Немного о...

      Голова Лукаса скрывается под водой, и он понимает — опоздали. Мальчика не спасти уже, озлобленный прошлой неудачей призрак не выпустит добычу, особенно здесь, на своей территории. Это Андреа они вытащили из ванны, успев в последнюю секунду. С Лукасом так не получится. Он на глубине.       Но Винчестеровское упрямство и надежда на рукотворное чудо толкают тело вперед, быстрее, сильнее. Куртка летит в прибрежный песок, позади него под весом Сэма громыхают доски хлипкого пирса. Дин не оглядывается, уходит в темные воды «рыбкой», не думая о том, что в глубине под ним затаился мстительный дух. Не думая об опасности, не особо рассчитывая выбраться.       Вода пронзительно холодная и вязкая, словно болотная жижа. Неестественная. Она смыкается над головой, накрывает, как крышкой гроба. Грудь стискивают стальные полосы удушья, но Дин упорно уходит все глубже. Пытается рассмотреть хоть что-то сквозь мутную толщу чернильной воды, и не видит ничего.       Совсем рядом проносится что-то крупное и горячее. Живое. Жар тела, в котором еще бьется сердце, ощущается даже на расстоянии, и Дин понимает — брат. Кислород выгорает в легких, и он выныривает на поверхность в два сильных гребка.       Привычно осматривается, отыскивает взглядом голову Сэма. Мокрые волосы залепляют глаза и щеки. Идиот, надо бы постричься, ему же дышать тяжело! Но эта мысль мелькает и улетучивается. Сэм — взрослый мальчик, который может выбраться из передряги. А там, внизу — ребенок. И ему нужна помощь.       Глубокий вдох, и Дин снова ныряет, тихо и без плеска, экономит воздух. Уходит на глубину почти мгновенно, словно якорь, вглядывается в тьму внизу. Что-то мелькает на границе видимости, что-то темное и противоестественное. Что-то, что три десятилетия назад могло уйти в иной мир, но предпочло остаться.       Дин чувствует присутствие Питера Суини всем мгновенно озябшим телом, каждым квадратным миллиметром кожи, покрывающейся льдом. Мокрая одежда, еще секунду назад не ощущаемая им, превращается в балласт, что тянет на дно. Темное пятно в воде мелькает, приближается, мертвые ручки тянутся к нему — и отталкивает, вышвыривают на поверхность. «Ты мне не нужен! — шипит призрак, и его голос ощущается клетками. — Убирайся!».       На пирсе раненым зверем воет Андреа, ломая тонкие руки, бестолково мечется по дощатому покрытию. Краем глаза Дин замечает на берегу шерифа Девинса, стаскивающего форменную куртку. Отлично, думается ему, еще и этого идиота спасать.       Озеро вдруг становится живым существом. На одну секунду каждая капля воды превращается в концентрат мстительной радости и ожидания. Словно Маниток обретает сознание, и оно заходится в предвкушении. Объятия воды становятся болезненными, убийственными.       Сэма не видно, волны, разбуженные их беспорядочными метаниями, плещут вокруг шеи. Дикий ужас холодит сердце, паника подступает к горлу, мешая дышать. Но Дин делает вдох и ныряет, в паре метров от поверхности разминувшись с братом. По крайней мере, один в безопасности.       Последний шанс. Сейчас или никогда. Лукас слишком долго пробыл под водой — Дину кажется, что прошли часы, дни, века. Ни единого ориентира, пространство сместилось, перевернулось с ног на голову. Дин не сказал бы уже, он устремляется вниз, или же выплывает на поверхность. Не ответил бы, как давно перешел грань, за которой все чувства и ощущения смыло ледяной водой. Не понимал, с самого начала этого отчаянного погружения, жив ли он до сих пор, или уже давно захлебнулся в этом проклятом озере.       Возможно, все закончилось и для него, и призрак мальчика забрал не только Лукаса.       Но вот пальцы касаются податливой живой кожи. Тоненькая кисть Лукаса утопает в его ладони, в темноте смутно белеет круглое детское лицо. Закрытые глаза, приоткрытый рот. Ужас в душе достигает своего апогея, а руки тянут, тащат почти невесомое тело вверх. И нереальность обретает форму и смысл.       Дин рвется на поверхность, выжигая кислород до последней молекулы. Злобное озеро не пускает, держит мертвой хваткой возле дна. Деревенеющие мышцы отказываются подчиняться приказам сонного мозга. Легкие горят огнем, требуя воздуха, стремятся сделать вдох.       И это так просто — втянуть внутрь эту стылую воду. Подчиниться шепоту волн. Остаться здесь. Но ребенок на руках побуждает действовать. Через силу, через усталость или боль в груди, от которой подступают слезы.       Далекий свет где-то в бесконечной вышине кажется сном, галлюцинацией. Он зовет к себе, так настойчиво, что не подчиниться ему нет ни силы, ни желания. И Дин движется туда, где слабо мерцает отблеск луча, дрожит на поверхности воды. И чувствует, как-то злобное мстительное нечто, что так настойчиво умоляло его остаться там, внизу, отступает. Звуки налетают со всех сторон. Крики, шорохи, плеск. Волны расступаются, освобождая их двоих, и Дин, наконец-то, делает выстраданный вдох. Жидкое пламя заливает грудь, он чувствует каждую альвеолу, заполненную живительным воздухом.       Чьи-то руки забирают у него Лукаса, вытаскивают из воды его самого. Грубо и резко, не церемонясь. Шероховатый край досок оставляет на коже ссадины, лицо заливает кровью из носа — капилляры лопнули, не выдержав чудовищного давления. По мышцам волнами гуляет судорога, с волос течет на глаза вода. Дина колотит от усталости и кислородного голодания, запредельного напряжения и страха. Он едва ощущает руки Андреа, лихорадочно кутающие его в благословенно сухую куртку, но чутко прислушивается к равномерным выдохам Сэма.       А потом к дыханию брата присоединяется тяжелый захлебывающийся кашель Лукаса, и Дина, наконец, отпускает. Андреа взвизгивает над ухом, ускользает, оставив его в одиночестве на сухих и странно теплых досках пирса. И он позволяет себе всего на секунду закрыть глаза и просто дышать.             Руки Сэма ощутимо и немного грубовато встряхивают его, поднимая в сидячее положение.       — Дин? Черт, кровь откуда? Коряга? Давай, нужно отвезти Лукаса в больницу. Дин?       Он дрожащей рукой вытаскивает из кармана ключи, вкладывает их в ладонь брату.       — Чувак, давай ты за рулем, идет?