Немного о...

      — Я не стану есть это! — Дин с ненавистью смотрит в тарелку и решительно отодвигает ее в сторону вместе со столиком для завтраков в постель. — Нет! Точка!       Сэм закатывает глаза и молча возвращает столик на законное место, прямо под недовольную физиономию любимого старшего братца.       — Если тебе так хочется, могу ведь и покормить тебя с ложечки, — скорчив сучью моську, подчеркнуто вежливо предлагает он и пододвигает к кровати стул.       Жалобные вздохи Дина на него, как показывает практика, не действуют. Он протягивает брату ложку с таким угрожающим видом, что желание спорить с ним мгновенно улетучивается. Сэм ведь и в самом деле еще тот лось, а сейчас, когда Дин даже сесть без стона не может, и младший брат вполне способен завернуть его тушку в одеяло и без особых усилий выполнить угрозу. Даже с риском получить по щщам, когда жертва его произвола поправится для того, чтобы совершить свою страшную месть.       Дин вздыхает еще пару минут, просто для того, чтобы Сэм проникся его страданиями. Толку, ожидаемо, ноль, но Дин не был бы собой, если бы не попытался. Жалобное: «Я не голоден» — вызывает у Сэма только кривую ухмылку. Мученическое замечание о том, что поедание подобной дряни — разновидность пыток, отбивается от его издевательское выражение лица. Дин пробует на удачу заявить, что ему потребуется помощь психолога после всего, что Сэм с ним проделывает, но вредный младший братец молча вырывает из его рук ложку и угрожающе нависает над кроватью.       — Считаю до трех, после чего кормлю тебя сам, ясно? — Сэм многозначительно машет перед носом Дина ложкой и угрожающе начинает считать. — Один… Ты все равно это съешь, не кривись! Два… Дин Винчестер, ты меня разочаровываешь. Не заставляй меня говорить «три»!       Конечно, они братья и многое сделали друг для друга. И еще сделают. Они видели друг друга в самых разных состояниях, штопали друг друга, порой в самых неприличных местах, которые показывать просто так не следует (Дин никогда не забудет, как Сэм вытаскивал засевшую пониже спины пулю), но попускать подобное он не собирается. Поэтому отбирает у Сэма ложку и начинает есть.       Младший наблюдает за процессом с ироничной улыбкой, стоя над душой. От его взгляда не по себе, хочется встать и вылить содержимое тарелки ему на голову. Но Дин прекрасно понимает, что не осилит — температура под сорок не способствует подобным выходкам. Выбора у него нет, это готов признать даже упрямый, как осел, самонадеянный Дин Винчестер.       — Ты просто палач, Сэмми, — сквозь зубы цедит он, поглядывая на брата. — Даже в Аду я не был пытаем так изощренно, чтобы ты понимал!       Тот только фыркает, усаживаясь обратно на стул, и протягивает брату салфетку. А Дин не унимается, картинно шмыгая носом и вздыхая, как жертва издевательств.       — Это все потому, что я смертельно болен, и не могу дать отпор! — через пару ложек ненавистного варева заявляет Дин. — Если бы я мог, то поквитался бы с тобой за подобное обращение.       — Господи, Дин, ты ведешь себя, как ребенок! — хохочет Сэм, поправляя брату подушку. — Тебя послушать, так я — Дьявол во плоти, а ты — невинная, замученная овечка, попавшая в лапы чудовищу. И я тебя заставляю жевать битое стекло с кактусом, как минимум.       — Вот именно. — поддакивает Дин, делая скорбное лицо. — Кактус со стеклом, в точечку!       Сэм со вздохом сжимает пальцами виски и громко и выразительно считает до десяти. Потом до двадцати, после делает паузу, и продолжает счет до полусотни. На его лице отражается вся мировая печаль и скорбь. Дин бы поржал, но ему приходиться есть, чтобы не быть позорно накормленным с ложечки. Поэтому он молчит, изредка поглядывая на брата из-под полуопущенных ресниц.       — Я доел! — устало откидываясь на подушку, заявляет он. — Мне плохо, меня тошнит, и вообще — я умираю!       — Дин Винчестер! — не поднимая головы, страдальчески произносит Сэм. — Ты самый мерзкий больной на свете, ты в курсе? Я ненавижу тебя, чтобы ты понимал! Я когда-нибудь запрусь в библиотеке, когда ты в очередной раз будешь раскапывать могилу в одной футболке под дождем, ты меня понял. И не выйду, пока твоя несчастная простуда не пройдет сама собой. И к твоему сведению, тарелка куриного бульона еще никого не убила! А теперь, будь добр, выпей вот эту микстуру от кашля, закапай нос и ложись спать.       — Ты изверг, Сэмми, — сквозь мучительный стон заявляет Дин, поплотнее укутываясь в одеяла. — Предупреждаю: сунешься ко мне с градусником — постригу во сне, усек?       Он засыпает еще до того, как Сэм выходит из его комнаты. Младший из братьев с довольной улыбкой закрывает дверь, отметив, что впервые за всю неделю Дин не выглядит таким бледным и осунувшимся. Правду говорят: бульон при простуде — самое то.