День Взаимопонимания

      В четвертой странно все: одежда, правила, отсутствие субординации, игры и забавы. У них есть особые Дни и Ночи. Их придумывают на ходу и они сразу же становятся традицией. Совсем недавно Шакал Табаки объявил, что стае необходим День Взаимопонимания. А уже вчера я услышал в столовой, что это, оказывается, древняя традиция, уходящая корнями чуть ли не во времена Матушки Анны. А сегодня Табаки беспардонно разбудил меня и объявил во всеуслышание, что пришла пора мне крутить волчок. Пытаюсь выяснить — как крутить? И в какую сторону? А что делать после? Куда-то нужно идти или можно оставаться в четвертой? А в процессе игры можно задавать вопросы? В глазах состайников вижу странный блеск. Блин, опять они. Ненавижу, когда они так смотрят на меня. Я не понимаю, чего они хотят. Отчаявшись что-либо понять, просто кручу детский волчок с бегущей под пластиковым куполом лошадкой с наездником. Будь что будет. Все внимание свое направляю на лошадку и не замечаю, где она останавливается. Из ступора меня выводит хохот Табаки. Поднимаю глаза на Сфинкса, ожидая поддержки, но в его глазах тоже искрится улыбка.       — Мой мальчик, тебе несказанно повезло, — Табаки кричит так, будто я глухой, — сегодня ты наимудрейший Сфинкс — безрукий скульптор творящий чудеса и разводящий тучи одним лишь взглядом.       Горбач осторожно заводит мне руки за спину. Я не сопротивляюсь. Их игра — их правила. Мне даже интересно. Русалка, сидящая рядом со Сфинксом, расплетает одну одну из косичек, в которую вплетена черная лента и протягивает ее Горбачу. Горбач завязывает на моих запястьях черный бант. Мои руки отныне связаны.       Смотрю на Сфинкса — я не понимаю, что делать дальше. Стая глазеет на меня. Так и сидим. С каждой минутой мне становится все тревожнее. Сколько это может продолжаться? Слепой! Слепой! Ты что, не слышишь меня? Я к тебе обращаюсь. Неужели ты опять там? Очнись, Бледный! Я так волнуюсь за тебя! Вздрагиваю и удивляюсь — оказывается, я уже сижу рядом с вожаком на полу и что есть мочи кричу ему в ухо, пожирая глазами его щуплые, почти девичьи плечи. Испуг во мне — не часто мне доводилось кричать на Хозяина Дома — борется со злостью, а злость — с безумным желанием обнять эти колючие плечи, удержать их владельца и никуда не отпускать. Но я не могу. Я связан по рукам и ногам. Мне страшно, мне больно и обидно. Я утыкаюсь в мягкие ладошки Русалки — растворяюсь в ее нежной песне и прячусь в каскаде волос. Это мой щит, мое спасение от твоего больного мира, Бледный! От жестокости стальнозубого мудака, от тусклых красок твоей фантазии. Я не пойду туда с тобой. Я останусь здесь, в нежном звоне колокольчиков в волосах моей любимой. У меня есть Курильщик: он, как я когда-то, протягивает себя на раскрытой ладони — всего целиком. Он отдает всю свою душу, и мне не так уж сложно потерпеть миллион его вопросов. Я верю, что он поймет и разберется. Ведь я смог. Но он сохранит свою открытость и искренность. Потому что я — не ты. Я не буду ломать его, а позволю сделать выбор, и он выберет Наружность. Уж я тебе обещаю!       Ощущаю свои ноги мощными и сильными, пытаюсь встать и без сил падаю. Прихожу в себя уже на кровати. Я снова Курильщик, на полу растянулся Слепой, а рядом с ним сидит Сфинкс. Ловлю его взгляд, но мне почему-то не хочется ни о чем его спрашивать.