Ветер Легенд

Над миром медленно разгоралась зоря. Надвигаясь с востока, она озаряла небосклон ало-золотым сиянием грядущего дня, а ночь спешила бежать прочь от нее — вестницы нового дня. Солнце, робко показавшееся из-за горизонта, своими нежными лучами гладило просторы Виньябара, как мать гладит спящего ребенка по голове. И ему, дневному светилу, было все равно, озарять ли своим светом бескрайние равнины на востоке, где высокая степная трава могла спрятать целый город, суровые северные леса, где под кронами деревьев находили пристанище остатки ночного бархата, блестящую гладь Внутреннего Моря, вечно неспокойный океан, лежащие за высокими горами владения квенди, или же селение людей, прижавшуюся к берегу могучего Синеструя. Влажный ветер налетел на стоявшие у ближе всего к берегу дома, и, разбившись об их стены, уже тихим, мирным, освежающим ветерком заструился по улицам небольшого селения. Люди просыпались, разжигали в домах очаги, ели, и отправлялись работать. Многие шли в поле — за селением, небольшими участками были разбросаны заботливо окруженные заборами засеянные поля, на которых мерно колыхалась пшеница. Другие уже давно были на ногах, трудясь в хлеву. Скот, который лишь год назад удалось приручить, был довольно неприхотлив, но все же, требовал заботы. Стучали молотки — у берега реки строили причал для лодок, и несколько десятков жителей селения отправились рано утром туда, повинуясь приказу короля. Да, работа была тяжелая, но никто и не подумал ослушаться Каспиана-Предводителя. Ноэтельмар. Так называлось это селение, похожее на семя, пересаженное по прихоти ветра далеко-далеко от родного дерева и только начавшее приживаться в новой почве. Он оживал, словно большой зверь, пробуждавшийся от спячки, шумел, ворчал, сбрасывая остатки сна. Каспиан вышел на крыльцо дома. Проходившие мимо люди приветственно помахали ему. Король в ответ лишь кивнул. В доме проснулся Карейн. Это было ясно по звукам возни доносившимся из его комнаты. Сыну было лишь пятнадцать лет, но он уже был очень похож на самого Каспиана — такой же темноволосый, высокий, и такой же гордый как отец. Порою даже слишком. Король как сейчас помнил тот день, когда Карейна привели к нему в дом, вывалянного в грязи, с множество синяков. Каспиан готов был убивать, пока ему не сказали, что противник юного принца, такие же дети как он, еле ходят, а один из них жалуется, что плохо стал видеть на один глаз. » — Почему ты с ними дрался? — спросил король, придав голосу суровость и непреклонность. — Они оскорбили меня, — выпрямился мальчик, не смотря на страшную боль от полученных ударов. — Как? — Каспиан старался выглядеть беспристрастным судьей, особенно на глазах у отцов тех детей, с которыми дрался Карейн. — Большой Пип сказал что я маленький и слабый, — в карих глазах полыхнуло не по-детски жестокое пламя, — что я не смогу никогда им командовать. — И ты? — король старался не отводить взгляда от замазанного в грязи, красивого лица, на котором теперь наливался темно-синим цветом большой кровоподтёк под глазом. Ему чудовищно хотелось прижать его к себе, смыть с него грязь, снять боль от ударов целебным мазями, после всего, просто уложить его спать. Что бы потом, не ложиться полночи, не отходя ни на шаг от его кровати. Но Каспиан не мог этого седлать — он ведь король, демон его подери. — Наподдал ему, — пробормотал Карейн, склонив голову на грудь. — Ты что сделал? — переспросил Каспиан, будто бы не расслышав ответ. — Ударил его в челюсть! — громко проговорил мальчик, подняв взгляд на отца. У Каспиана зашевелились волосы на затылке. Казалось, что сын сейчас ненавидит его всей душой, каждой частичкой своего маленького, еще очень слабого тела. Только потом Каспиан узнал, что этому Большому Пипу не десять лет, как Карейну, а пятнадцать. — Что было потом? — король окинул взглядом пятерых мужчин, которые привели принца к нему, и которые разняли драку. Они были спокойны, никто из них не кричал о необходимости немедленного и жестокого наказания. Тем лучше. — Дальше — Каспиан, по привычке, повелительно взмахнул рукой. — Он упал… — Карейн задумался, будто бы вспоминая, как все происходило. Каспиан прекрасно понимал его. Все наверняка происходило слишком быстро, так что в голове у него сейчас каша, — а его друзья закричали…, а потом Фин бросился на меня и я упал… — Карейн еще что-то говорил, но это звучало отрывисто, но Каспиан, все же понял, о чем он. Честно говоря, Каспиану было чем гордиться. Его сын не испугался, дал сдачи трем мальчиками старше него, но сейчас было не время проявлять свои отцовские чувства. Среди людей давно уже шептались, что он слишком сильно любит Карейна, слишком многое ему разрешает. Вреда от этих сплетен не было, но приятного мало. Кроме того, они подрывали авторитет короля. Пора положить слухам конец. — Довольно, — он оборвал речь сына на полуслове. Тот замолк, но так посмотрел на отца, что ему, во второй раз за время этого разговора, стало страшно, — ты мой сын, и не пристало тебе, отвечать на слова ударом, пока в этом нет крайней необходимости. Рано или поздно ты займешь мое место. А настоящий король не распускает кулаки, пока может дать отпор врагу иными средствами, — Карейн открыл рот, собираясь выкрикнут что-то, но Каспиан вновь не дал ему сказать, — и не говори мне, что слова Большого Пипа и были той крайней нуждой. Это не так. Мальчик замолчал, обиженно глядя на отца. Король сделал вид, что не заметил этого. — Да, ты дрался хорошо и это заслуживает похвалы, — один из мужчин возмущённо выдохнул, но не сказал ни слова. Кто решиться перебивать повелителя? Карейн явно был удивлен словами родителя, — но ты проявил чрезмерную гордость и это заслуживает наказания, — удивлённый взор вновь сменился обиженным, вызывающим. — Так вот мое решение, — Каспиан повысил голос, — с завтрашнего дня, ты отправишься пасти скот, — он не отрывал взгляда от сына, увидев, как дернулось его лицо, — это поможет тебе научиться смирению. Но в награду за храбрость, после месяца работ, ты получишь клинок и начнешь тренировки. Судя по всему, пришло время научить тебя обращаться с оружием, — на последних словах, король позволил себе улыбнуться». И Карейн пас. Целый месяц он жил, как обычный мальчик-пастушок его возраста, почти не ночуя дома. Каспиан несколько раз подходил к тем людям, на которых работал его сын, спрашивая о нем, но, к удивлению, слышал лишь похвалы Карейну, его трудолюбию. А потом, он вернулся, уставший, похудевший, но веселый и с мешком зерна за плечами — как оплата его труда. Да, он все еще злился на отца, но не отказался принять оружие у него из рук. Когда Каспиан, вручив короткий клинок сыну, сообщил, что он будет тренировать его, то Карейн не сдержав чувств, бросился его обнимать, расплакавшись ему в плечо. Каспиан не стал его осуждать, давать ему поучения о том, как следует себя вести будущему королю, а лишь прижал сына к себе, крепко-крепко сжав его. С тех дней тренировки не прекращались. Каспиан обучал сына многому, и мастерство владения клинком стояло там далеко не на первом месте.

***

Король медленно спустился по широким ступеням, а мысли его постепенно возвращались из прошлого, к настоящему. Сейчас надо отправиться на берег реки, посмотреть, как продвигается строительство причала, а после, назначен совет. Каспиан поморщился. С каждым годом, чем больше разрасталось селение, тем утомительнее было управлять им. Каждый день приходил просители, каждый день приходилось решать сотни споров, лично договариваться с ремесленниками, если общине было нужно что-то. Уже несколько недель у короля зрел план, как преобразить управление городом, и сегодня он собирался представить его совету. Разговор будет не из легких. — Ничего, Каспиан, — обратился он сам к себе, — если тебе удалось победить судьбу, спася тельмаринов, то убедить своей каких-то там людей будет совершенно не трудно, — он горько усмехнулся. Его собственные слова напомнили ему о ужасах, которые довелось пережить в Старом Тельмаре, так что почти все время, пока он шел до причала, король пытался прогнать их. До сих пор, в самые темные дни, когда ночи были не временем отдыха, а долгой, извращенной пыткой, орудием которой была тоска, чувство вины, или непроходимое отчаяние, только тот кошмар, который таился на задворках его сознания, не позволял ему окончательно погибнуть. Даже после смерти Лэнгими, матери Карейна, лишь Кашляющие Демоны, встававшие за спиной, помогли ему не сломаться. Тот запредельный, звериный ужас, внушаемый ими, эхо булькающей в разодранном горле крови, и тенями мелькавшие по стенам комнаты вздувшиеся, почерневшие вены маленькой девочки, зарытой в мертвой земле Старого Тельмара, вырывали Каспиана из лап непроглядного, человеческого отчаяния. Пусть лишь для того, что бы бросить его на растерзание другому, необъяснимому ужасу, пусть. Лучше вечность мучений в аду, чем бесконечное гниение в болоте. — Полно тебе, Каспиан, — вновь хмыкнул король, — так и с ума сойти можно. Причал уже был близко. Работники начинали суетиться, где-то уже стучал молоток, и тянула свою заунывную песню пила. Заметив короля, строители спешно кланялись ему, а потом вновь возвращались к делу. Каспиан не стал их отрывать, а лишь побродил по стройке, осматривая пирс, уходивший в реку уже довольно далеко. Король улыбался, а воображение рисовало ему, каким впоследствии станет это место. … Огромные корабли, словно спящие гиганты, мирно колышутся на волнах, отдыхая после долгих странствий, а на берегу суетятся люди. Торговцы, грузчики, моряки, капитаны, таможенники, все они, куда-то торопятся, идут, с кем-то спорят, ругаются. И на краю зрения, где-то там, возвышаются могучие стены огромного города… С небес на землю его вернул яркий луч солнца, на мгновение ослепивший короля. Робкие предрассветные часы минули, уступая место свежему, полному сил утру. — Ай! — он схватился за голову, — Совет! — и он ушел, оставив нескольких рабочих, лишь недоуменно смотреть ему в спину. К счастью, когда он вернулся домой, то застал там Карейна, который, пока отца не было дома, впустил гостей внутрь, и те спокойно ожидали его. — Прошу просить меня, господа, — сказал король, входя, — но я должен был навестить строящийся причал, а потому задержался. — Ничего страшного, — отозвался Тарэхин, вставая со своего места, — ваш сын не дал нам топтаться у порога, дожидаясь вас, так что, никто не в обиде. — Рад это слышать, — бросил король. Он прошел к столу, стоявшему у противоположной входной двери стене и сел в кресло, стоявшее во главе того стола, — сюда, друзья, — Каспиан позвал советников, — совет объявляется открытым. Гости, до того сидевшие на тянувшихся вдоль стен лавках, один за другим заняли свои места. Всего их было четверо. Каспиан окинул взглядом каждого из них. Тарэхин, сидевший справа от него, не смотря на то, что годы брали свое, все еще сохранял холоднокровие, прославившее его, и трезвый взгляд на вещи. Пусть сеть морщин оплетала усталое лицо, а льдисто-синие глаза был слегка подернуты пеленой, но Тарэхин оставался собой. Сейчас, в Ноэтельмаре, он был правой рукой короля, помогая ему управлять растущим народом. Каспиан иногда думал, что без него давно бы уже сошел с ума. Присевший рядом с ним Галагим был не намного моложе Первого Министра. Только вот если Тарэхин был холоднокровен, то это старик наоборот, походил на действующий вулкан. Высокий, сильный, широкоплечий, громогласный, седой, как лунь, и неимоверно вспыльчивый — вот каким был глава Гвардейцев Города. Среди тельмаринов, когда они прибыли в новый мир, осталась горстка тех, кто в Старом Королевстве принадлежали к воинскому сословию. В новом мире, гвардейцы не многими отличались от остальных жителей селения, с той лишь только разницей, что раз в год король устраивал им смотр. Даже не смотря на то, что уже последние двадцать лет не было ни малейшей угрозы городу, все гвардейцы, за исключением, пожалуй, очень старых, содержали свое оружие в полном порядке и довольно сносно им владели. В этом значимую роль сыграла жесткость и строгость Галагима. Тем не менее, он иногда раздражал короля, своей непоколебимой уверенностью в том, что рано или поздно, война все-таки грянет. Кряхтя, сопя, и еле передвигая короткими, заплывшими жиром ногами, в кресло слева от короля упал Норхин. Этот бородатый, по форме больше походивший на шарик для игры в мяч, человек, был Голосом Ремесленников, проще говоря, представителем всех мастеров города Ноэтельмара при короле. Каспиана всегда поражало, как люди могли выбрать его своим представителем. Пес с ним, с его внешним видом, хотя и он оставлял желать лучшего. Но характер… Боги ведают, король несколько раз лишь невероятным усилием воли удерживался от того, что бы съездить по этой разжиревшей физиономии кулаком, когда Норхин, открыв зловонный рот, начинал своим басовитым тоном, с непередаваемым выражением лица, нести бред. Договориться с ним было очень трудно, заставить его выполнить свое слово — еще труднее, остальные члены совета терпеть его не могли, но, не смотря ни на что, мастеровые Ноэтельмара год за годом выбирали его своим Голосом. Порой Каспиан думал, что за этим решением таиться какой-то заговор. Рядом с Норхином раздался приглушенный смешок, и толстяк осуждающее посмотрел за плечо (настолько, насколько ему позволяла это сделать почти что исчезнувшая шея). Там, придав лицу как можно более спокойный вид, устроился Римехин, Голос Землепашцев. Внешне, он чем-то напоминал Норхина, но, в отличие от него, вызывал у Каспиана искреннюю симпатию, что было довольно-таки легко объяснить, хотя бы тем, что он, пусть даже и будучи довольно… широким человеком, не производил впечатления шагающего мешка с зерном, а также своим легким, веселым характером. К тому же представитель земледельцев был умен, обладал жгучим, колким чувством юмора, и всегда был готов обсудить любой спорный вопрос, а не начинал громко раздражаться, как Галагим или возмущенно сопеть и вопить, как Норхин. На скамейке, за спиной у Каспиана, скрестив руки на груди, сидел Карейн. Король считал, что он должен учиться у отца управлению селением. Да, принц был с этим согласен, порою ему было даже очень интересно, но иногда он просто умирал от скуки. — Есть ли у кого-либо предложения? — Каспиан повторил тот самый вопрос, с которого начиналось каждое собрание совета. — Есть, — подал голос Норхин, напустив на себя важность. Краем глаза король заметил, как Тарэхин сдерживается, что бы не засмеяться, глядя на его раздувшиеся щеки, — честные, мастеровые люди города Ноэтельмара считают, — он выдержал паузу, — что корона слишком обильно расходует ресурсы города. — Простите? — Каспиан не слишком понял его речь. — Я говорю о том, — раздраженно фыркнул Голос Мастеровых, — что община тратит непозволительно много древесины на строительство нового причала. — Непозволительно много? — изумился Тарэхин, — мне и так приходиться распределять все до последнего бревнышка, потому что вы, лорд Норхин, — старый советник сделал особый акцент на таком обращении, — и так предоставили нам непозволительно-мало древесины. — Но мастеровые жалуются! — вспыхнул Норхин, — Мой король, — он с деланным обожанием на обрюзгшем лице обратился к Каспиану, — вы надежда, вы справедливость, прислушайтесь к моим словам… У Карейна свело челюсти от приступа отвращения к толстяку. Он в который раз обрадовался, что его никому не видно, и что никто не увидел, как он скривился. — Довольно, — оборвал его король, — причал нужен всему городу, и пользоваться им будут все, включая мастеровых города. Что же касается жалоб… — он задумался, — пусть те, кто пострадал, придут ко мне, и я постараюсь предоставить им компенсацию. Это справедливо? — Каспиан обвел взглядом министров. Те покивали. — Как пожелаете, милорд, — пробормотал Голос Мастеровых и замолчал, кидая обиженные взгляды по сторонам. — Еще что-нибудь? — король вновь выжидающе осмотрел советников. Один за другим, они покивали. Тогда, Каспиан повернувшись к сыну, попросил передать лежавшую неподалеку от него стопку бумаг, и, прокашлявшись, начал. — Милорды, — он слегка волновался, уже предчувствуя, какой может быть реакция того же Норхина или Галагима, — с каждым годом наш город растет. И это прекрасно. Быть может, спустя еще двадцать-тридцать лет, тельмаринам удастся возродить хотя бы тень того величия, которым мы обладали, — король опять замолчал, будто бы собираясь с мыслями. — Но, увы, я всего лишь человек, и, вновь, увы, я ни капли не похож на великих героев древности, которые могли сдвигать горы одной рукой и дыханием заставлять бурлить моря, — Каспиан улыбнулся, — а потому, чем больше становиться Ноэтельмар, тем тяжелее мне. Каждый день, мне приходиться разбирать сотни жалоб, решать сотни споров и выносить десятки приговоров. Я знаю, что таковы обязанности короля, — поспешил добавить он, видя, как Норхин набрал в легкие воздуха, наверняка собираясь выдать очередную гневную тираду. Он резко выдохнул. Со стороны могло показаться, что кто-то выпустил воздух из большого шарика. Карейн сзади еле успел зажать рот рукой, но Каспиан услышал сдавленный смешок. В другое время он посчитал бы своим долгом отчитать сына после совета, что ему не пристало, как будущему королю, смеяться над своими министрами, но теперь Каспиан решил этого не делать. Ведь на самом деле, Глас Мастеровых выглядел довольно забавно. — Однако у короля есть еще и другие обязанности, которые, я так же должен исполнять, но не могу, — он развел руками, — потому что все мои силы уходят на то, что я перечислил. Дабы исправить это, — Каспиан опустил взгляд на лежавшие перед ним бумаги, — я решил изменить нашу судебную систему. А именно: назначить трех судей, в обязанности одного из которых входит разрешать обыкновенные бытовые тяжбы, в обязанности другого — споры о границах пахотных полей, а третий должен будет вершить правосудие над преступниками, избирая для них наказание, — король прекратил читать и осмотрел министров. Тарэхин одобрительно покивал, явно одобряя идею короля, Римехин, выглядел так, будто бы ему только что открылась вселенская Истина — ошарашенный и восхищенный, Глава Гвардейцев, наоборот, был совершенно безразличен к происходящему, а Норхин напряженно сопел, нахмурив лоб. Наверняка, искал в предложении короля подвох. — Кто будут эти судьи? — наконец, решился спросить он. — Я выберу их из достойных людей Ноэтельмара, — устало ответил Каспиан, — а вам, то есть совету, лишь придётся утвердить их. — Хорошо, хорошо, — пробормотал представитель ремесленников, поглаживая окладистую бороду, — так, конечно, правильно… Да, вы приняли мудрое решение, — неожиданно сказал он, — и я искренне надеюсь, как бы оно не привело к новым расходам для общины. У Карейна вновь свело челюсти, а в зубах появилась ноющая боль. Как только отец терпит этого урода? Будь он королем, то давно бы уже поставил мастеровых перед условием — кто угодно, но не Норхин. — Итак, — голос Каспиана прорезал тишину, повисшую после реплики толстяка, — совет принимает мое предложение. — Да, мой король, — ответил Тарэхин, переглянувшись с остальными, — и мы обязуемся всеми силами помогать вам в его претворении в жизнь, — прозвучала еще одна фраза, всегда говоримая во время собраний, и которая на веки вечные пополнила список тех фраз, которые нагоняли на принца неимоверную тоску. — В таком случае, я объявляю совет оконченным, — король встал. Со своих мест поднялись и министры. Каспиан проводил их до дверей, обмениваясь любезностями с каждым, даже с вонючим, как разлагающийся конский труп, Норхином. Когда все они, наконец, ушли, король вышел на крыльцо и уста прислонился к стене, закрыв глаза. И почему всякий раз так тяжело? — Пап? — осторожно позвал его Карейн. В голосе явно чувствовалось беспокойство, — все в порядке? — Ах, да, все хорошо, просто я устал — Каспиан посмотрел на сына, выглянувшего из дверного проема, — ты сегодня вел себя не плохо, — он улыбнулся. — В самом деле? — изумился принц, но тут же исправился, — Спасибо за похвалу, отец. — За исключением того раза, когда ты едва не захохотал, глядя на Норхина, — Каспиан хмыкнул, — я понимаю, наш Лорд Бочонок очень забавен, — Карейн рассмеялся, услышав прозвище Гласа Мастеровых, — но все же, владей собой. — Хорошо, отец, — покивал он, утирая проступившие на глазах, от сильного смеха, слезы, — но Лорд Бочонко… хм! — он вновь прыснул. — Ты даже не представляешь, как мне иногда бывает тяжело, — пожаловался ему Каспиан, — ведь я-то успел придумать намного больше кличек для него. — А каких? — в глазах сына полыхнуло любопытство. — Потом узнаешь, — отмахнулся Каспиан, — а пока, прошу, сходи, принеси мне кувшинчик вина — пить хочется. Карейн, подогреваемый любопытством, умчался. Король уже собирался заходить в дом, как вдруг, его окликнули. — Милорд, — он обернулся и увидел торопившегося к нему воина, в покрытом толстым слоем дорожной пыли плаще, без шлема, кольчуги, лишь рукоять короткого меча выглядывала из-за пояса. «Разведчик» — догадался король. — Повелитель, — подойдя, тот поклонился, — я из патрульного отряда, который вы отправили на юг, к морю. У меня срочные вести. — Говори, — Каспиан подобрался, ожидая услышать что угодно. — Вчера на горизонте появился парусный корабль, — разведчик чеканил каждое слово, — и сегодня утром, но подошел вплотную к берегу. Судя по всем, его пассажиры готовятся к высадке. Тогда, мой командир отправил меня сюда, что бы я нашел вас и предал вам это известие. — Ты честно выполнил свой долг воин, — механически ответил король, — я немедленно выступаю на юг. Кто бы то ни был, они должны знать, что эти земли уже заняты, — Каспиан все говорил, а сам лихорадочно соображал. «Нужно срочно высвистать Тарэхина и Галагима. Кажется, старый скандалист был прав — оружие его гвардейцев понадобиться!»