***
— Так зачем ты пришел? — спросила Мако, наливая кофе в большие кружки. — Есть какие-то новости? — Зой не хочет никого видеть. Все по прежнему. Все, кроме одного… Я расстался с Нару, — Нефрит взял кружку из рук девушки и пригубил горячий напиток, наблюдая за тем как меняется лицо Макото от услышанного. — Мне до этого какое дело? — Мако чуть подернула плечами и поджала губы, Неф горько усмехнулся. — Ты права, наверно никакого, — мужчина отвел взгляд, с преувеличенным интересом рассматривая маленькую кухню — холодильник с множеством фотографий, пестрые прихватки, висящие на крючках, выцветшие обои и старый кухонный гарнитур. Тишина затянулась. Нефрит не знал, как продолжить разговор и облечь в слова то, что происходило в его душе, когда эта девушка была рядом. Слова пришли неожиданно. — Прости меня. Макото вздрогнула, ее зеленые глаза расширились, а пухлые губы чуть приоткрылись, отвлекая Нефрита на другие, неуместные в сложившейся ситуации мысли. — Ты вспомнил? — каким-то надтреснутым, хриплым голосом спросила Мако. — Нет. — Тогда за что ты просишь прощение? — казалось, что слова Нефа поставили девушку в тупик. — Прости за то, что не набрался храбрости узнать тебя поближе, — Нефрит судорожно вдохнул, речь давалась с трудом. — Прости, что игнорировал интуицию, зовущую меня к тебе, — тяжелый ком подступил к горлу, мужчина сглотнул, так что кадык дернулся на шее. — Прости, что тщедушно был с той, которая тешила мое самолюбие своим ко мне отношением, — генерал с опаской смотрел на Мако, страшась увидеть в ее глазах ненависть и презрение, но он не увидел ровным счетом ничего. Девушка невидящим взором глядела на кружку, стоящую на столе. Меж бровей Макото пролегли складки, уголки губ были опущены — казалось, что мысли Кино были где-то далеко. Наконец, сморгнув пелену с глаз, девушка посмотрела на Нефрита. Она любила его, как и раньше, как и всегда будет любить. Но слова мужчины не принесли ей радости или покоя — только пустоту — гнетущую, огромную. — Я не знаю как это объяснить. Меня влечет к тебе. Куда бы я ни пошел — везде ты. Ты в моих мыслях, — Нефрит смотрел на Мако, как одержимый. — Только ты. Меня считали ловеласом — а я искал тебя, — исступленный голос мужчины задрожал, Макото еще никогда не видела второго генерала в таком состоянии. — Но когда мы увиделись, я ничего не понял. Ослепленный собственной глупостью. А потом… мне было неловко рядом с тобой. Меня терзало необъяснимое чувство вины. Словно я ничтожный человек, совершивший нечто ужасное. А кому не хочется быть «хорошим» в собственных глазах? Нару давала мне это чувство. Но то, что я совершал было не правильно. И поэтому мы с Нару расстались. И я, как последний эгоист, надеюсь на твое прощение. В глазах Макото блеснули слезы, она хотела возразить, но Нефрит перебил ее. — Знаю, что ты не простишь меня сейчас. Но, может, когда-нибудь? Я не отступлюсь, Мако! Макото обняла себя за плечи, её затрясло от эмоций. — Зачем ты пришёл? — из глаз девушки полились слёзы. — Зачем?! Уходи! Действуя по наитию, Нефрит обнял Мако и, несмотря на её протесты, крепко прижал к себе. — Я уйду, обещаю. Только не плачь. Бей меня, ругай меня, только не плачь. Через какое-то время Макото затихла, прижимаясь мокрой щекой к рубашке генерала. Девушка любила, но простить она не могла.***
А в это самое время в особняке Нефрита велись жаркие «бои» за право Ами увидеть Зойсайта. Мицуно пропускала школу ради разговора с повелителем огня. Девочки спорили с Кунсайтом и Мамору, которые наотрез отказались впускать к Зою кого-либо. — Он все равно не станет тебя слушать, — Кун пытался воззвать к разуму Ами, но девушка стояла на своем. — А если он не станет слушать, мы его свяжем, и он все равно выслушает! — Минако с вызовом посмотрела на мужчин. — Мина, это не смешно, — Кунсайт хмуро глядел на любимую. — А никто и не шутит! — Я никуда не уйду, пока не поговорю с Зойсайтом, — тихий голос Ами был едва слышен в пылу споров, но Мамору с тревогой посмотрел на Кунсайта. Принц знал этот взгляд. Да, Ами была самой спокойной из сенши, но заставить её отказаться от того, что она считала правильным было практически невозможно. — Он спит, Ами, — Мамору все ещё питал надежду на то, что здравый смысл возобладает над чувствами девушки. — Ничего страшного, как раз не сможет возразить её появлению, — Усаги ободряюще посмотрела на подругу. — Хорошо, — Мамору кивнул, сдаваясь под натиском трёх сенши. Кунсайт возвёл глаза к потолку. Тихо отворив дверь, Ами вошла в комнату. Завидев девушку, Зойсайт с головой накрылся одеялом. Какой же он ещё ребёнок! — Зой! — Ами присела на край постели. — Мамору сказал, что ты не хочешь меня видеть. Но о слышании он ничего не сказал. Поэтому я хочу поговорить. Девушка сделала паузу, собираясь с духом. — Знаешь, меня всегда считали странной, высокомерной, занудной, холодной. Со временем я и сама стала себя такой считать. У меня никогда не было друзей. Потом в моей жизни появилась Усаги, — Ами улыбнулась воспоминаниям. — А после девочки — Рей, Макото, Минако. Они осветили мою жизнь, раскрасили её яркими красками. Я больше не была одинока, — девушка замолкла, её монолог прервала отворившаяся дверь. В комнату заглянула Усаги, убедившись, что с подругой все в порядке, она снова закрыла дверь. — В моей жизни появились подруги. Но возлюбленного не было. Минако пыталась знакомить меня с парнями, подходящими мне, по её мнению, — Ами усмехнулась. — Мне ни один из них не нравился. В душе было глухо, отклика не было. В конце-концов я приняла как данность свою неспособность любить. Если окружающие считали меня холодной и неспособной на чувства, то может так оно и есть? А потом в моей жизни появился ты… — Ами снова замолчала. Зойсайт беспокойно заерзал под одеялом, то ли в ожидании продолжения, то ли от нехватки кислорода. — Ты не похож ни на одного знакомого мне парня. И ты совсем не похож на образ, что был у меня в голове. Но рядом с тобой я чувствую, что живу. Словно твоё присутствие пробуждает во мне непознанную чувственную сторону. Когда ты рядом со мной, я забываю про все и становлюсь глупой, влюбленной девушкой, готовой на все ради любимого. Амелия Меркурианская не умерла в Серебряном Тысячелетии. Но какая-то часть её, часть меня, умрет, если мы расстанемся. Пожалуйста, не отталкивай меня, моя огненная душа. Зойсайт откинул одеяло с головы — его лицо блестело от слез.