***
Женщина, которая вернулась из командировки только два дня назад, грустно смотрела на расторопного сына. Ванесса знала, что её чадо не успокоится, пока не заполучит свою любовь. Руки Тома сильно дрожали, когда он складывал свою одежду в чемодан. Он знал, что не должен так быстро уезжать от матери, но сердце грозило разорваться, если он проведёт без своего норвежца ещё один день. Мисс Риджуэлл нервно смотрела на спину ребёнка, цепляясь взглядом за каждую мелочь будь то сутулость, или же заплатки на рукавах. Дама выпускает усталый вздох и задаёт мучавший её вопрос: — Ты знаешь, где он живёт? — Да, — врёт черноглазый парень, совсем не осознавая, что его рассекретили, — мы же переписываемся. — Не ври мне, — твёрдо говорит женщина, поднимаясь со стула и подходя к сыну, — я же понимаю, что ты едешь, не зная куда. Как ты думаешь найти его? — По зову сердца и сообщению от Эдда, — отвечает Риджуэлл младший, тут же беря в руки телефон, — Осло, главный аэропорт Гардермуэн, район Сентрум, улица Карла Юхона, дом двести семьдесят пятый, второй этаж, восьмидесятый блок. — Он знает, что ты приедешь? — вновь задаёт вопрос Ванесса и гладит чадо по щеке. — Конечно же нет, — бормочет русый парень и обнимает мать, — я буду очень по тебе скучать, но ты пойми, что без него я жить не могу. — Я понимаю, — кивает русая дама и запускает руку в длинный ёжик, — я всё понимаю, — по её щеке бежит слеза, — только не растраивайся, если у вас ничего не сложится. — Хорошо.***
Жёлто-синий автобус останавливается у просторной площадки с железным навесом, к длинным столбам которого привязаны разные ленточки.* Многие люди ещё остаются в общественном транспорте, но их большая часть спускается по железным ступенькам и заполняет пустующую остановку. В их число попадает и приезжий англичанин. Высокий парень задерживается на площадке только за тем, чтобы свериться с картами: с той, которая прибита к голубой стене остановочной станции и с той, что покоилась у него в телефоне. Удостоверившись, что навигатор настроен верно, а карты совпадают, Томас вводит полученный от Гулда адрес. Сердце с самого вылета билось в бешенном ритме, а когда электронный путеводитель проложил путь, то оно сорвало все тормоза. Парень не знал, как ему оставаться в трезвом уме и не потеряться в чужой стране. Он уже ничего не знал. Было чертовски плевать на преграды. Хотелось поскорее увидеться с тем, кто навсегда пропитал каждый миллиметр его флегматичного сердца; из-за кого он скоротал свои годы жизни на несколько лет; со своим норвежцом, в конце концов.***
Шаг за шагом, переулок за переулком, гнетущая мысль за гнетеющей, прохожий за прохожим — всё проносится мимо, абсолютно всё. Ничто не задерживается в голове дольше, чем две секунды. На мелочи нет времени. Ни на что теперь не будет времени. Общежитие приветствует Тома довольно странно: никаких наблюдателей, мало-мальская толпа студентов, блеклое освещение, бледно-красные стены и молочные потолки и пол. Немного заинтересованные взгляды цепляются за пришедшего парня, но тут же возвращаются к своим собеседникам. Норвежцы, довольно дружелюбные, но, видимо, не сегодня. Риджуэллу это совсем не интересно. Высокий парень двигается в сторону лестницы и поднимается на второй этаж, встречаясь с другими иностранцами. Хотя, иностранец здесь только он. Дыхание катится к чёрту. Хочется курить, но пачки сигарет и зажигалки с собой нет. Он бросает эту вредную привычку, чтобы больше не видеть скривившегося лица Торда. Но надолго ли его хватит? Он замирает у двери из светлого дерева. Рука тянется к блестящей поверхности и сползает по ней, останавливаясь у ручки. Парень делает глубокий и отврезляющий вдох, собирая все нужные мысли в предложения. Он делает три коротких, но громких стука и убирает руку. Надежда, что Ларссон находится в своём блоке, угасает с каждой секундой. Дверь открывается спустя пол минуты. На пороге стоит подросший и окрепший парень с медным оттенком волос и металлическим взглядом, который теряется в тот же миг. Лицо норвежца вытягивается, а взгляд впивается в каждую мелочь, что прибавилась в образе музыканта. Между ними повисает долгое молчание, которое не имеет понятия о времени. Взгляды беспрерывно изучают друг друга. Тела дрожат. Первым нарушает тишину пришедший в себя низковатый шатен, который скрещивает руки на груди и закрывает глаза, опуская голову: — Я знал, что ты меня просто так не оставишь. — Голос низкий и дрожащий. Как же всё до нелепости смешно. Второй шатен лишь грустно улыбается и поправляет лямку своей дорожной сумки. — Ни за что, пока я не добьюсь тебя. — Серьёзно отвечает иностранец, буравя пустым взглядом медную макушку. Опечаленные серебрянные глаза поднимаются вместе с головой и заглядывают в не менее отрешённые глаза. Губы еле двигаются, стараясь не сорваться на крик: — Разве ты уже не добился? Ты получил моё сердце, ты украл мой покой. Ты подарил мне три счастливых года. Ты спасал меня не раз и всегда заботился обо мне. Ты написал мне песню и вошёл в положение, когда я рассказал о страхе перед отцом. Ты забрал мой первый поцелуй. — По бледному яблочку щеки потекла первая слеза. — Разве ты не добился? Желание стереть влажную дорожку побеждает сдержанность, которую он скидывает на уважение личного пространства. — Увы, но нет. — Том издаёт короткий смешок, сжимая кулак в кармане. — Я не получил самое главное. Медная бровь подскакивает вверх, из-за чего ноздри Ларссона тоже поднимаются вверх. — Что же это? — Спрашивает парень, стирая остатки слёз в уголках глаз. Желание поправить речь этого человека тоже угасает из-за уважения к нему. — Ты. — Произносит Риджуэлл и сдаётся, заключая объект своего обожания в долгое объятие. — Мне сложно ответить тебе. — Мягко отталкивая от себя парня, говорит «Солнечная линия». — Почему же? — задаёт вопрос русоволосый парень. — Мы окончили школу, я буду учиться в Норвегии… — Опять за своё? — издаёт тихий смешок Торд, перебивая друга. — Я тебе шею сверну, если ты сейчас же не скажешь, что это — шутка. — Это не шутка. — Сведя брови к переносице, отвечает англичанин и возвращается к своей речи. — Твои родители знают о твоих чувствах, а на общество плевать. Что не так то? — Ты такой простой. — Закатывает глаза низковатый парень. — Но ты же не можешь по-другому. Музыкант решает пойти на крайние меры: он отталкивает свой чемодан, снимает дорожную сумку и падает на колени. Руки цепляются за чужие и сжимают их крепко-крепко. — Я жить без тебя не могу. — Признаётся черноглазый парень, опуская уголки губ. — Ты — моя болезнь, с которой я не хочу расставаться. Обладатель медных рожек пускает ещё пару слёз и прижимает голову объекта своего обожания к своему животу, запуская пальцы в вечно торчащие кончики. Его шёпот отдаётся эхом от стен: — Никогда не поздно, — вспоминает, словно в бреду, парень, перебирая прядки, — так ведь? Может, и нам с тобой никогда не поздно стать чем-то большим, чем просто друзьями? Двое парней стояли, обнимаясь, в коридоре общежития. Никто не посмел нарушить их идилию, проходя мимо или перешёптываясь. Всё было идеально. А в Норвегии, тем временем, повалил первый снег.