Немного о...

      Импала ревет раненым тигром, оглушительно визжат шины. Дин в окно видит, как машина, виляя задом, влетает на парковку перед мотелем. Лобовое стекло по диагонали пересекает трещина, боковое зеркало со стороны пассажира отсутствует, так же, как и стекло в окне. Капот выглядит так, словно на него упал рельс — глубокая длинная вмятина тянется через всю крышку.       — Сэмми! — настойчиво зовет брата, хотя мелкий спит, свернувшись клубочком под тонким мотельным одеялом, только костлявые руки-ноги свисают с края узкой койки. — Сэмми, подъем!       Брат высовывает лохматую голову из-под подушки. Волосы торчат в разные стороны, сонные глаза с трудом держатся открытыми. Но он упрямо бурчит, даже толком не проснувшись:       — Меня зовут Сэм…       — Отставить споры! — Дин переходит на командный тон, подражая отцу. — Экстренная эвакуация!       Он уже замечает то, от чего спина покрывается холодным потом. Пусть Джон еще сидит в машине, но Дин видит сквозь треснутое лобовое стекло, как на белом, словно мел, лице отца темнеют брызги крови. То, за чем он погнался, крови не имело, цивильных, что могли бы пострадать, рядом не должно было находится. Значит…       Значит, кровь принадлежит отцу, додумывает на ходу Дин, сгребая заранее собранные сумки и младшего брата. Выбегает под электрический свет уличных фонарей, не забывая следить за обстановкой вокруг мотеля. Сэмми не поспевает за широкими стремительными шагами всего высокого брата, ему мешает сумка. Но Дин тащит его буквально волоком, понимая, что пора делать ноги.       Что-то трещит в зарослях живой изгороди у парковки. В переплетении веток кто-то есть, кто-то живой и стремительный, и Дин ускоряется, почти переходит на бег. В его правой руке — старый армейский пистолет отца, и он знает, как с ним обращаться. Это наверняка незаконно в большинстве штатов, вкладывать оружие в руки несовершеннолетних. У него ведь даже прав нет! Но и Джону, да и Дину плевать на такие мелочи. Он достаточно взрослый, по меркам их семьи, чтобы защищать брата. Это все, что волнует отца.       Джон, пошатываясь, выходит из машины. Дин прав, он держится за плечо, и по пальцам стекает кровь, черная в свете фонарей.       — Быстро! — хрипло, сквозь зубы подгоняет он сыновей, придерживая дверцу с водительской стороны.       Дин ныряет за руль без команды от отца. Понимает, что тот долго за рулем не протянет, потеряет сознание. Сэм устраивается на заднем, рядом с бледным отцом, торопливо вытаскивает аптечку.       — К пастору Джиму! — хрипит Джон, откидываясь на спинку сиденья. — Гони, сынок! И Дин гонит, хотя ладони делаются влажными от страха.       К пастору добираться всего ничего — сто тридцать миль по скоростному шоссе, сто пятьдесят по объездной дороге. Дин выбирает второй вариант, потому что на грунтовке нет копов, а у него — нет прав. А еще на заднем сидении истекает кровью отец, и он не знает, на что похожа рана.       Ехать в темноте страшновато, деревья обступают дорогу темными тенями. Отец на заднем сидении постанывает в полузабытьи, Сэм обеспокоенно прикладывает к его лбу смоченное водой из бутылки полотенце. Дин попеременно смотрит то на дорогу, выдернутую из темноты желтым светом фар, то на осунувшееся лицо отца в зеркале заднего вида.       В какой-то момент он улавливает позади движение чего-то темного и большого, а еще слышит постороннее рычание движка, вплетающееся в утробный рев мотора Импалы.       — Сэмми, тормоши отца — за нами хвост, — очень тихо просит Дин, стараясь не потерять силуэт громадного черного джипа в боковом зеркале.       Его пальцы намертво сжимаются на руле, по спине течет холодный пот. Адреналин плещется в крови, подхлестывает, требует действовать. Импала словно превращается в продолжение его тела, послушное рукам на руле, стелется над грунтовкой, устало поскрипывая рессорами.       В свете фар впереди показывается человеческая фигура, и он уверенно забирает вправо, на встречку, чтобы объехать незнакомца по широкой дуге. Дин уверен, что справляется со всем, справляется хорошо. Это не коп, он одет в гражданское, а позади Импалы — погоня. Ему некогда притормаживать и орать в открытое окно, чтобы парень убирался подальше. Если не идиот — сам смекнет, что к чему. А если нет, то что же… Дин Винчестер правильно расставляет приоритеты. Сначала — семья.       Но незнакомец не уходит с дороги, нет. Он делает то, чего от него не ждут.       Он на ходу запрыгивает на капот Импалы.       Металл прогибается под его весом, Дин от неожиданности едва не отпускает руль. Машину заносит, волоком тащит по утрамбованной грунтовке. Она останавливается в клубах пыли и мелкой земляной взвеси, наполовину на дороге, наполовину — в придорожных кустах.       Дин отлепляет оцепеневшие пальцы от мокрой, словно ее водой окатили, оплетки руля. Автоматически вытаскивает пистолет, снимает его с предохранителя. И только после этого бросает взгляд на заднее сиденье и очень спокойно просит брата:       — Запри двери, Сэмми, и не выходи из машины, что бы сейчас не произошло.       Отец все еще в отключке, видимо, рана гораздо серьезнее, чем казалось в начале. Мелкий не в счет. Нет, Дин не самонадеянный идиот, и ему страшно, скорее, за брата и за отца, но все же страшно. Но кто-то должен выйти и проверить, что за идиот сиганул на капот на полном ходу, что от него осталось, и есть ли шанс завести Импалу и убраться отсюда по добру по здорову.       Дин тянется к ручке двери, но она распахивается сама собой. Он стреляет, не задумываясь, не целясь почти. Просто срабатывает годами отработанный рефлекс: сначала стреляй, потом — задавай вопросы.       — Это гуль! — одновременно с выстрелом хрипит отец, приведенный в чувство стараниями Сэмми.       Вторая пуля попадает точно между глаз монстра, так похожего на человека. Он заваливается на спину, словно в замедленной съемке. Со спины слышится щелчок отпираемой дверцы, и отец выходит в темноту ночи. Дин следует за ним, автоматически отметив, что брат послушно запирается изнутри. Умница, послушный мальчик!       Труп мертвого гуля он переступает не глядя, уверенно прикрывает отцу спину, пока тот осматривается, стреляет. Не раз отработанная схема, впервые в жизни проверенная в реальной «боевой обстановке». Словно тест, который Дин сдает без усилий, полагаясь только на память тела и рефлексы.       А то, что сердце грохочет, как барабан, колотится изнутри так, что сводит ребра, так это пустяки. Нет, это не страх, это волнение охоты. По крайней мере, так себя убеждает Дин. Он зорко следит за тем, чтобы ни один гуль не напал на отца сзади. Снимает еще одного, подкрадывающегося со стороны деревьев, безжалостно выстрелив в голову.       Потом они обшаривают карманы убитых. Вернее, он обшаривает. А отец скупыми фразами поясняет, что в городе орудовало целое семейство гулей, причем двое вполне легально занимались строительным бизнесом. То, что он принял за призрак, на деле оказалось именно гулем, сводившем с ума незадачливого конкурента. Любители мертвечины быстро вычислили охотника, попытались убить его на кладбище, куда он отправился сжигать тело покойного дедушки «клиента».       В итоге, они остаются в выигрыше. Прекрасный джип с полным баком Джон, залившись до бровей обезболивающим, цепляет за трос к Импале. Дин возвращается за руль Детки, Джон садится в джип. И они такой себе «гусеницей» плетутся к дому пастора Джима, благо ехать остается всего-то полсотни миль.       Дин следит за дорогой, за джипом «на привязи», за отцом, силуэт которого он видит за лобовым стеклом их новой машины. И думает о том, как же странно устроен мир. Ему пятнадцать, и он только что убил двоих пожирателей мертвечины, в то время, как его ровесники давят прыщи на физиономиях и бегают за юбками, толком не зная, что потом с этими юбками делать, если вдруг догонят.       Что в них такого, что делает их семью особенной? Он не знает, но уверен, что справится с той миссией, которую они все на себя приняли. Уверен, что станет таким же, как отец.