«Ненавидишь?»

      Школьный день начался непонятно и закончился невзрачно. Я не видел Миру, из-за чего очень расстраивался. Мне надо было сорваться, мне надо было обсудить с ней все то, о чем я думал.       После уроков собрались с парнями за школой. Дэн нервно курил, Олег что-то ведал мне, с умным видом и с какой-то значимостью. Я не вникал. — И он сказал ей, что ее мама шлюха и она пойдет по ее стопам, — единственное, на чем я заострил внимание.       Приподняв бровь, я посмотрел на Олега. — Жалко Миру, — хмыкнул Дэн, стряхивая пепел, — Андрей явно что-то попутал, — услышав ее заветное имя, я напрягся и уже слушал друзей внимательно.       Андрей… ее одноклассник. Ребенок богатеньких родителей, Андрей, который всегда хотел стать мне другом, но он не стал и не станет, если вообще выживет. — Что произошло? — хриплым голосом поинтересовался я, а потом прочистив горло, посмотрел на Дэна. — Да Андрей Трескунов, одноклассник наш, ну… и твой, над Мирой издевается, похлеще тебя. И самое интересно, он начал издеваться ни с того, ни с сего, мы с Олегом сегодня к стенке его прижали, мол, парень, что за движ? Он сказал, что оскорблять ее и унижать заставил его ты, вот мы и хотели поинтересоваться… Правда ли это? Ты всегда нам говорил, что не позволишь такого, — рассказывал Дэн, никуда не спеша, а я застопорился. Понятно, почему она сегодня сказала мне, что все эти оскорбления только из-за меня.       Сорвавшись с места, я полетел в эту блядскую школу, к этому блядскому идиоту, который смеет обижать мою Миру, мою, сука, и ничью больше! Это я могу подкладывать ей крыс и говорить что-то про мать, я! А не кто-то другой!       Ворвавшись в школу, я прошел мимо охранника, который недоумевающе проводил меня своим взглядом, пока я не поднялся по лестнице на второй этаж.       Я знал, что у Миры сейчас идет урок литературы, но как бы я не уважал учительницу, я зашел. Несколько пар глаз устремились на меня. В том числе на мою персону обратила внимание и Мира, вжавшись в стул и тут же переводя взгляд на учебник.       Нет, тихоня, сейчас я пришел не за тобой.       Осмотревшись, я заметил ухмыляющееся лицо Андрея. Учительница недоумевающе смотрела на меня, когда я подошел к парте Трескунова и взял его за рубашку, притянув к своему лицу ближе. — Мирон, что происходит?! — послышался сзади растерянный голос Миланы Алексеевны, она была самым спокойным учителем, поэтому, сделать мне ничего не могла. Не могла и позвать директора. Боялась, наверняка, потому что по школе про меня ходили самые худшие легенды.       Я, молча, не перекинувшись никакими фразами, потащил Андрея из класса. Он старался отбиться, но, когда у психа что-то ломается в голове, он может и танк остановить.       Я дотащил Андрея до туалета и открыв дверь, закинул его туда. Мой бывший одноклассник пребывал в страхе. А я, с ухмылкой на лице, зашел, закрыв за собой дверь и не сводя глаз с Трескунова. — А ты боишься боли? — я улыбнулся, — а умереть ты боишься? — Мирон, я… — Боишься, я знаю. Так почему же ты смеешь сказать что-то в сторону Миры, прикрываясь мной? — я подошел к нему и со всей силы и всей своей ненавистью, ударил сидящего парня ногой по лицу.       Он отлетел в сторону, врезавшись в одну из кабинок туалетов, держась за нос. На кафель закапала кровь.       Он прятал лицо, а я, подойдя к нему, сел напротив, смотря в испуганные глаза Андрея. — Боже, как нехорошо получилось… Прости меня, пойдем! К медсестре доведу!       Я встал и протянул ему руку, он с недоверием смотрел на нее, а потом на меня. — Отказываешься от моей помощи, самоубийца?! — сжав руку в кулак, я ухмыльнулся, а затем разжал ее и взял Андрея за волосы. После, я с ноги открыл дверь кабинки, затаскивая его туда. — Мирон, не надо! — еще бы чуть-чуть и мой бывший одноклассник давился бы в слезах. Нет, тут даже крокодильи слезы не помогут.       Я задумался, отвлекая его и давая сказать. — Я понял, я осознал, отпусти, я больше не приближусь к Мире! Честное слово! Давай забудем этот инцидент?!       Да, давай. Но для начала я помогу тебе принять противный душ.       Он стоял на коленях, я держал его за волосы, вмиг, голова Андрея оказалась в унитазе. Трескунов пытался отбиться, но, я же предупреждал, Андрюш… Предупреждал, что только за один неверный шаг и одно неверное движение к Мире, я убью тебя.       Включив смыв, я наслаждался мольбами Андрея, его криками о помощи и улыбался, смотря на его беспомощность. В моих руках — он марионетка. Я решаю и делаю его следующее движение. Он — обычная игрушка. — Пожалуйста, Мирон, отпусти, я понял, я осознал! — кричал Андрей, я усмехнулся. — Нет-нет, — я вытащил его голову из унитаза, он отплевывался, — это еще не конец, — я потащил его к раковинам. — Что еще ты хочешь сделать?! — я посмотрел на лицо бывшего одноклассника, — пусти, я больше не притронусь к Мире и ничего ей не сделаю… — Вы все не понимаете сути этой жизни, — хмыкнул я, — вы делаете вид, что сочувствуете, вы делаете вид, что жалеете, делаете вид, что осознаете. Но вы не будете сочувствовать, жалеть и осознавать, если сами не побываете в некоторых ситуациях, которые хоть чему-то учат. Разбитый нос и принятие душа в унитазе — тебя ничему не научат, так что продолжим урок, — я включил воду в кране, и когда она была достаточно горяча для того, чтобы сжечь кожу, я подставил лицо Андрея под струи воды.       Он кричал, вырывался, и, как мне показалось, плакал. Плакал, как девчонка, плакал, глотая свои слезы. — Как тебе такое? Что-что? Любишь воду погорячее? Ни слова больше! — я открыл кран горячей воды на полную мощность.       Андрей кричал, кричал, а я слушал его крики о помощи. Давно бы сюда прибежала техничка, но, извини, Андрюх, она сегодня дежурит на первом этаже.       Я прекратил свои пытки тогда, когда в туалет кто-то зашел и тут же вышел.             Кинув Андрея в угол комнаты, я с усмешкой посмотрел на него.       Бывший одноклассник держался руками за лицо, плакал, просил о помощи. Я заметил, что он сорвал голос. Уж лучше бы этот ублюдок сорвал свой голос, чем говорил Мире что-то про ее мать.       Ни при каких обстоятельств нельзя трогать родителей. Это последнее ебаное дело. Родители — это те люди, благодаря которым ты живешь, говно, не смей говорить что-то плохое про родителей другого человека. Если у вас с ним какие-то непонятки, разбирайтесь сами, оскорбляйте друг друга, но уж никак не старших, давших вам жизнь. — Ты ненормальный псих, — выдавил из себя Андрей, посмотрев на меня глазами, полными слез, — ты ублюдок… — А где ты видел нормальных психов? — хохотнул я и подошел к нему, садясь напротив, на корточки, — надеюсь, этот урок тебя многому научил, верно? Например тому, что Миру трогать нельзя. Слышишь? Люди учатся на своих ошибках. Я понимаю. Но во второй раз — это будет не ошибка, это будет выбор. А если ты сделаешь такой неправильный выбор, я убью тебя, — я встал, уходя и оставляя Андрея в своих мыслях.       Не церемонясь, забрал рюкзак и вышел из школы.       У моего коррекционного класса уроки всегда заканчивались раньше, поэтому, терять мне было нечего.       По дороге из школы я встретил Дэна и Олега, но не заговорил с ними. Мне нужно было успокоиться после пыток с Андреем. И… я не считал виноватым себя в том, что сделал. Я винил Трескунова.       Пришел домой, мать застал рядом с бутылкой, отец был на работе. Молча прошел в свою комнату, кинул рюкзак в самый дальний угол и переоделся, осмысливая сегодняшний день.       Опять нахлынули воспоминания, из-за которых я стал таким. Избил Андрея и, как мне кажется, сделал так, что у него теперь на лице какая-то степень ожогов.       Запустил руки в волосы и смотрел в пол. Думал.       Из раздумий вывел стук в дверь. Нехотя крикнул: «Входите», и снова посмотрел в пол.       Зашла мать, вся трясущаяся, смотрела на меня, с мольбой в глазах. — Мирончик, будь другом, сходи маме за водкой, — она трясущейся рукой положила деньги на комод.       Я молча повернул голову в ее сторону. — Пожалуйста, дорогой…       Мама… это же я довел тебя до этого, но ты не знаешь. Не знаешь, что Дарина умерла из-за меня. Ты не знаешь этого, поэтому, я не могу тебя осуждать. — Сейчас схожу, мам, — удостоверил ее я.       Мама вышла, а я подошел к комоду и взял деньги. Оделся теплее, прошел в прихожую, накинул пальто и побрел в ближайший магазин, в котором мне всегда продавали выпивку.       «Интересно, а ты знаешь, что я сделал ради тебя с Андреем?» — шел и думал. Захотелось поговорить с Мирой, но, черт, я даже не знал, где она живет. Поэтому, молча продолжил идти к магазину.       Раздался телефонный звонок, нехотя достал его из кармана джинсов и посмотрев в экран, ухмыльнулся. Звонил Дэн.       Ответил. Подождал, пока друг соберется с мыслями. — Это ты Андрюхе и нос сломал и кожу сжег? — Пусть спасибо скажет, что я не убил его. Пока что, — немного подумав, ответил я и усмехнулся. — Надеюсь, на поминки не скидываемся? Денег нет, хоть ты тресни. — Его скорая забрала, — хмыкнул Дэн, — Мирон, я понимаю всю твою неприязнь к людям, но из-за каких-то банальных слов, ты ему, считай, жизнь сломал. — Починит, — отмахнулся я, — с Мирой все в порядке? — Ну, — задумался друг, — как сказать…       Я напрягся. — Увидев Андрея, она заплакала. Как думаешь, с ней все в порядке?       Боится… Мира боится меня… Она знает, что это я сделал с Андреем из-за нее. Боится, что в любую минуту с ней я сделаю то же самое.       Нет, не сделаю. Слишком она хороша для этого. — А потом, после того, как она увидела Андрея, она ушла домой. Вроде бы все, — рассказывал Дэн, — не боишься, что Андрюха заяву накатает?       Нет, я не боялся этого. Совершенно не боялся. Меня не посадят, папа решит все проблемы. Папе не надо, чтобы у его сына была плохая репутация. — Плевать хотел. Прости, к магазину подошел. Станет что-нибудь известно, звони, — не дождавшись ответа, я сбросил и зашел в здание магазина. Прошел к прилавку с алкоголем, выбрал водку и подошел к кассе.       Как всегда не возникло проблем с продавщицей. Ей было грубо говоря — похуй, а мне это было на руку.       С покупкой отправился домой. Мать была рада. Конечно, сынок растет — помощник бедным и убогим, блять.       Я не стал слушать ее благодарности, отдал водку и ушел к себе в комнату, закрывая дверь.       Лег на кровать и закрыл глаза, думая, как Андрею пришлось не сладко.       Улыбнулся.       Теперь он знает, что не смеет трогать мое.