В темноте

Черт тебя побери, Кларк. Брюс снял с себя последние элементы брони, небрежно бросил их на пол пещеры и встал под струи воды идущие под давлением из душа, уже подготовленные и ожидающие его. Мыльная вода обожгла его избитое и израненное тело, становясь розово-серой, с бульканьем унося в канализацию кровь и песок с его кожи, а так же маскирующие, запах омеги, составы. Он вытерся полотенцем и вдохнул, когда запах его кожи вернулся в норму; сочный сладкий аромат омеги, чистый и вьющийся между клубами пара. Черт тебя побери. Воспоминания, преследовавшие его всю ночь, вернулись в мысли. Кларк стоит на коленях, волосы растрепаны, а щеки такие покрасневшие. Кларк возился с ремнем его штанов, движения его были нехарактерно неуклюжими, а глаза широко распахнутые и умоляющие. Губы Кларка плотно сжаты на его члене, головка выпирает через эластичную кожу щеки, и его слюна, наполненная альфа-гормонами, стекала по нижней губе. Безразличный. Совершенно не заботящися о том, насколько они были уязвимы и как… как ему, альфе, было запрещено делать это с омегой. Просить об этом и получать с бессмысленной жадностью. Брюс ударил кулаком по стене. Будь ты проклят! Этот человек слишком долго вторгался в его мысли. Он был интрижкой, которую Брюс не мог себе позволить. Не тогда, когда улицы всколыхнулись без его руки, не тогда, когда на Бэтмена точили ножи колоритные преступники, и не тогда, когда он наконец-то нашел хрупкое равновесие между своей кастой и своей маской. Он не мог позволить своему увлечению – своей зависимости – от этого человека отвлечь его внимание от миссии. Ни на мгновение. Но и игнорировать его, он тоже не мог. Ни мужчину, ни союзника, ни то, что он для него делал. Кларк помогал ему. Он помогал ему. Впервые с тех пор, как он надел плащ и маску, он мог ходить по улицам без головной боли, которую вызывали подавители, он смог обрезать компрометирующую его нить использования высокоэффективных инъекций альфа-гормонов, украденных из его собственно компании, и он мог жить в ожидании течки, а не в страхе перед ней. Более того. Присутствие Кларка – его сила, его спокойствие и его добровольное подчинение – поддерживало его так, как он никогда не считал реализуемым. С Кларком он был сильнее. Сила, без использования глушителем запаха и ложных предположений. Сила не нуждающаяся в доказательствах. Сила из необъяснимой правильности происходящего между ними. Неоспоримая правильность происходящего, когда Кларк хватал его, сосал ему, кусал и смотрел на него такими голубыми и непостижимо красивыми глазами, которые могли обезоружить Брюса одним взглядом. Воистину блядски прекрасно. Будь ты проклят… Брюс прислонился к стене, почувствовал поток воды, и закрыл глаза, когда опустил руку вниз, чтобы сжать в кулаке свой член, утопая в мыслях о Кларке. Они были друзьями многие годы, но, хоть он и был всегда привлекательным, что нельзя было отрицать. Когда они впервые встретились, Брюс даже втайне высмеял идею заниматься сексом с этим мужчиной. Кларк являлся альфой среднего класса с необычным запахом, который, до того, как Брюс узнал его получше, казался скучным. Теперь, благодаря хрупкой связи между ними, или, может быть, из-за странной альфа-сексуальности Кларка, этот человек стал куда более привлекательным, нежели любой другой альфа. Эта мысль напугала Брюса. Он становился зависимым. И гормонально, и ментально. Зависимость всегда требует повышения дозы, а он никогда раньше не зависел от альфы. Никогда. Он просто не мог этого допустить. Но он зависим от Кларка. Было уже слишком поздно отрицать этот факт, как бы этого не хотелось. Нагло раскрытый запах, костюм и свое Я; открыто не по-человечески красивый; и безопасный. Единственный действительно безопасный альфа, которого он когда-либо знал. Брюс застонал, попав в руки Кларка, удовольствие исходящее от Кента прошлось по нему изнуряющей восхитительно волной гиперчуствительности. Он остро ощутил прохладную опору стены к которой прислонился, обжигающие струи воды, бьющие по коже, и тонкую теплую струйку, которая сочилась у него между ног. Слова Кларка, что он недавно произнес робким тоном, в памяти просто гремели. «- Ты весь мокрый.» Он не привык так легко намокать. Это была не та часть тела, которую он обычно стимулировал самостоятельно, и не та которую он охотно исследовал с партнерами до Кларка. Даже вне течки он редко позволял криптонцу дотрагиваться до себя. Брюс осторожно опустил руку и нащупал вход. От этого прикосновения он почувствовал сильный импульс, и кровь в его жилах вспыхнула, как раскаленная нефть. Он ахнул от этого, потрясенный своей реакцией, и отдернул руку. Свежая струйка сладко пахнущей жидкости осталась на кончиках его пальцев, и далекое эхо боли от пустоты, которую он чувствовал во время течки, вылезло откуда то глубоко внутри него. Вода продолжала падать на него горячим дождем, окрашивая его кожу в огненно-розовый цвет, вентиляция жужжала наверху, собирая пар, а вода в стоке булькала, словно от смеха. Брюс стиснул зубы и перевернулся, чтобы прислониться грудью к стене, положив руку на лоб. Он думал о том, как Кларк будет трогать его во время течки, проникать внутрь пальцами и пробовать на вкус языком. В течку он был очень мокрым, и все, что делал Кларк, оставалось на его коже отметины в виде маленьких шлепков и брызг. Возбуждало своей откровенной пошлостью. Он во второй раз потянулся назад и потер анус двумя пальцами. Прилив удовольствия был почти болезненным, кончики пальцев покалывало, а во рту пересохло. Он повторил движение и прижался к стене, чувствуя, как дрожат его колени. Вскоре он задыхался от каждого движения, рука блестела от смазки, а бедра дергались навстречу ладони. В этот момент , если не раньше, Кларк либо отступает, чтобы войти в него, либо проникает пальцами, чтобы начать стимулировать простату для того, чтобы заставить Брюса кончить. Брюс этого не сделал. У него не было течки. Его тело не умоляло об этом. Он сам возбудил себя. Он тер до тех пор, пока это не стало болезненным. Его тело отчаянно сжималось вокруг зияющей пустоты внутри него, пальцы терли горячий раздраженный анус, и его кожу покалывало от искр мучительного удовольствия. Он вдруг осознал, что прижимается к стене, его член твердо стоял и сочился смазкой на прохладную плитку стенки душа. Что его язык высунут изо рта из-за самоизнасилования и жадно вылизывает капли текущие по его предплечью. Эта поза и движения отчетливо напоминали омегу, которая слизывала пот альфы, что был наполнен гормонами. Напоминание о том, как он вылизывал Кларка. Не то, чтобы он делал это часто. По крайней мере он старался этого не делать. Это создавало ложное впечатление; подразумевало добровольное рабство, которое он не мог допустить, несмотря на свою касту. Брюс агрессивно вернул язык в рот и вместо этого прикусил руку. Кусал, сосал и пожевывал свою кожу, не обращая внимания на то, что в этом месте потом образуется синяк. Он продолжил тереть пока его зрение не затуманилось и не сузилось, дыхание не сбилось до редких жадных вдохов, а колени не стали угрожающе подкашиваться под весом тела. Затем, с хриплым стоном, он просунул в себя два пальца. Спустя столь долгого времени стимуляции до проникновения, было достаточно, чтобы довести его кульминации. Он выпустил руку изо рта и ударил стену. Он знал, что если Кларк будет делать это с ним, то обязательно даст время передохнуть. Но Брюс себе этого не позволил. Несмотря на агонию чувств внутри, он уверенно продолжил, сгибая пальцы другой руки – точно так же, как делал это Кларк, - надавил на простату, скрытую за складками слизистой, твердо и сильно, имитируя давление стремительно набухающего узла альфы. Еще одна туманющая разум волна удовольствия. Он застонал и начал трахать себя пальцами. Быстро. Жестко. Так же, как делал это Кларк, когда только что сдерживал свой узел. Он засунул свои пальцы глубже в свою дырку, пока не оказался прямо на краю грязного оргазма, задыхаясь от его стремительного приближения. Его тело трясло, в ожидании облегчечения, когда он полностью облокотился на стену. С огорченным ворчанием он вытащил пальцы, готовый расплакаться от несвершившегося конца.* Но это было необходимо. Краем сознания, которое уже готово было отдаться альфе, он должен был понимать, что он не просто какая-то биологически обоснованная секс-игрушка для альфы, к которому он начинает медленно, но верно привязываться. Ему необходимо было знать, что несмотря на физически ощущаемую агонию от остановки, он все еще имеет контроль над своим телом. И, возможно, малая часть его, та самая первобытная, похороненная где-то в глубине души, жаждала агрессивного доминирования над собой, которое давал альфа. Этой частью он хотел, чтобы им пользовались по назначению. Резонанс желаний обрушился на него тошнотворным месивом, когда он почувствовал, что предоргазменное состояние начинает проходить, как тело вздрагивает, скидывая возбуждение, а вода смывает смазку с межягодичного пространства и бедер. Он сдержанно позволил себе небольшую разрядку и немного подрочил, чтобы наконец то кончить. Кульминация была короткой, вымученной и слишком сосредоченной, в сравнении с той, от которой он отказался. И это вдруг показалось глупым. Абсурдным. Тупым. Тупым, что ему потребовалось доказать свои силы, когда Кларк, самый, сука, сильный и могущественный альфа этой планеты, без пререканий упал перед ним на колени. Но не важно, насколько это было тупо… ведь он все еще нуждался в нем. Нуждался в доказательствах, что от него хотят не омегу, а личность.** Брюс вздохнул и дрожащими руками оперся на стену, когда выходил из душа и направился к стопке белых полотенец, что ждали его. Он блаженно уткнулся лицом в пушистую белую ткань и попытался отогнать тошнотворное чувство голода, скручивающее желудок. Это была хорошая ночь. Несмотря на кавардак в мыслях, он понял больше, чем когда-либо за долгое время. Он не должен так себя чувствовать. Поношенным, опустошенным и желанным. Он вытер мокрые волосы и накинул полотенце на плечи. В шкафчике лежали чистые спортивные штаны и толстовка, которые Брюс и надел, прежде чем подняться наверх и сделать себе кривой бутерброд с остатками индейки. Когда он закончил его делать, вошел Дик, все еще одетый в костюм Найтвинга, остановившийся и с сожалением посмотревший на голые птичьи кости без грамма мяса. Брюс вздохнул и разрезал бутерброд надвое. Дик засиял. Дик болтал, пока они ели, и Брюс хмыкал, когда диалог того требовал. Он больше не ребенок, - пришло осознание к Брюсу вместе с каким-то уколом раскаяния. За этой болтовней скрывался интелект взрослого, глубина взглядов и сила характера, которые и намеком не были похожи на того мальчика с безжизненным лицом, которого он спас, - украл, - из цирка. Брюс надеялся, что поступил правильно. Ненавидел себя за эту неуверенность. Джейсон либо еще не вернулся домой, либо уже был в постели к моменту их возвращения. Прежде чем спуститься обратно в пещеру, чтобы принять душ и переодеться, Дик остановился и ткнулся носом ему в щеку. Для бет в семье не было в этом жесте ничего необычного, потому что так они подтверждали свою связь с лидером, и Брюс неохотно принял этот жест. - Насчет Джейсона, - прошептал Дик, потершись щекой об щеку Брюса. – Будь с ним помягче. - Дик… - Я знаю, что в последнее время он ведет себя как агрессивный говнюк. Брюс даже не думал о Джейсоне. Все его внимание уделялось Кларку. - С Джейсоном все будет в порядке, - проворчал Брюс. - Спасибо, Брюс. – с облегчением вздохнул Дик. Они разошлись, и Брюс поднялся в свою спальню. Войдя, он разделся и с тихим стоном рухнул на кровать. Простыни были чистыми и пахли химозными цветами кондиционера. Он зарычал и потерся железой о подушки. Стало немного легче. Он с тоской думал о запахе Кларка и о том, как прекрасно он смешивался с его собственным, когда они ебались. Брюс выругался, когда эта мысль вернула в память ту цепочку воспоминаний, что преследовали его с самого последнего визита Кларка. Кларк на коленях. Кларк неуклюже расстегивающий ширинку. Кларк сосущий его член. Кларк. Квадратная челюсть, впалые щеки, пухлые губы. Кларк. Кларк заставляющий Брюса трогать себя, который заставляет Брюса стонать от одной мысли о своем узле, который заставляет его хотеть быть омегой впервые с тех пор… давних пор. Брюс выматерился и зарылся носом в воняющие химозными цветами ткань наволочки. Черт тебя еби, Кларк. Черт тебя еби.