Наружность смешанная с Домом

      Табаки было слишком горячо. Романтично было бы сказать, что его сердце и мозг пылали огнем, но, по-правде говоря, жар разливался по телу от желудка к огромным ушам, окрашивая последние в алый. "Алые паруса, алые паруса". Вот только вместо Ассоль на пустынном дворе дома чего-то ждет не хрупкая красавица, а лохматый силуэт в обвешенной хламом коляске. И никакой Грей не придет, что в общем то хорошо. Его кольцо Табаки бы припрятал в своем рюкзаке, оставив красавца моряка без взаимностей. Ливень барабанил по протекающей крыше дома, раскрашивая двор лужами с отражением заката в каждой. Стоящий у крыльца Мустанг полностью промок, а температура тела его наездника значительно поубавилась. Капли дождя скатывались по лицу Шакала, претворяясь слезами, а слезы, в свою очередь, пытались маскироваться под обычные осадки. Табаки прикладывал все усилия, чтобы продолжать верить, будто на этом кругу все сложиться по-другому. Ведь в прошлые разы ему такое не снилось. "Она есть. Она точно где-нибудь есть. Сидит себе под одеялом и пахнет карамелью, нежностью, а еще, возможно, дождем." Мысли вязкой массой перекатывались в голове, прилипая друг к другу. Шакал попытался еще раз вспомнить ее лицо и в ужасе понял, что все никак не может этого сделать. Незнакомка размывалась, задыхаясь под тоннами мыслей о ней же.        Осень принесла прохладу и дожди. Каждый день был похож на предыдущий. Каждый раз Табаки ездил узнавать, нет ли новеньких среди девочек. Потом разочаровывался и начинал выводить стаю долгими монологами ни о чем, странными песнями, а порой, заунывной игрой на губной гармошке. Одним словом - рутина. А еще он ежевечерне покидал Дом и молча сидел во дворе, подставляя лицо ночной прохладе. Надежда убегала семимильными шагами, а парень все равно продолжал надеяться. Надеяться без надежды. Ничего не менялось. День за днем Шакал, оправдывая кличку, сидел, будто в засаде, напрягшись всем телом и ожидая счастья. А затем уносил осколки разбившихся ожиданий в гнездо, с единой целью - склеить их до утра, чтоб на следующий день поднимать Сизифов камень на гору с новой силой.       Рано или поздно в любой часовой механизм вмешивается случайность, пером застревая между ржавыми шестеренками и заставляя стрелки крутиться по-новому. В ставший столь привычным вечер, Табаки как всегда сидел во дворе. Дождя не было, только грязь, листья, да лужи. Совершенно внезапно, подобно Кэролловскому кролику, из кустов, за которыми скрывается выход в наружность, выскочила свинья. Истинных подопечных Дома всегда трудно чем-либо удивить, но в городе, прибежавшая пожевать твои штаны, хрюшка вызвала бы удивление даже у Слепого. Правда животинке повезло наткнуться на чуть более безобидного и слегка менее хищного человека. Не успел Табаки опомниться, как события стремительно помчались дальше. Чудо за чудом. Будто где-то на крыше внезапно совсем ошалевший и расщедрившийся Македонский, как снег сбрасывал их на голову проходящим. С криком: "Где же ты, Пухля?", из уже расшатанного свиньей голого кустарника вылезла девушка. Она подбежала к своему питомцу, посмотрела на нанесенный штанам ущерб, а затем на их ошеломленного владельца. Тогда еще девушка не знала, какое это редкое зрелище - молчащий Шакал в естественной среде обитания. Кажется, она извинилась, оправдывая хулиганку-хрюшку, назвала свое имя и, возможно, спросила, как зовут его. Табаки не слушал, какое ему дело до штанов, свиньи, да хоть до конца света, если перед глазами, искрясь и сверкая, резко засиял силуэт той самой незнакомки из страны снов? Вот же она, стоит перед ним, слегка виновато, но все равно невероятно искренне и широко улыбаясь, как он мог забыть ее образ? Девушка стояла в ярких, по-детски желтых резиновых сапогах, на ее лице красовались переводные татуировки (жираф, сердечки и что-то среднее между конем и пингвином), а руки были украшены десятками разноцветных браслетов, которые позвякивали каждый раз, когда она поправляла свои длинные каштановые волосы. Заметив на себе слишком уж мечтательный взгляд, гостья еще раз повторила вопрос про имя, попутно доставая из рюкзачка нитку с иголкой. Затем Мэйбл высказала удивление слегка не слегка странным именем, тем самым случайно позволив Табаки заняться любимым делом - болтать, просвещая непросвещенных. Нитка стежок за стежком собирала разорванную ткань, Пухля бегала по двору за листьями, а словарный запас Шакала все не думал заканчиваться. Уже стемнело, когда уже давно дошившая девушка встала. "Ну, мне пора...Неловкие стесняшки-обнимашки?". Табаки держал руки сомкнутыми за ее спиной чуть дольше положенного, они оба это почувствовали и оба промолчали. Свинья уже скрылась за забором, а Мэйбл раздвигала руками кусты, житель Дома вдруг осознал, что именно сейчас он может упустить нечто важное, возможно, самое важное в его жизни. "Эй, приходи еще... Я научу тебя играть на губной гармошке..."       Шакал лежал в своем гнезде, обнимая подушку руками и пытаясь вспомнить, как пахла та девчонка. Карамелью и шоколадом, на секунду коляснику почудилось, что и сейчас он чувствует этот запах. Возможно, жилетка и правда впитала в себя через одни объятия немного тепла и домашности. В голове звучала всего одна фраза.

Завтра. В восемь.