***
Каспиан устало помассировал лоб, отрешившись от того, что говорил Лорд Варэхин. И когда он уже закончит бубнить? Все собравшиеся уже и так прекрасно поняли, что он хотел сказать, но старик продолжал говорить. В зале совета было прохладно, а королю, уже второй час, сидевшему на одном месте, было, пожалуй, холоднее всего. Он уже пару раз порывался крикнуть слугам, что бы те принесли вина, но всякий раз одёргивал себя — собравшиеся могут воспринять это как оскорбления. А Каспиану в последнюю очередь нужно было сейчас оскорблять Лордов-Посланников, представлявших народ Тельмара в этом, будь он неладен, Великом Совете. — … а я считаю недопустимым подобные расходы, особенно, когда не известен срок их окупаемости, — Варэхин закончил говорить, предоставив высказаться, наконец, другим. — Спасибо вам, досточтимый Глас Цехов Тельмара, — сухо поблагодарил старика король, — ваши слова были услышаны и повлияют на решение совета. — Очень на это надеюсь, — министр казался надутым, как индюк. — Позвольте, я выскажусь, — после долгого молчания произнес Мирхин, Глас Меченосцев. — Говорите, — повелительно махнул рукой Каспиан, приготовившись слушать. — Безусловно, план ваш хорош, хотя бы тем, что избавит Тельмар от множества бездельников и нищих, дав им возможность вновь стать настоящими людьми, — про себя государь отметил, насколько сильно этот советник был похож на лесного разбойника. Такое же грубое, словно высеченное топориком лицо, окладистая борода и грозный взгляд, — но меня вот что беспокоит: как мы будем защищать те земли? Отправка целого знамени обойдётся слишком дорого для страны, а из нас, меченосцев, вряд ли кто-то отправиться туда, на север. Ну, разве что очень и очень немногие, чьих сил может быть недостаточно. — Думаю, — скрипя сердце, произнес король, — что поначалу колонистам придётся положиться на самих себя. — Ха! — торжествующе вскрикнул Варэхин. — Разумное решение, — покачал головой Мирихин, явно удовлетворенный тем, что людям, которых он представляет, не надо будет принудительно покидать родные земли, — да и кто может им там встретиться, кроме дикарей и животных? — старик, только было начавший радоваться неожиданной поддержке, недоуменно посмотрел на Голос Меченосцев. — Вы правы, — бесцветным голосом ответил Каспиан. Боги великие, как же он устал! Лучше бы он позволил Камаэлану, как тот и хотел, самому договариваться с министрами. Возможно, у него получилось бы лучше. Но нет, король сам загорелся энтузиазмом, которым так и лучился его сын, рассказывая о своем плане заселения северных земель, а потому он решил взять Великий Совет на себя. Дурак. — Но ведь, — растерялся Варэхин, — уход стольких людей… способных работать… — Да, они способны работать, — заговорил Лаитхин, — но работают ли они? — Глас Земледельцев вопросительно изогнул бровь, — Нет. Они нищенствуют, трудясь за ломоть черного хлеба в мастерских или работая грузчиками в портах, но это не настоящая работа. Она не приносит пользы королевству, она приносит пользу лишь нечистым на руку торгашам, который использую труд этих несчастных. — Подбирайте выражения, лорд! Вы говорите о моих людях! — возмутился Варэхин. — Я ведь не оскорбил честных цеховиков, которым вы покровительствуете, и которых здесь представляете, — изумился Глас Земледельцев, — а лишь тех, кто наживается на людском несчастье. Или они тоже под вашей защитой? — в голосе Лаитхина звучала насмешка. Старик предпочел замолчать. — Так вот, — продолжал он, — эти люди, как я сказал, не живут, а выживают. Некоторые из них становятся бродягами, бандитами и изгоями, подтачивая силу нашего королевства изнутри. И я, говоря от имени всех тех людей, которых представляю, говорю, что, по-моему, нет решения этой проблемы, кроме того, которое предлагает наш король. А потому, я за, — в воздухе повисла пауза, — это мое слово. — Что думаю коневоды Тельмара по этому поводу? — удовлетворенно кивнув, спросил Каспиан у четвертого министра, сидевшего здесь. — Среди нас нет ни бродяг, ни совсем уж нищих людей, — пожал плечами Тархин, Глас Коневодов Королевства, — и, как я понял, из того что вы сказали, северные земли мало пригодны для разведения скота или лошадей, а потому интереса для моих людей, не имеют. Равно как и вообще, сам вопрос о перенаселении королевства, — добавил он как бы между делом, — но, ради блага страны, я считаю, это решение должно быть принято. А потому, я за, — Тархин замолчал, — это мое слово. — Итак, — король начал радоваться, ощущая, как близки они теперь к окончанию этого трижды проклятого собрания, — подведем итог. Предложение, внесенное мною, поддержало три из четырех составляющих Тельмара. Так или иначе, по законам моих предков, этого недостаточно для принятия его, ибо нужно всеобщее согласие. Четыре пары глаз уперлось в Варэхина. Старый министр поерзал в сиденье, ощутив на себе тяжелые взгляды. — Я своего согласия не даю! — с нажимом выкрикнул он. Раздался раздраженный вздох Мирихина, а Лаитхин спрятал лицо в ладони, усмехнувшись своим мыслям. — Конечно, я понимаю, — спокойно заговорил король, — это решение может навредить части тех людей, что вы представляете. Но, — быстро продолжил Каспиан, не дав старику прервать его, — что если они получат возмещение этих убытков? — Корона собирается платить? — иронично изогнув бровь, спросил Варэхин. — Нет, — не отреагировав на насмешку, продолжил Каспиан, — но корона, в моем лице, собирается предоставить ремесленникам Тельмара, которые переселяться на север и откроют там свои лавки, освобождение от уплаты налогов сроком на пять лет. Как, к слову, вообще все, кто отправиться на север. Великий Совет охватила тишина. Государь торжествовал. Этот козырь — освобождение от уплаты налогов он держал на крайний случай, но этот крайний случай, судя по всему, наступил — уговорить другим путем Варэхина оказалось невозможным. — Что же, — заговорил старик, — это многое меняет… Думаю, что при таком раскладе, ремесленные и торговые люди Тельмара согласны с вашим предложением. Это мое слово. — Вы «за»? — еще раз переспросил Каспиан, желая убедиться в своем успехе. Варэхин кивнул. — Хорошо, — король встал со своего места. Остальные министры так же поднялись, — я объявляю Великий Совет оконченным. Вы вольны идти, милорды. Советники один за другим выходили из зала, и шаги их звенели в высоком коридоре. Государь, устало вздохнув, последовал за ними. Ему необходимо спуститься вниз, в гробницу королей, подумать. Конечно, там сейчас сыро, холодно и мерзко, но это, наверняка, единственный способ унять головную боль, грозящую расколоть ему череп.***
Ночь окутала Ноэтельмар, но королевский дворец, словно последняя обитель света в мире мрака стоял, сверкая огнями, отказываясь сдаваться во власть тьме. То и дело стены сотрясались от громового хохота, и снаружи можно было расслышать обрывки фраз, выкрикиваемых внутри. — За короля! — заорал Лаитхин, вскинув вверх руку с кружкой. Он уже побагровел, выпив эля столько, сколько хватило, что бы пустить ко дну парусник средних размеров. — За короля! — безудержным, пьяным криком взорвалась толпа гостей. Застучали кружки, раздался дурной хохот. Незаметные слуги все несли и несли новые бочки с выпивкой, знать Тельмара, съехавшаяся на праздник со всего королевства, выпивала и пожирала запасы, которых хватило бы на целую армию, а король, развалившись на троне, с блаженной улыбкой наблюдал за всем этим. Пусть выселяться, пусть. Послезавтра флот из сорока кораблей, груженый припасами и людьми отправлялся на север, предвидимый Камаэланом. У них получилось. Великий Совет и Тронный Совет одобрили эту идею. У них получилось. Каспиан заулыбался еще шире. Камаэлан с отвращением посмотрел на пьяного вдрызг Миригфина, зажавшего полнокровную, пышную служанку в ближайшем углу. Член Великого Совета, министр короля, глас народа, человек чести, без упрека и пятна на стяге… А как же. Интересно, что сейчас бубнит этот глас? Что-то про сиськи? Или про задницу? Принц хмыкнул. И как же эти слова согласуются с интересами людей, которых он представляет? Наверное, в них есть тайный смысл. Камаэлан сдержался, что бы не захохотать. Советник уткнулся бардовой мордой в пышную грудь женщины, порыкивая как зверь. Принц не выдержал, и, скривившись от отвращения, вышел из зала, незаметно для других скользнув на террасу. Ночь повеяла на юношу ласковой свежестью. Мигом исчезло раздражение, презрение и омерзение, все то, что клекотало в душе. Как хорошо вокруг, как спокойно! Пусть сзади шумит безумная толпа, пусть! Ему здесь хорошо. Он подошел к ограде, отделявшей балкон от уснувшего внизу сада, облокотившись на нее. Принц поднял взгляд вверх. Звезды, слабо мерцая, смотрели на мир. Интересно, сколь много людей сейчас смотрят на звезды? Сколь много еще таких же безумцев как он, ощущающих себя слабыми, бессильными существами перед лицом синей вечности? Он долго смотрел вверх, ощущая как тоска разливалась по венам. Он никогда не будет счастлив, никогда… Слезы неба стрелами своего света сломили уже изрядно расшатавшийся барьер в его душе, и теперь, лишь стоило ему прикрыть веки, как он видел перед собой лицо сестры. На губах играла соблазнительная усмешка, а на дне глаз плескалась затаенная страсть. Нежная кожа, длинные ресницы, вогнутая, изящная линия бровей и золотые кудри обрамляющие прекрасное лицо, сама она, бредущая по саду, в легком платье, гибкая, соблазнительная… Камаэлан закусил губу, почувствовав во рту привкус крови. Нет! Нет! Нет! Прочь! Он не должен поддаваться желанию, не должен сдаваться. Да, хорошо было тешить себя сладкими мечтами там, в холодных пустошах изгоев, но тут рядом с Нимрэ, это опасно. Опасно тем, что его страсть прорвётся наружу, что Кам не совладает с собой и выдаст себя сестре. Но больше всего он боялся того, что его чувства взаимны. Принц и принцесса, ставшие любовниками… Какой позор для отца, какой позор для рода! Нет! Нет! Нет! Прочь, безумная мечта, прочь! Раскат хохота позади, более громкий, чем прежде, вырвал Камаэлана из мыслей, затянувших его словно трясина. Принц выпрямился, с вызовом глядя на темный город, издали похожий на огромного сторожевого пса, уснувшего на земле. — Мы еще поборемся, — яростно произнес он в пустоту и, крутанувшись на месте, ушел. Тишина всегда успокаивала принца. В ней, словно в тихой гавани, мысли приходили в порядок, чувства прекращали свое безудержное буйство. Так и сейчас, покой коридоров ночного дворца помог ему. Камаэлан ступал осторожно, что бы звоном своих шагов не потревожить духов прошлого, что, казалось, нависали по углам, неодобрительно смотря на принца пустыми глазницами. Свет редких факелов, висевших по стенам, лишь слегка мог рассеять мрак, но юноша шел не спеша, внимательно осматриваясь по сторонам, а потому не рисковал споткнуться. Кто знает, может быть именно это коридор, сейчас казавшийся ему таким загадочным, таким колдовским, при свете дня окажется всего лишь унылым переходом между залами? Но сейчас, каждый поворот и каждая ниша пленяли его своей таинственностью, позволяя ненадолго забыться, избавиться от терзающих мыслей. Коридор окончился распутьем и Камаэлан, недолго думая, повернул направо. В темноте, он не заметил небольшую трещину, подло перебегавшую пол, и едва не упал, но успел схватиться за что-то железное. Раздался скрип, и, судя по тому, что стена, на которую Кам опирался, стала уезжать влево, это нечто оказалось дверной ручкой. Камаэлан оказался в обширной комнате. Из коридора падал слабый свет и, понемногу, принц смог различить вещи вокруг. Это была спальня. По-хорошему, стоило бы уже уйти, но принц вдруг подумал — почему была не заперта дверь? Если эта комната пустует, то это все объясняет, но что если нет? На кровати, стоявшей у окна, возле противоположной стены, кто-то зашевелился. Теперь ясно, что комната, без сомнения, обитаема. Значит, нужно немедленно уйти — может человек просто забыл задвинут засов на ночь. Но Камаэлан по-прежнему не уходил. Он сделал несколько осторожных шагов вперед, оказавшись вне полосы света, у кровати. Юноша присмотрелся, к тому лежавшему на постели человеку. Когда он узнал его, то мгновенно побледнел. Это была Нимрэ. Она сбросила одеяло во сне, и теперь лежала на кровати в одной лишь тонкой ночной рубашке, сквозь которую просвечивалось тело. Камаэлан замер, не в силах отвести взгляд. Юноша присел на край кровати, продолжая рассматривать сестру. Сердце застучало сильнее, и с каждым его ударом он все меньше понимал что делает. Нимрэ так близко, стоит только протянуть руку… Внизу все пируют и вряд ли услышат что-либо. Он откуда-то знал, что если начат делать с женщиной то самое во сне, она может даже не сразу проснуться… Кам скользнул ладонью под ее рубаху и провел по белоснежной груди. Какая мягкая, какая приятная, как хорошо… Девушка зашевелилась во сне, и Камаэлан очнулся от наваждения, словно на него кто-то вылил ведро воды. Он вскочил, и, стараясь ступать как можно тише, вылетел из комнаты. «Бежать! Бежать!» пульсировало у принца в мыслях, когда он уходил по длинным сумрачным коридорам вниз, в великий зал. Кам чувствовал себя отвратительно, словно после боя с десятком врагов, а помочь ему могло лишь одно — вино, вино и еще раз вино. Внизу этого было предостаточно.