Две стороны одной тайны

      Раздался взрыв, и стены и пол замка затряслись, будто задрожали перед мощью надвигающейся угрозы. Где-то высоко-высоко над тайным убежищем тёмного лорда замельтешили имперские истребители, то и дело целясь в огромное величественное здание.       Времени было немного, и Вейдер понял это почти мгновенно, как только началась полномасштабная атака на его убежище. И если ситх хотел спасти остатки того, что у него ещё было в этой жизни, действовать нужно было незамедлительно. Дышать из-за повреждённого костюма и раны на груди становилось всё тяжелее, а где-то над головой раздавались новые и новые взрывы, сопровождаемые шумом рушащихся стен.       Резко сорвавшись с места, тёмный лорд одним махом подхватил Лею и Асоку, и буквально чёрной молнией устремился в медицинское крыло замка, или того, что ещё оставалось от замка пока что. Спешно преодолев достаточно большое расстояние, Вейдер, несмотря на то, как трудно в данный момент было ему, задыхаясь и кашляя, роняя на пол багровые капли крови, трясущимися руками уложил Тано на медицинский стол и активировал приборы, чтобы они самостоятельно уже смогли определить и улучшить состояние пациентки.       Ещё раз мельком осмотревшись по сторонам и точно и чётко осознав, что его дорогой дочурке ничего сейчас не угрожало, ситх решил заняться собой. Активировав огромную личную камеру и запрограммировав её на нужный режим, который и он, и приборы «помнили» хорошо, так как тёмного лорда на заданиях часто ранили, Вейдер вошёл внутрь. Десятки юрких держателей стали спешно разоблачать мужчину, избавляясь от частей старых повреждённых доспехов, обрабатывать глубокую, но не смертельную рану, и заново, словно пазл, собирать новый костюм.       Прошло где-то минут десять этой суматохи, прежде, чем восстановление полностью было закончено, и Асока, которая только-только резко открыла глаза, первым делом увидела выходящего из с шумом отворяющейся камеры Вейдера. Мгновение потребовалось матери, чтобы осознать происходящее, и ещё мгновение, чтобы с уст Тано слетел закономерный, но резкий вопрос:       — Где Люк?       Даже подскочив с медицинского стола, будто и вовсе позабыв о том, как всего несколькими минутами ранее себя чувствовала, тогрута настойчиво всмотрелась в глаза Вейдеру, она ждала ответа, которого на самом деле не хотела слышать.       Ситх понимал, что правда разочарует эту женщину, его женщину, знал, что, возможно, за подобное предательство она его никогда не простит, и, честно говоря, не хотел отвечать, но… Такова была цена спасения самого дорогого ему на свете существа, его дочери. Наверное, потому, тёмный лорд решил покончить со всеми неприятными признаниями сразу.       — Люк на моём личном разрушителе… — и, предвкушая последующие вопросы и порывы Асоки что-то предпринять, тут же пресёк их на корню, — Но его уже нельзя спасти, его нужно отдать императору ради спасения Леи.       Эти слова страшным приговорным звоном раздались у Тано в голове. На мгновение всё перед глазами поплыло, разум затуманился… И голова закружилась. Всё в пространстве около тогруты пошло кругом. Всё было неправильно, не так, как нужно, просто ужасно. И женщину в данный момент не столько волновало предательство Вейдера, которому она теперь столь доверяла и которого столь любила, хотя такому поступку даже не было названия, сколько судьба её дорого приёмного сына. Нет, Люк был для Асоки «родным» сыном, самым близким на свете человеком, наверное, настолько же дорогим, насколько была важна для ситха его дочь. И осознание этого резким отрезвляющим пламенем прошлось по всему телу Тано, сменяя абсолютную физическую беспомощность обжигающим гневом и ненавистью.       Моментально сорвавшись с места, тогрута, будто хищница, готовая растерзать, буквально прыгнула на тёмного лорда и, со всей ожесточённостью молотя его по плечам и груди кулаками, стала надрывно орать, что было мочи.       — Как ты мог?! Как ты посмел?! Ты, ты… Просто чудовище! Ужасный, безжалостный и бездушный монстр… Я ненавижу тебя!       Задыхаясь от ярости и даже не чувствуя больше боли от ударов кулаками о твёрдую металлическую поверхность непроницаемого костюма, Асока в опустошённом и безвыходном отчаянии почти сорвалась на слёзы. Она понимала, что теряет самого дорогого человека в Галактике, и, одновременно с тем, осознавала, что не может сделать ровным счётом ничего, чтобы его спасти. Беспомощность и отчаяние убивало её!       Вейдер предвидел реакцию Асоки на его слова и предвкушал подобную истерику. Оглушающим «раскатом грома» раздался очередной взрыв в замке, и белая штукатурка стен с несколькими лампами с потолка градом осыпались на пол. Сейчас не время было для подобных сцен, тем более, что излишняя эмоциональность Тано относительно этого мальчика невероятно злила ситха.       Как можно было любить сына Кеноби, даже не родного тогруте сына, больше «его» дочери? Как вообще можно было любить какого-то мерзкого, такого же, как отец, предателя, выродка, подонка, больше тех, кого Вейдер ценил дороже собственной жизни? Нет, ни один сын Оби-Вана в мире, даже настолько любимый Асокой, не мог стоить ни единого волоска с головы Падме или его дочери, никогда!       Резко ухватив тогруту за оба её запястья и больно сжав тонкие руки в своих безжалостных механических пальцах, Вейдер хорошенько встряхнул женщину, мгновенно заставляя успокоиться.       Его чёрный отполированный шлем со звуком тяжёлого дыхания медленно приблизился к Асоке, сверкая багряными линзами стекол в искрящемся освещении помещения и уставляясь ими Тано прямо глаза, и тёмный лорд резко и безжалостно спросил, нужно было раз и на всегда расставить точки над «и»:       — Выбирай, дочь Энакина или сын Кеноби?       Асока не сразу поняла сказанного, суровая реальность обрушилась на неё ледяным потоком воды, шокирующим и одновременно причиняющим и жгучую боль, и приятную прохладу. Но когда до Тано, наконец-то, дошёл смысл сказанного, всё встало на свои места. Столько событий, столько мелочей, столько догадок и зацепок день за днём указывали тогруте на правду, но она предпочитала не верить, не знать, неистово закрывать глаза на то, что было очевиднее очевидного. Возможно, сознательно женщина обо всём догадалась бы ещё в первый раз, когда Вейдер в ссоре невольно назвал её Шпилькой… Только он, только её дорогой и обожаемый Энакин, мог знать это прозвище теперь, только он звал её так… Но подсознательно Асока не хотела верить. Ей проще было принять ту реальность, где Скайуокер погиб в день падения Ордена, чистым и светлым безупречным героем, чем стал жестоким убийцей, тираном, её личным мучителем и насильником.       Сколько гнева, сколько ненависти, сколько жестокости и мести было во всех его поступках по отношению к Тано, в его действиях, в его словах. Тогрута пережила из-за этого человека столько страданий, что её душа, сердце, сознание просто отказывались верить в подобную реальность, просто не могли принять того, что было безжалостной правдой. Женщина думала, что Энакин мёртв, храня где-то в недрах своей небольшой, но одновременно бездонной, груди светлый образ её избранника, и даже мысли не могла допустить о том, что этот жестокий, безжалостный, страшный во всех смыслах человек, имел с ним что-то общее, был им!       Вся душа, всё тело, всё естество Асоки отрицало даже малейшую догадку о подобном. Энакин и Вейдер, словно небо и земля, были подобны двум противоположностям, двум абсолютно разным людям, одного из которых Тано безумно любила, другого из которых яро ненавидела. Но сейчас, в этот судьбоносный день, в этот момент истины, оба образа слились для неё воедино. Безупречный, добрый и милый Энакин, готовый перевернуть пол Галактики ради спасения какого-то дроида, и абсолютно бездушный, безжалостный, бесчеловечный убийца Вейдер, который когда-то давно не пожалел, ни чужих, ни своих детей, ни даже свою беременную жену…       Асока была в замешательстве, напугана, шокирована, сбита с толку… И, тем не менее, она любила, любила их обоих одинаково и принимала каждого по-своему, принимала его одного полностью и целиком, такого, как есть, настоящего, живого… Джедая и ситха… Энакина и Вейдера… Героя и палача… И эта любовь к двум абсолютно разным, казалось бы, мужчинам сейчас слилась для Тано воедино, в точке соприкосновения, которая дарила ей… Нет, не страдание и разочарование, а облегчение, то самое, которое может подарить идеальная реальность… Почти идеальная!       Теперь тогрута знала правду, но одновременно и лишь она знала какую огромную ошибку совершал Вейдер. У этой тайны было две стороны. Одна только что открылась для неё, а вторую уже Асока должна была открыть для Вейдера, чтобы не свершилось непоправимого, как тогда, в тот день, когда по вине Энакина-Вейдера, погибла Падме.       Резко собравшись с духом, с замиранием сердца и лёгких пытаясь справиться с шоком, Тано завороженно прошептала:       — Люк тоже сын Энакина. Твой сын…       Решив уточнить сказанное, тут же добавила она, а затем, с силой вырвав свои нежные запястья из цепкого захвата безжалостных пальцев Вейдера, уже более уверенно, громко и чётко произнесла:       — Значит у Падме родились близнецы, — тогрута сделала небольшую паузу между словами, переводя относительно сбившееся дыхание, как будто давая неподвижно замершему тёмному лорду в полной мере переосмыслить полученную информацию, а затем, отчётливо понимая, что её слова без какого-либо подтверждения звучали просто невероятно, продолжила, — Оби-Ван рассказал мне о том, кто был отец Люка. Однако… Помнишь ту прядь волос, что ты подарил мне однажды в знак привязанности после миссии? — тогрута не стала называть больше Энакина в третьем лице, теперь они с Вейдером были для неё едины, и какие-то изощрения в разговоре больше не имели смысла, — Я сделала ДНК тест. Люк — твой сын. Сын мастера, которого я любила больше жизни, сын, человека, который когда-то мне был дороже всех в Галактике… Наверно, поэтому я так сильно заботилась о нём, берегла, защищала, так сильно привязалась к нему. Из-за тебя. Ради памяти о тебе.       Слова Асоки о Люке долетали до ушей Вейдера, но он ничего не предпринимал. Казалось, ситх замер на месте от шока, будто заледенев, как бесчувственный айсберг в морях холодного океана его тёмной души. Однако, когда Тано невольно коснулась рукой чёрно-серой полосатой накладки на груди мужчины, упомянув о пряди волос с головы Энакина, Вейдер невольно вздрогнул, как будто внутри его сердца, под «её» неистово-светлым теплом, что-то на мгновение оттаяло. Но это был лишь миг мимолётной слабости, который тут же растворился, исчез в реальности, уступая место холодному и бесчувственному недоверию.       — Ты врёшь, — ситх отчётливо осознавал возможность того, что, обманывая его таким образом, несчастная и беспомощная «мать», готовая сейчас пойти на что угодно, просто хотела уберечь своего дорого и обожаемого сына, — Этого не может быть. Ты просто хочешь спасти Люка.       Тано предвкушала его недоверие и, получив в ответ, практически то, что она ожидала, тут же перешла к решительным действиям.       — Помнишь это? — тогрута резко махнула запястьем перед самым шлемом Вейдера, — Мы с Люком обменялись браслетами с кровью в знак привязанности друг к другу, — тут же уточнила она, безжалостно срывая более не нужное «украшение» с руки и раскрывая маленькую круглую ёмкость, в которой всё ещё плескалось небольшое количество алой жидкости.       Не желая тратить ни лишней секунды, коей у неё сейчас не было, отчаянная женщина резко «подскочила» к разрубленным доспехам и, взяв и них частицы крови ситха, выплеснула оба образца на ДНК сканер.       Прошло пару мгновений, застывших для всех присутствующих вечностью. Вейдер не мог принять того, что Асока говорила правду, как и сама она до сих пор не верила, что правду говорил он, но…       Злёные яркие символы, прожигающим ответом на все вопросы высветили на компактном, однако крайне эффективном, приборе результат. И результат этот был положительным.       «Совпадение девяносто девять и девять процентов», — эти слова отдалённым эхом ещё несколько раз отдались в сознании обоих.       Теперь тёмная завеса тайны спала окончательно. Не было больше сомнений в том, что Вейдер и Энакин — один человек, как и в том, что этот самый человек являлся родным отцом Люка.       Асока замерла в ожидании реакции тёмного лорда, однако, тот, честно говоря, не знал, как на это реагировать. Столь внезапно открывшаяся ему на всё правда вновь загнала Вейдера в тупик, поставила в ту же самую ситуацию, что была у Энакина когда-то с Падме на Мустафаре, и вина за неё жгла ситху душу, куда сильнее, чем некогда раскалённая лава жгла его тело.       В один момент Вейдер осознал, что у него был ещё и сын, сын от его дорогой и обожаемой Падме, подарив новоиспечённому отцу невероятную радость, и в то же время, ситх понял весь ужас ошибки, которую совершил, страшной, непростительной ошибки, коия истязала его невероятными муками.       В погоне за ненавистью, за местью, за сомнительной мнимой справедливостью, тёмный лорд так заигрался, что вновь чуть не стал причиной гибели своего дорого, близкого, родного человека. Своего ребёнка! А ведь он поклялся, мысленно поклялся в день похорон их первенца с Асокой, что больше никогда и ни за что такого не допустит. Никто, ни одно любимое для Вейдера существо в Галактике, больше не умрёт. Ни один его сын… Его сын!       От понимания всего ужаса того, что он натворил, у тёмного лорда закружилась голова, сознание сделалось мутным и перед глазами всё поплыло. Стало тяжело дышать, нет, не физически, морально, от того, как ужасна в данный момент была ситуация, и как безвыходно казалось теперь положение. От давления груза вины, который одним металлическим брусом упал на плечи Вейдера тонной тяжести, ситх невольно склонился, прикладывая руку к шлему, как будто закрывая глаза, которыми ему теперь стыдно было смотреть на Асоку, на собственную дочь, на собственного сына… На себя!       Тёмный лорд столько издевался над Тано из-за Люка, столько мучал самого Люка, желая отыграться на Кеноби, а в итоге он наносил лишь глубокие и кровоточащие раны собственной совести, собственной душе, собственному сердцу, истязая тех, кто был ему роднее родных. Как месть, ненависть, злоба могли так сильно поглотить Вейдера, что он не смог разглядеть истинную чистую и искреннюю любовь к нему в Асоке, своего сына в Люке, да даже справедливый гнев Леи за его беспощадность и жестокость?       Ситху сейчас было так плохо, как никогда, и, нет, не потому, что его тело было искалечено физически, а потому, что его душа была искалечена морально, искалечена им же. И только он сам мог это исцелить, не кто-то другой, только он сам, Энакин или Вейдер, не важно, мог исправить то, что натворил, пока ещё не было слишком поздно!       Прогремел новый взрыв, осыпая на пол небольшие куски потолка, стен и слои пыли, как будто отрезвляя ситха и возвращая в реальность. И Вейдер опомнился от атаки истребителя, разрушающего в данный момент его замок, опомнился, пока не была разрушена окончательно его жизнь.       Резко убрав руку от всё ещё идущей кругом головы, ситх небрежно встряхнул ей, чтобы окончательно прийти в себя, и безапелляционно приказал Асоке:       — Забирай Лею и улетай из замка на Татуин. Там для вас обеих будет безопаснее всего.       — А как же Люк, — как будто до сих пор сомневалась в том, что ситх поверил ей, всем телом волнительно встрепенулась Тано, в порыве хоть что-то с этим поделать, но... Ответ который дал ей тёмный лорд, стал для тогруты полной неожиданностью.       — Я сам позабочусь о своём сыне! — кратко и чётко отрезал Вейдер, на секунду замешкавшись, приближаясь к женщине, а затем, крепко, но мягко, взяв её за руку, тихо добавил, — Нет, о нашем сыне. Встретимся на закате, на окраине Мос-Эспа. А сейчас улетай!       Их взгляды во всём этом хаосе и суматохе встретились, и, казалось, мир затих на мгновение, когда Вейдер и Асока невольно утонули в глазах друг, прочитав в них подлинные искренность, любовь и доверие…       Не говоря больше ни слова, Тано сорвалась с места, крепко ухватила девочку за руку, так будто боясь потерять, и потащила за собой на небольшой спасательный кораблик, в то время, как тёмный лорд отправился спасать свою душу и своего сына!       Два небольших летательных транспорта во всём этом безжалостном хаосе с разных сторон почти незаметно покидали замок, который пал дождём тысячей обломков, переворачивая последнюю страницу прошлого, в оглушительном, разрушающем всё на своём пути, обжигающем взрыве от атаки имперских истребителей. И эта глава жизни Вейдера, Асоки, Люка и Леи была закрыта навсегда, возможно, открывая перед всеми ними начало новой главы…