Немного о...

      Стоя напротив Амары, Дин хочет только одного: чтобы все закончилось как можно быстрее. Прямо сейчас. Немедленно. Неважно, как — лишь бы закончилось уже.       В самом начале он хотел только остановить ее. Искренне, даже… э-э-э… Чак… поверил в то, что Дин сможет. Хотя, возможно, Чак просто умирал, и ему уже было все равно, чего там хочет какой-то глупый смертный.       А глупый смертный хотел не сдохнуть раньше времени. Ну и, в идеале, чтобы смерть была не особенно болезненной. Не как обычно. Хотя тысячи и тысячи душ, рвущие его тело на клеточном уровне, намекали, что и в этот раз смерть будет не из приятных. Радовало только то, что после нее не будет ничего. Уже неплохо. Главное, дотянуть до этого «ничего».       Но стоило только увидеть Ее — его наваждение и проклятие — как мозги привычно вырубило. Разум помахал ручкой и отправился куда-то подальше, туда, куда Дину доступ был закрыт. Подсознание пару секунд пыталось врубить автопилот, но тоже быстро плюнуло на эту затею и последовало за начальством, патетически вскидывая руки и шипя проклятия в адрес голых инстинктов. А те, дорвавшись до руля, довольно потирали лапки и мерзко хихикали, превращая в принципе не самого тупого и неумелого охотника в пускающий слюни овощ. Прелесть, просто прелесть!       В итоге спустя полторы секунды после того, как Амара попадает в зону его восприятия, Дин уже не вспомнит, какого черта он здесь и что ему делать. Даже треклятые души, и те почти не ощущаются, немного грея, но уже не грозя испепелить.       Амара стоит напротив, не делая больше попыток вторжения в его личное пространство. От этого почему-то неуютно. Она вся, почему-то, неуютная: отстраненная, печальная, сломленная. Оно и понятно. После того, что они коллективно с ней сотворили, после той боли, которую ей причинили ангелы, демоны, ведьмы, копье, пронзившее насквозь ее хрупкое тело, даже сестра бога не сможет мило улыбаться и строить глазки.       Но Дин все равно чувствует то пугающее притяжение, чувствует, как она тянется в ответ. Их взгляды встречаются, и Дин видит, как Амара безотчетно подается вперед, к нему. Да и он сам только усилием воли остается на месте, хотя к ней тянет, как магнитом.       Они стоят и смотрят друг другу в глаза, молча. Дин не сомневается, что Амара чувствует тот «сюрприз», который Ровена так тщательно упаковала в его тело. Чак всемогущий, она поглощает души! Неужели она не чувствует их в нем? Чужие души, числом во множество раз больше, чем одна… Неужели потому и не подходит?       Но дело не в этом. Стоит только потянуться к ней, чтобы ощутить ее тоску. И страх. И боль. Ее взгляд теперь выражает совсем иное, непривычное, необъяснимое. И Дину так отчаянно хочется понять и утешить. Да плевать на весь мир! Не он сейчас волнует его, а то, почему Амара больше не пытается… то, что обычно пытается… сделать. С ним.       — Я устал, — тихо говорит он, глядя в бездонную глубину ее глаз. — Я так устал бежать от тебя.       Ложь? Он и сам не уверен. Наверное, это стоит сказать, чтобы подойти поближе. К ней. И закончить уже все это. Но Дин сам вздрагивает от того, насколько честно и беспомощно она звучит. Как правда.       Амара улыбается. Так же беспомощно, как звучит его голос. Неловко пожимает плечами, опускает глаза. Сцепляет руки в замок и стоит неподвижно, потерянная и несчастная. Словно не она теперь — единственное всесильное существо в этой вселенной, способное погасить звезды одним взглядом. Просто женщина, которой признались в том, что без нее настолько паршиво, что лучше смерть рядом с нею, чем жизнь без нее.       Десяток шагов по ровной дорожке к ней даются сложнее, чем десяток километров по пересеченной местности. Но он преодолевает их, велев душам в собственно теле заткнуться и не подсказывать, что ему делать. Именно в этот момент они вдруг начинают вопить все хором, причем не о том, что следует уничтожить женщину перед ним — ними! Нет, они вдруг подсказывают миллиард и один способ успокоить расстроенную женщину. «Сам знаю!» — огрызается Дин мысленно и сгребает Амару в охапку, особо не церемонясь. Магическая бомба в нем сдетонирует только от его прикосновения. Он помнит, но все равно вздрагивает, когда Амара утыкается лицом как раз туда, куда Ровена запихнула душе-взрывчатку.       Ничего не происходит, только Амара как-то странно шмыгает носом, прижимается теснее и старательно избегает прикасаться к нему ладонями. Прямо таки отводит кисти в стороны, держит их на почтительном расстоянии от его тела. И ревет ему в плечо, совсем как маленькая потерянная девочка.       Дин думает о том, что все это слишком сильно смахивает на какой-то бредовый сон. Думает о том, что, возможно, он перебрал, и это все только снится ему. Или он все еще мертв — бог знает после которой из смертей — и вот это все не более, чем вариант его извращенного потустороннего мира. Или, что тоже вероятно, он просто ловит коматозные глюки, и ничего этого просто не было.       А потом ловит себя на том, что гладит Амару — сестру бога, между прочим! — по волосам, прикасаясь мимолетными поцелуями к виску, и шепчет какую-то утешающую ересь. Вот тебе и операция «Камикадзе», все-то у него через известное место…       — Я могу только уничтожать, не прикасайся ко мне, иначе и ты тоже… — всхлипывает Амара ему в рубашку.       — Напугала! — хмыкает Дин и оглядывается по сторонам, понимая, что какая-та мелочь выбивается из общей пасторальной картинки.       Мертвые цветы. Много мертвых цветов. Выжженные соцветия, иссохшиеся стебли. Понятно, эта дура сорвалась на цветах, а теперь сожалеет. Дин и не подозревал о том, что и у нее бывает ПМС. Эта мысль, абсурдная и дикая, вызывает у него сначала улыбку, а потом и смех.       Амара вскидывается, смотрит снизу вверх обиженно. Совсем по-человечески. А потом лупит его кулаками по груди — несильно, почти неощутимо и совсем по-девчачьи. Хотя могла бы и разложить на атомы. Но вместо этого вдруг испуганно одергивает руки и испуганно застывает, приоткрыв рот.       То, что Дин чудит дальше, можно оправдать только полнейшим анабиозом здравого смысла и атрофией инстинкта самосохранения. Потому что он наклоняется и целует этот полуоткрытый рот. Не так, как тогда, на поле. Перед тем, как попытался всадить в нее нож.       Нет, в этот раз она выглядит, как обычная женщина, и ведет себя соответственно. Поэтому и обходится он с нею, как с обычной женщиной на пороге истерики. Так он раньше целовал только Лизу. Но это не точно — сейчас уже не вспомнить ни один поцелуй до этого момента.       Чужие души бурно аплодируют в нем, так, что в плечевой сустав отдает слабой вибрацией от их неудержимых оваций. Хоровой свист одобрения тоже звучит, что очень странно, потому что Дин слышит его диафрагмой. Смешное чувство, если бы ему не было так зверски страшно.       Амара застывает то ли статуей, то ли коброй перед броском. Что же, если она бросится в атаку, то у него есть план Б. А пока же он просто держит ее лицо в ладонях и целует. Даже если прямо сейчас ей вздумается утянуть и его душу — пускай. Даже приговоренному к смерти отпускается одно последнее желание.