Норвежец

      Это было что-то вроде вечеринки. А может и просто ночёвка. Или же один из тех дней, которые Ларссон решил провести вне дома, потому что сероватые обои и белоснежный потолок собственной комнаты жутко надоели. Да, и кто будет сидеть дома, когда все подростки устраивают рождественские посиделки?       За окном медленно и равномерно падал снег. Но его было трудно рассмотреть, так как освещение в комнате Эдда было диким: пара тысяч небольших ночников, которые отвратительно бледно горели в розетках; ещё пара тысяч настольных ламп, которые были распиханы по разным уголкам небольшой комнатки; и где-то с миллион маленьких мелькающих огней гирлянд, что висели под потолком комнаты, переплетаясь и спутываясь проводами.       Да, настроение у Гулда было, несомненно, новогоднее, и Торд понимал это, вот только лишний свет немного напрягал. Хотя, его практически и не было. Только огоньки. Увы, но глаза норвежца ещё не привыкли к запоминающемуся брюнету.       Что можно сказать о комнате англичанина? Такого срача ученик по обмену в жизни не видел. В его голове никак не укладывалось то, что на крохотном подоконнике, сантиметров семьдесят на сорок, может одновременно стоять и кактус, и фотография в рамке, на которой прочерчивались силуэты Мэтта и самого хозяина комнаты, и аквариум с рыбкой, и ещё целая куча херни, в виде бумажек и маленьких фигурок, перечисляя которые, можно сбиться со счёта.       Стены комнаты были исклеены бесцветными обоями, поверх которых рисовались разных размеров и форм плакаты, что висели друг на друге. Маленькая кровать кое-как умещалась в уголке небольшой комнатки. Собственно, письменный стол и шкаф тоже пытались ютиться в этом помещении. — Ну и срач у тебя, конечно, — в сотый раз комментирует Том. — Это не срач! Это творческий беспорядок! — в сотый раз выдаёт одну и ту же фразу кареглазый юноша, поправляя под рядом стоящей маленькой ёлочкой мишуру.       Время уже давно перевалило за полночь, да вот парни всё никак не собирались на боковую. Они сидели на своих спальниках, выложеных наподобие сатанисткой звезды, и уже который час продолжали свой разговор о бессмысленных и глупых вещах. — Хей Торд, — Эдд неожиданно переключился с яркой речи Мэтта о золотых рыбках на притихшего шатена, — а тебе кто-нибудь нравится? Ну, из нашей школы.       Скажу больше, он учится со мной в одном классе и находится первым в коротком списке моих друзей.       О-о-о, малыш Торд давно был влюблён в одного флегматичного парня. В его речь, в его глаза, в его тело, в его характер. Рыжеволосому парню нравилось всё в Риджуэлле, начиная с острых кончиков волос, и заканчивая безбашенными интересами, которые ну никак не подходили внешности и характеру. Музыкант был его слабостью, но в и то же время — другом. Это, наверное, было единственным, что мешало норвежцу признаться. Если не возлюбленный, то хотя бы друг. Лишь бы рядом.       Сероглазый парень был уверен на все девяносто девять целых и девять десятых процентов, что спортивный парень — натурал. Сам высокий юноша говорил об этом не только словами, но и поведением, телом. Ему было приятно открывать дверь перед молоденькой Бетти, тем самым беся Гулда. Он всегда читал порно-журналы, половину которых спиздил у отца, из своей маленькой коллекции. Риджуэлл выкладывался больше всех на физкультуре, чтобы не терять форму. Правда, шатен подозревал, что его друг ходит в спортзал. Ну не может же он иметь такой торс и такие бицепсы, просто выкладываясь по полной на уроках физической культуры!       А может, и может. Это же Том. Ему не нужно убиваться где-то ещё, чтобы вот так выглядеть. Господи, но его пресс такой потрясающий. Поздравляю, Торд Ларссон, ты снова поспорил сам с собой и приукрасил этот спор восхищением. Я аплодирую вам стоя!       И всё-таки, русоволосый парень был его другом, а восхищаться другом, как мужчиной, это же не нормально, так ведь? Пфф, ученик по обмену так не думал. Ему было, грубо говоря, плевать на пол черноглазого юноши. Он просто любил его. Не как парня. Как человека. — Нет, — после минутного молчания выдаёт рыжеволосый парень. — А из класса? — не унимался брюнет. — Что за провокационные вопросы? — перебил Торда англичанин, что сейчас валялся пластом на своём спальнике. — Щас ты на них будешь отвечать, — буркнул хозяин комнаты, ненадолго переключал внимание на второго друга, — ну так что, Торд, есть такой человек? — Предположим, — уклончиво ответил норвежец.       Кажется, Мэтт подавился печеньем, а глаза Тома расширились до невозможных размеров*.       Не надо на меня смотреть так, будто я человека убил. — И кто она? — последовал очередной вопрос от любителя убогого освещения.       Поправочка, он. — А к чему такой вопрос? — увильнул от ответа сероглазый парень, беря в руки подушку, кладя её на колени и ложась подбородком на мягкую поверхность. — Ну, вы знаете, что я сохну по Бетти, — начал англичанин, — Мэтт беспрекословно влюблён в себя, — последовал второй «аргумент», из-за которого в брюнета полетела подушка нарцисса, — выходит, мы с Мэттом не знаем кто нравится вам с Томом. — Я до хера люблю свою гитару, — буркнул Риджуэлл, и в него тут же полетела подушка второго высокого шатена**, — за что? — спросил он с похуистичным лицом. — Да за просто так, — сыронизировал кареглазый парень, забирая подушку обратно, — так вот… — А если я скажу, что это просто человек, который мне нравится, но с которым я не собираюсь иметь отношения? — прервал англичан невысокий парень.       Вернее, он с тобой. Он же натурал.       Трое парней уставились на ученика по обмену. Даже Харгрэйвс оторвался от экрана телефона.       Все они смотрели на постепенно краснеющего Ларссона. Русоволосый юноша даже заметил капельку пота, стекающую с виска к подбородку рыжеволосого парня. Чего-чего, а таких слов от тихони Торда никто не ожидал. — Почему ты так решил? — первым из транса вышел самолюб. — Ты уже пробовал говорить этому человеку о своих чувствах? — Нет. — И какого чёрта ты решил, что не собираешься иметь с этим человеком какие-либо отношения? — вторым был музыкант. — Хотя бы дружеские.       Мы и так с тобой дружим. Уже четыре месяца. Почти пять — Ну, — невысокий парень неловко почесал затылок. Ладошки начали потеть. Волнение нарастало, — я всё равно в вашей стране отбуду ещё несколько месяцев. Смысл мне лезть к этому человеку со своими чувствами? — Чувак, у тебя чуть больше, чем несколько месяцев, — наконец-то от транса пробудился и брюнет. — Всё равно. — Рыжеволосый парень продолжал отнекиваться. — Может хотя бы попробуешь? — голубоглазый парень захотел положить руку на плечо норвежца, но тот быстро среагировал и вильнул своим плечом в сторону. — Бессмысленно.       Как и весь этот разговор. Лучше бы я не соглашался на ночёвку. Лучше бы я никогда не соглашался на эту поездку! — Я спать. — Говорит сероглазый парень, зевает и падает на свой спальник. После он зарывается в тонкое одеяло, разворачивается к парням спиной и бормочет, уткнувшись лицом в подушку, — спокойной ночи. — Спокойной. — Угу-м. — Спокойной.       После, может спустя полчаса, парни решили последовать примеру друга. Вдоволь наговорившись о фигурах Бетти, о ненависти к химии и о том, какой же прекрасный Харгрэйвс, парни зарылись в свои спальные мешки. — Спокойной ночи. — Спокойной Эдд, спокойной Том. — Спокойной Мэтт, Эдд…

и Торд

      Спокойной, Томми.       За окном продолжал валить снег, а трое парней заливисто храпели в тесной комнатушке. Только один из них тревожно посапывал.       И Риджуэлл знал, кто так встревожен в столь поздний час.