Отречение

Но тщетно спорил я с судьбой: Она смеялась надо мной! Лермонтов. «Мцыри»

Комната была заполнена теплым солнечным светом. Он сочился сквозь занавески, ложился мягким покрывалом на вещи, высвечивая мелкие пылинки, танцующие в воздухе. Луч бликовал в отражении зеркал, озорно перепрыгивал по предметам мебели и ласковым поцелуем оседал на волосах двух мальчишек, что нежились этим утром в игровой комнате. Царившее спокойствие убаюкивало, оно напоминал ласковые руки любящей матери, отчего дети смешно морщили носы, когда солнечный зайчик скользил по их коже, и задорно смеялись. — Значит, ты станешь следующим королем? — с восторгом вопрошал младший из мальчиков, разглядывая своего брата во все глаза, словно бы впервые увидел. Брат выглядел немного по-иному, и возможно, всему виной была церемониальная одежда, которую наследник Люцис так и не удосужился снять, прежде чем улизнуть от своих наседок-нянек, приставленных королем, чтобы следить за своим чадом. Одежда, выполненная в родовых цветах семейства, была крайне тяжелой, ткань невообразимо быстро мялась, а пыль так и тянуло на эту несносную мантию, отчего она сейчас была скорее серого, чем черного цвета. Но на ней было так приятно лежать, что оба сына династии Люцис даже и не думали найти другое место для своих разговоров.  — Обязательно, — с детской непосредственностью соглашается Ардин, даже не пытаясь изображать из себя серьезного и скучного взрослого. Это перед господами и жрецами нужно было изображать из себя непойми кого. Нельзя ни улыбнуться, ни посмотреть в сторону, ни даже показать язык этому задаваке с рынка, что корчил рожи Ардину, пока тот величественно вышагивал до алтаря, где должна была прозвучать воля Шестерых. — Когда я стану королем… — мальчишка мечтательно прикрывает глаза, руками зарываясь в свои волосы, и слушая эту утреннюю тишину большого дома. Еще чуть-чуть, и снова появятся скучные учителя, которые будут рассказывать о благодетели Шестерых, о том, как важен баланс. Отец обещал, что после церемонии учителей прибавится, но это было ничто по сравнению с тем фактом, что будущее теперь зависело от него, Ардина Кэлума, будущего избранного короля. Ему даровали силу спасать всех людей, и он обязательно-обязательно не подведет никого, — … я сделаю всех счастливыми! Да, каждый день будет праздником, все будут счастливы, и… и я отменю эти гадкие сливы!  — Бе-е-е, — авторитетно поддержал брата Сомнус, скривившись лишь от одного упоминания фрукта. Секунда, и мальчишки снова смеются над собой, над тем, как им весело сейчас и как хорошо в этот момент. — Я буду всегда с тобой, братик! Обещаю тебе! Правда-прадва! Сомнус улыбается просто и открыто. В нем нет этой притворной фальши, нет едва уловимого сарказма, что проскальзывает иногда в словах прислуги. Ардин еще не знает, о чем они иногда говорят, но интуитивно понимает, что они лгут. Так же, как лгала мама о том, что никогда не покинет своих любимых сыновей. Так же, как лгал отец, обещая найти время для своих чад. Но Сомнусу Ардин верит безоговорочно.  — Конечно, будешь! — братья улыбаются, глядя друг другу в глаза. Кажется, что они сами кружатся в этом мягком солнечном свете как пылинки, как мелкие осколки Великого Кристалла, что служил душой их цветущему миру. — Вместе мы с тобой напишем историю становления нашего королевства! Она будет как сказка! История про двух братьев, что стали королями, которых благословили сами Боги!  — Но ведь королем должен стать только ты, — Сомнус всего на мгновение хмурится, обдумывая свои слова, чтобы затем весело рассмеяться, качая головой. — Как же быть?  — Мы что-нибудь придумаем, братишка, — Ардин ласковым жестом треплет брата по макушке, а затем поднимает взгляд к потолку, рассматривая замысловатый узор. — Мы обязательно что-нибудь придумаем, вот увидишь. Ардин непонимающе смотрит на своего брата, что восседает на его троне, облаченный в мантию Короля. Сам мужчина только прибыл из пути, он в походной одежде, перепачканный пылью и грязью, от него неприятно пахнет и волосы цвета красного дерева сейчас больше напоминают сосульки. Напротив же восседает гордый Сомнус, разодетый как на парад. Избранный не понимает, что происходит, и поэтому он снова переспрашивает свой вопрос, который звучит как-то глупо и даже немного по-детски наивно:  — Что ты сказал?.. — Что слышал, брат мой. Отныне тебе, как отверженному Кристаллом, нет более пути в нашу страну. Ты изгнан за ту тьму, что несешь в себе, — голос Сонмуса под стать его виду: такой же холодный и беспристрастный. Хлесткими словами он бьет по душе, оставляя там кровавые порезы. Ардин не знает, смеяться ему или злиться, плакать или же просто сдаться на поруки властям, чтобы прожить остаток дней в темнице. Все мысли и чувства осели где-то глубоко внутри, и все, что чувствует Избранный, бывший Избранный, это пустоту и тянущее отчаяние, которое якорем увлекает его в самые глубины своего сердца, туда, где кропотливо собиралась чужая тьма и боль. — Но помня о твоих заслугах… Мы позволяем тебе уйти их города мирно. До заката солнца, ты должен покинуть столицу, иначе за тобой отправится погоня.  — Решил поиграть в охоту за зверя, не так ли, мой любимый братик? — Тьма и обида говорит его устами. Ненависть и отчаянье двигает его телом. Ардин безукоризненно кланяется новому правителю, растягивая губы в улыбке-оскале. — Да будет так, — падают камнем слова, и хрупкое воспоминание о счастливом утре окончательно разбивается на тысячи мелких осколков. Свет медленно гаснет во взгляде некогда Избранного, и Сомнус невольно содрогается, словно бы чувствует какой-то укол в своем сердце. Миг — и друг напротив друга стоят уже те, кому не суждено найти общего языка. Первый среди королей, избранных самими Богами, и Проклятый, что потерялся во Тьме.