Демоны носят белое

— На самом деле, ситуация здесь обстоит совершенно иначе. Поправив воротник немного сжимающей грудь блузки, девушка провела рукой по краю тёмно-синей ткани ниже, расстёгивая уже третью пуговицу сверху, доходя до краёв приличия общего внешнего вида. Сидящая рядом с ней за круглым столом мать укоризненно взглянула на это дело. Оглянулась по сторонам, убедившись, что на них никто не смотрит, и уже было потянулась, чтобы застегнуть пуговицу обратно, как Лу резко отшатнулась, отрицательно покачав ей указательным пальцем. Она больше не была маленькой маменькиной девочкой. Своя голова была на плечах, да и совращать тут своим внешним видом кроме как парней Джил и Илор или подруг матери было больше некого. Георгий сидел во главе стола — так знакомо хмурый, насупленный и немного раздражённый произошедшим в городе. По левую руку от него сидела Розамунда. Как ни странно, её эвакуировать из полуразрушенного здания удалось относительно быстро, равно как и откачать и привести себя. Теперь она выглядела не столь властно, как в доме, скорее, как-то подавленно и грустно. Иногда она кидала взгляды то на неё, то на Власа; Луиз подозревала, что она хотела с ними поговорить. По правую руку от Георгия сидела обаятельная шатенка, выглядящая безупречно в своём чёрном платье до пят с высоким горлышком и поблёскивающими каштановыми волосами, чуть касающимися плеч. Карие глаза, в которых отражались блики от пламени свечей, расставленных по всему столу, были подведены чёрной подводкой и визуально удлинены при помощи стрелок, создающих странную ассоциацию её с кошкой. Большой и опасной кошкой, которая немного улыбалась алыми губами. Ей очень шёл, по правде, алый цвет. Правда, улыбка её была скорее вежливая, чем искренняя; искренность проглядывала одновременно с моментами тревожности, когда она смотрела в сторону сидящей рядом Корнелии, шипящей от боли, когда из её ключиц щипцами поддевали, вытаскивая, пули. Их было, кажется, три. И море крови, тут же спешно подтираемой тряпочкой. Следом за Элией сидел Саймон, тихо переговаривающийся с расположившейся рядом Самантой. Брюнетка временами касалась ладонью лба, где зигзагом очертила пуля ей царапину, а потом снова переводила взгляд на брата. Иногда они оба поворачивались к рыжеволосой младшей сестре, которая плотно сжимала глаза, силясь перебороть боль, поставляемую ей без наркоза обезболивающего. За Самантой сидел Хантер. Он тихо шептался с Милорой, временами поглядывая вместе с ней на сидящую за Илор Имоджен. Та выглядела до сих пор чересчур бледно: Клем усиленно обмахивала её тетрадкой, заставляя пить больше воды. Сразу следом за Клементиной сидел Власий: он был хмур и мрачен, что-то черкая карандашом на бумаге, которую ему сиюминутно выдали слуги Георга, особенно после тонкого намёка его отца о том, что рисование позволит Власу сосредоточиться, успокоиться, собраться и вообще не нарычать на них. Следом за старшим Шарпом сидела младшая Шарп. Она обмахивалась данным ей веером, чувствуя себя получше, чем ещё часа четыре назад. Она успела искупаться, смывая с себя грязь и кровь, принять таблетки, которые отец ради неё где-то добыл. Переоделась в данную им одежду, поговорив с ним о произошедшем, убеждаясь в том, что последняя часть оперы боя была не его рук дело — те люди в чёрном, которых подорвали, как позже оказалось и подтвердилось, её с Власом мать и её подруги, не были подконтрольны Георгу. На спине у девушки, под тёмно-синей блузкой, белели повязки, наложенные врачами. За час до срочного совещания, созванного Георгием, она успела ещё навестить брата, которому тоже оказали профессиональную медицинскую помощь, обезвредив и зашив наиболее страшновато выглядящие раны. Перевязали левую руку, где, как оказалось, у него была небольшая трещина вследствие всего того, что произошло в течении этих двух дней. Следом за Луизианой сидела её мать, Анабель Джонс. Это была женщина среднего возраста, за пятый десяток, но выглядящая определённо во много раз моложе, заставляя завидовать многих других своих «конкуренток», которые, в принципе, ей и в конкурентки-то не годились. У неё была чистая загорелая кожа, без каких-либо изъянов, с морщинами, видными только тогда, когда она улыбалась. У неё были длинные, до поясницы, каштановые волосы, немного позолоченные на концах и завитые в кольца. Её глаза были ярко-голубого цвета, напоминающие цвет ясного безмятежного неба, как в самый ясный осенний день. Именно осенний, даже не летний: не раз Лу замечала, что осенью небосвод ярче, чем летом. И краски осенью ярче, чем летом… губы её по обыкновению были подведены матовой губной помадой бежевого оттенка, давая больше выделить глаза. Фиолетовая шёлковая кофта с развевающимися, словно крылья бабочки, рукавами, чёрные брюки, под тон им сапоги на высоком устойчивом каблуке. О, мама любила каблуки. Наверное, от неё любовь к каблукам передалась и к Луизиане — единственное, в случае Лу, наличие обуви на каблуках и платформе было обозначено ещё за счёт низкого роста. Следом за ней сидела Элоиза Викандер, как всегда, с улыбкой и походкой модели, вьющимися золотистыми локонами, негромко переговаривающаяся с Бель. Впрочем, иногда они обе поворачивались к другим двум женщинам. Это были шатенки с карим цветом глаз, только у одной он больше был похож на тёмный горький шоколад, а у другой на золото. Первая, с короткими вьющимися каштановыми кудрями и тёмно-карими глазами была более хмура, часто стучала ноготками по столу и смотрела на всех продирающим до холодка по спине взглядом. У второй взгляд золотистых глаз был более добр и спокоен. Она отвечала не столь резко и отрывисто, как её подруга, слова было практически невозможно расслышать. А имена их были весьма громко звучащие в Империи десятки лет назад, но теперь уже поутихшие — Черрил Кори и Алеонора Уэст. Сразу же следом за миссис Уэст сидел Дементий, заслуживший несколько косых взглядов собственной матери. Впрочем, ей он много внимания не уделял, больше глядя на сидящую между ним и Розамундой Джиллиан, которая слабо улыбалась, иногда касаясь ладонью бока, что-то тихо проговаривая парню. Тот поджимал губы, выслушивая её, пока в один момент не выдержал, прижав к себе, обнимая и касаясь губами её лба. Луизиана откинулась на удобную спинку стула. Шипение Элии прекратилось: ей ввели обезболивающее и принялись аккуратно зашивать рану на ключицах, переведя девушку в более-менее рабочее положение. Пропускать собрание рыжая отказалась наотрез, а потому всем теперь приходилось терпеть слабый запах медикаментов и стойкий металлический запах крови, который, как казалось Лу, преследовал их теперь всюду. Перед шатенкой поставили стакан с водой. Ненадолго отложив веер на стол, она подхватила его, немного повертев в ладони и понюхав. На нёбе лишь отразился привычный запах крови, но, кажется, так пахли её руки. — На самом деле, — вновь повторил Георгий после десятиминутного молчания, в которое он ушёл после своей первой фразы, давая всем снова ненадолго заняться общением друг с другом. Теперь же всё внимание вновь было обращено на немолодого мужчину за столом, отличающимся невероятно красивой внешностью и крайне скверным характером. — Ситуация здесь обстоит совершенно иначе. — И как же, если не секрет? — отозвалась Анабель, упираясь одним локтём в стол, пренебрегая правилами приличия в высшем обществе. Ей, похоже, было в принципе всё равно даже на то, что она сама была, по своей девичьей фамилии Джонс, родом из Высшего Дома. — Не секрет, — мужчина перевёл на неё взгляд серо-голубых глаз. Затем посмотрел на Лу, ровно ей в глаза. Девушка не улыбалась, молча и сосредоточено глядя на отца. — На самом деле, мы действительно начинали зачистку по ненужным людям, которые нам мешались в мафии. На самом деле моя сестра, — он коротко кивнул на сидящую рядом Розамунду, отрешённо смотрящую на поверхность стола. — Составила список относительно тех, кто когда-либо помешался нашей мафии. Тех, кто ушёл из неё, оставляя за собой крупные подставы. Тех, кто покинул мафию мирно, мы не собирались трогать, ни в коем случае. Лишь самых ярких людей. Я соглашусь с тем, что вписал в список ниже имена людей, на которые я точил зуб, но там было два имени, которые я вписал не для того. Эти имена — Власий Шарп и Зенна Колдрук. Мне не нужны были их смерти. Я лишь хотел испытать сына, убедиться, что он по-прежнему твёрд характером и что за него вступится сестра. И вначале всё шло по плану: выяснения отношений, попавший в руки Анабель Джонс и Элоизы Викандер список… — То есть это было преднамеренно? — перебила его Эла, тоже не подающая великолепного воспитания Высшего Дома на этом собрании. — То, что список был у нас, что мы убивали людей, что прятали его от твоих людей, которые нагрянули с убийствами на Литу? Это тоже было намеренно, испытать? — Да, пусть с убийствами мирных жителей они погорячились, — Георг поморщился. — Я не просил их убивать. Припугнуть население, не знал же, что они сочтут это за такой плоский намёк на открытие огня по всем подряд. Убрали вы, к слову, всех только нужных людей, забыли разве что парочку, но там мои люди сами поработали. — А что насчёт тех людей, которые собирались установить в доме Грац источник тока под иллюзией другой вещи? — Лу снова подхватила веер, собранный в одну тонкую полосу. Резко откинула ладонь назад, раскрывая натянутую между двумя деревянными палочками тёмно-синюю узорчатую ткань, принимаясь немного обмахиваться ей, словно в этом помещении было душно или жарко. Но на самом деле ей претил тот запах металлический запах, пропитавший всё пространство вокруг. Георгий коротко кашлянул на этот вопрос, сцепив ладони в замок и положив их на стол. — Это относилось не к нашему сценарию, Лу. Никакая проверка мною моих детей не подразумевает ни их убийства, ни убийства их друзей и любимых, — строго проговорил он, серьёзно глядя в глаза дочери. — А Грациелла Сейдж, — да, я уже знаю, кто она такая и кем она тебе примерно приходится, — никогда бы не вошла в чёрный список. К тому же, она ребёнок. Детей мы не трогаем, это первое и главное правило любого члена абсолютно любой мафии. Любой! — Зен вы предлагали на выбор своего пробного задания убить ребёнка или выкрасть бумаги у Бладвейна, — тонко улыбнулась шатенка. Мужчина искоса взглянул на сидящую рядом сестру, проигнорировавшую эти слова. — Ребёнка никто бы в любом случае не стал бы убивать, просто он стал большим противовесом в сторону правильного решения — помощи в борьбе между двумя мафиями, — разъяснил Шарп, ловя несколько внимательных взглядов. — Что насчёт дальнейшего сценария… мы знали, что ты с Власом рванёшь в Луран — как минимум поговорить, а скорее всего разворошить половину города. Мы не знали, с какой стороны вы подойдёте, поэтому приготовили несколько ловушек. Но о тех, которые были на Пограничье, знали Даркиты и Джил, — он кивнул головой всем четырём. — И их друзья, а потому смогли предотвратить череду лишних смертей. По правде, данная задумка была вовсе не моя, и не Мун… — Моего брата, — подала голос Аэлита Даркит, немного поправив каштановые кудри волос, уложенные в идеальную причёску. — Старшего, но не того, который муж Мун, а Авиля Даркита. Поэтому я отослала письмо-предупреждение Сэм, чтобы они успели всё это остановить. — То есть вы согнали людей, — Влас поднял взгляд, полный холодного огня, на сидящих во главе стола людей. — Под действием каких-то заклинаний или зелий, на верную смерть? А потом подкинули подсказку, тип — давайте, попробуйте остановить катастрофу! — Нет, — Аэл отрицательно качнула головой. — Для начала стоит прояснить кое-что ещё: это была проверка организована Георгом, но в качестве «судей» выступали ещё Розамунда, Джейкоб и Авиль Даркит. Меня назвали нейтральной судьёй, а потому я и сочла это за возможность помогать вам. Когда же Авиль вынес предложение, оно мало кому понравилось. Было это сказано за полдня до вашего приезда на территорию Лурана, а когда отряд Джейкоба отправился в леса Пограничья, оказалось, что мой брат провернул всё втайне от нас, выполнив свою задумку. Поэтому мне пришлось срочно оповестить свою сестру — иначе ушло бы слишком много невинных жизней. В том числе и детей. — И где же Авиль сейчас? — постучала ноготками по столу Элоиза. Аэлита взглянула на неё, чуть поджимая губы. — Далеко отсюда. Не беспокойтесь, в Луран он сейчас не сможет попасть никоим образом: пространство не пустит… Лу, Влас, Клем и Имо переглянулись, прекрасно понимая, как и Георг, Мун, Аэл, Сэм и Бель, подтекст этих слов. Остальные выглядели более настороженно и недоумённо, явно забыв или не зная о тёмной стороне Лурана. Это был большой-маленький секрет города, который скрывали его жители, когда-либо родившиеся, жившие тут и знающие об этом. Потому что, на счастье, большинство, предпочитающие мирную жизнь, не было осведомленно об этом таинственном измерении, прячущем в себе больше пороков и грязных секретов, чем обыкновенная техногенная столица. — А на Отшибе? — Луизиана не сводила взгляд с Клементины, которая немного поджала губы, глядя на неё в ответ. С трудом взглянула на отца. — Тоже были не твои проделки в магазине? — Магия и зелья не мой конёк, а ведьм, родная, — развёл руками мужчина. — Ищи врагов в чужом стане. Или в нашем, если у нас есть те, чья ведьмовская кровь доминирует над всеми остальными. Лу промолчала, продолжая обмахиваться веером. Кивнув головой, Георгий предпочёл продолжить. — Дальше уже наворотили вы, открыв тюрьму для душевнобольных, — мужчина перевёл взгляд с Власа на Луиз, но даже не обратив внимания на немного напрягшуюся Имо. Сидящая рядом с ней брюнетка обняла её за плечи, прижав поближе к себе. — Нам придётся ещё долго отлавливать психов, возвращая их на свои койки в тюрьме. Затем вы зачем-то пошли к старому зданию нашего места обитания: не знал, что так поступите, иначе бы кинул какую-нибудь подсказку, что мы не обитаем больше в том месте. Дальше нам пришлось окружить здание. Откровенно говоря, с играми хотелось прекращать и уже поймать вас, отведя к себе и поговорив с глазу на глаз. Но бац! И вы сбегаете по подземным ходам, о которых, я так думал, — его взгляд сместился с шатенки на сидящую рядом с дочерью Анабель, холодно улыбнувшуюся ему. — Никто, кроме меня не знал. Но да, как же я мог забыть, Бель ко мне в гости пришла много лет назад именно по ним… — Нужно же было кому-то передать знания, пока они не стёрлись, — женщина внимательно смотрела на когда-то мужа и отца двух своих детей. — К тому же, по ним было весьма удобно уходить в город, когда ты был не в настроении, не попадаясь никому на глаза. — Да, это было гениально, — мужчина кивнул ей головой в ответ. — Я сомневался насчёт подземных ходов, но на всякий случай поставил своих людей на улицы возле них. Не ошибся, однако, пусть наёмников и перебили. Мун предпочла самостоятельно выйти на улицы, но встретилась с моей дочерью, которая, я так верю, лишь в порыве едва не пришила свою бедную родственницу… — все на этой фразе дружно зафырчали, явно не веря в положение бедной. — На счастье, на этот случай она была защищена и создала видимость своей смерти. Через некоторое время она поднялась на ноги и перехватила не успевших далеко убежать моих детей, приведя в наше новое здание. О чём-то поговорила, о чём — мне пока не рассказали и не поведали, после чего Джиллиан, Власий и Луизиана предпочли выбраться из здания путём частичного подрыва стены. — Это тоже входило в твой план? — Черрил Кори подпёрла подбородок кулачком, наблюдая за мужчиной своими тёмно-карими, как горький шоколад, глазами. Тот усмехнулся. — Не входило, но это было ожидаемо, — Георгий взглянул на женщину. — Это же Шарпы. От них можно ожидать чего угодно. А уж особенно, — его смешок повторился. — От моих детей, — и после этих слов мужчина вновь посерьёзнел. — А дальше появились Абадоры — последователи культа Луэргуля. Те люди в чёрном, которые нападали на вас девятерых, — шатен указал на всех, кто тогда стоял на улице, отстреливаясь, защищаясь и нападая. — Ими являлись. И они точно не были теми, с кем я хотел когда-либо связаться. — Но, — Алеонора коснулась указательным пальцем виска, а потом поспешно отдёрнула руку от головы, откидываясь на спинку стула. В её голосе звенела тревога вперемешку с непониманием. — Луэргуль — это же всего лишь сказки для непослушных детей!.. — Если бы. Все повернулись в сторону источника голоса. В этот раз говорила Розамунда, и голос её был тих и слаб. В голубых глазах что-то поблёскивало, играя золотистыми бликами пламени свеч, отражавшихся в каплях влаги, затуманивших обыкновенно яркий оттенок. На губах не было той усмешки и надменности сильной женщины: лишь какая-то слабость и опустошение. —…если бы это было просто сказками для непослушных детей, — тише проговорила она. И её глаза вновь затуманились, будто бы воспоминаниями. Луизиана вздохнула, закрывая веер. — Это не сказки, она права, — вступилась за тётю девушка, привлекая к себе взгляды не знающих о тёмной стороне Лурана людей. — Луэргуль — это тёмная материя. Это не бог, но это великая тёмная материя, содержащаяся в пятнадцати артефактах, во все века принадлежащих людям высшего сословия Лурана, прячущая в себе пятнадцать грехов и пороков, самых чернейших и ужаснейших всего мира человеческого. Абадоры — люди, предки которых создали культ, поклоняющийся этой тёмной материи, и являющиеся сами частью этого культа. Они возвысили Тьму до чего-то божественного, едва ли не до Драконов. И… — она взглянула долгим, продолжительным взглядом на отца. Тот неуловимо кивнул головой, позволяя сказать следующие слова, какими бы они не были. — Они не существуют в нашем, реальном мире. Эти люди — жители, населяющие параллельный мир, мир, где существует Луран, но где всем правит хаос и тёмная материя Луэргуля. И я не знаю, как… но они как-то проникли в наш мир, что возможно, только имея при себе артефакт. — А много людей знают про этот параллельный мир? — нахмурившись, поинтересовалась Элоиза. К всеобщей неожиданности, отозвалась Клементина. — Изначально — нет. Только тринадцать семей Высшего Круга, плюс ещё двое… обособленных людей, — она тактично обвела чертой тему короля и королевы Лурана, продолжая. — Но это было лишь изначально. Любых случайно узнавших об этом людей перекидывали на постоянное место жительства в тот мир, но, опять же, это было несколько тысячелетий назад. В последнее время об этом измерении знает примерно одна тысячная часть коренного населения Лурана и одна миллиардная — всего остального мира, людей, живущих не в Луране и не являющихся его уроженцами. Это больше, чем века назад, но общий процент всё равно ничтожно мал. — Теперь понятно, почему большинство из нас об этом не знает, — проговорила Элия, от которой только минут десять назад отошли врачи, кинув взгляд на старшую сестру, Аэлиту. Та вздохнула, виновато улыбнувшись ей, но рыжая лишь раздражённо отвернулась. — Там опасно, — тихо проговорила Имо, отрицательно качнув головой. — Не советую туда соваться. Можно сойти с ума. Тьма… она сводит с ума. И те люди, которые напали тогда, на улице, не хуже сумасшедших. У них нет психических сдвигов в голове, на самом деле. Но они все буквально пропитаны Тьмой. — И именно это, — дождавшись, когда в комнате вновь воцарится немного напряжённая тишина, вновь заговорил Георгий. — Было главным неподконтрольным нам действием. Мы не знали, что это произойдёт, и, большая благодарность вам, — он кивнул Бель, Эле, Черри и Алеоноре. — Что вы помогли предотвратить большую беду. Сомневаюсь, что обыкновенным оружием наши молодые люди долго бы протянули. — К слову, — Луиз немного постучала ноготками по столу. — А где был ты, когда на нас напали, на улице? Мужчина некоторое время молчал, глядя на дочь в ответ на её твёрдый взгляд. Отчего-то медлил; потом тихо вздохнул, пошевелив нижней челюстью. — Я был в параллельной части Лурана, в её тёмной стороне. Абадоры… напали на меня, ровно за секунду до того, как я хотел переместиться в реальный мир. — То есть, это ты пустил их в наш мир? — Влас поднял глаза на отца. Однако тот отрицательно покачал головой. — О, нет. К счастью, портал я открыть ещё не успел. Собрание подошло к концу. Все разбрелись кто куда: в основном, конечно, по зданию. Кого-то увели врачи, обеспокоенные ранами, в которых они углядели возможные признаки наличия в скором времени воспаления, или кому требовалось просто наложить новые швы на разошедшиеся раны. Лу пообещали заняться ею тоже, но чуть позже, через пару часов, когда «пациенты» с наиболее угрожающего вида ранами будут обеззаражены. Выходить наружу, в пустынные и холодные коридоры шестнадцатиэтажного здания бывшего дома Шарпов, куда пришлось прийти ввиду отсутствия более приемлемого варианта для временного ночлега и совещаний, совершенно не хотелось. В памяти всплывали картины детства: эти коридоры, заполненные ночной темнотой и разрываемым светом пламени факелов, висящих на стенах и нередко освещающих маленькой девочке, крадущейся по огромному собственному дому, путь. Да, этот дом однажды мог бы быть её приютом также, как мог бы быть приютом и Власа. Но они выбрали другой путь, другую жизнь. Они выбрали путь предательства и побега. Они выбрали путь, в конце которого слабо светилась солнечная и спокойная жизнь, наполненная маленькими семейными радостями, удачами и улыбками. Жизнь, в которой бы не пришлось убивать, красться по ночи в чужих домах, навевать одним только своим внешним видом ужас. Жизнь, которой у них никогда бы и не было. Это были мечты. Мечты отчаявшейся взрослой женщины, их матери, томившейся в неволе родного, но нелюбимого города. Мечты молодого парня, желавшего не убивать, а влюбляться и влюблять. Мечты маленькой девочки, которой хотелось стрелять не в тире по целям и в ночи находить своих новых жертв, а пускать с остальными детьми лодочки из бумаги по лужам, бегать с воздушным змеем наперегонки, есть мороженое и учиться на «отлично» в школе. Но это были мечты. Мечты прозрачные, мечты неисполнимые. Мечты, которые никогда бы не сбылись. Мечты, у которых не было возможности сбыться. Потому что всё то, что у них было — вся та тьма, весь тот хаос и тихое бедствие, оно было у них по праву рождения. А жаль. Луизиана всё ещё оставалась в комнате для совещаний. Она практически не изменилась за двенадцать лет: всё те же умеренно синие стены и потолок, светлый паркет под ногами, белая лепнина под потолком. Появились только люстры, в которых лампы не горели из-за взорванной на улице проводки, тянущейся ко многим домам, в том числе и этому. Огромный круглый стол со множеством стульев, светлого деревянного оттенка, давно лакированный, но давно и потерявший этот лак, сейчас лишь какими-то кривыми кусочками осевший на поверхности мебели. В углу стояло чахлое денежное деревце, сгорбившееся и скрючившееся. Немного покосилась картина с немолодой красивой женщиной. У неё был горделивый стан, нежная улыбка и ярко-голубые глаза. Обрамляли лицо вьющиеся медно-русые кудри, а стройная фигура была закована в дорогое платье из тяжёлого синего бархата с белым воротничком за спиной. На шее поблёскивало синим оттенком ожерелье из сапфиров, выгравированных в виде квадратов, овалов, кристаллов и кругов. Возможно, так имела право выглядеть одна из королев Империи, но, увы, королевой она никогда не была. Она была простой женщиной, но с непростой историей. Она была далёкой и в то же время не особенно родственницей Луизианы и Власия Шарп. Она была их бабушкой, матерью Георгия, Розамунды, Эльвиры и Джиллиан Шарп, женой Барона Шарпа и великой женщиной канувшего в летах века. И имя её было прекрасно — Синтия Шарп. Лу крутила в руках бокал с принесённым по её просьбе вишнёвым соком. В последнее время хотелось больше чего-то свежего. И алого, непременно алого. Но без того чёрствого металлического привкуса крови. — Она была красива, не правда ли? — вкрадчиво проговорил женский голос над ухом девушки. Вдоль её талии скользнула рука, заставляя Шарп инстинктивно сделать шаг назад, прижимаясь к чьему-то телу и прикрывая глаза. — Конечно красива, — отозвалась шатенка. Сделала небольшой глоток сока, вновь открывая глаза и глядя на портрет. — Ты её хорошо помнишь? — К сожалению, — голос Мун стал грустнее. — Порой я завидую тебе. Или Эви. Или Джил. Вы её так мало знали… в отличие от нас с Георгом. Порой я очень хорошо её припоминаю. Её слова, её улыбку, её добро по отношению к нам. Она всегда любила нас больше, чем отец. Баловала, хвалила за хорошие дела и очень грустила, когда мы совершали что-то плохое. И, знаешь, она так грустно смотрела на тебя, когда ты что-то вытворяла… да даже когда ребёнком стаскивала конфету со стола, когда тебе запретили, так грустно смотрела, но молчала, что становилось совестно. И ты клала конфету на место, не убегала от разбитой вазы прочь, прекращала спорить с братом, опускала оружие перед лицом того, кто тебя обидел. Тебя, или близкого тебе человека. Она была очень доброй. И великодушной. У неё была очень чистая и трепетная душа, способная выслушать кого угодно, и она была готова помочь кому угодно. И, знаешь, когда её не стало… когда её не стало, пропал лучик света в моей жизни. В жизни Георга. Всё, что оставалось — это выжигающая ненависть, пустота, которая рвалась на вендетту. Всё, что осталось после того, как и эти желания выжгли — лишь холодная расчётливость и навсегда пропавший в душах Свет. — Ты этим объясняешь свою жестокость? — Луизиана повернула голову назад, видя лицо тёти как никогда близко. Она была, на самом деле, красива. С ровными аристократическими чертами лица, большими голубыми глазами и пухлыми губами. И их обрамляли тонкие рыжие пряди, иногда отдававшие слабым русым оттенком. Кажется, вся внешность жены Барона Шарпа передалась именно её старшей дочери. — Нет, — Розамунда отрицательно качнула головой, отчего немного всколыхнулись рыжие кольца волос у её висков. — Это было бы слишком жалким оправданием. Моя жестокость — это уроки от всех свершённых мною ошибок, но она рациональна и поддаётся логике, Лу. И она точно не распространяется на тебя с Власом. — А на Зен и Грац? — зачем-то спросила девушка, вспомнив разговор в здании Даркитов. Женщина дёрнула уголком губ. — Про них я сказала в порыве ярости. Но до них не успеют добраться: люди не были даже отосланы в Литу. К нашему счастью, мой муж, а сказала я это ему, очень умный человек. Он просто вышел за дверь… и остался там, — Мун опустила ресницы под внимательным взглядом племянницы. — А потом, когда произошёл взрыв, забежал в комнату, схватил меня и вынес прежде чем зал обрушился. — Всё-таки зал обрушился? — севшим голосом поинтересовалась Лу. Рыжеволосая кивнула головой. Шатенка прикрыла глаза. — Мы друг друга чуть не убили. Только ты меня с Власом — морально, а мы тебя — реально. — У тебя были неплохие попытки, — женщина усмехнулась. После чего обняла девушку, прижав к себе больше. — Но мне ни твоя смерть, ни Власа не нужна. Да и хочу я нормальной большой счастливой семьи, а не того, что сейчас у нас, — проговорила она с лёгкой дрожью в голосе. — Ты меня уж прости. — Прощу… — Луиз прижалась, прикрыв глаза. — Только если это было действительно искренне. *** По комнате, по стенам и по потолку гуляли тени, отбрасываемые всеми вещами из-за света пламени свеч, стоящих в резных подсвечниках на небольшом столике. За широким окном, где ночь давно укрыла город, открывался великолепный вид на Луран, покрытый густым туманом и едва слышно моросящим дождём, укрывшим чёрным широким полотном техногенную столицу. Загадочно темнели высотки, скрывая одна другую, чуть видно поблёскивали отражением капель крыши домов, расползались по улицам широкие лужи. В небе глухо рокотал гром, и минут двадцать разрывали небеса яркие молнии, ветвями расходившиеся по всеми небосводу. Несколько раз ударили они в землю, кажется, неподалёку от Лурана и Айбера, отчего затряслась земля. А потом и гроза отступила, и без того серый город поглотила стена ливня, обрушившегося со всей своей безмятежной и безразличной яростью и тяжестью на него. В окне гуляли бликами отблески пламени, временами высвечивая отражения двух человек, сидящих на широкой кровати в обнимку, о чём-то негромко разговаривающих и пьющих что-то из высоких бокалов. По виду своему плескающаяся жидкость напоминала вино, тягучее, красное, возможно даже сладкое. Но на самом деле это был лишь простой вишнёвый сок. Через несколько минут после того, как успокоилась гроза, девушка улеглась головой на колени мужчины, продолжая тихим голосом отвечать ему на его расспросы. Прикрыла глаза, и, говоря всё тише и тише, вскоре провалилась в долгожданный сон, с которым она не встречалась более двух суток. Ей снилось что-то урывками. В ушах стоял звон взрывов и свист пуль. В носу вновь повис тяжкий металлический запах крови, а перед глазами мелькнул силуэт человека, взмахнувшего рукой с мечом, занесённого над шеей Илор. Только во сне девушка не успевала стать невидимкой, выскальзывая из рук тени, и острое лезвие пронзало её шею, разрывая тонкую белую кожу, давая крови фонтаном разлететься во все стороны, а голове — отлететь вперёд, катясь по ступеням лестницы, окрашивая её в алые узоры из капель. Проснулась Луизиана с криком. — Тише, тише, — дремлющий рядом Влас моментально встрепенулся, поднимаясь из лежащего в сидячее положение, приобняв сестру за плечи. Девушка тяжело дышала, чувствуя, как по виску катится капля пота. — Кошмар? — заботливо поинтересовался он. — Кошмар, — сделала долгий выдох она, чувствуя, как мужчина принимается медленно разминать её плечи, помогая немного расслабиться. Болела голова и пересохло в горле. — Какой уже час? — Пятнадцать минут четвёртого, — подняв часы на свет тускло освещающих комнату свечей, проинформировал её Власий. После чего продолжил разминать плечи девушки. — До рассвета ещё далеко. — Всё равно никто не спит, — устало отозвалась Лу. Власий немного передёрнул плечами, продолжая разминать ей плечи. — Говорят, Имо уснула. Она потеряла слишком много сил. И Элия дремлет, у неё тоже много крови потеряно. Полчаса назад с крыши соседнего здания сняли стрелка, который охотился на нашего отца, — тихо проговорил мужчина. Шарп обернулась на него, испытующе смотря большими голубыми глазами. — И откуда ты это знаешь? — Мать заходила, рассказывала, — туманно отозвался он. — Порадовалась ещё за тебя, что ты уснула, посоветовала мне тоже поспать. Впрочем, я только начал засыпать, как ты проснулась. — Прости, — тихо отозвалась Луизиана. — Я не хотела тебя разбудить. — Ничего страшного, — закончив разминать ей плечи, покачал головой Влас, обнимая сестру за талию и прижимая к себе. Коснулся губами её виска, отчего девушка прикрыла глаза, чувствуя, как перестаёт столь бешено колотиться сердце. — Переживём. — Хочу в это верить, — ещё тише отозвалась Луиз. Её снова клонило в сон, прерывающийся через каждые пять минут бешеным стуком сердца, эхом колотящимся где-то в висках. А потом он и вовсе разорвался с громким стуком в дверь, раздавшимся почти в четвёртом часу. — Кто? — насторожился, когда дверь не открыли и не представились, Влас. Луизиана открыла шире глаза, заворочавшись и переворачиваясь на коленки на кровати. Села на них, сонно смотря на дверь. И, когда даже спустя минуту не ответили, медленно слезла с кровати, ступая босыми ногами по полу, медленно стаскивая со столика один из двух пистолетов брата. Второй перехватил сам мужчина, наставив его на дверь. Проверив наличие пуль в магазине, девушка медленно двинулась по направлению к двери, бесшумно переступая, более не утруждённая обувью на высоких каблуках. Приятно покалывало в ногах от отсутствия этой боли, но Луиз не особенно обращала на данный факт внимания, куда как больше привлечённая загадочным гостем. — Кто там? — спросила она, остановившись напротив двери. Никто не отозвался, и шатенка толкнула её, созерцая лишь пустой серый коридор. А на полу, перед порожком, стояла небольшая коробочка с прикреплённой к ней запиской. Медленно подняв её, Луизиана закрыла за собой дверь, направившись в сторону кровати. Оставила коробочку, обёрнутую в праздничную зелёную блестящую бумагу на столе, аккуратно вытаскивая из-под ленты записку, где с одной стороны большими буквами было написано «Шарпам». Развернула её, спиной чувствуя присутствие брата, подошедшего поближе.

«Ну же, ну же, Кинь меня на рельсы, Проведи ножом вдоль шеи, И пусти же пулю в сердце — Это всё, что ты умеешь. Ну же, ну же, Ты сожги меня живьём, Потопи меня со дном, И посыпь поверх землёй — Будет ночью волчий вой. Вой о воине, что пал, Вой о маке, что увял, Вой о Свете, Вой о Тьме, Вой священный по земле. Вой о мёртвых и о падших, Вой о тех, кто боль знававши, Жил и был. Воет волк при тьме, при свете, Воет волк нам песни эти, Воет волк — И вою я. Ну же, поддержи меня. Фарреш, дом №14, 19 декабря, 21:07. Зенна Колдрук и Грациелла Сейдж умрут по истечению времени, указанному на таймере в коробке. — Удачи, Шарпы. Проверьте, насколько сильна ваша любовь.»

А на таймере время спешно отсчитывало секунды и минуты, показывая оставшиеся два часа.