День Взаимопонимания

      Если Шакал что задумал, то спорить с ним или сопротивляться — бессмысленно. Уж насколько у меня устойчивая репутация упрямца в Доме, но мне до Табаки, как до пика коммунизма алчным капиталистам — рукой подать, но даже в микроскоп не разглядеть. Если уж Шакал в Идею или Идея в Шакала запала — тут вообще хрен поймешь — в общем, если они встретились на нелепом бездорожье и глазки их загорелись — считай, стая пропала. Жить нам теперь по новым правилам. Это Рыжему приходится изобретать велосипед, чтобы протащить к нам потаскушку Габи, а Шакал не заморачивается интригами — он просто, как новорожденных кутят, кидает нас в омут своего нового проекта и восторженно кричит: «Гип-гип, ура-а-а-а!». И бултыхаемся мы в омуте его сознания, лишь веря, что берег есть и надежду терять не стоит.       Поэтому молча терплю, пока Македонский завязывает мне глаза вонючим шарфом. Из преисподней он его извлек, что ли? Почему так воняет гарью? Терплю запах и проглатываю свои сомнения насчет идеи. Интересно, когда будет мой день, Шакал Слепому руки завяжет, что ли? А сам как выкрутится без рук и без ног? А волоокого Лорда… Бля, даже думать не буду, как Шакал будет выкручиваться. Его Идея — пусть он и вертится ужиком. Я зеленой гусеничкой уже вокруг Слепого пообвивался. Харэ с меня.       Македонский закончил, и я уже почти привык, что ничего не вижу. Почти — это процентов на десять. То бишь — не привык, но смирился. Вспоминаю что делает Бледный, но у меня-то нет тонких паучьих пальцев! Шакал — с-с-с-сука! Вдох, выход, беру себя в руки — ха-ха, очень смешно! Включаю воображение и вытягиваю возникшую из ниоткуда руку вперед. Утыкаюсь в кого-то — шершавые ореховые скорлупки, колкий бадьян и перемотанная узлами палочка корицы — етить твою мать, Шакал — только тебя мне сейчас и не хватало. Представляю, как горят твои глазки, где отражается свет Вселенной.       — Отвали, чудовище! — шиплю на него и буквально слышу, как восторженно он расплывается в улыбке. Шакалиные радости доступны только ему подобным. А таких на белом свете больше нет.       Делаю шаг вперед и уже счастлив, что ни на что не натыкаюсь. Отдельно радуюсь тому, что живу не засранном Крысятнике и не заставленном горшками Гнездовище, а в четвертой, где вожак слепой и под страхом смерти никто не оставляет ничего на полу. Исключение — Лэри. Тупой лог, это благодаря ему мы все оказались перед фактом — День Взаимопонимания. Нестерпимо хочется рычать, шипеть и бросаться в разные стороны, буквально чувствую, как из живота вырастают еще две дополнительные конечности. У меня уже их шесть: две ноги — к ним я привык больше всего, две воображаемые руки — вполне, оказывается, действенные, и еще две пары лап — с ними я чувствую себя максимально устойчивым в этом темном царстве. Делаю еще пару шагов и упираюсь в горизонтальную поверхность — стол. Владения Македонского. Самыми верхними конечностями ощупываю все, что попадается. Узнаю чашки, ложки, баночки. По выпуклому рисунку склянки угадываю: зеленый чай — его любит Черный, антиоксиданты там, и для здоровья полезно. ЗОЖник, твою мать — запутавшись в кромешной тьме я готов даже младенцу доказать, что материнское молоко — зло. Останавливаю себя. Слепой живет так вот уже восемнадцать лет! Из них одиннадцать я был рядом. Теперь уже голоса во мне замолкают сами. Он всегда живет вот так. Проваливаюсь куда-то настолько глубоко, что даже не знаю, смогу ли оттуда выбраться сам. Оглядываюсь — вокруг Лес.