Норвежец

— Ну, давай, рассказывай, за что тебя возненавидела Элла. — Щелчок колёсика зажигалки; глухой звук, изданный зажжённым пеплом; тонкая струйка дыма. Он слушает. Внимательно, без лишних комментариев и пререканий к словам.       Этот разговор состоялся спустя неделю, после «неожиданной новости». В сей раз Гулд всё же пролетел с домашним арестом и продолжал ходить в школу и прогуливаться с друзьями после неё. Только вот его поведение приобрело новый характер: он перестал пялиться на полюбившуюся ему Бетти, вёл себя подобно зомби, грубил прохожим, которые сталкивались с ним, но самое странное — перестал общаться с Мэттом.       И Харгрэйвс знал, что эта игра в молчанку будет длиться очень и очень долго. Он знал, что придётся пожить пару недель без дружеских объятий, без неловких взглядов, без светлой улыбки, без тёплого взгляда его маленького солнца. Рыжий юноша знал, что тому сейчас нужно восстановиться. Вот только причину, по которой брюнету нужно было «восстановиться», никто не знал. Ни музыкант, ни самолюб, ни «Солнечная линия».       От этого незнания у голубоглазого шатена сорвало крышу: он стал, подобно Тому, много курить. Его уже не беспокоили ни родители, ни учителя, ни Том с Тордом. Норвежец вообще исчез из его сознания на некоторое время. Иностранцу, конечно, было немного обидно, но русоволосый англичанин всегда был рядом и старался поддерживать всех своих друзей.

А самому ему было отвратительней всего. Хотелось блевать. Хотелось резать вены. Хотелось повеситься. Хотелось забыть обо всех проблемах. Но эгоизм побеждает альтруизм.

— Я не знаю. — Нарцисс берёт протянутую другом сигарету и делает затяжку. — Мне никто ничего не объяснил. Ни Элла, ни Дэн, ни сам Эдд. Последний, как ты помнишь, со мной, вообще, не разговаривает.       Риджуэлл берёт переданную назад сигарету и тоже затягивается. Н-да, завязывали бы они с таким количеством никотина, а то на двоих осталась одна пачка, в которой валялись две одинокие папиросы. Немного поразмыслив, второй англичанин всё-таки решается сказать голубоглазому парню одну важную вещь: — Тод сейчас у Эдда. Надеюсь, он сможет хоть что-то узнать у него. С ним же Эдд не прекратил общение. — Ты же понимаешь, что Тэдди* сейчас разговорчив, как ботинок? — Сарказм пробегает не только в голосе англичанина, но и во взгляде, который он бросает на своего одноклассника. — Ну, знаешь ли, у Торда больше возможности выяснить у Эдда, что не так, чем у меня или у тебя. — В тон своему другу отвечает высокий парень, делает затяжку и передаёт сигарету. — Что такого особенного в твоём Торде? — язвит Харгрэйвс, беря сигарету и тоже делая затяжку.       Моём? — Да я уже давно понял, что он тебе не безразличен. В такого милашку легко влюбиться. Да и к тому же, тебе нравятся парни. Ну, и учитывая Брайда. — Словно прочитав вопрос в удивлённых глазах русого парня, произносит нарцисс и выпускает никотиновый смог. — Так! — черноглазый парень растягивает губы в недовольной улыбке, сводит густые брови у переносицы и хлопает рукой по коленке. — Мы сейчас говорим о тебе и Эдде! — Вас… — Что? — непонимающе смотрит на друга парень в сером свитере и наклоняет голову набок. — Хочу, чтобы ты не делил «нас» на него и меня.       Между ними повисает молчание. Обладатель двух кратеров смотрит на самолюба с каким-то удивлением, но за этим удивлением скрывается стыд. Второй шатен же пронзает своим небесным взглядом коротко стриженный газон своего заднего двора. — Хорошо. — Риджуэлл докуривает сигарету до фильтра и, туша её о потёртые половицы крыльца, бросает в рядом стоящую банку из-под колы, которая служила чем-то вроде пепельницы. — Мы сейчас говорим о вас. — Почему же разговор не клеится? — раздаётся со смешком со стороны парня в зелёной жилетке и фиолетовом худи. — Потому что ты депрессуешь! — высокий парень злобно, но не сильно бьёт друга в плечо. — Хоть немного бы пожалел меня. Я же тоже не резиновый, разрываться между всеми вами!       Смех. Пусть и слабый, но смех. — Гад, — чеканит сквозь зубы спортивный юноша, — как Эдд вообще с тобой общается? Телепатической связью? — Возможно. Скорей всего. — Бред для влюблённых. — Я и есть влюблённый. — В своего лучшего друга. — Ну что поделаешь. — Хватит разговаривать со мной так! — Ты сам начал разговор. — Мэтт, — музыкант кладёт руку на плечо друга, — я, конечно, понимаю, что тебе сейчас отстойно из-за всего этого дерьма, но будь добр, не отталкивай хотя бы меня. Я же помочь хочу. — Я понимаю, — нарцисс вздыхает, — но сейчас лучшим лекарством для меня станет либо неожиданный разговор с ним, либо утешающая тишина. Со мной всё в порядке, просто когда ему плохо, мне тоже становится паршиво, гадко, тревожно. — В этот момент Харгрэйвс выдерживает паузу. — Душа моя ноет. — Ещё одна пауза. — А когда ещё во всём виноват я, мне и вовсе хочется покончить с собой. Но тогда ему же будет ещё хуже, ведь я всегда был рядом, а тут взял, и исчез. Может быть, я и наивный и глупый, раз до сих пор верю в ответ с его стороны, но мне это нравится. Нравится, быть наивным. Быть глупым. От этого не так больно, как от суровой реальности. — Длинные пальцы на миг зарываются в собственные волосы, дабы поправить потревоженную ветром прядку. — Говоришь так, словно вы уже ругались. — Мы дружим с тобой меньше, чем я дружу с ним. До тебя мы часто ругались. Конечно, не просто так, не из-за мелочей. Тогда нам так казалось. Но причин было много, а мы были детьми, которые не понимали, что нужно уступать друг другу и ценить нашу дружбу. Ты, как какой-то важный болт в нашем разъёбанном механизме. Не будь тебя, я бы давно рассказал ему о своих чувствах и потерял нашу дружбу к херам. Мне просто некому всё рассказывать, а держать всё в себе — самому дороже. Спасибо, Том. — За что же? — За то, что в тот день ты согласился остаться с Эддом после школы и убраться в классе. Ты — хороший друг. — Голубой взгляд быстро перебегает с наполовину заснеженного газона на лицо собеседника Мэтта. — Ха-х, — по лицу высокого парня скользит улыбка, которую все привыкли видеть вместо смущения, — да не за что. Всегда рад помочь. — Помогай. Всем. Мне. Эдду. Торду. Ему — особенно. Он просто не протянет без тебя. Тем более, ты первый начал с ним общаться, а значит, тебе он больше всего доверяет. К тебе первому бежит за советом. С тобой он смеётся всегда, пусть и стесняется. С тобой ему… …хорошо. — Я постараюсь не обидеть его. — Даёт обещание музыкант и уже тянется за новой сигаретой, но останавливается. Он убирает пачку обратно в карман своей чёрной жилетки, которая выполнена в музыкальном стиле, и встаёт со своего места. — Думаю, стоит сходить за какао. — Я тоже так считаю, — кивает Харгрэйвс и, поднявшись с места, скрывается в доме.       Неожиданно, с неба повалила новая порция снега.