Хей, малой!

— Да кому ты нужен, — насмешливо изрекает кто-то из младшей группы. — А что насчет тебя? Только подумай, мы гнием здесь уже 2 года, а ты все еще веришь в сказку о чудесной семье? — Федор хмыкает, глядя со второго этажа кровати на товарища. — Заткнись! — кричит шатен, утыкаясь носом в и так уже влажную от слез подушку, — меня обязательно заберут отсюда, вот увидишь… — Поднимайся, ты уже завтрак проспал, — хмыкнув, Осаму сдергивает одеяло с рыжего юноши, осматривая его слегка подкаченное от работы тело, — о, да ты у нас не такой уж и тощий. — Закрой свой поганый рот, скотина, — рычит Накахара, поворачиваясь к старшему спиной и утыкаясь носом в подушку. С момента его пребывания здесь прошло уже достаточно времени – около месяца. За этот период Чуя понял одно: хочешь жить — умей вертеться. В младшей группе на юношу смотрят с неприкрытой завистью, яро желая занять его место, однако свергнуть Накахару сможет только сам Накахара своими проебами. Например, вчера он свалился с лестницы, а неделю назад отравился куриной котлетой, но это уже в порядке вещей. — Подбирай выражения, малой. Сам же получишь за то, что не явился вовремя на урок, — хмыкнув, кареглазый выходит из комнаты, не забыв обязательно громко хлопнуть дверью и получить недовольное мычание из другой комнаты. — Катись к чертям, — рыкнув, рыжий поднимается, сонно осматривая комнату в поисках своих штанов. Он вчера допоздна просидел с Сашей на заднем дворе, обсуждая очередную прочитанную книгу Кинга. Серые джинсы находятся достаточно быстро, поэтому юноша натягивает их, не забывая про любимую мятную футболку, потрепанную временем. Душ один на весь корпус, поэтому, прихватив пасту и зубную щетку с полотенцем, Накахара отправляется в самый конец коридора, где уже пусто. Конечно, все старшие разбежались по территории: кто-то слоняется по этажу мелких, выискивая себе собачку для побегушек, а кто-то зависает в столовке, выпрашивая у старенькой поварихи еще одну порцию завтрака. Однако в душевой курит выпускник у приоткрытого окошка, а услышав шаги, тут же прячет сигарету за спину. Юноше, естественно, наплевать, поэтому он наспех чистит зубы и умывается, уходя обратно, чтобы закинуть щетку и полотенце на ближайшую полку — из своих ее вряд ли кто-то тронет — и сбежать на первый этаж в класс, ведь до начала занятий 4 минуты. Накахара скоро спускается на первый этаж, но замечает Осаму с какой-то высокой женщиной в кимоно. Неожиданное явление для России, однако. К ней подходит знакомая фигура шатена, и рыжеволосый решает наплевать на занятия, спрятавшись за углом корпуса. — Как чувствует себя ваш новый сожитель? — задает вопрос женщина приятным бархатным голосом. — Все прекрасно, Озаки-сан, можете не беспокоиться на этот счет, — с ухмылкой отвечает Дазай, запихивая руки в карманы черных брюк. — Какая жалость, — неловко прокашляв, Кое незамедлительно исправляет себя, — я имею ввиду, что могла бы забрать его, если ему там будет плохо… — Вы знаете правила, и нет, ему у нас очень хорошо, — отрезает все парень, обходя женщину, — а теперь простите, я спешу. Осаму скоро уходит, а Чуя забегает в класс прямо за секунду до звонка, успевая занять свободное место. Кто она такая и почему хочет забрать его к себе? Противный писк звонка разрезает все мысли, и рыжий для приличия поднимает голову и привстает, буквально тут же плюхаясь на место. Пожилая женщина что-то нудно вещала о русских классиках 19 века, когда Чуя снова погрузился в собственные гнетущие мысли. Минута за минутой, да так и занятие проходит, а за ним следом еще 3. Дни на учебе никогда не тянулись медленно за мелкими пакостями и глубокими размышлениями о сосиске, приготовленной на пару в столовой. Но, к сожалению, там лишь дубовые рыбные котлеты, есть которые крайне опасно для глотки. В первый день Накахара совершил глубочайшую ошибку и попробовал, и вот так какой-то старшак — так называли взрослых ребят — откачивал юношу, чтобы тот не задохнулся от кости в глотке. Честно, это не котлеты, а орудие пыток какое-то. Тогда Чуя залпом выпивает компот из сухофруктов, больше похожий на что-то максимально отвратительное. Настолько, что даже сравнивать его с чем-то было мерзко. Делать, однако, нечего, поэтому парень решает вернуться на свой этаж… Своим назвать его трудно, повсюду старшаки, а ты среди них, как маленькая букашечка на запыленной сельской дороге. Неосторожное, медленное движение, и раз — ты оказался под колесами скрипящей повозки, али под копытами стада местных коров. Однотипные коридоры сменяются один за другим, пока Накахара не доходит до нужного этажа и не падает на ближайший диван, где привычно сидит Саша с книгой в руках. — Привет, — робко и тихо произносит рыжик, как бы спрашивая таким образом разрешение начать диалог. И Мердок откладывает в сторону излюбленное чтиво, поднимая взгляд на собеседника, явно располагая желанием общаться, но ее слова буквально наглым образом обрывает женский противный писк: — Са-ашенька, — черноволосая юная особа падает на диван около новой знакомой юноши, не обращая на него совершенно никакого внимания. Выглядела девушка достаточно интересно: на вид ей было 15 лет, длина волос доходила до поясницы, а густоте шевелюры могла позавидовать любая девчонка из детдома. Она задорно смеется и поднимает изумрудный взгляд на рыжего новичка, без особого интереса и как-то презрительно осматривая того, но мгновенно меняется в лице, когда снова разворачивается к блондинке, — я та-ак соскучилась! Ты даже представить себе не можешь! Пухлые губы Анны расплываются в улыбке так, что не тонкий слой алой помады вот-вот треснет и осыплется. Зрелище было отвратительным, от чего рыжеволосый презрительно фыркает, как бы намекая — она здесь не одна. — Да ты что? — и Саша натягивает улыбку, глядя на ту как-то разочарованно. — Да, ты так говоришь, будто не веришь мне, — Мердок встречается взглядом с маленьким другом, после чего хмыкает и возвращается к Шумило — такой была фамилия девушки. — Неужели твоя любовь измеряется в количестве выпитого алкоголя «за мое здоровье» или часах, проведенных не со мной? — Мы же не обязаны быть каждый день рядом? Разве в отношениях не бывает свободного времени? Личное пространство, все такое, — она укладывает руки на собственные колени, демонстрируя выкрашенные черным лаком ногти и искоса поглядывая на Накахару, который усиленно делал вид, что ему не интересно, — ты уйти не хочешь? Нетактично взрослых подслушивать. — Нетактично выяснять отношения в общем, — интонацией подчеркивает юноша последнее слово, — да и намного ли ты старше? — Закрыл рот и смотался на свой этаж, — буквально рычит Анна, сверкая злобным взглядом. — Это мой этаж, — парень пожимает плечами, но девушка не унимается, совсем позабыв о том, что слева сидит Саша и наблюдает за всем этим цирком. Блондинка несколько раз довольно громко кашляет в кулак, после чего ответила на замечание своей партнерши… Кажется, уже бывшей. — Ты так любишь, что теперь мы с тобой спим на разных кроватях. Так любишь, что гонишь моего единственного друга, который не мешает тебе никак и красишься каждый раз, используя свой любимый парфюм, чтобы угодить новичку из 6 старшей. — Я делаю это для себя, — фальшивая улыбка озаряет взоры каждого, и Шумило закусывает внутреннюю сторону щеки, игриво заправляя часть волос за ухо — нервничает. — Да и ты вечно сидишь в своих книгах, — резво добавляет та, будто найдя выход из червивой ситуации. — Закрой рот, тебя слушать тошно, — Мердок поднимается с дивана, как-то устало глядя на девушку сверху вниз, поджимая губы, — ты настолько ничтожная, что слушать тебя уже жалко. Блондинка уходит, забыв одну очень важную для нее вещь — книгу Чака Паланика, американского писателя. Черноволосая сидит в некотором ступоре, совершенно не выражая никаких эмоций, а после поднимается и уходит вслед за Мердок в их общую комнату. В полном молчании Чуя поднимается, осматривая книгу и закрывая ее, оставляя закладку на нужной странице. Черная обложка книги с загадочным человеком без лица и в капюшоне манила, но без разрешения трогать ее не стоит. Выделяющаяся надпись названия «Невидимки» смотрелась не совсем гармонично, поэтому парень переворачивает ее обратной стороной, решаясь отнести вещь девушке прямо сейчас. Тактичность у юноши отсутствовала с самого детства, поэтому он без особого стеснения проходит в женскую половину, доходя до 36 комнатушки. — Вообще никак? — голос Ани снова разрезает тишину коридора, ведь дверь их обители открыта на всю. — Давай устроим скандал? Давай, чего уж там. Оправдай свои стертые колени частыми падениями, или может поиграем в нашу любимую игру?. «Угадай, где трахали Аню всей группой», так вроде называется?. — Заткнись! Ты ничего не знаешь! — Девушка сползает по стене, закрывая лицо руками, когда рядом с ней падает остро заточенный нож, брошенный блондинкой в порыве ярости. Лезвие опасно блестит от света энергосберегающей лампы, которая за весь разговор мигает уже раз седьмой, и Анна инстинктивно проводит по самому кончику подушечками пальцев, позволяя бардовой крови стечь вниз, как слезам с щеки младенца, стирая идеальность картины и добавляя лишь больше хаоса в обстановку. — Что я не знаю? Расскажи мне, чего же ты ждешь? Оправдай следы от ладоней на талии, попробуй. — Мне… Мне нечем… — Шумило смотрит в противоположную стену, прожигая ее поникшим взглядом. Пожелтевшая краска отслаивается, осыпаясь на пол небольшими кусочками, которые рано или поздно Мердок выметет вместе с остатками рваной бумаги в приступе паники, а после таких ночей наступает полная апатия. — Покажи руки, — Саша говорит куда тише и спокойнее, даже несколько отрешенно, надеясь на быструю кончину этого кошмара. Хочется убежать в очередную историю, погрузиться в нее с головой, чтобы собственные мысли о желании вскрыться больше не донимали. — Я не могу, — шепчет собеседница, поднимая заплаканный взгляд на девушку, — прошу, не бросай меня… — Руки, — настаивает старшая, опираясь спиной о стену. — Нет, — отрицательный ответ не радует последнюю, и та собирает несколько вещей в небольшой черный портфель с изображением звезд повсюду, бросая туда все только самое необходимое и быстро направляясь к выходу. — Куда ты, — Аня обеспокоенно смотрит, слегка непонятливо хлопая влажными от слез ресницами. — Туда, где меня ценят, — Чуя понимает, что девушка собирается выходить и выбегает из корпуса, наспех усаживаясь на диван, а Саша тем временем уже подходит к дверям корпуса в совершенно опущенном состоянии, где встречается с Осаму, даже не глядя на него. — Я приду к вам вечером? — тихо спрашивает та, на что получает положительный кивок и уходит вниз, предположительно на задний двор, а может и на территорию сгоревшего детского дома. Она пока ни о чем не думала, стараясь отогнать навязчивые мысли в сторону. — Эй, малой. Ты ведь по-любому в курсе событий, рассказывай, — шатен присаживается рядом, скорее плюхаясь на диван, приобнимая юношу за плечи. — Во-первых, ты прямо сейчас убираешь руку с моего плеча, ибо рискуешь остаться без нее, а во-вторых, я ничего рассказывать тебе не собираюсь, — недовольно рычит рыжик, отпихивая старшего от себя. — Чуя, не выеживайся, — на лице Дазая играет приторно-фальшивая улыбка, — ты понимаешь, что если мы сейчас не разберемся во всем, может случиться беда? — Какая же? — ехидно интересуется Накахара, но глядя на серьезное лицо собеседника, усмиряет свой пыл, — она может что-то с собой сделать? — Именно, — тяжело выдохнув, Осаму потирает переносицу, когда Накахара рассказывает все, что видел. — Значит, план таков. Я иду за Сашей, ты никуда не суешься, — изрекает Шатен, поднимаясь. Где-то в глубине души он понимал, что этот взрывной мальчишка все равно во что-то да вляпается, — малой, я серьезно. Я не хочу вытаскивать тебя из задницы. — Да-да, — и парнишка остается сидеть на месте, но как только Осаму скрывается за дверями корпуса, срывается с места через женскую половину вниз. Рыжеволосый недавно узнал, куда девается весь сброд днем, когда этажи кишат воспитателями и недобрыми женщинами-поварами, которые вместо того, чтобы просиживать дни за готовкой еды на 300 с лишним голов, слоняются по коридорам в поисках новой жертвы для пыток. Это место было давно заброшено после крупного пожара в 2002 году, а это как минимум 8 лет назад. Здание старого детского дома выглядело жутко: черные стены, разваливающиеся от своей старости, два этажа, а третий сгорел полностью. Никто не смеет говорить, что произошло там, за стенами этого адского места, но все поголовно продолжают наведываться туда, будто в гости к кому-то очень важному. Неизвестно, была ли это просто традиция, ведь только самые старшие – последний выпуск знает, что там произошло в действительности. Выйдя на задний двор, где разговаривал шатен с подругой, парнишка по стене забора тихо пробирается мимо них, стараясь не привлекать внимание. Видеть, как Саша плачет, больно, но нужно терпеть и восстановить справедливость. Между дырами в заборе Чуе не сложно проскочить, что он и делает. Вообще-то младшим на эту территорию вход строго настрого запрещен, но Чуя не из робкого десятка. Привыкший руководить, Накахара не понимал, почему старшаки творят беспредел, порой возвращаясь к изначальному значению этого слова, а директор закрывает глаза на все их проказы. Свет от фонариков горел на втором этаже, значит именно туда нужно подняться юноше. Чуя заходит в здание: обшарпанные стены которого готовы вот-вот рухнуть от малейшего дуновения воздуха. Скрипучие ступени, ведущие на этаж выше, также доверия не внушали. Хриплые голоса юношей, давно сломанные и прокуренные дешевыми сигаретами и звонкий хохот девушек подтверждали нахождение живых душ там. Он старался как можно тише подняться по лестнице, чтобы создать эффект «бум», как называли неожиданность в банде Накахары. Чуя безумно скучал по этим малым, по вечерам у костра на заброшенной шоколадной фабрике, по звонкому хохоту маленького Вани, который который увязался за Пашкой и теперь не отстает от него ни на шаг. Так, дело не ждет. Рыжеволосый резко появляется в дверном проходе. Когда за его спиной падает часть прогнившей крыши, подростки удивленно вздрагивают, и наступает гробовая тишина. И Чуя теряется, представляете, впервые в жизни теряется, как тот 6-летний мальчишка из его темного прошлого, некий страх сковывает все юное тело, заставляя кончики пальцев на руках неметь. — Тебе чего, малой? — «очухавшись», говорит один из парней тихим басом, когда другие потихоньку начинают расслабляться. — Я… — юноша переводит взгляд на Аню, недовольно сощурившись, — а тебе как на два фронта играть? Черноволосая непонимающе смотрит, осторожно поглаживая ладонь выстриженного под ежика парня. — Ты о чем? — насмешливо задает вопрос та, явно забавляясь всей ситуацией в целом. — Раз в неделю ты к Саше бегаешь, а с ним, — Накахара тихо матерится из-за своей неуверенности, переминаясь с ноги на ногу, — проводишь времени больше, чем перед зеркалом, хотя стоило бы крутиться перед ним почаще. Парень, что стоял напротив, прикуривая очередную сигарету с ухмылкой осматривает Шумило, саркастично изрекая: — Даже малой заметил, что ты в килограммах прибавила. — Закрой рот, — рычит Аня, поднимаясь из объятий почему-то молчаливого юноши, подходя к голубоглазому, — ты вообще откуда вылез такой? — Какой? Завидно, что у ребенка интеллект выше твоего? Возмущенный возглас был слышен, кажется, и на улице, а за ним сдавленное шипение мальчишки. Острые ногти больно впивались в нежную кожу юношеской шеи, вероятно после оставляя 4 ярких следа. — Ты с чего вдруг решил, что если с тобой нянчится Дазай, то ты можешь пиздеть все, что захочешь. — П-пошла… Нахуй, — хрипит Чуя, оставшись окончательно без доступа к кислороду. — Дура, ты его задушишь! — слышится где-то вдалеке сквозь шум собственного сердца. Этот такой важный орган стучит с бешеной скоростью, будто стараясь хоть как-то продлить жалкие минуты существования перед тем, как рыжик потеряет сознание.

***

Все тело ноет, будто его пронзали сотнями игл, а горло неимоверно сушит. Противное тиканье настенных часов разрезает тишину и идиллию мерного посапывания в углу комнаты. Накахара открывает заспанные глаза, щурясь от яркого света и старается сесть, игнорируя навязчивую боль. — Очнулся? — строгим тоном из неизвестности проговаривает Осаму, не отрывая своего взора от стены. Рыжий же в свою очередь старается что-то ответить, но голос покинул его, поэтому тот лишь плавно кивает головой. На стенах висят какие-то картины, но Чуя не видит, что изображено на них, а лицо Дазая и вовсе расплывается, оставляя лишь смутные очертания носа и бровей. — Прекрасно. Какого черта ты полез туда? Я же сказал сидеть на месте и ждать. В ответ следует лишь многозначительное молчание и виноватый взгляд, от которого сердце шатена, к сожалению, не тает. Злость кипит от головы, разливаясь неприятным жжением по груди и спускаясь ниже, к животу, сворачиваясь там в тугой узел. Хотелось вырвать глотки каждому, кто посмел коснуться рыжего хотя бы кончиком своего грязного мизинца. Пока шатен размышляет о том, как будет отрезать каждому по одному пальцу, Чуя вынимает иглы капельницы, осторожно подходя к Осаму. Впервые он идет на контакт, подходя непозволительно близко и останавливаясь сбоку, практически прижимаясь грудью к плечу. — Прости, — найдя в себе силы, шепчет рыжеволосый, чувствуя тепло от руки, которой Дазай обнимает его за плечи. — Малой… Тебе стоит хоть иногда прислушиваться к моим словам. Если бы я не пришел вовремя, — маленькая ладонь прекращает тираду, укладываясь прямо на губы старшего, от чего Осаму на несколько секунд замирает. Влажный поцелуй на руке заставляет Накахару вздрогнуть и одернуть руку, возмущенно глянув на шатена. — Сам виноват, — беззаботно пожав плечами, отвечает тот и поднимается со скрипучего стула. — Уже уходишь? — со скрытым интересом спрашивает рыжик, наблюдая за Дазаем. — Не могу же я здесь с тобой все время сидеть. Как только тебе станет лучше, приду за тобой на выписку. А пока будь хорошим мальчиком и слушайся тетенек в белых халатиках, — усмехнувшись, Осаму почти выходит за дверь, но улавливает тихий вопрос юнца. — Таких, о которых ты каждую ночь мечтаешь? — Каждую ночь я мечтаю надавать по твоей маленькой заднице за длинный язык, — заляпанная чем-то с двух сторон дверь закрывается, и в комнате воцаряются гнетущие тишина с пустотой, съедая изнутри каждого, кто побывал в этих стенах. Детдомовский медпункт был сродни психологическому диспансеру: молочные стены, нервные смешки из соседних палат и вечное цоканье тонких каблуков весьма массивных дам по коридору. Ночью здесь завывали трубы, будто напоминая о событиях прошлых лет, когда дети с осложнениями от обычной ангины мучительно умирали прямо на постельном белье, которое до сих пор используется. Говорят, здесь даже жил на протяжении двух лет мальчик с острым туберкулезом в полном одиночестве. В 2005 году он наглотался таблеток, которые собирал неделю, чтобы прекратить это жалкое существование. Стены лечебницы до сих пор помнят тяжелый кашель и всхлипы этого юноши. Осаму приходит по ночам, принося шоколадные кексики с вишней, иногда конфеты даже с ликерной начинкой, но это все не то. Парень читает младшему научные статьи, пока тот засыпает на его руках и потом перекладывает в постель. Спустя время уходит, оставляя Накахару спать крепким сном. А Чуя знает, что он вернется вечером к 11 и снова принесет с собой нежные поглаживания по голове, крепкие объятия и поцелуи в лоб перед уходом. Пребывание там гнетет и заставляет сильно потерять в весе, поэтому один раз Накахара не выдерживает и выпаливает что-то вроде: — Да принеси ты мне уже колбасы с хлебом! Шатен смеется, но на следующую ночь действительно приносит батон колбасы и какую-то булку, освещая одиночную палату телефонным фонариком. Пряный запах колбасы разливается по всему помещению и плевать, что булка оказалась сладкой. Это, пожалуй, были самые вкусные бутерброды в жизни Чуи. Пока шатен рядом допивает бутылку лимонного гаража, рыжик удовлетворенно разваливается на его коленях, прожевывая последний кусочек булки. — Руки испачкал? — младший кивает и присаживается, позволяя достать влажную салфетку с приятным лавандовым запахом, бережно вытирая сначала моську, а затем и ладони. За неделю нахождения мальчика здесь, они очень сблизились с Дазаем, и теперь, не осознавая этого, Накахара терпеливо ждет 11 часов, чтобы уловить тихие шаги по доскам в коридоре. Осаму поднимает взгляд на сидящего перед ним юношу, завораживаясь глубиной его голубых глаз. Легонько кончиками пальцев шатен проводит по щеке, ощущая трепет в области груди. Легкие сжимает, будто доступ к кислороду перекрыли, а руки леденеют от чертового волнения. Старший подается вперед и почти невесомо касается сухими губами чужих губ, слегка опухших от вечных укусов. Юноша довольно резко отстраняется, заливаясь краской, скорее от неожиданности и приятного чувства внизу живота, которое тот усердно старается отогнать от себя. — Ты охуел что-ли совсем? — спрашивает Чуя осипшим от шока голосом. — Я… Да, проверка на реакцию, — отмахнувшись от вопроса, парень поднимается с постели и поднимает телефон, глядя на время, — 3 часа утра, мне пора возвращаться. Шатен почти у самой двери бурчит что-то на прощание и выходит, оставляя юношу наедине с ворохом мыслей, теснившихся теперь в его голове.