Март.
Солнце особо не греет, птицы только начали петь свои весенние песни. Редкие дожди смывают снег в канализации, превращая его в слякоть. Всё слишком обычно, за исключением одной детали. Это были и х март и и х погода.
Обычный парк Англии, в котором прогуливаются каждый день либо одни и те же, либо совсем другие люди. В список «других» попали двое подростков разных национальностей и одна маленькая девочка. Эти ребята разгуливают здесь уже около часа, а их диалог всё никак не вяжется.
— Хочу мороженное, — шмыгая маленьким носиком, говорит норвеженка.
— Тори, сейчас рано для мороженного, — гладя сестру по голове, отвечает норвежец.
— Я схожу. — Легко улыбаясь, говорит англичанин. — Какой рожок ты хочешь?
— Клубничный! — радостно прокричала девочка.
— Хорошо, — Риджуэлл тоже гладит девчушку по голове, случайно задевая руку объекта своего вожделения, — а ты, Тод?
— Тоже клубничный, — смущаясь, произносит Ларссон старший.
— Скоро буду. — Подмигнув и легко хлопнув по спине своего друга, Томас направляется в сторону небольшого ларька.
Ларссон младшая решает занять скамейку, потому прыгает чуть вперёд, заставляя брата пойти за ней. Приземлившись на холодные доски, Тори смотрит на растерянного брата своими большими голубыми глазами. Спустя пару минут, девочка начинает диалог:
— Тебе приятно, когда он касается тебя?
Очень.
— С чего ты это взяла? — спрашивает подросток, садясь рядом с сестрой.
Оно же и так видно.
— Ты весь светишься, когда он дотрагивается до тебя. Ты будто оживаешь. — Тори начинает болтать ногами.
От э т и х прикосновений невозможно не светиться.
— Я просто рад, что мы дружим, — врёт шатен.
Д р у ж и м…
— Ты говоришь так, будто тебя это убивает, — шатенка пытается заглянуть в глаза брата, но видит лишь пустые ониксы*.
Меня действительно это убивает. Каждый день. Каждую минуту, которую я провожу рядом с ним, как с
д р у г о м.
Меня поедает этот факт. Нет. Он сжирает меня. Полностью. Изнутри. Начиная с сердца и заканчивая «вишенкой», душой…
Больно улыбаться ему, как
д р у г у.
Но мне хорошо от той мысли, что он рядом. Пусть и как д р у г, но рядом.
Спасибо ему, за такую возможность.
Просто спасибо…
— Мне не нравится твоё состояние. — Признаётся девочка, подтягивая один из коротких хвостиков.
Её голос звучит справа.
— Мне тоже. — Звучит с левой стороны. — Ведёшь себя так, будто у тебя кто-то умер.
Да. Есть один человек. Его зовут Торд Ларссон. Он умер, утонув в неразделимых чувствах к своему
д р у г у.
— Вот, Тори, держи, — говорит Том, протягивая девочке рожок с клубничным мороженным.
— Tfank**, — хохоча, благодарит друга норвеженка.
— Тод, — одно плечо, скрытое за синей толстовкой, касается другого, скрытого за чёрным худи, — подними голову и открой рот.
Норвежский подросток повинуется, словно робот. Спустя мгновенье, в его рот пихают рожок со вторым клубничным мороженным. Металлический взгляд наконец-то обретает оттенок чувств: удивление.
— Ты совсем сам не свой, — подмечает русоволосый парень, откусив немного от своего рожка с ванильным мороженным, — что-то случилось?
Да.
Ты.
— Нет, — достав свой рожок изо рта, отвечает рыжеволосый парень, — просто не выспался.
— Ты проспал десять часов. — Буркнула девочка, отвлекаясь от сладости. — Я тебя самолично будила.
— Ладно, не хочешь говорить, не говори.
Я хочу. Но разве тебе скажешь? Тебе же это не нужно. Ты же натурал…
— Может пойдём уток покормим? — предлагает музыкант, встав со своего места после того, как доел свою порцию мороженного.
— Торди, давай! — Тори тоже вскочила с места и принялась тянуть брата за рукав худи.
— Ну, хорошо, — низкий юноша встаёт со скамейки, натягивая улыбку.
— Когда ты улыбаешься, ты становишься живее. — Бормочет Том, когда норвеженка убегает далеко вперёд, к озеру.
Ради тебя, я буду улыбаться чаще. Пусть это и больно…
***
Озеро было небольшим, но довольно симпатичным: несколько рядов голых деревьев, спящие оголевшие кустарники, спокойная вода, прозрачная водная гладь. Уютно, для такого местечка.
— Надо будет чаще сюда приходить, — вдруг говорит Томас, когда они стоят на причале и наблюдают за Ларссон младшей, которая усердно измельчает крошки хлеба.
— Ага, — кивает Торд, — желательно одним, без Эдда с Мэттом.
— Почему? — инетересуется черноглазый.
— Noen ganger er ensomhet den beste vennen.*** — Шепчет иностранец.
А после наступает молчание.
Два опустошённых взгляда прикованы к маленькой Тори и уткам, которые заинтересованно смотрят на свою новоиспечённую кормилицу.
Шатенка бросает крошки легко и не задумываясь. Ведь самое сложное, она уже сделала. Она раскрошила хлеб.
А может, сказать «Ты мне нравишься» для меня и есть то «самое сложное»? А если я и скажу, то что же будет дальше? Будет ли мне после легче? Стоит ли попробовать?
— Знаешь, Том, — начинает шатен, смотря на сестру, — Jeg liker deg.****
— Ты мне тоже, — спустя пару секунд отвечает музыкант, — не знаю, что я буду делать, когда ты уедешь.
Слова были сказаны без грамма тайны и загадки.
Но они не поняли друг друга…
