Он назвал меня ребенком. Сказал, что со мной невозможно построить нормальные отношения. А знаешь, что самое ужасное? Мне плевать на его уход, я плачу потому, что он прав.
Опомнившись от изначального шока Табаки поспешил вернуть свою привычную болтливость. Он рассказывал ей сказки о неблагодарных, глупых лже-принцах, о рыцарях с седыми прядями и о кузнечиках. А Мэйбл слушала, благодарная за то, что ей не придется сегодня говорить самой. Так они сидели, пока темнота звездным одеялом укрывала их, после долгого монолога Шакала, продлившегося до без пятнадцати полночь, девушка ушла, проронив напоследок лишь: "Могу я и завтра прийти?"Не по расписанию
17 апреля 2018 г. в 18:30
В этот четверг она не пришла. Ни в восемь, ни в девять, ни позже. Земля двора была вся испещрена круговыми следами от колес Мустанга. Шакал чувствовал себя беспомощным.
В три часа ночи Табаки вернулся в спальню. Трясущийся от холода, злой и растерянный, он криком допрашивал всех, какой сейчас день недели.
— Да четверг, честно тебе говорим, уймись уже.
Холодная рука Македонского опустилась на лоб коляснику: "Сфинкс, у него, похоже, жар..."
Эта болезнь сильно отличалась от предыдущих. В четвертой уже второй день царила неприятная и непривычная тишина. Табаки молча лежал, закутанный в пять одеял, как гусеница в кокон. И так же, как и это насекомое, Шакал отчаянно хотел улететь. Неважно куда и неважно кем. Существует столько миров и столько обличий, получше нынешних... Вот только к Хранителю Времени Мэйбл не придет уж точно, да и в Лесу девушке нечего делать...пока что. Посланница Наружности ушла в страшный и непринятный мир расчесок, оставив за собой, пахнущий нежностью, шлейф надежды. Табаки сходил с ума от неизвестности. Его запоздавшая гостья, как ныряющий в морскую пучину водолаз, скрылась за темной пеленой неизведанного, оборвав трос. Настойка с чилийским перчиком больше не казалась панацеей. Шакал потел и замерзал, бодрствовал, уставившись на стену, и проваливался в сон. Сны были разные, две крайности: слишком приятные, больно контрастирующие с реальностью и ужасные, после которых Табаки просыпался, задыхаясь. Его не беспокоил тот факт, что Мэйбл может придти во двор, не обнаружить никого и просто уйти навсегда. Эта мысль заставляла разрывать тишину и апатию криками, умолять выпустить из комнаты, пытаться, размотав одеяла, самому выползти за дверь, но никак не беспокоила.
Сны были яркими, четкими и всепоглощающими. Македонский вел борьбу против кошмаров, но тут ангел потерпел полнейшее фиаско. Мэйбл сидит на диване напротив, крепко держа его за руку. Шакал убирает пряди непослушных волос с ее лица. Девушка щуриться от, попадающего на глаза света из окна и подается вперед, вслед за убирающейся ладонью. Колясник перемещает руку ей за спину, притягивает к себе. Их носы соприкасаются в эстонском поцелуе. Мэйбл осторожно касается его губ своими, и Табаки спешит ответить, так же неловко, так же искренне. Солнечные зайчики скачут по стенам, пахнет весной и безмятежностью. Хочется смеяться и кричать на весь мир о том, что любовь, оказывается, существует. Вот же она, наконец, забрела на огонек и к тому, кто ждал так отчаянно и сильно. Будто по телу хлестнули высоковольтным проводом, парень отпрыгивает на противоположный край дивана, панически озираясь по сторонам. "Ты же опять мне просто снишься?". "Снюсь". Колясник просыпается, глядя в потолок. Ночь, холод и никакой весны. Внезапно становиться слишком тесно находиться в собственной шкуре. Сны манят и убегают, как и Изнанка, похоже, обидеваяся за связь с Наружностью.
Прошло не так уж много дней, а состайники осознали, что уже скучают по той инородной тишине, когда Табаки затянул ещё одну песню о неминуемой кончине. Пришлось наспех согласиться с тем, что он уже полностью здоров, выпустив птицу (хотелось сказать "орла", но, скорее уж, ощипаную индюшку) на волю, спасая собственные барабанные перепонки. Македонский помог Шакалу усесться на Мустанга и подал набитый доверху рюкзак. Колеса, скрепя и визжа, катились вниз по пандусу. Эти звуки окончательно вышибли из головы мысли об апатии. Быстрее во двор. Ведь если не поспешить, то можно запросто опоздать и пропустить минуты ожидания, растягивающиеся в часы и дни. По уши закутавшись в одеяла и куртки, похожий на груду одежды на распродаже, Табаки уже второй день приходил в Дом только поесть и поспать. Колясник караулил и знал, что не имеет ни малейшего права, пропустить свой шанс.
Ветер морозного утра вторника, гонял по двору опавшие листья, дёргал за края одеяла и шарф, будто пытаясь отвлечь внимание от того, что вот-вот должно было произойти. Она, как печальная сирена из океана, вынырнула из Наружности. Шакал смотрел на нее, а в голове вертелось миллион вопросов и просьб, настолько тесно переплетённых с руганью, что их нельзя было озвучить. В наступившей тишине недосказанности утонул даже шорох листьев. "Я надеялась, что застану тебя тут". Голос звучит тихо и неуверенно, в нем слышится чувство вины, растопленное в каком-то неведомом Табаки горе. Парень подъезжает ближе и видит хрусталики слез, из последних сил держащиеся на ресницах. Мэйбл понимает, что рассекречена и прозрачные капли сдаются гравитации, стекая вниз по щекам. Шакал не помнит, как так получилось, но вот девушка уже сидит вместе с ним на Мустанге, закутанная в теплый плед и не менее теплые объятия. Словесный арсенал колясника исчерпан ещё на первых секундах нескладной фразой "Ну-ну, не плачь. Ну что же ты?". Хорошо, что слова гостье и ненужны. Сейчас важно лишь наличие вороха спасительных жилеток в которые можно спрятать заплаканное лицо.