Наружность смешанная с Домом

      Мягкая гора из одеял,подушек и, недопустимо близко прижавшихся друг к другу, тел, будто один из сугробов за окном, неподвижно возвышалась посреди кабинета. Первой проснулась Мэйбл. Она еще какое-то время не открывала глаза, ведь это самая прекрасная часть дня - балансировать между сном и явью по утрам. Но все же, реальность опять победила в неравном бою и девушка постепенно начала задумываться. Ее пока неосознанно тревожила пара пустяков. Для начала, необычная мягкость кровати, а также ее наличие со всех сторон от Мэйбл. И еще одна мелочь - рядом кто-то лежал. Конечно, она, не оглядываясь, знала, что это не кто-то, а Табаки. Хвала Дому, что Мэйбл хватило здорового авантюризма и сонливости, чтоб продолжить лежать на месте. Ей было невероятно уютно, будто всегда, зарываясь в свитер и уезжая в Свитербург, она тайно надеялась попасть именно сюда. Открыв глаза, девушка обнаружила, что вокруг нее не только стены из одеял и подушек, а и руки. Шакал прижимал ее к себе так, будто сейчас, в его сне, с ним может произойти что-то ужасное, непоправимое, если он хоть на миг отпустит девушку. Отчасти это было правдой.        Коляснику опять снился сон. Один из тех, что напоминают леденцовую конфету, сперва вкусную, но потом больно ранящую язык. Он знал, что в конце таких снов просыпался один, ровно как и знал что этот раз может стать последней каплей. И тогда...Он, собственно, не придумал, что именно тогда произойдет, но ничего хорошего, уж точно. Это подобно Самой Длинной Ночи, все знают, все ждут, но никто не понимает чего именно. Табаки вынырнул из сна, как из слишком уж приятного омута и одеревенел. В мечтах все получается само-собой, все прикосновения кажутся вполне естественными, а страхи необоснованными. Он не мог разглядеть, проснулась ли уже Мэйбл, но понимал, что ничего хорошего ждать не стоит. Было страшно, время текло так же медленно и так же мучительно, как в Клетке. Колясник напрягся всем телом, но так и не смог заставить себя убрать руки.       Эту неловкую, какую-то по-детски невинную тишину разрушила Мэйбл. Она повернулась лицом к Шакалу, немного не рассчитав энергию, из-за чего больно стукнулась носом об его подбородок. Девушка ойкнула и прижала руки к лицу, а Табаки наконец вернулся к своей привычной, сейчас полной заботы и тревоги, суетливой сущности.        - Сильно больно? Дай посмотрю, - парень отодвинул ее руки от лица и замер. С носом все было вполне в порядке. Но вот с самим Табаки в это мгновение творилось что-то неладное. В его мозг вдруг с запозданием пришла информация о том, что он сейчас, как и в том, самом первом, еще безболезненном сне, чувствует сладкий запах карамели. Что он сейчас лежит в одной кровати с самым дорогим для него существом, более того, конкретно в этот момент, их руки прикасаются, а он смотрит ей уже не на нос, а в глаза. И пусть все не так, пусть он всего-лишь друг. Но холода пришли, а она все еще рядом. Это что-то да значит.        Сейчас Шакал выглядел таким же просветленным, как и Курильщик, решивший, будто понял суть Домовской игры. Мэйбл всегда видела в глазах Табаки что-то особое. Какими-то чересчур уж печальными и мечтательными они были. Но сейчас печаль в его взгляде куда-то пропала, девушке очень хотелось верить, что навсегда, заменяясь нежностью. И опять колясник не знал, что сказать, нужно было объяснить ей, почему они тут лежат. Так близко, что почти вместе. Но чем дольше он искал слова, тем больше и сам не понимал, почему. Но легкость и вера в чудо не уходили, будто и правда решили отобрать это утро у серых будней.       - Мы можем остаться так...еще немного? - Осипший спросонья, его голос говорил очень неуклюжие, совершенно не те, но абсолютно верные слова.       - Конечно, - отчего-то сейчас Мэйбл смутилась еще больше, чем когда проснулась. Он все еще не отпустил ее руки и, не отдавая себе отчета, она хотела чтоб он держал их как можно дольше.        Будто очнувшись, Табаки медленно разжал пальцы, выпуская ее ладони, к его удивлению, они, наманикюренными птицами облетели его, прижимая к себе. Мэйбл всегда чувствовала людей, нуждающихся в объятиях. В этот момент тут было два таких человека.        Коридор наполнился звуками бегущих, едущих и ковыляющих. Прозвенел звонок на завтрак. Но Шакалу было плевать, сейчас он прижимал к себе самую прекрасную для него девушку. И может, он опять принимает желаемое за действительное, но упорно верилось, что эти объятия больше не являются дружескими.