Другая весна

      Который день Нагоя плавилась от изнуряющей жары, и я плавилась вместе с ней. Кондиционированный воздух помещений приносил лишь временное, весьма обманчивое облегчение, после которого знойное солнце казалось совсем уж невыносимым. Подошвы кед прилипали к размягчённому, вязкому как жевательная конфета, асфальту. Почти на каждом углу умирали раскалённые железные чудовища, выбрасывая в дрожащее марево неба столбы горячего пара. Серый бетон муниципальных зданий выгорел добела под обжигающими солнечными лучами, и даже рекламные вывески, эти ночные бабочки с неоновыми крыльями, днём казались тусклыми сиротками на фоне роскошной небесной лазури.       Рекам, казалось, не хватало воды, как не хватало её посеревшей от пыли городской зелени, изнурённым бродячим животным и людям, закованным в чёрные латы офисных костюмов и заточённым в каменные мешки на бесконечно долгий рабочий день. Страстно желаемое спасение приходило лишь ближе к вечеру, когда огненный шар стремительно закатывался в чёрную лунку на горизонте, и город наконец мог вдохнуть полной грудью сизый августовский сумрак. В один из таких вечеров я сидела на заднем дворе нашего дома, привалившись спиной к нагретой стене, и держала на коленях альбом, в котором рисовала обещанный Шоме рисунок.       Где-то в складках моего легкомысленного сарафана в красную полоску ожил телефон. Я не спеша извлекла его из кармана, заранее догадываясь, чьё имя увижу на дисплее, но всё же не смогла сдержать улыбку, получив подтверждение своей догадке.       С экрана мобильного на меня смотрел Шома: слегка потерянный взгляд тёмных уставших глаз из-под влажных завитков длинной чёлки, пунцовые обветренные губы и едва заметный румянец на щеках. За спиной у него проступали очертания скромного гостиничного номера. — Привет! — я помахала Шоме рукой. Увидев моё лицо, он расплылся в улыбке и помахал мне в ответ. — Привет! Что ты делаешь? — Выполняю данное тебе обещание, — пространно намекнула я на своё занятие, — а ты?       Не успев ответить, Шома вдруг прислушался к чему-то, что было недоступно мне по эту сторону экрана, и попросил: — Можно я перезвоню тебе через пять минут? Кажется, кто-то стучится. Я постараюсь побыстрее избавиться от него, кто бы там ни был, — последнее предложение было сказано свистящим шёпотом, а лицо моего друга приобрело выражение крайней решимости. Судя по тому, как дрожала камера телефона, он уже был на пути к двери. — Хорошо, я буду ждать звонка, — так же тихо ответила я и отключилась.       Во время непродолжительного ожидания я рассматривала двух небольших птичек, что сидели, тесно прижавшись друг к другу, на ветке сливы за соседским забором. Сквозь листву сочился тёплый свет заходящего солнца, золотом отражавшийся на их сером оперении. Я подумала о том, что странно было видеть эту пару на исходе лета, когда все гнёзда свиты, а птенцы выпущены во взрослую жизнь. Казалось, что эти малютки понимали о жизни больше остальных.       Телефон вновь зазвонил, и позабыв о птицах, я провела пальцем по дисплею. -Привет, — Шома снова поприветствовал меня. В этот раз он выглядел ещё более потерянным, и я не на шутку забеспокоилась его настроением. — У тебя всё хорошо? — Ну…да, наверное… — ответ показался мне неуверенным, и это лишь заставило меня утвердиться в своих подозрениях. Но не успела я задать ещё парочку наводящих вопросов, как получила встречный: — Как прошёл твой день? — Думаю, что вполне успешно, — я коротко рассказала обо всём, что произошло со мной сегодня, не забыв упомянуть про невыносимую жару и удивительных птиц в сливовой кроне. — А что у тебя?       Шома отвёл взгляд в сторону, в задумчивости пожевал губы и наконец коротко ответил: — Поужинал, — он ещё немного поводил рассеянным взглядом по стенам номера, словно на них были какие-то подсказки, а затем выпалил на одном дыхании — а ещё я немного волнуюсь. Нет… я всё же очень волнуюсь!       Интонацией он выделил слово «очень», от чего у меня внутри всё замерло и похолодело — почему-то вдруг показалось, что сейчас он сообщит мне нечто ужасное, и различные варианты этого самого "ужасного" в один миг пронеслись в моей голове.       Шома не дал моей фантазии броситься в крайности, потому что сразу же пояснил причины своего волнения. Это было так на него не похоже, что я начала переживать ещё сильнее. — Я волнуюсь из-за завтрашнего шоу. — Шоу? — непонимающе переспросила я, — ты же никогда не волновался перед шоу! — Раньше нет, — Шома замялся, подбирая слова, — но завтра будет много всего необычного, такого, чего я ни разу не делал. Меня это смущает и немного пугает. Не думаю, что буду хорошо выглядеть в этом шоу.       Он несколько раз быстро моргнул, зацепив ресницами неприлично длинные, нагло лезущие в глаза каштановые пряди. — Давай подумаем, что с этим можно сделать? — предложила я, вытягивая перед собой затёкшие ноги и поудобнее устраиваясь на подушках. — Боюсь, что ничего.       Шома провёл рукой по волосам, убирая назад непослушную чёлку и открывая моему взору высокий бледный лоб. — Хм… Что такого необычного ждёт тебя завтра? — уточнила я. — Мне придётся постоянно переодеваться в разных мультяшных героев и даже примерить юбку, — на этом моменте он забавно передёрнул плечами, и я едва не рассмеялась этой его простодушной реакции, -я буду чувствовать себя глупо. — Мне кажется, что переодевания — это весело, — я поспешила успокоить его и хоть немного приободрить, — а в юбке ты наверняка будешь весьма элегантен! Я бы даже хотела взглянуть на тебя в таком виде.       Шома тяжело вздохнул, подводя глаза к потолку, будто собираясь с мыслями. — Но это не так страшно, как совместный номер с девушкой, — признался он. — Что же в этом страшного? — удивилась я, — разве ты никогда не катался в паре? — Катался, но… — он замолчал на полуслове, продолжая терзать свои покрасневшие губы и глядя куда-то в сторону. — Но — что?       Мне не нравилось это — то, что приходилось клещами вытягивать из Шомы каждое слово. Казалось, будто я лезу ему в душу и заставляю сделать какое-то очень личное признание. Я бы никогда не поступила подобным образом, если бы не знала, что в его случае замалчивание проблемы только усугубит её. — Но? — ещё раз переспросила я. — Но тогда не было тебя.       В эфире повисла долгая пауза. Шома почесал щёку и откинул со лба вновь растрепавшиеся волосы, я же уставилась в одну точку поверх своего телефона и задумалась, не зная, что на это ответить.       Птицы всё ещё сидели в темнеющей кроне сливы, укрытые тенью резных листьев. Я смотрела на них так долго, что глаза начало щипать от тёплого ветра, рассеивающего по воздуху поднятые с земли мелкие песчинки. Нужно было что-то сказать, но слова не шли, а всё, что приходило в голову, напоминало реплики из дешёвых сериалов. И тогда я решила сказать правду - то, что чувствовала в тот момент. — Значит, завтра ты должен быть самым лучшим, — я неуверенно улыбнулась, глядя на Шому через экран.       С видимым облегчением он улыбнулся в ответ и спросил, лукаво глядя исподлобья: «Но ты ведь всё равно не будешь смотреть. Или будешь?» — Если ты просто пообещаешь мне, то этого будет достаточно. Я знаю, что дав слово, ты его непременно сдержишь, а твои выступления я обязательно посмотрю, все до единого! Но потом... — Тогда так: я обещаю тебе быть лучшим завтра, а ты обещаешь как-нибудь посмотреть мои выступления, договорились? — Шома кокетливо приподнял бровь. — Договорились! Обещаю! — я рассмеялась, изобразив свободной рукой клятвенный жест.       Шома удовлетворённо кивнул и едва смог сдержать зевок, прикрывая рот ладонью. Он тряхнул головой, отгоняя сон, и заверил меня, что больше не волнуется. — Кстати, а что ты рисуешь для меня? — Я сохраню это в тайне, — загадочно ответила я и бросила короткий взгляд на рисунок. — Не могу дождаться, когда увижу его! - произнёс он и замолчал.       В наступившей тишине я вдруг услышала тихий стук на заднем плане Шоминого номера и заметила, как сам он изменился в лице, словно чего-то испугавшись. Далее последовал скрип открывающейся двери, и Шома с поразительной скоростью поменял своё местоположение. Теперь у него за спиной находилось окно, а не дверь, как прежде. Преувеличенно громко зевнув, Шома пожаловался на усталость. — Так хочется спать! Наверное, пора отправляться в постель…       Всё это время за кадром кто-то тихо шуршал, перешёптывался и куда-то крался. Судя по голосам, гостей было не меньше, чем трое. — Что-то рано, — недоверчиво протянула я, глядя вниз, будто бы на наручные часы, а сама боковым зрением следила за происходящим на экране.       Шома успел глазами указать направление, в котором следовало двигаться его гостям, когда я вновь подняла взгляд на него и внезапно спросила строгим голосом: — А может, это виртуальная реальность призывает тебя окунуться в мир видео-игр на всю ночь?       Откуда-то снизу раздался сдавленный хохот. Шома застенчиво улыбнулся, поняв, что попался, и переключил камеру с фронтальной на внешнюю. Теперь передо мной предстали трое мальчишек, сидящих на полу у кровати и пытающихся унять смех. Один из них помахал рукой прямо в камеру и поприветствовал меня, и все остальные незамедлительно последовали его примеру. Хотя они и не видели, кому предназначались их приветы, мне всё же было очень приятно. — Я не виноват, правда, — на экране снова появился Шома, на этот раз с порозовевшими от стыда щеками, — я хотел лечь спать, но они пообещали, что не отстанут…       Гости тут же возмутились его словами и на жуткой смеси английского и японского принялись опровергать его слова. Невозможно было понять, что хотел сказать каждый из участников интернациональной команды кибер-спортсменов, поэтому я поспешила скорее закончить разговор. — Я всё поняла, играй со своими друзьями и ни о чём не беспокойся, а я продолжу работать над рисунком! — Слушаюсь! Шома энергично кивнул и, пообещав позвонить мне завтра, прервал видеосвязь.       Я убрала телефон обратно в карман и вновь устроила на коленях свой альбом. Оставалось совсем немного, и я с усердием принялась за работу. Кисточка в моих руках замелькала, порхая над рисунком, изображающим двух людей, стоящих в тени цветущей старой сакуры. Акварель в моём исполнении ещё никогда не была такой звенящей и чистой, как в этот раз, поэтому я невольно залюбовалась рисунком и не сразу заметила приближающуюся ко мне Мегуми.       Сестра шла по каменной дорожке, прижимая к груди пышный букет из жёлтых кустовых роз. Они ярко сияли на фоне её простенького домашнего платья из серого льна. В её черных волосах запутались последние лучи заходящего солнца, превращаясь на её голове в золотую корону. Я невольно подумала о том, как бы мне всё же хотелось быть хоть чуточку похожей на свою сестру.       Я закрыла альбом и отложила его в сторону, пока Мегуми снимала испачканные землёй садовые перчатки и ставила в большую стеклянную вазу свежий букет. — Какие новости? — весело поинтересовалась сестра, убирая со лба выбившуюся из высокого хвоста лёгкую прядь. — Шома готовится к шоу, истребляя всё мясо в радиусе двух километров от гостиницы и нагло врёт мне, что собирается спать, а сам будет рубиться в видео-игры до рассвета, — я изобразила искреннее возмущение, чем вызывала улыбку сестры. — Что мяса там в округе не осталось, я охотно верю, а вот начёт игр до рассвета серьёзно сомневаюсь. Парень хочет произвести на тебя впечатление, только вот я уверена на девяносто девять процентов, что очень скоро он будет обниматься с подушкой и смотреть красочные сны.       Мегуми схватила со стола широкополую соломенную шляпу и прижала её к груди, изображая, как сладко спит Шома в своём номере. Я расхохоталась и бросила в неё маленькой подушкой, попавшейся мне под руку. — Прекрати, он не может лечь спать в девять вечера! Тем более, у него полный номер гостей. — Ещё как может! — сестра уворачивалась от летящих в неё подушек и продолжала веселиться, пританцовывая в обнимку со шляпкой, пока наконец не упала на матрас рядом со мной. — Шома — чемпион по сну, — от танцев у Мегуми сбилось дыхание, поэтому она говорила с небольшими паузами между словами, — В этом ему нет равных! Если бы за сон давали медали, он бы выиграл всё золото мира. — Откуда же тебе это знать? — беззлобно поддела я сестру и получила её невозмутимый ответ: — Я, в отличие от тебя, пользуюсь интернетом и не гнушаюсь почитать новости о нашем друге, — она щёлкнула меня по носу указательным пальцем. В детстве я зверела от этого жеста, но с возрастом даже стала находить его милым и забавным. — Пользуйся и читай на здоровье, а я предпочитаю оставаться в своём собственном мире фей и единорогов.       Я повернулась к ней спиной и обиженно засопела, сложив руки на груди. — Эй, — Мегуми слегка толкнула меня плечом, — не смей обижаться.       Я смотрела в противоположную сторону сада, туда, где соседская рыжая кошка растянулась на заборе и лениво помахивала хвостом, словно маятником. Она была похожа на сгусток солнечного света, растекающегося по старым рассохшимся доскам. Этот свет чудесным образом проникал в меня через радужку глаз, впитываясь в каждую клетку моего тела и наполняя его необъяснимой лёгкостью и беспричинным ощущением счастья. Обида, если она и была, мгновенно оказалась вытеснена этими волшебными чувствами. Я растянулась на старом полосатом одеяле, брошенном на землю, и положила голову на колени Мегуми. Почувствовав, как тонкие пальцы сестры нырнули в мои волосы, я блаженно зажмурилась. Её льняной сарафан даже в такую жару оставался прохладным и слегка колол мою щеку, но мне нравилось это ощущение. — Совсем скоро ты станешь взрослой, — в ласковом голосе сестры чувствовался голубоватый оттенок грусти, когда она говорила о моем совершеннолетии, — и я не смогу тебя больше ругать, заставлять возвращаться домой вовремя, следить, где ты и с кем… Мы рассмеялись, потому что в действительности ничего подобного в нашей жизни никогда не было. — Не сможешь заставлять меня готовить обед вместо себя и забирать последний кусок как старшая, — добавила я. — Нет, вот последний кусок я тебе всё же не отдам, потому что для тебя он определённо будет лишним, — с этими словами Мегуми легонько ущипнула меня за бок, незамедлительно получив за это по руке. — Я всегда буду твоей младшей сестрёнкой, — серьёзно сказала я после короткой паузы. — Я знаю. Мегуми наклонилась, чтобы поцеловать меня в затылок. Её внимание привлёк мой альбом, открытый на странице с только что завершённым рисунком. Она вдумчиво рассматривала его пару минут, а затем произнесла: — Мне кажется, это твой лучший рисунок. Уверена, что ему понравится. — Надеюсь, — прошептала я, изучая взглядом решётку из серых льняных нитей на её платье.       На наш сад опустился синий вечер, смягчив очертания домов и деревьев. Далеко, словно в другой жизни, глухо гудел огромный город, но наш район уже погрузился в сонную тишину, в которую дивной музыкой вплеталось пение ночных птиц и сверчков. — Мегуми? — позвала я. — М? — Скажи, только честно: меня можно полюбить?       Пальцы сестры на пару секунд замерли в моих волосах, словно выражая удивление, поэтому я поспешила пояснить: — Не как сестру или друга, а как… — Как женщину? — сестра была как всегда прямолинейна. — Да, как… женщину, — с трудом произнесла я, задыхаясь от смущения. Это был очень важный вопрос, ответ на который знала только сестра. -Ну конечно можно, глупенькая, — в её голосе мне послышалась улыбка, — у тебя сейчас лучший возраст для первой любви. А почему ты спросила?       Я перевернулась на спину, чтобы видеть лицо Мегуми, озаренное тёплым светом садовых фонарей. — Ну, я не знаю… Просто кажется странным, что кто-то может любить такое нелепое создание, как я. У меня короткие и, скажем честно, не самые стройные ноги, — в доказательство своих слов я приподняла подол длинного сарафана, демонстрируя не идеальные конечности, — и руки тоже коротенькие, как у ребёнка. И веду я себя порой странно… — А короткий ум, который это всё выдумал, тебя не беспокоит? — сестра со смехом постучала мне пальцем по лбу, — представь, могла бы ты полюбить человека со всеми этими, как тебе кажется, недостатками? -Конечно, — не задумываясь, выпалила я, — ведь не это делает человека красивым и достойным любви! — А что делает его таким? — с любопытством поинтересовалась она.       Я дотронулась раскрытой ладонью до груди Мегуми в районе сердца. — То, что находится тут. — Вот ты и ответила на свой вопрос, — она пожала плечами, словно хотела этим сказать «что и требовалось доказать!»       Ещё какое-то время мы продолжали сидеть, слушая пение цикад и наблюдая, как над городом, в глубокой синеве чистого неба распускается золотая хризантема полной луны. В такие моменты я особенно ценила то обстоятельство, что именно Мегуми была моей сестрой.       Позади нас, в комнате со стеклянной стеной, зажглась подвешенная к потолку старинная лампа, озарив погружённый в чернильную темноту сад уютным светом. В жёлтом квадрате на траве мелькнула чья-то вытянутая тень, и в следующую минуту порог перешагнула мама, держа в руках поднос с чаем. — Что-то вы засиделись здесь, девочки, — она опустилась на одеяло рядом с нами и поставила в центр поднос, — я решила, что неплохо было бы выпить чаю прямо здесь, в саду. Подышать ночной прохладой, поболтать, пока папы нет. — Давно мы не собирались такой компанией, — улыбнулась Мегуми, разливая чай по тонким фарфоровым чашкам, — всё-таки есть какая-то прелесть в папиных отъездах. — Ещё одна прелесть заключается в том, что мы можем спокойно отправиться в торговый центр и провести там весь день, примеряя наряды. Никто не будет нас торопить, подвергать критике наш вкус и цокать языком при взгляде на ценники, — добавила я. — А что, если нам и в самом деле отправиться завтра за покупками? — вдруг оживилась мама. — Я за! — одна за другой мы подняли руки, голосуя за поход в супермаркет. — Единогласно! — торжественно заключила сестра, обводя нас взглядом.