Семья - это святое

Хелен останавливается лишь у дверей спальни, на миг замирая. Она прикрывает глаза, пытаясь успокоить чувства, прежде чем тонкие пальцы ложатся на стальную ручку, толкая ее вперед. Элайджа стоит к ней спиной, и девушка кожей ощущает исходящие от него волны ярости, прекрасно осознавая, что именно является причиной срыва древнего вампира, прежде являющего образец спокойствия. Но чувство вины, прежде владеющее Хелен постепенно сменяется упрямством. А еще надеждой на то, что Первородный все же поймет мотивы ее поступка и простит ту небольшую хитрость, к которой ей пришлось прибегнуть. Майклсон несомненно знает, что она в комнате, но продолжает все также стоять к ней спиной, пока Хелен не приближается к нему почти вплотную, занося ладонь над широким мужским плечом. — Элайджа, — шепчет она, — прошу, послушай меня. Клаус прав. Ты должен научить меня контролю, я не хочу убивать людей. Вампир оборачивается так резко, что Хелен невольно отступает, так и не успев коснуться его, и замирает под ледяным взглядом почерневших глаз. — Ты решила, что я буду тебя обучать? — кривит губы Перворородный, — я видеть тебя не могу. Ты мне лгала, превратила себя в вампира, зная, что я против, обманом взяла мою кровь! Ты хоть представляешь, что почувствовали я и Кристина, увидев тебя мертвой? Слова Элайджи, полные гнева и осуждения, обжигают Хелен, возрождая чувство вины. Внутри нее бушует ураган эмоций, настолько сильных, что бывшая ведьма невольно стискивает зубы, пытаясь хоть немного успокоится. Вот только вина очень скоро сменяется обидой на то, что возлюбленный так и не понял причин ее поступка, так и не оценил ее порыва. Голубые глаза превращаются в щелки, и Хелен, гордо вскидывает подбородок и холодно цедит, не сводя пристального взора с Первородного, который явно не ждет от нее отпора: — Не хочешь меня видеть, значит? Теперь я вижу, насколько сильна твоя любовь! Я все сделала, чтобы быть с тобой вечность, но ты… Хотя знаешь, так даже лучше. Я уверена, в Новом Орлеане найдутся более решительные вампиры, которые научат меня всему и не будут читать морали. А как отблагодарить его я уж придумаю. Хелен хочет сказать, что-то еще, но в этот миг окончательно вышедшей из себя от ее дерзости Элайджа подается вперед, и девушка оказывается впечатанной в постель, лежа на животе. Секундный шок проходит, и на розовых губках появляется полная предвкушения улыбка, но она быстро исчезает, потому что Первородный вовсе не собирается заниматься с ней любовью. Ни сколько не церемонясь, он грубо тянет ее запястья к столбику изголовья и привязывает их собственным галстуком. — Ты вынудила меня, — почти рычит вампир, и в следующую секунду Хелен слышит треск ткани. Первородный расправляется с ее юбкой, та же участь постигает и трусики, а после девушка замирает, потому что слышит звон тяжелой пряжки его ремня. — Ты, похоже, не понимаешь слов, ангелочек, — выдыхает Элайджа, — что же, для таких случаев есть другие методы. И он с силой опускает кожаный ремень на обнаженные ягодицы Хелен, которая встречает его сдавленным вскриком, выгибая спину. Но вампиру совершенно плевать на ее муки. Именно к этому результату он и стремится, и удар следует за ударом, пока округлая попка не становится совсем алой, а глаза новообращенной вампирши не наполняются слезами, больше от стыда, чем от боли. Тогда Элайджа отбрасывает ремень в сторону и отстраняется от ведьмы, тяжело дыша. Он не прикасается к ней больше и пальцем, вихрем оказываясь у бара и наполняя свой бокал до краев. Все еще связанная Хелен неподвижно лежит на кровати. Регенерация давно избавила ее от мучений, боли нет совсем, как и повреждений на покрасневших ягодицах, и девушка закусывает губу, потому что она страдает от потребности совершенно иного рода. Элайджа и прежде наказывал ее, но это всегда заканчивалось одинаково, и Хелен слегка выгибает спинку, в предвкушении. Она ждет ласк, откровенных прикосновений, даже грубого проникновения в жаждущее лоно, но Первородный ничего этого не делает, устраиваясь с бурбоном на кресле возле окна. Тишина густеет, наливается напряжением, прежде чем ее нарушает хриплый девичий голос. — Освободи меня, — просит Хелен. — Ты же теперь вампир, — ледяным голосом отзывается Элайджа, — тебе и самой это под силу. Девушка замирает, пораженная словами любимого, и сама не понимает, как удерживающий ее галстук превращается в лохмотья. Она все еще не контролирует свою силу, как и эмоции, но все же понимание того, что она не права в отношении Первородного и нуждается в его прощении, не отпускает, и Хелен решает исправить ситуацию. Так, как умеет. Так, как у нее получалось всегда. Она поднимается с постели, и, не сводя с вампира горячего взгляда, делает шаг в его сторону, при этом избавляясь от оставшейся на ней рубашки и кружевного лифа. — Прости меня, — шепчет Хелен, уже полностью обнаженная, когда подходит к Первородному вплотную, — накажи как угодно, но только не прогоняй. — Мне это не интересно, не старайся, — холодно отвечает Элайджа, делая очередной глубокий глоток бурбона. Девушка застывает от ледяного тона любимого, но миг спустя ее обостренный слух улавливает, как учащенно бьется сердце древнего вампира от ее близости. Безразличие оказывается лишь показным, подтверждением тому, являются изменения, которые успели произойти в брюках Первородного, и заметившая это Хелен едва сдерживает улыбку. Она принимает игру. Девушка подходит ближе, почти касаясь пышной грудью мужского лица, скользя затвердевшим соском по плотно сомкнутым губам Элайджи. — Любимый, — шепчет она, — я буду самым послушным новообращенным вампиром, обещаю. И раз ты говоришь, что тебе не интересно, то я все сделаю сама. С этими словами Хелен отступает на несколько шагов, не отрывая горячего взгляда от Первородного, и тонкие девичьи пальцы сжимают округлости нежной груди, играя ее набухшими от возбуждения вершинками. Глаза Элайджи расширяются и чернеют, но лицо, как и прежде не выражает никаких эмоций. А белокурая искусительница лишь улыбается, продолжая медленные движения ладонями. Она знает, насколько сдержан ее возлюбленный и знает, как легко рушится эта ледяная стена безразличия, если нанести один правильный удар. Продолжая ласки, Хелен отступает назад, и опускается на край постели, ложась на спину. Она быстро понимает, что находится на верном пути, когда с губ Первородного невольно срывается рык, стоит ей немного развести в сторону бедра. Черные глаза, не отрываясь, следят за каждым движением длинных ножек, и Хелен медленно раздвигает их, полностью открываясь перед возлюбленным. На девичьем лице расцветает порочная улыбка, когда она встречается взглядом с Элайджей, который уже похож на хищника, готовый наброситься на свою жертву, но Хелен решает, что этого мало. Она подносит к губам ладонь, и розовый язычок скользит по пальцам, увлажняя их, а в следующий миг ее рука уже касается промежности. Тонкие пальчики разводят нежные складки кожи, ласкают напряженный клитор, на глазах у древнего вампира, который не может оторваться от открывшейся перед ним картины, уже не скрывая своего возбуждения. Напряжение возрастает, и Хелен шире разводит ножки, слегка вскидывая бедра вверх. С ее губ срывается первый горячий стон и Элайджа капитулирует. — Хватит! — слышит она его хриплый голос, — иди ко мне! Хелен не нужно повторять дважды. Разгоряченная девушка вмиг оказывается рядом с вампиром, который уже успел высвободить напряженный член. Она опускается на его колени, спиной прижимаясь к широкой груди, и Элайджа почти до боли стискивает ее груди, кусая нежную шею. — Хочу тебя, — рычит он, подаваясь навстречу дразнящим движениям девичьих бедер, — тебя нужно хорошенько трахнуть, ангелочек. Так, чтобы не смогла завтра ходить и заниматься разными глупостями. — Да, любимый, — стонет Хелен, и, слегка приподнимаясь, насаживается на член Первородного, который легко проникает в ее влажное жаркое лоно, но прежде чем начать двигаться, она разворачивает лицо, глядя в пылающие от страсти глаза Элайджи. — Скажи, что все будет, как прежде, — просит она, нетерпеливо кусая губки. — Будет еще лучше, ты сейчас это ощутишь, — уже не скрывая возбуждения в голосе, отвечает Элайджа, и Хелен понимает, что прощена. На ее лице появляется счастливая улыбка, и она, откидывая голову на мужское плечо, слегка ведет бедрами, вот только вампиру совсем не по вкусу такой тягучий ритм, и он подается вперед, показывая ей, чего именно он хочет, и Хелен подчиняется. Майклсон сжимает ее груди, дразнит клитор, оставляет на плечах и шее темные засосы, которые моментально исчезают, пока она насаживается на его плоть, лишь ускоряя темп. Хелен тонет в эмоциях, острых и ярких, с каждым мгновением приближаясь к пику, но в этот миг Элайджа решает поменять позу. Он вихрем поднимается с кресла, разворачивая девушку к себе спиной, и Хелен с готовностью выгибает спину, когда он входит в нее сзади. — Почувствуй разницу, — с дьявольской улыбкой говорит Элайджа, размашисто вбиваясь в хрупкое тело, и девушка лишь шепчет что-то бессвязное, подаваясь ему на встречу. — Теперь я буду делать с тобой все, что хотел прежде, но боялся навредить, — продолжает Первородный, едва касаясь углубления меж ягодицами Хелен, на что бывшая ведьма протяжно стонет. — Ты только моя, ангелочек, — заканчивает вампир, — всегда и навечно. И он полностью отпускает себя. Не сдерживаясь, Элайджа берет Хелен на вампирской скорости, одной рукой дразня напряженный клитор, а второй — шлепая по попке. Стоны Хелен превращаются в громкий крик, в глазах темнеет, и все исчезает, когда ее сотрясает оглушительный оргазм, заставляя хрупкое тело выгнуться дугой. Элайджа делает еще несколько глубоких толчков, и следует за ней, изливаясь в пульсирующее лоно обессиленной от наслаждения возлюбленной. Он прикрывает глаза, притягивая ее к себе, разворачивая лицом, вдыхая нежный запах, который не изменился даже после обращения, и в темных глазах вновь вспыхивает желание. — Ты очень ошибаешься, если думаешь, что я так легко тебя прощу, ангелочек, — шепчет он на ушко едва пришедшей в себя девушки, покручивая розовый сосок, — впрочем, я не понаслышке знаю, как ты умеешь извиняться. — Все, что ты хочешь, любимый, — невинно кусая губки, отвечает Хелен, медленно опускаясь перед Первородным на колени, — все, что хочешь… И Элайджа улыбается, прикрывая глаза в предвкушении жаркой ночи.