Демоны носят белое

Шёл дождь. Они едва успели пересечь первые проездные границы на Пограничье Лурана, когда почувствовали с сестрой что-то неладное. Тогда, когда спрыгнули с лошадей, загнанных до такой степени, что едва могли передвигать ногами до ближайшей конюшни, куда их пришлось тянуть сразу двум или даже трём конюхам — одинаковым на лицо мальчишкам в однотипных майках, брюках и кепках. Даже волосы, выбивающиеся из-под кепок были одинаково растрёпаны. Поначалу Влас подумал, что у него уже просто двоится в глазах. Но стоило ему только почувствовать щипок от сестры, которая в единичном количестве раздражённо смотрела на него, так моментально отмёл эти мысли. — Мне не нравится это место, — прошипела Лу, приближаясь к его уху. — Все слишком странно смотрят на нас. — У тебя паранойя, — голосом заморённого доктора сообщил ей Власий. Шатенка вновь ущипнула его, заставляя ойкнуть, чуть дёрнувшись и привлекая к себе взгляды сразу больше половины населения, высыпавшего на небольшой закуток, гордо называющийся здесь, в этой пограничной деревеньке площадью. — Ладно, не паранойя, — сдался мужчина. — Что ты хочешь вытворить? Луизиана с подозрением оглянулась по сторонам, отчего несколько капель дождя, ударившись о её нос, отскочили в разные стороны. А потом снова посмотрела на него, давая брату подметить её особенно выделившиеся скулы и липнущие к щекам мокрые пряди тёмно-каштановых волос. — Восемьдесят на двадцать, — тихо, так, что мурашки побежали по коже, прошептала на ухо брату девушка. — Что здесь люди Мун и Георга. Наших лошадей отравят или ослабят. Остальных, которых предложат — будут такими же. У нас вариантов немного. — Тащить чужих лошадей? — Глупо. Дождь, они попрятаны по запертым конюшням. О нашем присутствии здесь не могут не знать разве что мёртвые, — отрицательно качнула головой Шарп. — Вариант проще. Вычислить за остаток этого дня людей наших дражайших отца и тёти, грохнуть их и идти сквозь лес. Подальше от поселений, в крупные Пограничные города даже не заглядывать. Но нам придётся сделать небольшой круг и заглянуть на Отшиб. Там нас прикроют, а пару лошадей взять можно. — А пойти напрямик? — Влас нахмурился. — Извини, братишка, но я не хочу быть расстрелянной с порога. Не это я обещала Грац! Девушка сердито сверкнула взглядом голубых глаз. И развернулась, зашагав в сторону старейшин. Мужчина чуть слышно вздохнул, поднимая руку и проводя ладонью вдоль мокрых волос, которые, растрепавшись, неровными тёмными прядями улеглись, принимая свою самую загадочную форму, которую они только могли принять. Идея сестры ему одновременно нравилась и нет. Конечно, можно было попробовать повытряхивать мозговые черепушки людей его отца и тётки, но кто даст гарантию, что они не убьют по случайности мирных жителей или не задействуют бомбу медленного взрыва? Кто даст гарантию, что убийство одних не отслеживается кем-то другим, кто сообщит следующим людям? Кто даст гарантию того, что за ними не прекратят следить? Кто вообще, чёрт подери, даст гарантию хоть чего-либо? И в то же время он понимал, что если пойдут напрямик — объявят себя жертвами, которых можно убить. Слишком лёгкой победы над ними отец не прощал. Ему, наверное, было бы абсолютно всё равно на то, кто они для него — дети или простые знакомые, убил бы и чуть поморщился. На смерть сестры, разве что. Её он всегда любил немного больше, чем его. Засунув руки в карманы куртки, Шарп огляделся по сторонам. На него обращали отчего-то чуть меньше внимания, чем на девушку, интенсивно взмахивающую руками и что-то громко втюхивающую старейшинам, которые слушали её, раскрыв рот и глаза, отчего дождевая вода затекала одновременно в три, или даже пять отверстий. Ну, это если считать ещё уши и нос, конечно же. — Дяденька, — шлёпая в сапогах из тоненькой, порванной кожи, старательно перевязанной верёвочками, чтобы не разлететься по сторонам, подошла к нему маленькая девочка. Она была темноволоса, растрёпана и чумаза; тем не менее, её голубые глаза светились каким-то странным азартом. — А к нам тоже два дня назад приезжали дяденьки и тётеньки. Они сказали, что будут вас ждать. — Правда? — Влас присел на корточки перед девочкой, глядя на неё. — И где же эти дяденьки и тётеньки сейчас? — В лесу, — она мило улыбнулась. — Грибы собирают. — Два дня? — мужчина усмехнулся. Скорее всего, засели где-нибудь в секретном штабе-землянке и оттуда наблюдают за ситуацией. Может, здесь есть один-два человека. Может, их человек — вот эта девочка, что стоит перед ним, смотря своими яркими голубыми глазами на него. А может и нет. — Два дня никто не собирает грибы. — Они собирают, — протянула девочка, не прекращая улыбаться. — Они сказали, что они будут собирать мухоморы. И варить из них суп для всей нашей деревни. Большой-большой суп. А потом всех нас покормят, — и просияла, отчего глаза в бликах дождя сверкнули как-то особенно ярко. Мысленно Власий взвыл, но внешне лишь нейтрально улыбнулся счастливой незнакомке, убежавшей прочь от него, к высокой темноволосой женщине, насторожено глядящей на незнакомца, громко шлёпая своими рваными сапожками по грязи. Вдумчиво уставившись на грязные брюки, мужчина чуть слышно хмыкнул. И покрутил браслет на руке, постучав по какой-то бусине. Тихо вздохнул, поднимаясь с корточек в полный рост. Вариантов теперь было больше. Либо его сейчас надурили, отвлекли рассказом, либо те люди действительно что-то замышляют. Например, сделают то, о чём сказала девочка. Сварят суп из несъедобного, покормят этим всё население, и, едва Влас с Лу уедут отсюда, все погибнут. А потом ещё одно поселение, и ещё одно. И так за ними останется кровавая дорожка трупов, которые все повесят на двух человек. Или под супом из мухоморов, супа из грибов, понималось совершенно другое понятие. Бомба. Тоже жертвы, тоже смерть, тоже трупы. И, если они успеют сбежать — всё тот же расклад — за ними тропинка крови и останков людей. И они снова получают клеймо убийцы и военный трибунал. Всё тот же расстрел, только украшенный официальными дорогими бумагами и росписями с золотистыми чернилами. Ни один из вариантов не прельщал. Власий стоял у окна внутри небольшой избушки, задумчиво глядя на пейзаж за стеклом. Он не внушал ни доверия, ни радости: унылые покосившиеся одноэтажные деревянные строения чередовались с небольшими рассадниками различных домашних растений, высокими деревьями, с которых уже облетела вся листва, а потому и тучно покачивающимися под особенно резкими порывами ветра единой серой стеной. Колошматил, будто по нелюбимой бабушке, по земле дождь, добавляя колорита данному месту и размывая последние остатки той земли, что здесь продолжали звать площадью, несмотря на то, что вместо данного места сейчас там был грязевой бассейн, только вот целебных свойств он, увы, не нёс. Позади мужчины тускло горела свеча, догорая свои последние мгновения жизни. Пламя огня с каждой минутой становилось всё слабее и грело чуть меньше. Где-то глубоко внутри дома временами всхрапывал так, что Власу казалось, будто это гром гремит за окном, хозяин данного жутко гостеприимного места. Тускло подсвечивались углы комнаты, завешанные плетёнными пауками паутинами. Те, к слову, с крайне сонным видом свисали с потолков на своих тонких нитях, и, кажется, были единственными наиболее дружелюбно настроенными к Шарпам жителями этой пограничной деревеньки. Рядом раздались шаги. Несмотря на то, какими бы тут прогнившими и скрипящими не были бы доски, эта девушка шагает очень тихо. Словно кошка, которой себя называет. Влас помнит, с чего начинались эти шаги. Мальчишка стоит у выхода с крыши. Стоит, смотря с некоторой опаской и разумными мыслями о том, что, возможно, стоит повернуть и уйти отсюда, оставляя риск для жизни на какой-нибудь другой, менее счастливый день. Смотрит на длинные скрипящие полосы железа, которые со звоном прогибаются под шагами весело захохотавшей девчонки, легко скользнувшей мимо него, без всякого страха и сомнения убегающей вперёд. — Луиз! — немного раздражённо кричит ей вслед Влас, чуть мотая головой, отчего светло-каштановые волосы взлетают наверх, на секунды вызолачиваясь в проглянувшем солнце, распустившем свои лучи до всех возможных мест в Луране. А потом снова скрывается за длинной чередой серых свинцовых туч. Шарп тяжело вздыхает. И медленно, немного неаккуратно, шагает по крышам, стараясь быть тише, чем его маленькая, незадачливая пятилетняя сестрёнка, за которой он вынужден присматривать в последнее время чаще. А всё потому, что в ней неожиданно оказалось активным смешение самых опасных черт отца и матери — умения влипать в различные авантюры и порой слишком яростно и необдуманно бросаться вперёд, злиться по пустякам и из-за этого попадать ещё больше. Разумности и холодному разума отца ей придётся ещё очень долго учиться. В отличие от её старшего брата, который, кажется, перенял всю эту черту характера себе, сейчас недовольно бурча и медленно шагая по крышам следом за сестрой. А потом его насторожило то, что восторженные вопли Луиз прекратились, сменившись тишиной. И в один момент — долгим девчоночьим криком. Мальчик, неловко оскользнувшись, подвернул ногу, проезжая по скату крыши к выступающей вперёд каминной трубе. Спрятался за неё, испуганно глядя на мужчину, что, бешено вращая глазами, держал его сестру за горло обеими руками, пытаясь задушить. Глядя на то, как пятилетняя девочка беспомощно махала ручками, крича с каждым разом всё тише и тише. В один момент у двенадцатилетнего Власа что-то щёлкнуло внутри. И он, совершенно не думая, выхватил из кармана пистолет, который постоянно таскал с собой по требованию отца и матери. Дрожащими руками ухватился за него, держа обеими ладонями, наставляя дуло на голову мужчины, стараясь удержать тяжёлое для ребёнка оружие в руках. А когда сестра в последний раз хрипло дёрнулась, затихая, спешно нажал на курок, молясь, чтобы он успел. Им обоим тогда нереально повезло. Лу останавливается рядом, смотря в окно. Мужчина немного поворачивает голову, стараясь уловить черты её лица. Острые скулы, большие голубые глаза в обрамлении тёмных ресниц. Круги под глазами немного скрадываются в тени освещения, едва заметно, как сведены к переносице её брови, как залегли от хмурости складки на лбу. Поджаты тонкие светлые губы, растратившие свой оттенок помады, собраны в высокий хвост каштановые волосы, вдоль которых бегут золотистые блики. И на шее, тоненькой, едва заметной цепочкой, пролегла красная тень — как жуткое напоминание о том, что произошло тогда, семнадцать лет назад. А потом сестра исподлобья взглянула на него. — Ты активизировал амулет против прослушивания мыслей? — тихо поинтересовалась она, снова переводя взгляд за окно. Или на окно, разглядывая отражение в нём, словно пытаясь предугадать, что происходит за их спинами. Влас молча кивнул головой, постучав пальцем левой руки по запястью правой, где болтался неприметный браслет из чёрных круглых матовых бусин. — Ты что-нибудь выяснила по поводу того, что именно творится в этих краях? — также тихо, едва слышно поинтересовался Власий. Луизиана кивнула головой. — Здесь явно были люди Мун и отца. И они обосновались где-то в лесу. Готовят, по словам местных жителей, какой-то грибной суп, но кто-то обмолвился парой слов, что один из людей странно скривился, когда они это говорили. А потом заметил у них много металла. — Бомбы, — констатировал Шарп, кивая головой. — Они переходят за границы гражданских перестрелок. — А разве это когда-то были просто гражданские перестрелки? — шатенка глянула на него странным, немного кошачьим взглядом голубых глаз. Пламя свечи в последний раз вызолотило волосы брата и сестры, а потом с шипением потухло, погружая дом в полную темноту. — Это всегда была война, Влас, всегда. Мужчина промолчал, слушая стук капель дождя за окном. Они стояли в тишине и темноте ещё некоторое время, продолжая слушать шелест дождя по ту сторону стен. Иногда в глубине дома слышался более громкий всхрап одного из его жителей, или же, наоборот, стихал, становясь практически неслышимым. А Влас и Лу продолжали стоять у окна, безразлично глядя на едва заметное глухой ночью проявление стихии, которая не на шутку разгулялась, заливая все близлежащие леса и эту деревеньку водой, словно мечтая её потопить, оставляя где-то на дне. Вода исконно была проявлением стихии Шарпов. Всех, начиная от первого и заканчивая последним поколением; им была подвластна эта стихия, как никакая другая. Она напоминала маленького котёнка, играющегося рядом с искусными дрессировщиками, которые умели без угроз и оправданий сделать так, что этот котёнок становился довольной, мягкой и нежной прибрежной волной, а могли и сделать так, что зверёк выпускал коготки — крохотные, да болезненные, становясь океанской волной в шторм, бешеным цунами, который после себя не оставлял ничего живого. И фамилия их была словно проявлением этой стихии: спонтанной, да явно с большим намёком. Ведь, как не раз было подтверждено уроками каллайского языка, их фамилия имела в ледяной Империи значение «акулы». Страшные морские обитатели, с челюстью, полной острых зуб, и всегда плывущие на зов крови. Всегда способные убить и не быть убитыми самим, при этом оставаясь опасными хищниками, которых боятся все. Кажется, в этом была суть их фамилии. В этом была суть их семьи. Но не только это помнилось из множественных семейных преданий Власу, всплывая наружу гиблыми воспоминаниями детства. Вспоминалось и то, как часто отец приговаривал о том, что есть у Шарпов одно чудное поверье, что в семье с тремя детьми выживает только один ребёнок: родитель, чаще всего отец, реже мать, рода Шарп, убивают двух других детей, когда те вырастают и становятся большой помехой в не менее большом мире. Так часто поступали акулы. Иногда братьев или сестёр уничтожали их братья и сёстры, иногда родители. Влас помнил, когда отец это рассказывал. Он был маленьким, тринадцатилетним сорванцом, сидящим в обнимку с шестилетней сестрёнкой, которая слушала обожаемого папу, широко раскрыв глаза и чуть приоткрыв ротик. Она тогда искренне верила, что он рассказывает про акул, а вот мальчик уже понимал, что за контекст у этих слов. Акулы — не животные. Акулы — Шарпы. И они с сестрой были теми самыми двумя лишними детьми в их маленькой ячейке общества, в их семье. Они были теми, кого мечтал уничтожить отец, за одно только их неподчинение ему. Теми, кто стоял уже не первый год на острие ножа, кто бежал вдоль лезвия клинка, не раз поранившись и не раз успев истечь кровью, теми, кто боялся шевельнуться в сторону, зажить нормально, улыбнуться, рассмеяться, протянуть руку свету, ходить обычными тропами и дорогами, забыть ощущение клинка в руке, влюбиться… любить. Ох, кажется, на этой черте нормальной жизни и их жалкой пародии на неё они зависли, не в силах упасть ни в одну, ни во вторую половину. И зашагали вдоль тонкой линии вечного страха и невозможности взлететь, став свободными. Эта жизнь, эти люди, они держат их. Держат, не давая сбежать обратно в Свет. Туда, откуда они родом. *** Дождь лепил глину из земли с каждой секундой всё сильнее и сильнее. Глухо шуршали ветви деревьев и низких голых кустарников, завывал ветер, глухо гремел неподалёку от Северных Гор гром и изредка очерчивала в небе золотистую полосу молния, разделяя небосвод на несколько частей. В один момент в глубине леса глухо завыли волки, и секунду спустя вновь поднялся нешуточный ветер. Опасно заскрипели крыши некоторых зданий, а потом, под особенно сильный грохот, оторвалась одна из них. Мужчина на мгновение вздрогнул, чувствуя, как вцепилась в его руку идущая рядом девушка под шум падающих железных пластин. Глянула на него своими большими голубыми глазами, чуть поблёскивающих в отражении бьющих с силой в землю капель. И молча кивнула головой, продолжая как можно более бесшумно передвигаться вперёд, иногда немного убирая ладонью торчащие во все стороны ветви кустов. Влас молчаливо последовал за ней. Перешагнул через какую-то небольшую яму, которую явно попытались спрятать под листвой. Плохо вышло. — Как думаешь… — Лу перешагнула через поваленный ствол дерева, дожидаясь, пока брат не перешагнёт следом. — Нас быстро хватятся в той дере… — Тс, — шатен прижал палец к губам, призывая Луизиану к молчанию. Странный шум, услышанный им краем уха ещё минуты две назад, не прекращался и не был похож на стук дождя или грохот крыши. Он нарастал, становясь громче и громче. — Что такое? — едва слышно в шуме дождя и неизвестного объекта прошептала шатенка, немного пригнувшись. Шарп автоматически повторил за ней этот жест, оглядываясь, пытаясь найти странный источник шума. — Слышишь? — Влас обвёл мокрый ночной лес взглядом вновь, пытаясь понять, что находится там, за густым туманом меж стройных длинных поблёскивающих стволов деревьев. Склонился ещё ниже, когда странный звук стал отчётливее, превращаясь в тиканье, медленно проведя ладонью вдоль куртки. Сестра насторожилась тоже, немного прикрыв глаза и вслушиваясь. — Люди… их много, — прошептала, слушая, Лу. Власий медленно сомкнул ладонь вокруг пистолета, сдвигая указательный палец на курок. — И они идут… к нам. И едва она успела договорить, стал слышен более различимый шум трещащих веток под ногами, шуршания мокрых прелых листьев, чьи-то негромкие короткие фразы, стал виден луч фонарика, рассекающий пространство леса. И брат с сестрой моментально вскинулись, перезаряжая выхваченные на ладони пистолеты, направляя их к источнику шума, второй рукой уже удерживая по клинку. — Эй-эй! — до жути знакомый голос вскрикнул, когда парочку пуль всё-таки просвистели в воздухе, а луч света на секунды ослепил глаза даже сквозь плотную растительность леса. — Влас? Луиз? Это свои! — Сэм? — словно не веря своим ушам, недоверчиво отозвалась на эту тираду стоящая рядом Лу. Влас пригнулся чуть ниже, глядя поверх размягчённых дождём листьев на силуэты нескольких людей, вычерченных светом гуляющих по окрестностям лучей фонариков, удерживаемых в руках пришедших. — И не только, — перед ними, ловко перепрыгнув через бревно, приземлилась на корточки тень в чёрном. Мужчина дёрнулся, перехватывая ладонь Элии, потянувшуюся к нему, своей ладонью, едва не мазнув по чёрной кофте девушки сверкнувшим в небольшом свете лезвием ножа. Она шумно фыркнула, отчего из-под капюшона выбилось несколько мокрых тёмно-рыжих прядей. К ним прыгнуло ещё двое девушек. Одна из них, с высоким тёмно-рыжим мокрым хвостом волос протянула руку Даркит, на что та ухватилась за неё, согласно поднимаясь в полный рост, в то время как другая, предельно знакомая блондинка, усмехнулась, потрепав буркнувшую что-то на это представление Лу вдоль головы. — Как вы тут оказались? Вы же были в Лите, — Влас полностью присел на корточки. — Немного пообщались с местными, и, — рядом с шатеном присела на корточки обворожительно улыбнувшаяся Илор, возле которой, прикрывшись сумраком оголённых веток кустов, молчаливо замер малознакомый парень. — Выяснили, куда вы двое свалили. — И кто же это такой добродетель, — Лу хмыкнула, стряхивая со своей куртки капли дождя, сливающегося по ним беспрерывным холодным потоком. — Который поторопился всё вам выложить? — Подружка Власа, кому же ещё быть, — Саманта, спрыгнув рядом, усмехнулась краем обведённых тёмной помадой губ, словив сердитый взгляд мужчины. — Поначалу, правда, упиралась и весьма бурно среагировала на комментария Мона по поводу его возможной скорой кончины в случае недопустимого молчания… — Как нашли нас? — перебив её, Власий поудобнее перехватил пистолет, с курка которого так и не убрал указательного пальца. Покрутил в левой ладони нож, словивший блики, ярко вдарившие по глазам некоторых из собравшихся. — Слышал про поговорку, что язык до Сердца Драконов доведёт? — Дем, бесшумно потеснившись между Саймоном и Джиллиан, усмехнулся, глядя прямо в глаза Власа. — Местные окрестили вас «всадниками Армагеддона». Ну, мы и пошли по следу «всадников», пока не пришли сюда. А здесь уже напоролись на засаду, готовящуюся, увы, только против вас двоих. Так что вы весьма умно не высовывались. — Что за засада? — насторожился мужчина, не отводя взгляда от Викандера. Тот слегка передёрнул плечами. — Не знаю уж, по каким вы с сестрой картам ехали, но этой деревеньки, как и ещё трёх, далее по маршруту, не существует. Они, как небезызвестные ёжики из тумана, нагрянули, поселились и изобразили вечный мирской покой. Правда, в основном, они — преступники, жители Отшиба и потерянные детишки, что должны были пойти в скором времени на опыты. Неудавшиеся самоубийцы, меланхолики и заколдованные магией обыкновенные люди — все, кого только сумели найти. Их разбили на четыре части, на скорую руку построили четыре деревеньки, через которые вы должны были проехать, и которые должна была подорвать группка людей, тем самым оставив за вами кровавый след. А потом… —…схватить на взъезде в город и посадить под шумок в тюрьму, — Лу закатила глаза, засовывая нож в карман на поясе. Влас провёл ладонью вдоль волос, собирая капли воды на руку и выплёскивая собравшееся в сторону. Поморщился, когда волосы вновь безбожно намокли под очередным дождевым напором. Корнелия хлопнула на слова Шарп в ладоши, указав на неё пальцем. — Бинго! Только… — она улыбнулась ярко-алыми губами так, как улыбается каждый раз, когда задумывает какую-то гадость. — Пришли мы и немного подпортили им планы. — Как именно? — Шарп вскинул бровь, с лёгкой насмешкой глядя на них. Мон, поднявшись в полный рост рядом с младшей сестрой, глянул на него, как на неразумное дитя. — Убили незадавшихся подрывников, конечно же. А потом едва не были подстрелены вами. Власий тихо усмехнулся, переводя взгляд вниз, на прелую листву под ногами, которая истончала свой, особенный аромат, который едва ощутимо вился в воздухе, закручиваясь в тонкие спирали запахов, проникающих глубже в лёгкие, наполняющие их изнутри, заполняющие полностью, до такой степени, пока это постепенно не начинало давить на грудную клетку. И лишь потом выдох — долгий, шумный, протяжный и желанный. И снова вдох с этой примесью озона и прелых листьев, и снова та же карусель на очередном повторе. Мужчина перевёл взгляд на стоящих рядом людей. На их руках была кровь, на земле была кровь, на этих прелых листьях была кровь. Но, о, какое коварство: пошёл дождь, и дождь смоет все следы преступлений, какими бы тяжёлыми они бы не были. Поможет размягчить землю и закопать трупы, сбросить в наполнившиеся вновь реки, омоет руки и лицо, заставляя как безумец расхохотаться своей маленькой тайне, свершившейся в покрове ночи и вечном течении воды. И никто, никто не узнает об этом. И никогда. — Что сейчас собираетесь делать? — осознавая, что кроме них в лесу нет больше никого, шатен медленно поднялся, морщась от очередной капли, с шумом разлетевшейся на сотни осколков после ударения о кончик его носа. — Хотели об этом вас спросить, — Илор усмехнулась, немного склоняя голову набок, отчего её голубые глаза как-то странно сверкнули в свете лучей света фонариков и капель дождя, летящих на землю, ползущих вдоль стволов, редких листьев и виснущих на веточках деревьев. — Есть идеи? — Ехать в Луран, — твёрдо отозвалась Лу. — Но через Отшиб. — Логично, — Мон изобразил ленивые хлопки в ладони, честно заслужив пару сердитых взглядов. — Там вас уже ждут с распростёртыми объятиями. — Я подозреваю, нас ждут в любом районе с распростёртыми объятиями, — Влас почесал макушку, никак не реагируя на то, что холодные капли воды незамедлительно скатились за воротник куртки. — У вас есть возможность отвлечь Мун и Георга посредством собственного шороха в городе? — С языка снял, — Сэм тускло улыбнулась. — Думаю, Луран переживёт ночь внеочередного Алого Полумесяца. Все переглянулись. Странные улыбки, похожие на неровный изгиб миррорского клинка, украсили губы каждого, немного приподняв верхнюю губу и обнажая белый ровный ряд зубов, чуть сверкнувший в этой темноте. И не было понятно: похолодание ли это, или вестник большого пожара. *** Отшиб был в своём репертуаре. Это было то особенное место Лурана, в которое, наверное, даже не все представители Астерикса рисковали заглянуть. Мрачный островок, отделённый от основной части города широким Айбером, полный однотипных грязно-коричневых и серых трёх- и четырёхэтажных зданий с редкими намёками на дома повыше. Здесь не было ярких вывесок, блестящих неоновым названий привлекательных ночных клубов, баров, кафе или ресторанов, которых было до «отвали» полно в центре города. Лишь мрачные улицы, немного размытые из-за прошедшегося ливня, с неровной кладкой и скрипящими деревянными повозками по краям улиц. Здесь постоянно нёсся какой-то странный запах не то навоза, не то канализации, приправленный отчётливым душком мужского пота и металлического оттенка крови. На одну улицу было счастье, если стояло фонарей штук пять, а работало два из них: чаще всего осветительные приборы ночью разбивали, а сами фонари не раз выдирали из земли или срывали со стен домов, заставляя кладку неровно осыпаться. Здесь не было цветочков, которые бы разносили приятный аромат. Серые стены зданий временами пестрели единственным здесь украшением — рисунками стрит-арта, увлечением немалочисленных подростков. Редкие велосипеды здесь прятались, а люди на них ездили, едва ли не занавесившись всеми тканями, которыми только можно было — лишь бы не увидели лица, лишь бы по вечеру, утру или ночи не забросали бы камнями за такую, как тут это презрительно называли, «роскошь». Убийства в этом районе редкостью не было, выбегая с утра на улицы, дети стеклянными глазами смотрели на очередной труп, вывозимый из их подъезда, и редко роняли слёзы, даже если погибал их близкий человек. Не местные, случайно занесённые сюда судьбой и ветром, отчаянно мечтали выбраться в нормальную часть города или вернуться в Пограничье, где жизнь была более мирной и спокойной. Проводимые бои на рингах, прячущихся под маской пивнушек, свидетельствовали о естественной для этого места жестокости людей. Пожалуй, это было единственное место во всей Империи, где бои без правил проводились не на жизнь, а на смерть — и то было естественно, пусть и незаконно. В то же время, здесь пряталось немало преступников, бегущих от правосудия, здесь скрывались воры, убийцы, наёмники и готовые к любым трудностям и неожиданностям жизни люди. Постепенно они привыкали становится злыми, жестокими, обезличенными, готовыми на подлости ради спасения своей шкуры и пары серебряных монет. О, да, ещё тут царила одна ужасная вещь: жадность и голод, которые поселяли здесь чуму, развращающую души людей. Словом, это был ад. Ад, в котором кто-то приучился жить. Приучился каждое утро шагать в школу или на работу, ехать в Лицеи в других районах или в Государственный Университет, многоэтажным ветвистым необычным зданием расположившемся в центре города. Приучился носить под складками одежды остро заточенные ножи, готовые вонзиться как во взрослых, так и в детей или стариков. Хотя последних тут было маловато: редко кто доживал до такого возраста. А кто и доживал, поднимался за счёт своей власти и репутации и безответственно сваливал в другой район, на прощание издевательски маша ручкой. В пятидесяти процентах случаев таких наглецов убивали. В остальных пятидесяти убивали тех, кто собирался быть убийцами. — Два плаща, быстро, — Лу вышибла дверь крохотного круглосуточного магазинчика, где слабо горел мерцающий свет керосиновой лампы. Влас вошёл следом, пригнувшись от пролетевшего над его макушкой ножа, брошенного пожилым трясущимся дедом, сидящим за стойкой, вздрогнувшим от их появления. — И да, лучше придержи своё оружие, если хочешь видеть внучку живой. С того света. — Не дам внучку! — взвизгнул неожиданно тонким голосом мужичок. Власий поморщился, поднимая на седовласого пистолет, без особенного стеснения и угрызений совести спуская курок, слыша, как глухой стук разлетелся по магазинчику, эхом ударяясь от стен. — Не дашь — так не дашь. Сами возьмём плащи, — мужчина пожал плечами, глядя на то, как алые брызги крови разлетелись во все стороны, оседая темнеющими точками на стекле. И уже через секунды медленно и величественно потекли вниз, очерчивая собственные дорожки. — Главное, найти нужный размер… Шарп направился вглубь магазинчика, перешагивая через труп дедка, кинув короткий взгляд на умиротворённо спящую крохотную, возможно, годовалую девочку, лежащую на диванчике. Так вот о ком имела ввиду Лу, когда упомянула про внучку… Замерев, Власий нахмурился, глядя на неё. Она выглядела какой-то странной — неровно дышала, чуть шевелилась, но не проснулась, даже не смотря на выстрел в магазине, пусть он был и приглушённым. Её личико было будто бы расплющенное и какого-то болезненного жёлтого оттенка, чёрные короткие волосы распущенны, припорошив собой плоские щёчки, на которых были заметны длинные алеющие порезы. В крохотной ладошке, вокруг которой было рассыпано что-то белое, она сжимала некий пакетик. Тишину разорвал отчётливый рык на низких нотках. Переведя взгляд вниз, мужчина столкнулся со злым взглядом чёрного питбультерьера, который продолжал тихо рычать, медленно выбираясь из-под низкого стула рядом с диванчиком. Власий провёл ладонью вдоль холодной глади пистолета, вынимая его из кобуры и наставляя на собаку, которая продолжала рычать, скребя лапами пол и временами осклабляясь, высоко подняв уши и немного опустив морду вниз. Что-то в ней Власу не нравилось не меньше, чем в девочке, которую этот зверь явно охранял. Причём именно её, раз также не среагировал на смерть дедули. — Прости, дружок, но ты меня напрягаешь, — пробормотал шатен, сильнее надавливая указательным пальцем на курок, резко отпрыгнув назад и вдавливая его до конца, когда питбультерьер всё же рванул в его сторону, громко рыча. Пуля, со свистом и грохотом разорвав воздух и голову собаки, прошила ей черепушку и прошлась наждаком по поверхности шерсти, оставляя явный алый след. Зверь взвыл, заскулил, заскрежетав лапами по полу и падая на него, дёргаясь в конвульсиях, под внимательным взглядом Шарпа, который медленно присел, не сводя взгляда со странной парочки собаки и ребёнка, подбирая первую гильзу от второй пули. Аккуратно сместился вбок, собираясь подобрать вторую, как неожиданно проснулась девочка. Она огляделась по сторонам, замечая сидящего на корточках Власа и мёртвую собаку. Разжала кулачок, из которого с едва слышным шелестом выпал пакетик, рассыпая последние остатки белого порошка, рассыпавшего по диванчику. И закричала, сжав в одной ладошке немного порошка. Начала бить ручками по диванчику под грохот каблуков, на которых Луизиана, чертыхаясь и зажимая уши, выбежала из прохода между стеллажами, зажимая локтём два широких плаща, неровно перевешенных через руку. Влас дёрнулся, хватая вторую гильзу и вскакивая на ноги, кидая короткий взгляд на девочку, обомлевая от картины: вены и артерии ребёнка медленно проступали, наливаясь ярко-алым цветом. — Бежим! Мужчина рванул следом за сестрой, в проход между стеллажами, слыша грохот взрыва за своей спиной, чувствуя запах крови, который металлическим тяжёлым духом пролёг в воздухе. Зашипели полы за их спиной, плавясь, словно от кислоты, а крик перешёл в ультразвук. Лампа часто заморгала; её окружили летучие мыши, которых становилось с каждой секундой всё больше и больше. Они ударялись в лампы, друг в друга, в стеллажи, летели на стёкла, бились о стены, о полы, о потолки, неустанно преследовали Шарпов, которые, добежав до конца магазинчика, распахнули дверь, встречая взглядом холодные тёмные воды Айбера, которые приветственно синели в темноте ночи. Обернулись назад, подмечая расползающуюся по зданию кислоту ядовито-красного оттенка, заставляющую его обрушаться, роняя в свой ад стеллажи, картины, продукты, столы, тот диванчик и трупы, за секунды разлагавшиеся в ней. И, даже не переглядываясь, оттолкнулись ладонями от перил, падая в ледяные воды Айбера. Вода больно ударила по спине и голове. — Совсем чокнулся? — вцепилась в его куртку, качаясь на волнах и отплёвываясь от воды, забивавшейся в лёгкие, Луизиана, зло сверкая своими синими глазами. Рядом грохотало здание, рушась. — Привлечь внимание к нам решил? Чтобы газеты пестрели нашими именами? Или приключений на задницу маловато? — Успокойся, — Власий ухватил сестру одной рукой за талию, морщась и сквозь зубы отплёвываясь, щурясь, когда не прекративший идти дождь начал заливать прямо на лицо. — И перестань паниковать. — Я не паникую! — Паникуешь! — Влас перехватил второй рукой сестру за шиворот её собственной куртки. — Ты начинаешь паниковать каждый раз, когда в каком-то дерьме! — Да я по жизни, — девушка фыркнула, зло смотря из-под тёмной чёлки на брата. — В каком-то дерьме. И иногда не по своей вине, как видишь! Кто тебя просил трогать девочку и собаку? — Мой внутренний голос, — отрезал Шарп, оглянувшись, пытаясь подметить хоть что-то, кроме рушащегося одноэтажного дома в пяти метрах от них. И, удерживая шатенку за талию, загрёб второй рукой воды, отплывая на короткое расстоянии и вновь чертыхаясь, когда волны отнесли их обратно. — Да чтоб тебя! Мужчина сжал зубы ещё сильнее, продолжая загребать, улавливая взглядом слабо горящий огонёк на ближайшем берегу. Сделал новый рывок, закашлявшись, когда вода всё же хлестнула его по лицу, попадая в рот и нос. — Отпускай меня, — хрипло, едва слышно проговорила сестра. Шатен метнул на неё короткий хмурый взгляд. — Не расслышал. — Отпускай меня! — громче крикнула Лу, разжимая пальцы на плечах его куртки и вновь цепляясь за неё, когда Шарпы поднялись на очередной волне, грозящей захлестнуть их с головой и унести дальше от берега. — Да, конечно, бегу и спотыкаюсь, — Влас фыркнул, увернувшись от нового порыва ветра с водой. — Ты сама не протянешь и дольше минуты в воде, Луизиана Шарп! — Так и бросай меня к чёртовой матери, — сощурилась девушка. Мужчина покрепче ухватил её за талию, сделав новый резкий рывок вперёд, против течения. И ещё один, и ещё, медленно приближаясь к берегу. — Говорят, мечтать не вредно. Время тянулось ужасно долго. Тяжесть тел тянула ко дну, ветер бил в лицо, вышибая слёзы, смешивающиеся с хлещущим каплями дождя и пресной, но грязной речной воды. Течение отталкивало их от берегов, пытаясь унести дальше, пытаясь отнести прочь от них. И с каждой секундой призрачная надежда на то, что они вот сейчас, вот уже почти успеют выбраться, выкарабкаться, подняться на сушу и вдохнуть мокрого дождливого воздуха, сидя в сущих метрах от здания, которое обрушилось и привлекло к себе лишнее внимание из-за очередной из их ошибок, таяла, как лёгкий дымок поутру. Власий сжал зубы. И сделал ещё один рывок вперёд, чувствуя, как под водой нога натыкается на что-то твёрдое. Внутри всё на секунды обмерло, давая сердцу пропустить удар, покрываясь коже мурашками. А потом он почти единовременно с сестрой, подозрительно затихшей и тяжело дышавшей, оттолкнулись, делая рывок до линии берега, хватаясь свободными ладонями за его края, подплывая ближе. Шарп с трудом повернул голову вбок, глядя на младшую, которая также смотрела на него, хрипло кашляя, но улыбаясь, чуть щурясь сквозь льющую воду. А потом неуловимо кивнула головой, отчего длинная алая нить вдоль её горла на доли секунд всё же показалась. — Что будем теперь делать? Перевернув сапог, шатен безразлично пронаблюдал, как из него вылилась вода, мелкая рыбёшка и пару пиявок, обитающих в водах реки. После чего со вздохом натянул на всё ещё мокрую ногу, и, взъерошив собственные волосы, перевёл взгляд на девушку, которая мрачно выкидывала из собственной куртки насквозь промокшие сигареты. — Ехать в центр, думаю, — пожал плечами Влас, уткнувшись спиной в стену позади него, медленно сползая по ней и удобно устраиваясь на разбитом асфальте под коротким козырьком какого-то ларька, куда дождь лил чуть меньше и чуть реже, чем в любую другую часть улицы. Сестра упала рядом, чуть покачнувшись и на секунды опираясь о его плечо своим. — И где ты найдёшь лошадей, позволь узнать? — хмыкнула она. — Если в платных конюшнях будет такой же трюк, как и в том магазинчике? — Мы не будем убивать, — Власий перевёл взгляд на Луизиану, глядя на то, как слабо сверкают голубым оттенком её глаза. — Мы немного позаимствуем у них. — Где ты найдёшь деньги? — шатенка немного прикрыла глаза, неощутимо передёрнув плечами. Мужчина тонко улыбнулся. — А кто сказал, что я буду платить? *** Близился рассвет. Дождь шёл на убыль, прекратив так сильно отбивать ритм по земле и воде, прекращая разражаться штормом над рекой и бушевать в городе, оставляя широкие лужи, через которые лихо перескакивали лошади, длинные разводы капель на стекле и замоченные открытые уличные ларьки, ещё не успевшие перебраться под крытую часть рынка. Небо немного оттаивало от своего глубокого оттенка, какого-то среднего между тёмно-синим и фиолетовым от туч, становясь тёмно-серым со слабым оттенком индиго. Чернеющие на горизонте высотки приобретали очертания, становясь отдельными зданиями в шестнадцать, двенадцать, десять, девять, семь, шесть, пять, четыре этажей, изредка собравшись двухэтажными и одноэтажными домами. Вода под тяжёлым крепким мостом прекращала казаться такой угрожающей и опасной, не так темнели крохотные пляжи на той стороне. Протяжно кричали чайки, делая короткие низкие круги над водой и очень быстро возвращаясь на землю. Крепче сжав поводья, Влас гнал лошадь вперёд, временами немного морщась от попадающих на щёки редеющих капель дождя, сдвинув капюшон ниже глаз. Рядом дробно стучали копыта второй вороной лошади, на которой, прижавшись к гриве, сидела верхом Луизиана, также плотно надвинувшая на своё лицо капюшон, давая остальной части плаща свободно развиваться за ней. Луран был близко. Луран… город со всеми своими возможностями и невозможностями, пестреющий яркими вывесками и высотными зданиями, прячущий в своих стенах бедных и богатых, добрых и злых, искушённых, томлённых деньгами и жадными до них, нуждающимися, прячущий у себя разбойников благородных и не особенно; город, который горел всё время и в то же время казался таким ледяным, таким безразличным. Город, который не был управляем людьми — город управлял людьми. — Где переживём этот день? — В Gold Entertainment. — Разве там безопасно? Думаешь, Даркиты не прибрали к своим ручкам корпорацию Вейнмарка? — Во-первых, нет. Во-вторых, предвещая твой вопрос: нет, нас искать там не будут. Не после того, как Эви похитили и держали там более трёх лет. Небо посветлело более нужного, давая облакам на горизонте начать постепенно окрашиваться в бежевые и лиловые оттенки, становясь светлее и нежнее с каждой секундой. Постепенно серели тучи, зависшие над городом, но уже не так на него давившие. Дождь прекратился, оставив после себя ледяной ветер, с завыванием гуляющий как по улочкам города, так и вдоль моста, мечтая сорвать с двух ездоков их капюшоны. Власий сжал зубы, видя, как они приближаются к высокой серебристой арке, отделанной бриллиантами. Хлестнул лошадь поводьями сильнее, вновь ускоряясь, кидая короткий взгляд на время. Шесть утра. Их игры в Луране только начинаются.