Семья - это святое

Картина того, как две белокурые головы: одна — маленькая, вторая — немногим больше, склоняется друг к дружке еще долго стоит перед глазами Элайджи, когда он, сидя в библиотеке цедит бурбон. Как и слова, сказанные малышкой, из-за которых он так и не решился подойти к Хелен, сидящей с ней, в парке, предпочтя залить свою боль бурбоном. Первородный знает, что выбор у него не велик. Он может оставить все как есть, и быть с любимой ведьмой до самого конца. Ее конца. Или же… О втором варианте развития событий Майклсон не хочет даже думать. Он уже терял Хелен, даже дважды и знает, что вместе с ней уходит и смысл всего. Но то разлуки — после его признания в поместье и ложное бегство ведьмы с Дереком — были совсем недолгими, и закончились их примирением, в этот же раз все совершенно иначе. Кристина права, и Элайджа даже согласен с ней, но только разумом. Сердце и слышать ничего не хочет о том, что Хелен без него может быть лучше, о том, что ему никогда не исполнить ее мечты. Она любит его. И выбирает его. И этого достаточно. Вампир выпивает остатки бурбона одним глотком, и тянется за бутылкой, но прежде чем он успевает наполнить свой бокал в библиотеке появляется Клаус. — Гром в раю? — склоняет голову он, ловя пустой взгляд брата, — вновь что-то не поделили с блондиночкой? — Время, — туманно отвечает Элайджа, но по его тону гибрид мгновенно понимает, что старшему Майклсону совсем не до шуток. — В чем дело? — спрашивает он уже серьезно, присаживаясь рядом, и Элайджа рассказывает. Клаус молча слушает, наливает себе бурбона и пьет, не отрывая глаз от лица брата, которое с каждым словом все больше леденеет и к тому моменту, когда Первородный заканчивает рассказ, говоря, что должен отпустить Хелен, и вовсе превращается в каменную маску. — Ей нужна семья, — произносит он, делая глубокий глоток, — настоящая семья. Дети. То, чего я ей дать никогда не смогу. — А может быть ей нужен ты? — отвечает ему Клаус, щуря глаза, — не думал спросить Хелен об этом? Она ведь не дура и знает о твоей природе. И все же она с тобой. — Она меня любит, — выдыхает в ответ Элайджа, — и поэтому не понимает пока, какой страшный делает выбор. Но она поймет. И будет только хуже. — Или будет с тобой, потому что хочет этого, — сводит брови гибрид, — дай ей выбор. И прикончи уже этого смазливого соседа, который трется вокруг нее, прикрываясь дочерью. — Может быть ей будет лучше с ним, — прикрыв глаза, отзывается Элайджа. — Не будь идиотом, — хмыкает Клаус, — и не разрушай собственными руками свое счастье. — Если от этого зависит счастье Хелен… — Ее место — рядом с тобой, — не дает договорить брату гибрид, — не забывай о том, что она ведьма. Ей не быть собой в союзе с человеком. Даже если у него такая прелестная дочь. Может быть еще воскресишь для нее Дерека? Или найдешь другого достойного ведьмака? Слова Клауса словно пощечины, одно за одним обжигают Элайджу, и перед его глазами как наяву, становится картина того, как его белокурый ангелочек принимает ласки другого мужчины. Пальцы вампира невольно сжимаются в кулаки, на лице начинают просвечивать темные очертания вен. Она его! Его женщина! И никто не имеет права прикасаться к ней! — Так-то лучше, — кивает Клаус, видя изменения в настроении брата, — и к тому же у нас скоро будет малыш. И я, зная Крис, даже не сомневаюсь, что роль мамочки достанется Хелен, а эта чертовка едва родив, сбежит во Французский квартал, управлять своими ведьмами. Поверь, Хелен получит все, о чем мечтала. Гибрид одобряюще улыбается, хлопает брата по плечу, и на мгновение Элайдже становится легче. Они переводят тему разговора, обсуждая очередной бар Марселя, план поездки Кола и то, в какой комнате лучше разместить детскую, а бутылка бурбона постепенно пустеет. Примерно через час к ним присоединяется Кристина, которая садится рядом с гибридом, укладывая голову ему на плечо, и следит за количеством выпиваемого им бурбона. — Я первородный гибрид, — смеется Клаус, когда она делает ему замечание. — Нашему малышу не нужен отец — пропойца, — веско отвечает Крис, поглаживая свой плоский живот, — ты будешь подавать ему дурной пример. Думаю, что к его рождению ты должен отказаться от всех дурных привычек. — Убийства считаются? — невинно улыбается Клаус, играя ямочками. — В первую очередь! — расширяет глаза ведьма, — ну, за исключением Хэйли Маршалл. Если речь идет о ней, думаю, мы с моей малышкой сможем закрыть на это глаза. В конце концом, ты же первородный гибрид… Братья смеются, Кристина следует их примеру, и они не сразу замечают, что на пороге библиотеки появляется Хелен. — У вас вечеринка? — вскидывает бровь она, — и без меня? — Что ты, ангелочек, — закатывает глаза Крис, — пора вечеринок окончена. И я пытаюсь убедить кое-кого, что стоит отказаться от дурных привычек ради нашего малыша. — И как, получается? — улыбается Хелен, идя с сторону Элайджи, который не сводит с нее глаз. — Пока не особо, — признается Кристина, неодобрительно глядя на гибрида, который разливает по бокалам бурбон, и поднимает бокал, вопросительно глядя на Хелен. Белокурая ведьма отрицательно качает головой. — Нет, спасибо, — отвечает она, — я пожалуй прислушаюсь к нашей мамочке. И откажусь от выпивки ради малыша. Не такая это уж и большая жертва. — Спасибо, ангелочек, — кивает Крис, довольно улыбаясь, — хоть кто-то понимает, что ради любимых людей иногда нужно подавлять свой эгоизм и отказываться от чего-то, чтобы им было хорошо. Клаус отвечает ей что-то колкое, Хелен вступается за сестру, а Элайджа застывает, и в его ушах звучат вновь и вновь последние слова Кристины. Ради любимых людей иногда нужно подавлять свой эгоизм и отказываться от чего-то, чтобы им было хорошо. Он делает глубокий глоток, шумно выдыхает и поднимается на ноги, не сводя решительного взгляда с Хелен. — Нам нужно поговорить, ангелочек. Пойдем в спальню.