***
После позднего перекуса, убрав поднос обратно на тумбочку, Рэй приподнялся на коленях и протянул руки к Винсенту, как бы прося его скорее обнять. И альфа послушался, прижимая свое сокровище к себе. Их клятва «всегда быть вместе» вновь стала принадлежать только им. Винсент был счастлив вновь находиться рядом с возлюбленным омегой, который неоднократно делал его самым счастливым на свете. Мешающее теперь полотенце на голове Рэй стянул. Волосы оставались влажными, не расчесанными, и что-либо с этим делать он не собирался. Отпускать вновь Винсента он не хотел. Отчетливый запах шампуня, с ароматом сирени, стал распространяться по спальне. Винсент любил запах сирени. Особенно после дождя. И он никогда не признается, что именно этот запах, в их первое свидание, показал ему небольшую прелесть романтики, которую отрицал по молодости. — Теперь ты можешь делать все, что захочешь, — томно прошептал в самые губы, — я весь твой. — Как и я, — так же шепотом ответил Винсент, припадая к любимым губам, которые после пирожных стали слаще в несколько раз. И никакого больше сдерживания. Рэй обнял за шею, возвышаясь на целую голову за счёт того, что поднялся на колени, и ответил на поцелуй, сильнее прижимаясь к любимому, укрывая собой и волосами, словно от всего мира. Поцелуй не был страстным, наоборот, наполнен безграничной нежностью друг к другу, которую альфа и омега испытывали. Нет ничего прекраснее, чем держать в руках любовь всей своей жизни и осознавать, что больше не хочешь от нее уходить. Руки альфы оглаживали стройное тело, забираясь под халат и даря самые чувственные ласки. А нежные руки омеги, забираясь под воротник рубашки, гладили по шее и лопаткам. В какой-то момент, не разрывая поцелуя, Рэй стал откланяться назад и утягивать за собой супруга. И тот следовал за ним, постепенно нависая. Хотелось зацеловать, заласкать, и альфа принялся воплощать свои желания в жизнь. Поцелуй был разорван, а губы постепенно переходили с лица на шею. Рэй наслаждался давно не испытываемым ощущением, когда тёплые губы порхают на коже, вызывая трепет и желание. Руками он обнял альфу за спину, а ноги, согнув в коленях, специально для удобства раздвинул. В голове больше не осталось мыслей. Мир сузился только до них двоих. Есть только альфа и его любимый омега. Есть любовь, которая окутывает их. Есть ласки, что дарит старший муж своему любимому. Есть ответные прикосновения. Поцелуи спускались все ниже и ниже, руки Винсента полностью освободили омегу от одежды. — Нет, — на выдохе произнес Рэй и за предплечья потянул к себе Винсента, — не надо туда, — шепнул теперь в губы, оставляя на них нежный поцелуй, — только так, прошу… я до конца хочу видеть твое лицо перед собой. — Хорошо, — тепло улыбнулся, вновь завладев припухшими губами. Первый протяжный стон, что невозможно было сдержать, потонул в поцелуе, когда Рэй ощутил, как сочащаяся головка сначала приласкала анус, а затем пошло давление. Совсем легкое. В этот раз они занимались точно не сексом. Это именно то, что подходит под описание — занятие любовью. — Винсент, — выдохнул имя любимого, после которого сорвался еще один сладкий стон — плоть вошла глубже. — Розочка моя, — прошептал в ответ. — Я так тебя люблю. И очень сильно боюсь потерять. — Я тоже тебя люблю, — кусая губы, отвечал омега и с силой сжимал в кулаках чистую простынь. Тело пронзало удовольствие с каждым сантиметром. И пробрало до нового стона, когда Винсент сделал толчок, чтоб войти до конца. Вновь едины. Каждый раз неповторим. И Винсент это осознавал. Ему хотелось доставить небывалое удовольствие. И только Рэй хотел просить начать двигаться, Винсент словно услышал его мысли и сделал все раньше. Каждую новую минуту толчки набирали обороты. Омега лежал под любимым и ловил удовольствие с каждым тихим мычанием-скулением, и вдруг отчего-то застыдился и прикрыл глаза изгибом локтя. — Что такое, розочка? — Ничего, просто… — промямлил, отвернувшись (и волосы помогли скрыть лицо), — я не знаю… — Розочка, мы с тобой столько лет женаты, а ты стесняешься? — альфа оставил ласковый поцелуй на обнаженном плече, не прекращая двигаться. — Сегодня все как-то по особенному… ты никогда меня так не любил, как в эту ночь… — решил-таки признаваться, а вернее раскрыть свои чувства более понятливым языком. — Я наверстаю упущенное. У нас с тобой каждая ночь будет особенной. Я обещаю. Разговор на том закончился, Рэй больше не мог ничего произносить. Кроме одного — имя любимого. И это имя смешивалось со стонами удовольствия, которые ласкали слух. А Винсент, в свою очередь, не скупился на нежности, которые нашептывал на самое ушко, уже покрасневшее. В одном Рэй оказался прав — он любил своего омежку так, как никогда прежде. И причина тому проста — сегодня он был близок к тому, чтобы потерять свою любовь. Из-за своей же глупости. Но больше такого не случиться. Никогда.***
— Наконец-то дома, — свободно выдохнул Сиэль, стоило оказаться на собственной территории. Скидывая куртку, грязную и заляпанную немного в крови, прямо на пол, Себастьян в ответ что-то тихо проговорил в знак согласия и потянул за собой омегу в ванную комнату — тот не сопротивлялся. Сам желал побыстрее смыть с себя весь чертов день: и грязь, и кровь, и мерзкие прикосновения извращенца, которые, к ужасу и стыду, Сиэль все еще ощущал на себе. Лишь объятья Себастьяна помогали забыться. — Давай снимем с тебя одежду. Стянув пуловер через голову, альфа откинул его на пол, а после принялся за брюки. — Еще и спинку мне потри потом. К удивлению, Сиэль говорил на полном серьезе. Он желал смыть с себя отвратительный день в водосток. И чтоб в этом ему помог возлюбленный. — Обязательно, — утвердительно кивнул Себастьян и слегка оттянул резинку боксеров, — я всего тебя вычищу. С головы до пят. — Тогда тебе еще надо почистить мне зубы. А в завершении оставить свой запах. Упоминание о попытке изнасилования вызвало новый приступ ярости. Будучи близко друг к другу, Сиэль мог видеть смену эмоций в завораживающих глазах Себастьяна: три планеты — Земля-Марс-Луна. Избавив окончательно от всей одежды, Себастьян начал раздеваться сам, шипя себе под нос ругательства, направленные исключительно на мертвого ублюдка и себя. Ведь он промедлил. Не умей Сиэль за себя постоять — так и вовсе был бы изнасилован, а позже убит. Немного подумав над сегодняшним днем, что он чуть не лишился девственности с посторонним мужчиной, Сиэль выдал: — Давай займемся сексом? — … что? — обалдел от услышанного Себастьян, на миг позабыв о самоистязании, и обернулся. — Дважды повторять не буду, — с обидчиво-смущенной моськой Сиэль отвернулся. — Да нет, я… понял тебя. Но это… черт… — растерянно взлохматив волосы, альфа пару секунд простоял с нечитаемым выражением лица, уже полностью обнаженный, а после словно ожил. — Пойдем для начала под душ. — Угу. Душ — дело первостепенной важности, и плавный переход к основному «блюду». Как рассказывал однажды Алоис, да и, чего греха таить, Сиэль ознакомлялся с некоторыми «фильмами», после совместного душа парочка, на семьдесят процентов, начинают заниматься сексом в кабинке-ванной. Так могло случиться и у них. Оказавшись вдвоем в кабинке душевой, под теплыми струями душа, Себастьян взял в руки мочалку и не пожалел на нее геля. — С чего начнем? — Хочу, чтобы с меня стерли чужие прикосновения. Услышав пожелания, Себастьян плавно развернул его на сто восемьдесят. И почувствовал Сиэль два прикосновения — одно ясно похоже на мочалку, что водила не нежно, но и не грубо, между лопатками, второе же — что-то ласковое, похожее на… поцелуй — на плече. И тут же прикрыл глаза после приятного прикосновения. Руки и губы его альфы много желанней и приятней чужих. И именно с Себастьяном он начал расслабляться. Контраст жесткой мочалки и нежных поцелуев приносили странное удовольствие. Альфа не врал, говоря, что вымоет его с головы до пят, все так и произошло. Особенно трогательный момент с пяточками. Сиэль специально сел на небольшой выступ в душевой, а Себастьян, встав на корточки, держал в руках его ногу и мыл ступню. А после завершения целовал в пятку. Смущенная улыбка заиграла на губах омеги. Его альфа — самая чуткая душа, которую можно только встретить на этой планете. От счастья и умиления хотелось слезы лить. Какая там ситуация с извращенцами и убийством, когда центр всего внимания, маленький мир — лишь один человек, обходящийся с ним так бережно и любя, как ни с кем другим. Сдерживаться сложно и в какой-то момент Сиэль просто заревел. Слезы покатились по лицу, он этого и не заметил. Зато заметил Себастьян. — Радость моя, — растерялся тот, перестав мыть ноги, и потянулся вперед, чтобы обнять, — ну, не плачь. Все ведь хорошо. Утешение подействовало не совсем так, как надо. Омега разревелся сильнее, прижимаясь к альфе. Но, возможно, это и хорошо. Он выплеснет все негативные эмоции. Несмотря на неудобную позу и несмотря на то, что вода хлестала по спине, в одну точку, Себастьян ни слова не сказал в знак возмущения (раздражения), продолжая молча обнимать возлюбленного, успокаивать своим присутствием, словами и неизменным поглаживанием. Все ради одного человечка. Самого дорогого и любимого.***
Оставшиеся водные процедуры они провели в молчании, но оно совсем не напрягало, наоборот, давало собраться с мыслями окончательно. Во время мытья головы, Сиэль решил заодно и зубы почистить. Его руки не были заняты, Себастьян взял на себя полную ответственность за омывание. На себя у него ушло меньше пяти минут. А выйдя из кабинки, Себастьян обтер полотенцем себя, запахнулся в халат, а своего омежку завернул в кокон из мягкого большого полотенца и, взяв на руки, понес в спальню. — Ну я же не младенец, — в шутку заворчал Сиэль, но не стал вырываться, на руках любимого слишком комфортно. — На руках носят не только детей. Любимых омежек тоже, — словно по секрету шепнул на ушко и тут же его поцеловал, вызвав и приятное чувство и щекотку. — Но ведь у меня ноги тоже есть, — Сиэль покраснел от таких ласк. Вернулся старый добрый омега, который, кажется, всегда будет смущаться ласк альфы. Он так думал по крайней мере. В спальне Себастьян осторожно опустил его на постель, садясь рядом. — Ну вот. Не хочешь покушать? — Мне все еще не хорошо. И боюсь, если поем и вспомню о произошедшем, меня опять вырвет. — Может, тогда просто чай зелёный? — спросил с нескрываемым волнением, приглаживая влажную челку, что лезла Сиэлю в глаз. — Можно, наверное, — неуверенно согласился тот. Хоть что-то в желудок, но нужно закинуть. Хотя лучшим лекарством станет, конечно, ласка любимого и сон. То, что он получит, видимо, после чая. Себастьян поцеловал в лоб, прежде чем уйти. А Сиэль лишь покачал головой. Конечно, день выдался насыщенным, но им двоим явно предстоит еще много чего интересного. Особенно сегодня. Сиэль был готов расстаться со своей девственностью. Лучше уж она достанется Себастьяну сегодня, чем завтра, похитив Сиэля снова, ее заберет кто-то иной. — Держи, — вырвал из мыслей Себастьян. — Спасибо. Сиэль с улыбкой забрал чашку с чаем. Руки почти сразу обожгло, а тепло стало распространяться по ладоням. А когда рядом лег Себастьян, одной рукой обнимая за плечи, воцарилась идиллия. — Интересно, папа пришел уже в себя? — тихо спросил Сиэль, после парочки сделанных глотков. — Думаю, что да. С отцом он в полной безопасности и спокойствии. — Надеюсь, что они помирились и пришли к тому, что им больше нельзя расставаться. — Наверняка. Я удивлюсь, если после случившегося они все ещё останутся в ссоре. — А что, я бы проучил тебя, если бы ты решил меня кинуть. — После всего? — удивлённо вскинул бровь. — Ну, спасти ты бы меня спас, потому что, как ни крути, но ты меня любишь. Однако я бы сначала на тебя еще подулся, а только потом, может быть, придумал способ помириться, — стал рассуждать Сиэль. — О, да ты просто душка! — А ты не знал? — Знал, — вздохнул Себастьян. — С твоим характером с девяти лет знаком. — Я еще ребенком был душкой. Вспомни только моих нянечек до Финни. — Няньки ещё ладно, а что ты с учителями творил… И эта душка, с лицом ангелочка, доводила до нервного срыва. Вспоминая о старых временах, Себастьян иной раз удивлялся, как родители его радость вовремя не остановили, дав разок другой по жопе, да вбив в головку, что взрослых надо уважать. — Не со всеми. Только с вредными и противными. Были и те, кто мне нравился. — Мне все нравились. — Потому что тебе нравилось учиться. Рассуждать о прошлом можно бесконечно, и несмотря на то, что в детстве они были полной противоположностью, у них находились общие интересы и их всегда тянуло друг к другу. Возможно, их встреча изначально была судьбой. Тысячу раз Себастьян благодарил Всевышнего за то, что когда-то мальчишки из приюта, издеваясь над ним, заставили выбежать на улицу, а там и на проезжую часть, едва не попав под машину отца. Эта встреча в корне изменила жизнь маленького альфы. У него появились те, кто его любит, несмотря на то, что отец с другими людьми достаточно жесток. И Себастьян становился таким же. Перенимая черты отца, даже не являясь его кровным сыном. Забрав из рук омеги пустую кружку, Себастьян отставил ее на тумбочку и вдруг перетащил его к себе на колени. Полотенце держалось на добром слове и оголило по грудь. — Поцелуешь меня? Я хочу оставить твой вкус на своих губах. Впервые фраза омеги пробрала до мурашек и вызвала двоякость, с одной стороны злость, по ясным причинам, с другой возбуждение — и причина еще более ясна, чем первая. — Конечно, — ответил, как только сглотнул и, подцепив подбородок пальцами, накрыл приоткрытые губы омежки своими, тут же вторгаясь в жаркий ротик языком. И Сиэль ответил. Ответил с чувством. Ему не хватало поцелуя возлюбленного альфы. Альфы, ради которого он отвергал остальных. К которому с раннего детства испытывал сильную тягу, установившую сильные узы, подобные стальным канатам. Одеяло улетело вскоре не пойми куда. Себастьян сжал упругие половинки, поймав губами первый стон и с несдержанной улыбкой стал играться с чужим язычком, посылая волны мурашек и сладкую дрожь по телу. Сиэль перенимал эту игру. Да, его роль была пассивной, но ему нравилось то, что дает альфа, то, на что он подталкивает. Сегодня как-то особенно чувствовался этот поцелуй. Что-то новое. Неизвестное. Возбуждающее. Вот он уже в положении лежа, а сверху альфа, в глазах которых полыхает солнце. От него так и веет возбуждением, что передается через телесный контакт. — Радость моя, — хрипло заговорил, наклонившись и звонко поцеловав в живот, — ты не пожалеешь. Я подарю тебе неземное удовольствие, обещаю. — Заставишь сгореть в своем Солнце? — усмехнулся омега, смотря Себастьяну прямиком в глаза. — Да, — ответил тот с усмешкой, услышав сравнение со своими необычными глазами, — пусть так. — Тогда я хочу сгореть, — ответил омега, заставляя альфу вновь увлечь себя в поцелуй. В необузданный и очень жаркий, до помешательства со стороны Себастьяна, потому что если можно было слопать любимого, он бы сделал это — насколько сильно он целовал его и ласкал. Зверь внутренний натянул цепи до предела. Если освободится, удовольствие смешается с болью, ибо ничто более не сможет сдерживать сущность. И эта несдержанность в данном случае может отбить у Сиэля желание дальнейшей близости. Все зависит от первого раза, даже если омега сам распален от поцелуев и ласк. Нельзя причинить ему боль. Достаточно того, что случилось. И если быть страсти — без преувеличений. Так Себастьян и держал внутреннего зверя на цепи, думая лишь о своей радости и о том, как сделать ему еще приятнее. И у него получалось. Сиэль оказался весьма поддатлив. Это было сегодня виднее, чем в их прошлые ласки. Как он отвечал, как постанывал. И стеснение исчезло. Разительные перемены. Самым неожиданным и одной из постыдных ласк, какую еще никогда не проворачивал Себастьян, это римминг. Закинув ножки омеги себе на плечи, он прижался губами к повлажневшей дырочке и стал с жаром ее вылизывать. — С-себастьян!.. Сиэль с трудом сдерживался, чтобы не провалиться в трясину, которая давно полыхала. Сложно понять, что он сейчас чувствовал — это дикое смешение эмоций и ощущений. Такое новое и бомбезное, что никаких описаний не находилось. Как и мыслей, впрочем. Как вообще возможно думать, когда возлюбленный тебя вылизывает в самом постыдном месте? Это смущает еще сильнее, чем минет. А Себастьян старался и стон-крик приятно ласкал слух. В какой-то момент Сиэль стал ощущать нехватку одного языка. Нужно было чего-то больше, чем такие ласки. — Больше… Хочу больше!.. Ненасытность стала просыпаться в девственном омежке. Альфа оторвался, напоследок лизнув до мошонки сжавшуюся и сочащуюся природной смазкой дырочку, и взглянул на раскрасневшегося, с перекошенным лицом от удовольствия, любимого. — Согни ноги в колени и разведи как можно шире. Сиэль даже подумать не успел — тело сделало все за него. Постыдная просьба была выполнена. Благодаря тому, что из-за сильного возбуждения у Сиэля стала вырабатываться природная смазка, проникновение станет практически безболезненным, если делать аккуратно, подготавливая шаг за шагом. Себастьян начал с поглаживания подушечками пальцев по сфинктеру без, как такового, проникновения, лишь легкое надавливание. На одну фалангу палец и то не проникал. Сиэль немного поерзал. Было чуток неудобно вот так лежать. Его спасло неожиданное появление подушки. Дразнение вскоре перетекло в конкретную подготовку. Альфа стал медленно погружать средний палец в жаркое нутро, балдея уже от этого. Пусть только один палец, плевать, в данную секунду он лишает девственности того, о ком так долго грезил и смог, в конце-концов, заполучить. А это не сравнится ни с чем из имеющегося опыта. Этот раз даже для Себастьяна будет особенным. Он будет спать с омегой, который останется с ним до конца их дней. Здесь уж точно определенное будущее. Второй палец стал добавляться, стоило одним растянуть немного тугие стенки и нащупать простату, что, конечно же, отозвалось новой порцией удовольствия, а ножки у Сиэля очень сильно задрожали. — Как ты, радость моя? — Хорошо, — смог прошептать без заиканий омега. Он и правда не чувствовал боли. — Чудно, — усмехнулся альфа, а после облизнул вдруг пересохшие сильно губы и протолкнул указательный палец чуть дальше. — Боже, ты такой узенький. Я безумно счастлив, что свою девственность ты отдашь мне. Это сладкая попка будет принадлежать только мне одному. — Ты прям счастлив, — Сиэль выдавил из себя усмешку, но новая порция удовольствия заставила его застонать, выгибаясь. — Конечно счатлив. Ты будешь моим омегой во всех смыслах. Последнее, что это закрепит — метка. Больше никак комментариев не сорвалось с губ омеги — только стоны. Себастьян вернул все внимание процессу подготовки и стал более усердно двигать пальцами, без труда дотрагиваясь кончиками до простаты. Оба отдались процессу, чтобы наконец-то слиться воедино. Когда альфа стал входить в него, омега немного выплыл из забвения. Боль все-таки была, как бы хорошо его не растянули. Размеры у Себастьяна были немаленькими. Они и заставили закусывать губы и сжимать в руках простыни. И Себастьян стал делать все для облегчения: целовал, гладил, утешал словами. Эти попытки имели эффект. Самое главное — расслабленность. Когда мышцы не напряжены, все происходит куда легче. Да и удовольствие от того быстрее прошибет каждую клеточку тела. Со временем омега научится контролировать свой организм. Но сейчас ему было трудно это сделать, потому ласки альфы оказались как нельзя кстати. Они позволили Сиэлю расслабиться до такой степени, что Себастьян смог полностью проникнуть в тело. Непривычное чувство наполненности. Сиэль всего на секунду хотел от него избавиться, но стоило альфе сделать первое движение, как мысли смыло горячей волной. Ему понравилось то, что любимый толкнулся ещё дальше и головку он почувствовал так глубоко в себе… Свои собственные мысли, действия Себастьяна, все начинало возбуждать по-новой и требовать получить ещё больше. Не зря ведь все так любят и помешаны на сексе — это одно сплошное удовольствие. Сиэль же до сего момента знал лишь о постыдных ласках, даруемых Себастьяном. Превосходные, невероятные, но, как сам говорил альфа, не стоящие и близко с тем, что может дать само соитие. — Еще, — прошептал Сиэль. — Двигайся! Я хочу узнать еще больше новых чувств. — Ох, будь осторожнее со своими желаниями, малыш, — прохрипел тихо Себастьян, а лицо его перекашивало от удовольствия и небольшой боли. Горячие стенки очень плотно сжимали его член и это невероятное ощущение. Наклоняясь вперед, он подхватил ноги под коленями, задирая верх, и стал проникать еще глубже, срывая с губ новые задушенные стоны. Руки омеги тут же обняли его за шею, слегка царапнув кожу на спине. А ноготочки остренькие, на коже точно останутся царапины. Зарычав в поцелуй от острого контраста, Себастьян в отместку стал ускоряться, до тех пор, пока не стал на каждый толчок получать всхлипы-стоны, перерастающие в крик удовольствия. Конечно, тянущее чувство оставалось, но затмевалось невероятным блаженством. Омега находился явно не здесь. Это не может быть таким реальным. Завершение подходило с истинным желанием не вынимать, дать продолжение, спустить внутрь и не выходить до тех пор, пока сцепка не пройдет. Обе сущности этого желали. Но Себастьян, собрав силу воли в кулак, что затмевалась под огромной волной наслаждения, сделал последний толчок и вынул член, кончая на живот тяжело дышащему раскрасневшемуся омежке. И довел того рукой. От подступившего оргазма в глазах засверкали звездочки, создавая подобие салюта. Полностью удовлетворенный, Себастьян перекатился на свою сторону постели и… конец. Сладкая истома не позволяла ему ничего делать — даже двигаться. Одно неверное движение собьет это прекрасное чувство. Он лежал и пялился в потолок, чувствуя себя невероятно счастливым. — Думаю, — хрипло зашептал Сиэль, — завтра я буду не ходячим. — Я тебя смажу, — пообещал Себастьян, очень осторожно повернув голову в сторону возлюбленного. — Утром полежишь в постели, а днем сможешь передвигаться. — Хорошо, — согласился Сиэль. По-хорошему ему бы в теплые объятия, но двигаться было лень. Лишь через пару минут, когда все сошло на нет, они потянулись друг к другу поближе, да так и заснули, уставшие, но удовлетворенные.