«Ненавидишь?»

      «Каждый день умирает какой-то кусочек меня», — именно с этими мыслями я начал новый день. В окно светило солнце, поэтому, я смог проснуться без будильника.       Встав с кровати, я сонно посмотрел на телефон, лежавший возле кровати, на тумбочке. Взяв его, я прочитал несколько сообщений от Дэна.       «Мирон, это полный коллапс! Семейка Андрейки собирается подавать на тебя в суд!»       «У Андрея вторая степень ожогов…»       «Почему ты молчишь, придурок?!» — последнее сообщение я прочитал с улыбкой на лице, поэтому ответил только на него.       «Спал», — отправив сообщение, я отложил телефон и прошел в ванную, в коридоре я услышал очередную ссору родителей. Отец орал насчет того, что мать совершенно забила на себя. Та же, в свою очередь, кричала отцу что-то ненавистное. Не стал вникать, молча зашел в ванную. Скинул домашнюю одежду и включил воду. Встал под струи, которые одновременно пробуждали и расслабляли. Откинув голову назад, я прикрыл глаза, думая о нашей сегодняшней встречи с Мирой. Придет ли она в школу?       Приняв все водные процедуры и почистив зубы, я также тихо и незаметно, прошел в свою комнату. Оделся в школьную форму и посмотрел в зеркало.       Блядский пиджак, который всегда раздражал меня, в этот раз выглядел как-то по-особенному. Я усмехнулся, собрал рюкзак и со спокойной душой вышел из комнаты, подавая признаки жизни.       Родители ругались, находясь в гостиной. Не стал их отвлекать друг от друга, поэтому молча пошел в школу.       Сегодня было намного теплее, чем вчера. Светило солнышко, ветерок был теплым, напоминающий ветер поздней весны. Такой легкий, воодушевляющий…       Не заметил, как дошел до школы. Сразу же прошел в свой класс. Первым уроком — русский.       Одноклассники встретили меня со страхом в глазах, а другие, которые попали сюда по моей же причине, одобряюще проводили меня взглядом до моей парты.       Я сел, поставил локти на парту и запустил руки в волосы, стараясь привлечь как можно меньше внимания.       Тут же, в наш класс залетел Дэн с Олегом. Я лениво посмотрел на них и усмехнулся. Они волнуются не за меня, а за то, что там с Андреем.       Плевать я хотел, что там с Андреем, отныне, он побоится смотреть в сторону Миры. Моей тихой девчонке, которая через силу сказала мне: «Я ненавижу тебя». — Съебнули отсюда, — через зубы произнес Олег, посмотрев на моих одноклассников.       Никто из них не пошевелился. Все продолжили вести свои дискуссии. Я ухмыльнулся. Олег думает, что среди моих дебильных одноклассников он имеет какой-то авторитет?       Встал только я и подошел к друзьям, смотря на них с ноткой ненависти. Вообще — этот взгляд у меня был постоянным и именно такими глазами я смотрел на всех людей: друзей, родных и знакомых.       Я бы выколол себе эти глаза, да только… Как же я буду видеть, кто и когда обижает Миру, кроме меня? — У тебя проблемы, братан, — хриплым голосом начал Дэн, — папашка Андрюхи сегодня приедет к нам в школу, с инспектором по делам о несовершеннолетних. Еще, по рассказам Андрея, они собираются подать заявление. Скорее всего, если твои родители не примут меры, будет суд.       Я ухмыльнулся. — И кстати, насчет Миры, если тебе вдруг интересно, — продолжил Олег, — она сегодня пришла в школу, но… Какая-то запуганная, сложилось такое впечатление, что ее кто-то запугал. Может быть, повернутый отец Трескунова приезжал и к ней? Побеседовать, так сказать.       Я заслушался Дэна и Олега. Но в памяти отложились только слова о том, что Мира выглядит запуганной.       Я сорвался с места, полетел в другое крыло нашей школы. В то, где учились нормальные ученики.       У Миры сейчас была история, я вломился в кабинет, ища ее глазами. Учительницы не было, а Мира сидела за последней партой первого ряда. — Вышли отсюда все, кроме Миры, — спокойно начал я.       Ее одноклассники замешкались, но выходить не собирались. — Быстро! — гаркнул я и вмиг, никого в классе не осталось, кроме нас двоих. Мира вжалась в стул, направив свой взгляд в чертову книгу.       Я подошел к ее парте, скинул вещи, чтобы она наконец-то, блять, обратила внимание на меня.       Блондинка посмотрела на меня испуганными глазами. Я внушал ей страх и какое-то обречение. — Отец Трескунова запугивал тебя? — громко спросил я, недовольно сложив руки на груди.       Сердце вот-вот бы выпрыгнуло из груди, не из-за того, что я кого-то боялся, а из-за того, что боялась Мирослава. — Это не твое дело, — хмуро ответила она, снова отводя взгляд в сторону. — Я насильно заставлю тебя смотреть на меня! — разозлился я и взяв Миру за плечи, потянул на себя.       Она вскрикнула, но подчиняясь, встала, смотря только мне в глаза, не отводя их и не закрывая. Она думала, что я сделаю что-нибудь плохое. Нет. Не сегодня. Не в этот день. — Да или нет?! — я крепче сжал руки на плечах Миры, в глазах появились слезы.       Какой же я придурок…       Ослабил хватку, но не отпустил совсем. — Да… Они думают, что в том инциденте виновата я… — наконец-то призналась она, я усмехнулся, — но… Они говорят о моральном ущербе и требуют с меня больших денег… А у моей семьи таких сбережений нет… Это все из-за тебя! Это ты портишь мне жизнь! Где бы я не была — там обязательно мне встретишься ты! Что бы я не делала — ты обязательно сделаешь все наоборот! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ты ублюдок, загнанный зайчик в угол, ты жалок… Ты говоришь, что я беспомощная девушка, плакса и просто глупая девчонка! Но нет, Мирон, беспомощен из нас только ты! Только слабые могут обижать тех, кто не может им противостоять! Ты на вид только крутой, а на деле ты обычный ребенок, у которого отняли все внимание! Сначала… Два года до этого… Ты строил разные козни с помощью других, я терпела это… Подкладывание крыс в рюкзак — я тоже терпела, но когда тебе надоело, когда ты начал действовать сам… Весь этот год… Ты издевался надо мной! До этого хоть была какая-то надежда на то, что это другой человек, а не ты! А потом, мне стало все ясно! Все эти два года — это был один и тот же человек, который и прошлый год в открытую издевался надо мной! Сначала… Сначала все было не в открытую и я была рада, но потом… Когда ты начал действовать открыто, прижимая меня к холодным стенам, говоря различные гадости, поливая холодной водой, выгоняя на мороз… Все это время был ты! И я ненавижу тебя! Всеми остатками души — я понимаю, что питаю к тебе ненависть! И, ты слышишь?! Никогда и ни за что, ты не сможешь сделать так, чтобы я не ненавидела тебя! Ты навсегда останешься в моих глазах омерзительным парнем и жалким зайчиком!       Мои глаза увеличились в размерах. Она говорила это с такой ненавистью и с таким отвращением, что мне на самом деле стало обидно. Обидно до смерти, что это говорила она. Я ошибался… Слышать от нее слова о ненависти — это не самое лучшее, что я мог слышать от нее вообще. Когда она поддерживала меня… Это нужно было мне больше, но я не понимал, доводя ее до срывов…       Мира смотрела мне в глаза. Она уже не боялась, а просто ненавидела. Ненавидела всем сердцем.       Я не выдержал ее эмоций и не мог противостоять ее словам, поэтому откинул ее назад.       Она не удержалась, она упала, ударившись головой об стену, ведь ее парта находилась совсем рядом со стеной.       Она поджала губы. Я видел и знал, что когда я уйду, она заплачет, а после — уйдет домой. Но мне было плевать, я должен был ответить ей. Ответить то, что чувствовал. — Мне плевать, что они от тебя требуют и что они требуют от твоих родителей. Понимаешь? Плевать. И мне плевать на то, что ты ненавидишь меня, хоть я и пребываю в чувстве эйфории, ведь ты наконец-то признала свои настоящие чувства. Но мне не плевать на то, что ты считаешь меня запуганным зверьком, хоть я таким и не являюсь. Но, что ж… Если это действительно так, то я должен сказать тебе одну очень важную вещь… Издевался я над тобой не потому что ты слабая девчонка, а потому что это было для меня, как успокоительное, причиняя тебе боль, хоть и моральную, я получал облегчение. Ты же, блять, такая правильная… Помощь свою всем и каждому предлагаешь… А ты не думала, что эта помощь выходит тебе боком? Если бы тогда ты не показала мне, насколько ты жизнерадостна и позитивна, ты бы не получала от меня подарки, в виде дохлых крыс. Во всем нужно искать начальный корень проблемы, а не лечить то, что прогрессирует и уже далеко зашло. Ведь… всегда нужно разбираться с началом. Залечив последствия — ты не вылечишь болезнь полностью, потому что не избавишься от очага. Понимаешь? — я сам не понимал, что говорю, но мои слова показались мне, блять, такими философскими, что я, на мгновение, задумался над их смыслом.       Задумалась и Мира. — Все равно моя позиция неизменна, ты до сих пор остаешься запуганным зверьком.       Я не хотел дальше слушать ее, я просто молча ушел, теперь ища корень проблемы в себе. Где бушует этот очаг, чтобы я мог потушить его?..       На уроках не остался, отправился в больницу к Андрею. Если он не понял сразу, то я еще раз предупрежу его. В последний раз. Предупрежу о том, что, блять, пора бы все свои жалкие попытки сломить Миру — оставить в прошлом.       Я в действительности был запуганным зверьком, ведь, я заставлял людей забыть свое прошлое, а сам не мог расстаться с ним. Ведь в прошлом осталась моя сестра Дарина и вся моя радость.       Я прибыл в больницу, надел марлевую повязку, накинул на плечи белый халат и прошел в палату Андрея.       Он лежал у стенки, с перемотанным лицом и смотрел в потолок.       Я усмехнулся и направился к нему. Андрей посмотрел на меня и его глаза увеличились в размерах. Он узнал меня. По глазам, по походке и захотел залезть на потолок, лишь бы я не тронул его. Поздно.       В палате, кроме нас двоих, никого не было. — Я слышал, что отделение травматологии расположено чуть выше вашего ожогового центра. Попутешествуем, брат, по этажам? — я, не снимая повязки, улыбался, как идиот. Потому что мне нравилось смотреть в его глаза, в которых черти пляшут не от счастья, а от страха, чтобы скорее перенести свою смерть. — Что тебе надо от меня, если мы все уладили?! Ты и так инвалидом меня оставил! — закричал он, вскакивая с кровати и сторонясь меня. — Уладили? — я хмыкнул, — а то, что твой папашка потребовал компенсацию от семьи Миры, это тебе, блять, ни о чем не говорит?       Я схватил его за футболку, притягивая к себе. — Это было решение отца! Я к этому не причастен! — Да мне плевать. Что ты за тюфяк такой, который не может изменить решение своего отца? — я кинул его в стену. Он упал, но затем, снова встал и начал кричать, звать на помощь. — Нет-нет, дружок, сейчас все принимают людей после пожара, — я улыбнулся, а затем хмыкнул, — жаль, что придется такой красивый халат испортить кровью… Твоей, сука, кровью.       Я подошел к нему и взял за волосы, подтащил к железному ложе и со всей силы ударил его голову об эту железную технику, а точнее, об грядушку кровати.       Еще раз и еще, еще и еще… Раз, два, три… — Мне больно, ты конченный урод, я тебя в психушку засажу! — первое правило войны — когда вы находитесь в руках у своего врага, не стоит кричать грубости, из-за который вдвойне можете поплатиться. Андрей, этого правила, явно не знал, поэтому я повалил его на пол.       Он держался за голову.       Я оторвал железный прут от кровати. Черт, какая же у нас дорогостоящая медицина, а кроватишки нормальные купить не в силах.       Плевать.       Я размахнулся и постарался вложить в этот удар всю свою ненависть, похоже, у меня это получилось.       Ударил железной трубой Андрею по голове.       Получилось, что попал по челюсти.       Он вновь упал, сплевывая кровь и выплевывая зубы.       Перестарался… — Надеюсь, у твоего отца кроме судьи в друзьях, есть еще и отличный стоматолог!       Снова ударил его, но уже только по спине. Трескунов прогнулся и закричал. Кричи, Андрей, кричи! Но только своим сорванным голосом, ты вряд ли чего добьешься! — Встань передо мной на колени, — я ухмыльнулся, продолжая держать в руке трубу. — Не встанешь, я ударю тебя по голове. Еще раз.       Он, кое-как, встал и с молящими глазами посмотрел на меня.       Я был, как зверь, который играется со своей жертвой, перед тем, как ее съесть. Но, блять… Эта игра мне нравилась. Она поглотила меня всего и полностью. Я был бессилен перед этой игрой и устоять не мог. — Умница, Андрей, а теперь, позволь, я сделаю тебе асимметрию, — я размахнулся трубой с другой стороны и снова ударил его по челюсти.       Он упал. — Надеюсь, это останется нашим маленьким секретом, — я усмехнулся.       Трескунов выплюнул еще несколько зубов, а потом, со страхом в глазах, посмотрел на меня.       Мой халат был запачкан его кровью. Когда я бил его об грядушку кровати, он посмел забрызгать меня ею.       Чертов самоубийца… — Ну, Андрей, выздоравливай. Прости, что сегодня без апельсинов, но… Если твоя семейка или сам ты приблизитесь к Мире: я снова посещу тебя. Ты ведь не против, наверное? — я снял марлевую повязку и мило улыбнулся, — до встречи, — попрощался и пошел прочь, откинув трубу.       Плевать я хотел, что будет суд, плевать я хотел на то, что меня могут посадить, главное — я спас Миру от всемирных проблем.       Или, наоборот, создал их еще больше?..