Ветер Легенд

Дверь с тихим скрипом открылась, и в комнату вошел король. Совет уже был в сборе, рассевшись на своих местах вдоль длинного стола, в центре которого лежала большая карта мира. Лорды двора еще за мгновение до того, как Каспиан вошел, говорили между собой, но теперь молчали, предав своим лицам выражение спокойной задумчивости. Только лишь Камаэлан, младший сын короля, по-прежнему слегка улыбался. Сквозь окна в зал лился, словно расплавленное белое золото, свет солнца и долетал шум города, жившего своей жизнью. Шаги государя звенели в тишине, охватившей Совет. Министры не решались поднять взгляд, стараясь смотреть куда-то в сторону — по горящему взгляду, побледневшему лицу, строгой, чеканной походке и резким, грубым движениям было понятно, что Каспиан в ярости, которую с трудом сдерживает. Король сел на высокое кресло, с резной спинкой и массивным подлокотниками — трон Тельмара. Сцепив руки в замок и упершись локтями в стол, Каспиан какое-то время сидел, осматривая присутствующих, как вдруг заговорил. Спокойно, без излишней грубости, но таким тоном, от которого хотелось немедленно стать по стойке смирно. — Гримхин, — взгляд Каспиана упал на человека, с вытянутым, похожим на рыбье, лицо и водянисто-синим глазами, — ответь мне, кто ты? Вопрошаемый на мгновение растерялся, но потом сказал. — Ваш верный слуга, лорд двора и мастер тайн, — он говорил аккуратно, внимательно наблюдая за королем, ожидая взрыва, приступа ярости. Но его не последовало. — Зачем ты служишь мне? — король был все так же невозмутим, — Каковы твои обязанности? — Моя работа — узнавать обо всех опасностях, нависающих над вами или над королевством, — глава лазутчиков почувствовал себя в чуть большей безопасности. Государь не кричит, не бьет кулаком по столу, значит все более-менее в норме, — и сражаться с теми врагами, которых не одолеть на поле боя. — Тогда почему, во имя всех богов неба и демонов преисподней, — голос Каспиана набирал силу, становясь все более грозным, как рокот грома в облаках, — я узнаю о том, что на наших границах появилось племя дикарей от разведчиков-квенди, а не от тебя?! — король стал срываться на крик, — где твои хваленые «жучки и пташки», а? — Мои милые друзья, — голосом мастера тайн можно было смазывать раны. Камаэлан поморщился от омерзения, — не всегда успевают вовремя принести вести из-за границы. Ведь они тоже твари земные… — А как насчет жалоб от караванщиков на участившиеся нападения? — король заговорил чуть тише. Видимо, буря закончилась, так и не начавшись, — Вести из Ноэтельмара от твоих «друзей» — Каспиана особенно выделил последнее слово, — тоже не всегда приходят вовремя? — Не знаю, милорд, — он склонил голову. — Так узнай, — зло бросил Каспиан, — или мне придётся прежде времени озаботиться поисками другого мастера тайн, — на мгновение повисла пауза. — Как бы там ни было, — отчитав виновного, король, все же, решил перейти к делу, — но эти варвары есть, неважно, узнаем мы о них от наших шпионов или от наших союзников. И они наносят вред Тельмару, атакуя путешественников, идущих из Кафра. Я хочу, что бы эти нападения прекратились, — Каспиан говорил сухо и спокойно, по делу, — Как достичь этого, Совет? Слушаю ваши предложения. Вновь повисла пауза. Можно было расслышать гул города там, за стенами дворца. — Я думаю, — хрипло сказал Кармхин, Лорд-Военачальник, — что эту проблему можно решить просто уничтожив тех изгоев. Думаю, несколько знамен, отправленные за Синеструй, научат их быть вежливыми к путникам. — Или научат их еще больше ненавидеть Тельмар, — возразил Мрахиан, — да и кто знает, сумеют ли наши полки одолеть их. — Вы сомневаетесь в силе Армии Королевства, Лорд Хранитель Печати? — изогнув бровь, спросил Кармхин, — Думаете, что племена дикарей и разбойников могут нанести ей поражение? — Конечно, в открытом бою воины короля сумеют разбить изгоев, даже если их будет в два раза больше, — согласился лорд печати, — но что если они не станут выходить в открытое поле, а будут нападать подло, из засад, убивая всех, кого смогут убить, и, скрываясь, прежде чем, мы сумеем нанести удар? — судя по чуть дрогнувшему лицу военачальника, вопрос застал его врасплох, — Сумеет ли армия короля победить в такой войне? Не думаю. — Что же ты предлагаешь? — вмешался Каспиан, — Бездействовать? — Нет, — качнул головой советник, — наоборот, мой план позволит почти бескровно решить проблему с нападениями на караваны, и даже, — он поднял вверх палец, — сделать пути еще более безопасными, чем до того. — Мы все обратились в слух, — елейным голосом сказал Гримхин. — Не смотря ни на что, — начал лорд печати, — эти изгои — люди. А это значит, что с ними можно договориться. Они дики, а значит, страдают от многих проблем, которые для нас даже не существуют. Помоги мы им — и вместо жестоких варваров враждебных нам, получим жестоких варваров, связанных с нами узами дружбы. — Хороший план, — покивал Гримхин, — но лишь на словах. Кто знает, сколько там племен, как часто они сражаются друг с другом, какое из них сильнее других. Договорись мы сегодня с одним племенем — завтра оно уже будет побеждено другим, все таким же враждебным. — Да и, кроме того, — взгляд военачальника горел пламенем праведного гнева, — пристало ли Королям Запада договариваться с грязными изгоями? Не знаю, как это принято у книгочеев, — голос воина звенел от возмущения, — но у нас, воинов, только один ответ для дикарей. Сталь клинка. — На всех варваров стали не хватит даже у нас, — резонно заметил Мрахиан, — а вот слов — вполне. — Помимо того, что договариваться с дикарями унизительно, как верно заметил доблестный Кармхин, — заговорил мастер тайн, — но еще и не надежно и опасно. Разве можем мы положиться, что вождь варваров, увидев наших послов, не прикажет отрубить им головы и отправить за реку, как предупреждение? Или что он, согласившись на словах, станет исполнять свои обещания? Нет, хоть я никогда не любил жестокость и кровопролитие, но в данной ситуации, думаю, применение силы необходимо, — лорд печати с каждым словом мастера тайн становился все растеряннее и растеряннее. — Государь! — обратился он к Каспиану, — что бы вы не решили, мы ваши верны слуги, а вы — наш господин. Так примите же, решение. Король, до того со скрытым удовольствием наблюдавший за спором своих советников, чуть нахмурился, задумавшись. Наконец, спустя почти десять минут раздумий, он сказал. — Все же, я согласен с Кармхином, — лицо военачальника будто бы озарилось изнутри светом, а Мрахиан как-то сразу поник, вперев взгляд в стол перед собой, — я не доверю изгоям, где бы они ни жили. И я не хочу помогать им, предоставляя знания и умения, которые они впоследствии могут обратить против нас. — Воля ваша, милорд, — тихо пробормотал лорд печати. — Итак, — Каспиан бросил беглый взгляд на сына, убедившись, что Камаэлан еще не заснул. Нет, он сидел, смотря куда-то вдаль, с внимательно-вежливым выражением. Светлые волосы волнами падали на плечи юноши, а на не по-мужски тонких, нежных чертах лица лежала печать невозмутимого спокойствия, — Камаэлан! — принц встал, чуть выпрямившись, как солдат перед командиром, — ты получишь в расположение три знамени. С ними ты перейдешь Синеструй и сделаешь так, что бы дикари еще очень долго пугали своих детей именем Тельмара, — юноша кивнул, — помни, я рассчитываю на тебя, — Каспиан посмотрел на сына исподлобья, и тот, с достоинством поклонившись, ответил. — Я не подведу тебя, отец. — Верю в это, — тихо проговорил король. Принц сел на свое место, все еще не в силах поверить, что ему доверили столь важное дело. Заседание Тронного Совета продолжалось. — Лорд Военачальник, — теперь со своего места поднялся Кармхин, — какие из наших знамен готовы выступить в поход как можно скорее? — Третье, пятое и первое знамена, милорд, — быстро ответил военачальник, — но даже им потребуется не меньше месяца на подготовку. — Отлично, — Каспиан одобрительно усмехнулся, — передайте эти отряды Камаэлану, — Лорд Военачальник кивнул, резко мотнув головой, — и помогите ему подготовиться к управлению ими. — Я сделаю все, что в моих силах, милорд, — старой, привычной формулой ответил Кармхин, но тут же поспешил добавить, — и обучу молодого принца всему, что знаю сам. Государь сделал знак рукой, и военачальник присел на свое место. — Гримхин, — человек, с рыбьим лицом посмотрел своими водянистыми глазами на короля, когда тот его окликнул. Каспиан еле сдержала гримасу отвращения, но тут же продолжил, — отправь своих пташек и жучков за Синеструй. Не хочу что бы наши войска отправлялись сражаться не зная ничего о тех местах. Мастер тайн покивал. — Лорд Хранитель Печати, — обращаясь к совсем уж опечаленному Мрахиану, Каспиан постарался предать своему голосу оттенок тепла. Судя по тому, как ободрился министр, ему это удалось, — поставь в известность о готовящемся походе наших друзей в Кафре. А иначе они могут подумать, что эти полки движутся в их сторону. — Будет исполнено, милорд, — с энтузиазмом ответил он. Повисла очередная пауза. Каспиан утер пот со лба, внутренне удивляясь тому, как его иногда выматывают заседания совета. — Позвольте задать один вопрос, мой король, — государь с удивлением посмотрел на сидевшего в самом конце стола Мастера Корабельщика, Памрхина, который заговорил в первый раз с начала собрания. Он говорил неторопливо, растягивая слова, как говорит человек, стараясь скрыть, что зевает. — Говори, — Каспиана иногда забавлял этот старый моряк и кораблестроитель, полжизни проведший в море, и теперь, волею судьбы, а точнее его волей оказавшийся в Совете Трона Тельмара. — Я уверен, что войско Тельмара способно одолеть любого врага, откуда бы он ни пришел, кем бы он не являлся, — Памрхин всегда говорил очень осторожно, стараясь никого не обидеть и не задеть, а потому речь его порой казалась слишком витиеватой, — но суть мудрости и истинной силы не в том, что бы устранят проблему, когда та возникнет, вернее, не только в этом. По-настоящему прозорливый человек так же ищет и причину, навлекшую несчастье, дабы устранить ее и впоследствии не допускать подобных проблем. — Согласен, потому что нет в этих словах такого, что вызвало бы непонимание у меня, — Каспиан постарался повежливее поторопить Мастера Корабельщика. Все же столь длинные монологи бывали утомительны, — но к чему ты клонишь? — Мы идем сражаться с народом, обосновавшимся у наших границ лишь недавно. Конечно, мы победим, ибо воины Королевства сильны и бесстрашны, а на челе у принца Камаэлана горит звезд победителя, — если в начале предложения тон Памрхина стал чуть более бодрым, то теперь он вновь стал говорить медленно, не спеша, — но не повод ли происходящее ныне задуматься о том, что привел этот народ к Синеструю? Что это за народ? Откуда он взялся? — Благодаря квенди, в наших руках оказался один из дикарей, — поспешил ответить Гримхин, — от него нам удалось узнать, что его родители когда-то жили в Тельмаре, но утратили свою землю, а потому вынуждены были уйти за реку, в поисках счастья. Судя по всему, в их селениях очень много тех, чья судьба похожа на его судьбу… — глядя как изменились лица присутствующих, мастер тайн предпочел замолчать. Мрахиан, начавший было ободряться, вновь потух, погрустнел, всеми силами стараясь не выдать этого, он сидел, смотря то в стол, то на шторы, словно внимательно рассматривал вышитые на них узоры. Лицо Лорд Военачальника исказилось в гримасе презрения, смешанного со злостью. Памрхин лишь удивленно изогнул бровь, явно пораженный словами мастера тайн, а Камаэлан во второй раз за все заседание совета выглядел так, будто бы ему ударили чем-то тяжелым по голове. Каспиан сделался непроницаемым и холодным, будто статуи его предков, стоящие в родовой усыпальнице. — Предатели, — бросил сквозь зубы Кармхин. Слово неприятно щелкнуло в воздухе, как удар кнута. Принц посмотрел на военачальника, прищурившись, словно старался разглядеть что-то неуловимое в его лице, как вдруг отвернулся в сторону, резко, взмахнув при этом длинными волосами. Советник фыркнул, и криво усмехнулся. — Бедные, бедные люди, лишенные всего, что у них было, брошенные на произвол судьбы… — бормотал лорд печати, — как мы, как я мог такое позволить? Нет, нет… Кармхин кинул на него суровый взгляд и тот предпочел замолчать. В другое время он бы еще оживлённее начал отстаивать свою позицию, но сейчас он чувствовал себя слишком подавленным. — Заседание совета окончено, — ледяным голосом произнес Каспиан, — вы свободны, лорды двора. Министры разошлись, ушел принц, и только внимательный Памрхин заметил, что кресло престолонаследника, стоявшее за троном, пустовало. Где же был старший сын короля, Кавейн? Мастеру Корабельщику было очень интересно, но ему хватило лишь краем взгляда, увидеть каким мрачным стал король — и он резко передумал спрашивать что-то на эту тему. В усыпальнице было темно, тихо и холодно, а в воздухе витали призраки минувших лет, но сейчас, когда в душе бушевала буря, Камаэлану было нужно именно такое место. Он стоял перед высокой статуей, которая была выполнена с необычайным мастерством, передавая даже легкую горбинку на носу того, кто был на ней запечатлен. С потолка лился слабый свет, сквозь пробитое в толстой каменной стене отверстие. На лике легендарного короля легли тени, предавшие каменным очертаниям какую-то необъяснимую грусть, вековую тоску. Наверное, такие чувства иногда охватывают квенди — Кам не знал. Да и знать сейчас не хотел. Камаэлан пребывал в смятении. Какой бы трудной не была его жизнь, каким бы ничтожным он себя ни чувствовал, особенно по сравнению со своим великолепным, могучим братом, Кам всегда мог сказать: «Я делаю все что могу и делаю на совесть. Пусть кто может, сделает лучше». Но не сейчас. Почему-то сейчас ему вспомнился урок у мастера Октара, который рассказывал ему, о том, как устроено королевство: что есть простой люд и есть знать; что простые люди земледельцы, ремесленники, торговцы, ростовщики, моряки, корабельщики не приносят специальных обетов, лишь обещая хранить верность новому королю, когда тот восходит на трон. А знать, делящаяся на меченосцев и высших владетелей, приносит клятвы, каждая из которых отражает суть этой группы. Они звучат так: «Перед лицом богов и людей, я клянусь служить своему королю верой и правдой, на поле брани или во дворце, не допускать ни мысли, ни слова, ни дела что может причинить вред государю и Государству». «Перед лицом богов и людей, я клянусь нести свой клинок с честью, не знать страха в битве с врагом, повиноваться приказам командиров, жить и умереть во имя блага Королевства». Короли же, приносят отдельную присягу, при всенародном собрании, в день коронации. «Перед лицом богов и людей, я клянусь защищать народ Тельмара, оберегать его от всяческих угроз и править достойно, как в дни радости, так в дни печали и войн». Камаэлан не любил эту часть уроков: сложные фразы, непонятные слова, которыми, как он тогда понимал, каждый каждому что-то да обещал. И лишь только впоследствии Кам понял важность всех этих «пустых фраз и обещаний». В основе каждой лежала простая суть: я обещаю поступать правильно. И это простое обещание, завернутое в цветастую оболочку, скрепляло общество, состоящее из самых разных людей воедино. Кам тоже дал клятву. И тоже обещал поступать правильно. Только вот он не знал, как это сделать теперь. Когда он услышал о дикарях на совете, то был возмущен. Он знал, кто такие изгои, знал о Карейне, которого в Тельмаре еще иногда называли Проклятым Князем. И вот теперь, спустя много лет, ушедшие с ним вернулись, что бы вновь вредить Тельмару. Да как они посмели! Решимость покарать их, проявить себя, в первую очередь перед отцом, казалась ему непоколебимой. И то, что именно ему доверили повести войско против варваров, укрепило его дух еще больше. А потом, когда Камаэлан уже в голове обдумывал, как он ввалиться в покои Нимрэ, своей сестрички, хвастаясь оказанной ему честью, как вдруг Гримхин сказал, кем на само деле являются его враги. Великие Силы, это ведь потомки простых крестьян, обедневших, не знавших куда идти, ушедших за Синеструй вовсе не из-за своей ненависти к Королевству, а потому, что это самое Королевство бросило их умирать, оставив их беззащитными перед лицом… чего? Жадного землевладельца, неурожая, бремени долгов? Так или иначе, но Тельмар виноват в том, что дети тех людей стали дикарями, что они теперь живут в варварстве и беззаконии, а не под защитой короны. И теперь Тельмар же посылает войска, что бы окончательно превратить их жизнь в ад. Правильно ли это? Вряд ли… Но с другой стороны — они тоже виновны в том, что нападают на путешественников, торговцев, находящихся под защитой Тельмара. Значит, их нужно покарать. И это тоже правильно. Камаэлан зарычал и топнул ногой. Вперив пылающий взгляд в статую, он заговорил. — Ты… ты всегда знал, что следует сделать… я, — глаза принца повлажнели, и он отер их тыльной стороной ладони, — я же твой наследник! Так почему же я не знаю, почему я не как ты? Принц утер слезы. Как бы там ни было, но он — потомок Каспиана Великого, и ему не пристало плакать в углу, словно какому-то слабаку! У входа в усыпальницу раздались шаги. Камаэлан затравленно оглянулся, ища нишу, в которую можно было бы скользнут, оставшись незамеченным. Кто бы ни пришел, видеть принцу сейчас не хотелось никого. — Камаэлан? — раздался спокойный голос отца и в следующую секунду он сам вступил в полосу света перед статуей Великого Короля, — что ты здесь делаешь? «Только его не хватало, — разозлился Кам, — сейчас опять начнет рассказывать, как должен себя вести его сын, даже если он не наследник престола. Нет, начнет это говорить, пошлю его к черту. Пусть хоть голову мне отсечет потом!» — Пришел подумать, — ровным голосом отозвался принц. Вопреки ожиданиям Кама, отец с пониманием отнесся к такому ответу. — Сразу видно, что ты мой сын, что бы там ни говорили эти придворные курицы, — задумчиво протянул государь. Поймав недоуменный взгляд Камаэлана, он объяснил, — Погребальный Покой всегда был моим любимым местом для раздумий. Особенно, когда на душе все было не в порядке. — Моя душа в порядке, — Кам сделал вид, будто бы он очень внимательно разглядывает лицо своего прапрадеда. — Лгать мне будешь, когда я постарею и сойду с ума, — хмыкнув, ответил Каспиан, заставив сына улыбнуться. Но затем король вмиг посерьезнел, — Что произошло? «Все великолепно, просто я не знаю, хочу я убивать изгоев или не хочу». — Я не очень уверен в правильности карательного похода против дикарей… — пролепетал Кам, — все-таки лорд печати прав, многие погибнут, а мы получим еще более озлобленных варваров на границе. — Так убей их всех, — холодно бросил Каспиан, — тогда варваров и вовсе не останеться. — Разве это справедливо? — возмутился Кам, — мы ведь идем мстить за нападения на караваны, а не вырезать целое племя! — Дело не в справедливости, а в эффективности, — Каспиан отвернулся к постаменту Великого Короля, — возможно, тебе претит излишняяя жестокость, но знаешь, лучше казаться монстром в глазах своих врагов чем овцой. — Но ведь это не проклятые изгои, они ведь совсем недавно были тельмаринами. — попытался возразить Камаэлан. — Очнись, сын, — фыркнул король, — если бы они до сих пор считали себя тельмаринами, они бы не нападали на нас, как это делают жители Кафра. А так, — он пожал плечами, — силурны сами отказались от родства с нами. — Кто? — переспросил Кам. — Силурны, — повторил государь, — так себя называют те варвары. Видишь? У них даже имя другое. — Понимаю, — машинально кивнул принц, все еще переваривая сказанное. — Но меня беспокоит не это, — Каспиан наконец перевел взгляд на сына и сделал пол шага к нему, — меня беспокоит что Памрхин все-таки прав. Нужно понять, как от народа Тельмара могло отколоться столь значительное число людей. Почему? И помешать тому, что бы это произошло в дальнейшем. Ты понимаешь меня? — Да, — одними губами ответил Камаэлан. — Вот и отлично, — мгновенно совладав с собой, сказал король. Он постоял с минуту, чувствуя как молчание, превращается из обычной паузы в разговоре в неловкость, — ладно, я пойду, — бросил он, поворачиваясь к выходу, — а ты можешь еще побыть здесь, подумать. Воздух, пропитанный вековой мудростью невероятно очищает мысли! — и, засмеявшись, он скрылся в темноте. Вскоре его шаги стихли. Принц почувствовал на себе взор пустых, каменных глазниц Великого Короля. «Великие Силы, — помолился Кам, — я всего лишь слабый человек. Прошу, укажите мне путь правды в тумане лжи и переплетении извилистых дорог». Но Силы молчали.