Дожди(сь)

      Времени с прошлого сигнала прошло достаточно, чтобы начать думать о его бесполезности, целых трое суток: Дайна всегда ждет два или три дня, потому что вдруг у ребят накрылось оборудование, вдруг им приходится от кого-то защищаться, устранять поломку, или же попросту требуется время на путь к Си-24? Она терпеливо ждет, прислушивается к каждому шуршанию листьев снаружи, к каждой капле дождя, надеясь услышать долгожданные шаги или громкие голоса, кричащие о том, что их услышали, что они нашли место, откуда подавали сигналы и отныне всё будет хорошо. А, быть может, в ответ раздастся хоть один знакомый голос на другом конце передатчика? Ливни в Кёнгидо не прекращаются уже четвертые сутки, с мокрых деревьев и высоких кустарников папоротника блестящими бусинами, мелкими ручейками стекает вода, стучит по металлической крыше, словно упрямо норовит прорваться во внутрь и покончить со всем этим. Заполнить собою всё свободное пространство, такое непривычное, неизведанное, "неправильное" среди всей той новой жизни, правящей в покинутых краях вовсе не часами или днями - годами... Дайна на секунду задумывается о том, имеет ли здешняя вода собственные интересы, цели или душу, как все новые виды растений и животных, появившихся за столь короткий (по научным меркам) срок, и приходит к мысли, что даже влага в зараженной местности, ведомая какой-то неизвестной силой, пытается вытеснить из убежища чужака, коим девушка является. Тэиль наверняка захотел бы изучить этот феномен лично... Но ему сюда нельзя. Природа хочет заворожить, вскружить голову прекрасными запахами свежести и диковинных плодов, заманить красивыми пейзажами и возможностью лично соприкоснуться с чем-то невероятным, интересным, даже... мистическим? А как только получит своё, укутает мягким и дымчатым одеялом забвения, укроет невидимым стражем от прошлого, защитит от бед настоящего - и ты уже не вспомнишь, кем являлся всего пару минут назад... Ты уже никогда ничего не вспомнишь. Да и не захочешь вспоминать. Такова участь каждого, кто поддастся прекрасному обману и уйдет из базы без защитного костюма. Но ведь это относится лишь к обычным людям, не так ли? Что было бы, выйди наружу она? Порой так хочется наплевать на все правила, нажать заветную кнопку и ринуться вглубь леса выпущенным из клетки зверем. Дайна не понимает, почему, но ей кажется, что лес зовёт ее, что деревья говорят, шепчут и напевают тихие песни, что волки воют со стороны холмов не только потому что подают друг другу понятные лишь им сигналы, а потому что порой им очень одиноко и тоскливо; что там, между бесконечными зарослями и под тенью могучих ясеней она, наконец, почувствовала бы себя на родном месте... Ощущала бы себя целостной, ничуть не дефектной, какой видит сейчас, а пребывающей в гармонии со всем живым. Подобные мысли каждый раз удивляют, даже пугают, но мозг - не компьютер, его невозможно переустановить, очистить, запрограммировать рассуждать правильно и заставить думать только то, что хочешь или же не думать ни о чем вовсе. Утешают лишь вовремя вспомнившиеся слова Тэиля, его вечные предостережения: при столкновении со здешним воздухом она просто-напросто мутирует, разве что намного позже, чем здоровый человек, итог всё равно будет один и тот же. Какая разница, умрешь ты или превратишься в вурдалака, если человеком после этого ты уже не будешь никогда? Дайна считает - никакой. Разве что, перспектива умереть от непереносимости бактерий, чем веками слоняться по бесконечным дебрям, выглядит намного привлекательнее. Тишина в гостинице нарушается звонкой трелью будильника: на часах 7:00 утра и пора посылать очередное сообщение. Сегодня Со проснулась намного раньше, как оказалось, только для того, чтобы полюбоваться пасмурным серо-голубым небом и вновь не увидеть солнца: Юта как-то говорил, что здесь оно встает совсем с другой стороны, а слишком высокие деревья не дают золотистым лучам толком пробиться к земле, поэтому рассвет в половине провинции проходит незамеченным. Дайне иногда кажется, что дневное светило здесь не встает вообще... Хоть это и звучит бредово. Быть может, она уже попала в плен туманных лесов и сходит с ума? Небо просто темнеет к ночи, к утру становится более светлым и снова постепенно тускнеет ближе к вечеру. Время будто замерло для Кёнгидо в одном направлении, и каждый день прокручивает по памяти один и тот же период, снова и снова, в бесконечно вертящемся колесе Сансары, как запись на старой кассете, давно позабытой кем-то в магнитофоне. К слову, кассеты, как и магнитофоны, уже давно никто не использует, поэтому всё это похоже на бред маразматичной городской старушки, ностальгирующей по прошедшим годам. Дайна улыбается своим мыслям, быстро встаёт с мягкого кашемирового коврика в центре комнаты (не время рассиживаться), и направляется к панели навигации. Нужно оставить сообщение. Возможно, сегодня повезет и ее услышат. Несколько нехитрых приемов с сенсорными кнопками, выключенный будильник, два коротких введенных кода - и над светящейся панелью загорается пара зеленых голографических окон, представляющих собой рацию с диктофоном. Теперь можно смело начинать. Дайна нажимает "start" на обоих окошках и начинает со стандартных слов приветствия, однако останавливается, когда доходит до объявления координат, потому что в переднем иллюминаторе вновь появляется незваный гость. Светловолосый, слегка растрепанный и низкорослый мальчишка, на вид лет шестнадцати, одетый в обычные футболку и брюки. Весь промокший, со струйками дождя, стекающими по волосам, подбородку и одежде, прилипающей к худощавому телу, он стоит прямо за стеклянной стеной, в паре-тройке метрах, словно совсем ничего не чувствует, и пристально смотрит. Уже третий раз за неделю. Дайна хмурит темные брови, ловит себя на мысли, что ни разу не слышала ни шагов, ни еще каких-либо звуков его приближения, с ним определенно что-то не так, ибо следы мутации на лицо - радужка глаз намного больше, чем у здорового человека, а ещё она светло-зеленого, почти салатного цвета, светлая кожа приняла немного голубоватый оттенок. Или это отражение зелени вокруг? Девушка дописывает сообщение, не спуская с него глаз, проводит пальцами по длинной кнопке "off", разворачивается на колесиках стула к иллюминатору и подъезжает чуть поближе. Мальчик все еще стоит, окруженный аркой плетущихся корней и зарослей, и не двигается с места. Он не выглядит угрожающе и не преследует никакой цели, в его взгляде нет даже любопытства, в его взгляде просто... взгляд? Холодный, пронизывающий, нечеловеческий, заставляющий сердце сжиматься от бессилия, жалости и одиночества. Дети так не смотрят. Да что там дети... Взрослые тоже. Смотря ему в глаза Дайне хочется разрыдаться и поведать обо всём, что терзает её душу вот уже четыре года, потому что подросток смотрит так, словно видит Со насквозь и знает все ее сокровенные тайны. Мальчик также не смотрит с осуждением или упреком, он как призрак, который в считанные секунды прочел все мысли в голове человека и теперь дарит ему своим присутствием, пускай такую незначительную, но все же поддержку. - Как тебя зовут? - хрипло спрашивает девушка. Глаза предательски наполняются слезами, а в горле встает небольшой ком. Накопленная годами печаль словно одним большим ушатом воды сваливается на голову, хочется спрятаться, сбежать от этого взгляда или завязать себе глаза. Мальчишка, не спуская с нее взгляда, вдруг медленно тянется рукой к карману брюк, а у Дайны стук сердца отдаётся в голове колоколами, потому что раньше гость не двигался вообще и исчезал так же незаметно, как появлялся. То, что происходит, ненормально от слова совсем! Со прекрасно понимает, что их разделяет толстый слой прозрачной брони и ни о какой угрозе речи идти не может, но подсознание вопит об опасности, потому что сталкивается с подобным впервые в жизни. Её всегда учили тому, что зараженные не могут проявлять каких-либо признаков социализации. И она всегда в это верила. Бегающий взгляд темно-карих глаз, из которых текут слезы, устремляется вслед за коротким движением и застывает на маленьком черном яблоке, которое подросток достает из кармана и протягивает к стеклу. На фрукте чем-то заостренным аккуратно вырезаны несколько букв. "Как тебя зовут?" "Ченле" Мертвую тишину базы разрывает монотонное тиканье электронных часов и судорожный вздох младшего куратора, давшего эмоциям волю. И плачет Дайна вовсе не потому, что ей искренне жаль зараженного мальчика, которому она не в силах помочь, даже если очень постарается... Дайна плачет потому, что зараженному мальчику, с сочувствием улыбающемуся за окном, жаль её саму.