коснулся земли, и половина борта зааплодировала. Я не был из их числа. Среди людей, которые возвращались в Россию, были и американцы, но они как раз молча и спокойно ждали, когда пилот полностью остановит эту громадную машину и даст разрешение покинуть борт. Скажу честно, когда я впервые сел на самолет, был в ужасе - человечество смогло покорить и воздух... Помню, я читал об этих железных птицах в книге, но... представить не мог, чтобы настолько широко? Позже я узнал, что они смогли покинуть пределы нашей планеты. Что теперь добраться с одного клочка земли до другого можно всего-то за десяток часов... и в комфортных условиях, а, не мучаясь от морской болезни в затхлой каюте деревянного судна. Это было шоком. Мне предстояло столь много узнать, изведать, понять. Принять... с последним было много проблем. К слову, я так и не привык к полетам, поэтому удачное приземление выдавило из меня вздох облегчения, и я расстегнул ремни. Крылатая машина остановилась, и голос пилота из динамиков объявил о приземлении и возможности забирать вещи. Я не спешил - русские всегда хватали свои чемоданы первые, бежали куда-то сломя голову... Прошло уже полгода. Ксения с грустью говорила мне, что люди, бывало, лежали и пять, и десять лет. И никогда не просыпались. Я боялся, что она тоже уже никогда глаза не откроет. Поэтому каждый месяц я делал длинное путешествие в двенадцать с лишним часов, чтобы увидеть ее лицо. Спящее. Не мертвое. Столько времени прошло с того... поцелуя? Она потеряла сознание после того, как в палату вошла ее мать. Все оборвалось так быстро. Вот она смотрит на нее испуганно, но тут ее взгляд меняется. Становится бессмысленным и тухнет вовсе. На мой вопрос о ее самочувствии она не отвечает. И просто падает с кровати, как подкошенная... ко мне на руки. Почему? Почему это случилось? Лекари ничего не смогли вразумительно ответить. А если и ответили, я бы их терминов все равно не понял. Что-то случилось с головным мозгом. Травма при падении на кухне. И все. Я не врач. Я ассасин. Убийца... Господи, как же это странно звучит сейчас... Стало для меня таким далеким... Голос проводницы меня возвращает на борт самолета, на котором я вернулся к ней. Почему? В Америке столько женщин готовы на все. И больше... Но на моем рабочем столе в рамке наша с ней фотография. Я покупаю билет на самый скорый самолет. И лечу в эту странную страну, в которой появился чуть меньше года назад. Большинство людей уже вышли из салона. И теперь я спокойно могу взять свой багаж. Хотя багажа-то и нет... Одна лишь сумка. Один раз, когда я вернулся в штаты, увидел как-то женщину с, по меньшей мере, десятью чемоданами. На мой вопрос: "Для чего столько?" мне сказали, что я хам. Тогда мне не были известны правила тона нынешних людей. Взяв сумку с полки, я поправляю ворот куртки и выхожу на улицу. Зимы в России были похожи своей суровостью на зимы в мое время. Время, когда были живы индейцы. Ну, они и сейчас живы, только они более никто. Хмурюсь от своих же мыслей... Мой народ, который владел столькими землями, вынужден сейчас ютиться мельчайшими коммунами. И что самое грустное - бороться уже нет смысла. Для них. Но не для меня... Натянув капюшон куртки, заматываю шею шарфом и спускаюсь по лестнице, закинув лямку сумки на плечо. Проводница желает удачи и захлопывает за мной дверь самолета. Я был последним. Как обычно. Снега нет, но мороз ощутимо щипает щеки. На терминал, затем такси. Интересно, слышит ли она нас, когда мы говорим рядом с ней?***
Пока мы стояли в пробке, я вспоминал, как впервые ехал на машине. Чувство чего-то нового, странного... Нет стертой пятой точки, нет: "надо дать лошади отдых". И эти железные звери развивают скорость до двухсот километров в час... Почему я не думаю об этом там, в Америке? Эта страна, Россия, каждый раз заставляет переосмысливать все... За эти полгода я узнал очень многое. Читал литературу, мне давали приватные уроки... Теперь я знаю, как работают электроприборы, знаю, почему плывут корабли без парусов и как люди покорили космос. Это столь грандиозно было для меня тогда. А потом мне дано было узнать другую сторону этого прогресса... Я узнал, что они убивают планету, на которой живут, загрязняют воду и воздух химикатами. И убивают друг друга с еще большей жестокостью. Мне пришлось узнавать историю будущего. О войнах. Войнах... Тогда были пушки, мушкеты. Потом появились газ, мины, танки... и бомбы. Я видел документальный фильм о бомбежке японцев. Хиросима... Машина в очередной раз остановилась, но на этот раз окончательно. В окне я увидел большое здание больницы, с кучей окон. Где-то вернулась жизнь. А где-то она ушла. Навсегда. Я помню лазареты своего времени. Небольшие совсем... Страшно подумать, сколько сейчас в этой бетонной коробке лежит людей... И страшно было узнать, сколько новых болезней пришло в этот мир. Расплатившись с водителем, покидаю машину и иду на регистрацию. Неужели ты никогда не проснешься? Без тебя все не так. Острое одиночество я почувствовал уже на следующий день. Когда ты не открыла глаза. Еще больше - в Америке... Вокруг меня кучи людей, есть работа, съемки, фотосессии, контракты. Я не был готов отвечать женщинам взаимностью. Они не искренние. Ненастоящие. Тонны косметики, фальшивые улыбки... Фальшивые тела. Сделанные. Слишком вычурные декольте и дым от сигарет. По крайней мере, в том обществе, в которое мне пришлось прийти. Мне не хватает твоей честности. Где же ты?***
Врач шел молча. Благо, на рецепции меня уже знают и пускают без всяких проблем. В любое время. Говорят, что лежачим все равно - их ничего не беспокоит. Пусть я и бывал в этом здании раз шесть... Да это седьмой. Седьмой месяц. В коридорах пахло хлоркой и болезнями, медицинские сестры везли детей в колясках на процедуры. Когда я узнал о раке, СПИДе и прочих гнусных вещах, мне стало плохо - сейчас двадцать первый век, люди изобрели космические аппараты, слетали на Марс и Луну. И не могут придумать лекарства от большинства болезней. В сфере бизнеса тратятся миллиарды на создание развлечений для людей: кино, игры, сериалы... И тратят их на травлю своего тела, которое дается им на одну лишь жизнь - употребляют наркотики. Конечно я был рад услышать, что среди обычных людей есть те, кто сохранили в себе такие понятия как честь, мораль, честность, жертвенность, здоровье, взаимовыручка... Я не трачу заработанные деньги на виллы, машины... Я познакомился с одним человеком там. Его имя Киану. Почти все свои гонорары я отдаю в его фонд по борьбе с раком. Люди должны жить. Неужели мы, ассасины, боролись зря? Ради чего? Две недели я не мог выйти из дома, не отвечал на звонки. Чтобы осознать. Было очень тяжело. Обычно в такие моменты люди начинают пить беспробудно, загоняя себя в яму с деревянным ящиком... Эти сволочи победили. Не смотря ни на что. И сейчас держат мир. Тайно, опять же. Только никому до этого, увы, уже нет дела. Врач открывает дверь и говорит дежурную фразу на русском. "Двадцать минут." Как же это мало. Чертовски мало, по сравнению с тем, что было раньше. Когда ты рядом болтала часами. Шесть месяцев. Пошел седьмой. Дверь закрылась, и мы остались одни. Как же непривычно видеть тебя такой... спокойной. На ее лице полная отстраненность от мира. Ее сейчас ничего не должно тревожить. — Знаешь... Я тебе завидую, — подойдя ближе, с горечью смотрю на все эти трубки, морщусь от пронзительных звуков аппаратуры. — Я устал переживать за этот мир. Еще тогда устал. Сейчас - тем более... — пододвигаю к ее кровати стул, переворачиваю спинкой и сажусь, беря ее ладонь в свою. — Что же, я снова здесь. Жаль, что ты не слышишь меня. Полет прошел хорошо, но я, как всегда, слишком...***
— ...нервничал. Не могу свыкнуться с мыслью, что подо мной сотни километров высоты. Откуда голос? Кажется мне таким... знакомым. Это не те, что я слышу каждый день. Другой. Приятный. Кто ты? — Я скучаю по тебе. Пускай те пара месяцев, как может показаться, были пустыми в плане изучения мира... Но именно ты столь мягко меня привела в него. Иногда я думаю - что тогда случилось? Как это произошло? И не могу найти ответа. Мир. Там, где я существовала когда-то. Что я есть? Говори еще... не молчи. — А я ведь каждый раз почти говорю тебе одно и то же. Только слова разные. Ты не слышишь. Слышу. Только в чем смысл слышать, но не знать, о чем ты говоришь? Но все же... не покидает мысль, что ты когда-то был рядом. Давно. А может, и нет. Не помню. — А у меня новость. Продал машину и закончил строительство конюшен. Да, я решил отказаться от этой чужой для меня вещи. Я видел что бывает, если ею управлять неосторожно. Из-за нелепой случайности лишаются здоровья или же жизни. Из-за скорости. Лучше тогда ездить на общественном транспорте - всяко лучше. Как мне кажется... Слышу вздох. Такой тяжелый... Как ты выглядишь, интересно? И почему говоришь это мне? — Киану говорит, что все, что ни есть, все к лучшему. Я согласен с ним - твоя кома вернула меня на родину, я теперь гражданин Америки, с документами, с работой... Пребывание с тобой было сродни сну — все было хорошо. А потом это все пропало, бросив в ваш реальный мир. Но твое отсутствие затянулось. Возвращайся. Мне не хватает твоих ругательств, эмоций. Эмоций больше всего... И нежности. Возвращаться? Туда? Нежности? Что это за чувство? Хочется увидеть говорящего. Какая это попытка? Третья? Четвертая? Не знаю. Попробовать... Я стояла на жидкой темноте, а под ногами расходились круги. Оттуда на меня смотрело человеческое существо. Оно смеялось, что-то говорило мне. Но я его не слышала. — Вернись ко мне. Я устал быть один. Снова. Трудно вернуться туда, не зная как добраться. Вдруг, сквозь пелену, сквозь толстый туман до моих ушей долетели странные звуки... столь мелодичные и такие... что так бьется в груди? Мягкие, теплые... Окарина... Как же тяжело переставлять ноги... Сидеть намного удобнее.***
Чуда не случилось. Такое бывает разве что в фильмах. Жизнь дала это понять целиком и полностью. Люди ждут счастливый конец у историй, это верно. Я тоже ждал. И буду ждать. Я в очередной раз еду в аэропорт с такой тяжестью на душе... Примерно то же самое я чувствовал, когда узнал об уходе моих людей, моего племени. Когда умер Ганадогон. Ishta... София не умерла. Но у нее все меньше шансов вернуться. Мрачное серое небо, дождь со снегом, промозглое черное утро. Самолет обратно через три часа, пробка, тихий джаз по радио. Впереди вновь двенадцать часов полета, а потом снова та жизнь, к которой надо привыкать. Это тяжело. Без поддержки рядом. Может, стоит уже отпустить это все? Прошлое. И ее тоже... нет, ее нельзя. Она заблудится. И уже больше никогда не откроет глаза. Прикрыв лицо шарфом от ветра, бьющего в лицо противный мокрый снег, иду к самолету, в который уже началась посадка. Полгода, Софи. Почему ты так со мной? Я приезжал на твое совершеннолетие в ноябре. На Новый Год. Сейчас февраль... Я осознал одиночество через несколько дней. Я слишком к тебе привык, за эти чертовы два месяца... Люди двигались быстро, спеша скрыться от непогоды в салоне самолета. Я спешил вместе с ними. Отдал билет, прошел к своему месту и поздоровался с соседом - упитанным индусом. Забавно, меня тоже сначала путали с другими национальностями - так все смешалось вокруг. — Уважаемые пассажиры, большая просьба перевести все гаджеты в режим полета, — всегда забываю это сделать. Рука тянется в карман, но меня останавливает девушка сзади, заранее прося не отклонять кресло слишком сильно. Спешу ее успокоить, что не собирался вовсе кресло трогать, как телефон завибрировал от звонка. На экране светилось "KSENIA". — Да? — Хорошей тебе дороги. Не забудь вернуться через месяц. — Обязательно.