Ветер Легенд

Ноэтельмар шумел. День был жаркий, дорожная пыль накалилась, обжигая стопы даже сквозь подошвы туфлей. На обочине дороге, в тени большого дома лежал человек. Густые бесцветные волосы скрывали лицо, порванный мешок, которые он носил едва доходил ему до бедер. На руках, заросших волосах и изрезанных шрамами виднелось множество свежих кровоподтеков, как много их было и под одеждой бедняги. Мимо проехала телега и грязь из лужи жидкой, противной грязи, чмокнув под колесами, брызнула ему на лицо. Он поморщился, утерев с лица пятна, открыл заплывшие глаза и медленно приподнялся, щурясь дневному свету. «Какое паскудство этот ваш город, - подумал мужчина». Когда-то он не жил в городе. Когда-то у него был свой дом, своя земля. Когда-то односельчане улыбались ему при встрече и понажимали руку. «Как вы Митам?» «Хорошо уродила в этом году пшеница, правда Митам?» «Привет, Мит, слушай, приходи сегодня вечером на именины дочки. Эли пироги испечет, ты же их любишь, а Мит?» Когда-то… или этого небыло и все приснилось ему после того как он вчера напился пива, выменянного на найденное на улице украшение. Нищий помотал головой. Нет, это был не сон. Он помнил, ясно помнил тот день, когда пришел в Ноэтельмар. На нем была льняная рубаха, штаны и грубые сельские сапоги, а за спиной небольшая котомка с вещами. Землю отняли за долги – что бы заплатить налоги он занимал у соседей и они оказались гораздо более жестокими чем королевский закон, который, не плати он подати, просто повесил бы его. Добрые соседи же просто вышвырнули его на улицу из собственного дома, отняв землю на которой работал еще отец его отца. Землю, в которой была похоронена его жена и трое детей, не пережившие прошлую зиму. Как же он проклинал их тогда, как ненавидел! Все эти лицемерные твари, все эти его «друзья» выпивавшие с ним в местной пивнушке, какими заносчивыми они сделались теперь, какими злыми. «Пошел вон попрошайка безземельный!» «Проваливай, бродяга или собак спущу!» «Иди отсюда, окаянный». И он пошёл. По широкому тракту, на юг, к большому городу, где, как говорили встреченные им купцы, работа есть для каждого, где, как надеялся Митам, можно будет зажить новой жизнью. Новая жизнь началась, правда она была раз в сто хуже старой. Вместо пусть и утомительного, но такого привычного труда в поле – таскание мешков в пропахшем солью и потом порту, побои от хозяев и избиение бандитами, отнимавшими гроши, заработанные за день. Вместо дома, хоть и небольшого, но своего – угол в вонючем бараке. Через месяц Митам сломался, бросив работу и поселившись на улице. В тот момент он окончательно опустился. Те лохмотья, которые остались от его старой одежды, он обменял на вот этот холщевый мешок и ломоть черствого хлеба. Пытался воровать, но так неумело, что торговец яблоками даже не посчитал нужным звать стражников и просто отлупил его. Пытался охотиться на голубей или кошек, что бы просто не умереть с голоду, и это выходило у Митама чуть лучше, чем воровство, но все равно не очень. В последний раз он поймал голубя он дня три назад – птица была чем-то больна и даже не попыталась улететь. Но вчера вечером он нашел на улице брошку, явно оброненную какой-то знатной дамой – ему повезло. Хозяин трактира, из милосердия позволявший ему спать у себя на заднем дворе, купил ее у Митама за буханку хлеба и бутылку пива. Бедолага, хоть и догадывался, сколько на самом деле стоит украшение, все же, отдал его за столь мизерную плату – так сильно ему хотелось есть. Наевшись, он грохнулся недалеко от дверей трактира, так что выходившие из него поддатые посетители спотыкались об нищего. Один особо вспыльчивый мужчина, руганью и пинками отогнал его сюда, под эту стену, где Митам и провел остаток ночи. «Определенно, полнейшее паскудство» - нищий сплюнул и, придерживаясь за стену, встал. Голова слегка гудела, а тело болело но Мит привык не обращать внимания на подобные мелочи. Ему надо было прийти в порт. Ночью, когда он, постанывая от боли полученных ударов, засыпал в его мозг пришла одна мысль. Наверняка, в нем заговорило нечто, умершее уже очень давно. Несчастный вдруг ощутил страшный приступ отвращения к городу, к людям в нем. Хотелось бросить все, убежать… Но куда? Как жаль что он так и не присоединился к тем веселым ребятам, которых встретил на дороге. Они были такими же крестьянами как он, потерявшими свои земли из-за невозможности платить налоги, обездоленными, и нашедшими лишь один выход – грабеж. Митама бандиты не тронули, узнав в нем такого же бедолагу как они, даже предложив ему присоединиться к их отряду. Но мужчина, тогда еще питавший отвращение к разбойникам, отказался. Дурак, трижды дурак. Согласился бы и не пришлось бы терпеть унижения от пьяных посетителей кабака, жрать объедки со столов и охотиться на больных голубей. Но сейчас уже поздно было сожалеть. Этих ребят не найти – наверняка они или перебиты королевскими солдатами или прячутся где-то в лесах, а другие бандиты могут быть не столь радушны. Однако Митам нашел другой путь. Он решил продать себя в рабство. В гавани стояли корабли из Таарта, Города Слез. Митам часто слышал о нем, в основном – плохое. Самым ужасным для тельмаринов было то, что в Таарте была разрешена работорговля. Какая мерзость – говорили люди Короля – лишать свободы другого человека! Раньше Митам тоже так говорил, но перестал. Сейчас он жил хуже чем многие рабы – ему негде было жить, нечего есть. Да, его будущий хозяин может оказаться жестоким, да он может быть убит в любой момент – но разве сейчас это не так? Разве сейчас не любой житель города может избить его просто так и никто, никто не заступиться за него? Итак, он решился. Продать себя, уплыть на корабле в Таарт, или куда еще, лишь бы подальше от этого города, который Митам за те короткие несколько месяцев успел возненавидеть. Стараясь идти по обочине дороге, что бы его не сбили мчащиеся куда-то всадники или не задавили телеги, нищий направился к гавани. Он четко помнил, как выглядели корабли таартцев и не сомневался, что они еще там. Путь до порта был долгим, Митама толкали, сбивали с ног случайные прохожие, даже не думая извиняться, но он шел. Цель его вела вперед. Запахи моря, соли, пота и смолы вновь ударили в ноздри несчастного, напомнив тому первые дни в Ноэтельмаре. Он помотал головой. Не отвлекаться, не вспоминать. Главное сейчас – найти нужные суда. Митам нырнул в толпу, проталкиваясь все ближе к причалу. Его противная внешность в этом очень помогала – многие благопристойные горожане, оказавшиеся рядом, отшатывались от нищего, не желая даже прикоснуться к нему. Вот, среди высоких мачт тельмарских кораблей показались экзотичные паруса Таарта, больше похожие на нетопырьи крылья, а вскоре Митам заметил самих карейнингов – высоких, грозных, чернобородых, закутанных в цветастые ткани и с жестокими масками на лицах, окруженных серой толпой безвольных рабов, сновавших туда-сюда по причалу. Рядом с каждым таартцем стояло по меньшей мере двое телохранителей – закованных в кольчуги, с причудливым оружием, напоминавшим меч, насаженный на древко. Лица воинов так же скрывали боевые маски. Митам заколебался. Рабство предстало ему во всей своей омерзительности, он увидел, какими жалкими выглядят те бесцветные люди, снующие вокруг своих господ, с горечью осознав, что продавшись, станет одним из них. Он-то не знал, что эти рабы – особые, можно даже сказать привилегированные, что их судьба намного лучше судьбы тех сотен других, что трудятся на бескрайних полях под палящим солнцем на далеком востоке. Митам остановился. В нем происходила та страшная внутренняя борьба, когда гордость сражается с необходимостью выживать, исход которой приводит или к гибели человека или к его разрушению, лишая его воли, достоинства. Позади затрубили серебряные трубы королевских герольдов, привлекая внимание толпы. Нищий вздрогнул, будто получил удар хлыстом. - Слушайте люди Тельмара, внимайте! – мощный голос герольда перекрикивал гул толпы, - Князь Камаэлан, сын нашего государя, отправляется на север призывая за собой все храбрых, решительных людей, что хотят построить свою судьбу! Тем кто отправиться принцем будет дана земля на севере – столько сколько сможет обработать сам человек! Слушайте же! – голос герольда стих, видимо он набирал в легкие воздух, - Внимайте, - и он повторил послание после этого несколько раз прежде чем стук копыт конской кавалькады возвестил о том, что посланник короля уехал. Митама затрясло. Своя земля… Сколько может обработать… Если это правда, то… Он вскрикнул. О счастье, о надежда, засиявшая впереди! Мигом была позабыта борьба, мигом было позабыто отчаянное решение продать себя в рабство. Окрыленный засиявшей впереди надеждой, Митам побежал прочь. Герольд что-то говорил о доме, в восточной части порта, где записывали всех желающих, отправиться на север. На то, что бы найти пункт записи ушло не так много времени. Это было довольно большое деревянное строение, бывший склад, ныне занятый столами, за которым сидели писцы, и охраняемый королевскими гвардейцами. У дверей очереди небыло. Митам смело направился внутрь, но тут один из стражников схватил его за рукав. - Куда пошел, нищеброд? - Я доброволец, - высоко поднял голову Митам, - хочу записаться в отряд его высочества Камаэлана. - Пшел отседова, - бросил второй охранник, - принцу такие как ты не нужны. - Но ведь… - растерялся мужчина, - герольд сказал… - Ты чего, слышишь плохо? – переспросил солдат, - Вон, кому сказано! - Но… - Митам едва ли не плакал, - сказали ведь… - Пшел! – второй гвардеец толкнул его в грудь. И тут мужчина не выдержал. Зарычав, как дикий зверь, он бросился на солдата с кулаками. Тот, не ожидая такого напора, повалился на землю, а Митам принялся бить его, не глядя, куда приходиться удары – глаза застилали слезы. Сквозь влажную пелену он почувствовал, как его оттянули, и ощутил несколько серьезных ударов, от которых перехватило дыхание. Влага в глазах стала высыхать, а удары посыпались со всех сторон. Судя по всему, второй солдат выбрался из под него и вместе с первым стал бить его. Как вдруг раздался третий, властный, стальной голос. - Что здесь происходит? – удары мгновенно прекратились. - Ваше высочество, - запинаясь ответил первый страж, - этот нищий напал на нас, - он указала на своего соседа, зажимавшего разбитую губу, - мы просто давали ему отпор. - Избивая ногами лежащего на земле? – иронично спросил принц. - Мы увлеклись… - замялся охранник. - Эй, ты, - Камаэлан обратился к замершему на земле Митаму, - мужик, зачем ты напал на моих людей? Ты меня слышишь? Поднимите его, - приказал он солдатам. Те, подхватив нищего под руки, силой поставили его на ноги. Бедняга, не верящий своему счастью, уставился на принца. Он был красив, даже очень красив. Светлая кожа, ровный прямой нос, высокий лоб и узкий подбородок, обрамленные светлые волосами, даже почти белыми и зеленые глаза, на дне которых сверкал недобрый огонь. - Ты чего, немой? – строго спросил принц. - Нет, ваше высочество, - на удивление даже для самого себя четко ответил Митам, - это неправда ваше высочество, я не нападал просто так на ваших стражей. Просто я хотел записаться добровольцем в ваш отряд, идущий на север, а эти люди, ваше высочество, не хотели меня пускать и стали прогонять прочь. Когда один из них больно толкнул меня, я вспылил и бросился на него с кулаками. Это правда, ваше высочество, - Митам замолчал, - накажите меня, если считаете нужным, ваше высочество, быть может, я на само деле был неправ, ваше высочество… - Тихо, - скомандовал Камаэлан и нищий замолчал. Еще какое-то время он рассматривал Митама. - Почему ты решил отправиться на север со мной? – вдруг спросил принц. - Раньше я был крестьянином, - отчеканил Митам, - но потерял свою землю. А герольд сказал, что на севере каждый получит столько земли, сколько сможет обрабатывать. - Путь будет очень трудным, - сурово сказал Камаэлан, - мы будем плыть на кораблях. Ты готов к этому? Учти, ты можешь погибнуть. - Ваше высочество, - ответил нищий, - моя жена и мои дети умерли у меня на руках. Я потерял свою землю. Меня били, унижали. Я голодал. Я уже не боюсь. Тем более смерти. Хуже чем сейчас уже не будет, - он говорил отрывисто, будто бы это давалось ему тяжело. - Хорошо, - оборвал его Камаэлан. Затем, помолчав, добавил, - годен. Скажи, как твои имя, человек? - Митам, ваше высочество. - Митам, - повторил принц, - хорошо. Я прикажу его записать. Тебе есть, где жить, Митам? - Нет, ваше высочество. - Работаешь ли ты где-то? - Нет, ваше высочество. - Хорошо, Митам, - одобрительно улыбнулся Камаэлан, - отныне ты мой человек. Я дам тебе место, где пожить до отплытия – в подвале этого здания, и работу – будешь помогать на верфи. Окажись же достоин моей милости. - Милорд, - нищий повалился на колени и заплакал, - я ваш. Прикажите, - он всхлипнул, - и я умру за вас. Камаэлан усмехнулся. - Гатархин, - он обратился к своему слуге, стоявшему в отдалении, который с удивлением наблюдал за этой сценой, - отведи Митам на верфь и позаботься что бы ему нашли дело. Теперь он – мой человек.