Дожди(сь)

- Он не выходил со вчерашнего вечера? - интересуется Доён. Девушка лишь отрицательно качает головой в ответ. Они сидят на скамейке в круглом застеклённом балконе госпиталя с видом на передний двор, смотрят как дождь омывает бледно-голубые стекла, слушают размеренный шум капели, ловят волосами прохладное дуновение ветра сквозь приоткрытые верхние ставни и пытаются прийти в себя после всех недавних событий. - Отказался говорить даже со мной. - тихо говорит Со и несильно чешет зудящее перебинтованное плечо. После погони в полях прошло двое суток, в ту ночь они чудом добрались до больницы благодаря Киму, который вовремя доехал и подобрал их на машине; на самом деле, не будь он поблизости, Со и думать не хочет, чем бы всё закончилось. Тэён оказался изрядно потрёпан - он точно не смог бы тащить ее на спине по трассе через все фермерские поля, не говоря уже о здании больницы, что находится еще дальше. Она вручила бледному, не выспавшемуся от беспокойства Тэилю свёрток цветов с письмом потерянного друга на рассвете, как только пришла в себя, после чего Мун поблагодарил её, заперся в лаборатории и до самой ночи оттуда не высовывался. Со показалось, что, когда половина ребят отправилось домой, а другие начали готовиться к дежурству, из-за его двери доносился звон бьющихся стекол, но сходить и постучаться второй раз девушка так и не решилась. На первые три стука в сумерках и короткое: "Тэиль, это Дайна... Мы можем поговорить? Пожалуйста." - ей ответила лишь опустошенная гробовая тишина, не требовавшая присутствия еще одного человека. Ему нужно время - решила она, и больше не навязывалась. Оставалось лишь надеяться, что из-за злости к самому себе её куратор не натворит никаких делов, ведь в кабинете полно всякого опасного лабораторного хлама, но Дайна уверила себя в том, что Тэиль слишком разумен для подобного рода глупостей. Он взрослый человек, знакомый с жизнью и её пинками намного лучше, чем она, и ему, действительно, порой просто необходимо побыть одному, дабы успокоиться и привести мысли в порядок для дальнейших действий. Она всегда думала, что хорошо понимает своего учителя, но каково ему сейчас - даже представить не может. Ведь она не знала ребят так хорошо, как он. И ей, на самом деле, очень жаль... Со едва слышно вздыхает и кладёт голову на плечо Доёну, здоровой рукой обнимая его за локоть. С грустью, затаившейся в глазах, наблюдает за каплями, прозрачными змейками стекающими по окнам, и старается не заплакать, как слабачка, потому что печаль на почве всего случившегося за последние несколько лет собралась в комок и скребётся изнутри раненым зверем, рвется наружу потоками талой дождевой воды вместо крови. Почему все так сложно? Прошел уже целый нудный серый день, такой же безрезультатный, как вчерашний, но ни она, ни Капитан Ли зараженного в местности больше не замечали; он исчез из виду со всеми следами, словно призрак, вместе с той темной полевой ночью, так же быстро, как появился, и навязчивое чувство, что они упустили не просто опасного человека, а кое-кого очень важного и значимого в их жизни, гложет её уже несколько часов подряд. Она даже спать нормально не может, и это вовсе не из-за ноющего от боли плеча. Никогда ещё течение времени не казалось ей столь длинным, растянутым, вязким, как липкая болотная грязь в папоротниковых лесах, и тревожно гнетущим. Тэён, после долгого разговора с биологом, на удивление всё понял без лишних скандалов, присущих его бесцеремонной персоне, лишь раздраженно хлопнул дверью и перед тем, как отправиться курить, язвительно заявил, что они все сначала подождут Тэиля. Позволят ему смириться с тем, что министерство, когда-то смертельно нуждающееся в помощи науки, объявило охоту на него и всех, кто помогает в "незаконных" опытах, дадут ему несколько часов необходимого уединения, перед тем, как всех их, скорее всего, дружно повяжут за сотрудничество, потому что в действительности никто из них не ведает, чего на самом деле ждать... Ким какое-то время сидит, не двигаясь, затем поднимает ладонь, мягко водит ею по спине девушки, поглаживая вдоль выпирающих позвонков, сверху-вниз, снизу-вверх, вложив в это простое движение все свои остатки тепла, но не сводит задумчивого взгляда с тех же гипнотизирующих мокрых стекол. Он не знает, как поступить, чтобы прекратить все их бесконечные неудачи, чувствует немую беспомощность с появлением каждой новой проблемы в жизни друзей, которым за недолгое время совместной работы ещё не стал настолько близок, как они друг другу, но точно успел привязаться сам, и мысленно делает вывод, что его поддержка сейчас - единственное подходящее лекарство. Бесплатная, но действенная панацея, которую он может подарить им, как и всё остальное, никогда ничего не требуя взамен. И она, естественно, срабатывает. Со расслабляет стянутые от нервозности мышцы и придвигается поближе, мазнув щекой о материал халата на плече, как кошка, оказавшаяся рядом с заботливым хозяином после долгой разлуки. По телу пробегает армия мелких мурашек, Доён держится, чтобы лишний раз не вздрогнуть и не нарушить столь умиротворенный момент; ждет еще некоторое время каменным изваянием, после чего переводит взгляд темных глаз на задремавшую девушку и невольно улыбается краем губ. Пускай отдыхает. Смотрит на забинтованное плечо, довольно отмечая про себя, что пятна крови больше не проступают сквозь белоснежные бинты: большую рваную царапину от пули они с Чону, ассистентом местного хирурга, обработали уже несколько раз, после того как младший Ким предварительно промыл и зашил рану позавчерашней ночью, а это значит, что с помощью быстрой (в сравнении с другими) регенерации Со, рана начинает заживать уже сегодня, что несказанно его радует. Доён на секунду вспоминает, как чуть с ума не сошел, решив, что случилось непоправимое, когда увидел сгорбившегося военного, выбегающего из кукурузного поля прямо ему на дорогу с окровавленной коллегой на плечах, и тут же отгоняет все плохие мысли прочь. Вон. Что было, то прошло. Сейчас не время думать о подобном. Уж лучше он сосредоточится на сегодняшнем дне, чем позволит себе воспроизводить в голове все варианты окончания той злополучной ночи. Он же врач, а хороший врач всегда должен надеяться на положительный исход событий и настраивать на них пациентов, чтобы они не впадали в депрессию, лишь усугубляющую течение болезней, не так ли? И если поддержка близкого человека - его лучшее лекарство, то Дайна, в какой-то степени, тоже пациент. Самый главный в его жизни, нуждающийся в понимании и заботе больше, чем кто-либо другой в этом вечно людном, но одновременно тоскливом и холодном месте. Из коридора, нарушая ход мыслей, доносится громкий голос какой-то весьма недовольной особы, вещающей о том, что она давно опаздывает на работу и "где этот ваш хваленый терапевт, когда он так нужен людям?" Доён усмехается и передумывает: Дайна точно не пациент, потому что пациенты порой очень назойливые и возмущенно-недовольные, а она единственная не вызывает в нем желания выключить телефон и сбежать из кабинета на пару часов как можно дальше, пока никто не замечает. Несмотря на то, что он так любит свою работу.

***

К пятому часу вечера, когда рабочий день подходит к концу и большая часть персонала уже расходится по домам, Ким стоит возле местами облезлой белой двери, хмурится и настойчиво в нее барабанит. Сначала его тоже долго игнорируют, но под врожденной упертостью вместе с уверенностью в победе, сквозящей в словах: - Я понимаю, что ты ушёл в нору зализывать раны и тихо копить злобу, как лис, укушенный за хвост собакой, но мне сейчас не до ваших разборок, и я не уйду отсюда, пока не добьюсь своего, поэтому открывай сейчас же, Мун, иначе я за себя не отвечаю. - добровольно заключенный все же сдаётся и отпирает. Доён толкает дверь ладонью, заходит в полумрачный кабинет с задернуными шторами, освещенный лишь тусклой настольной лампой, обходит сломанную тумбу, полки которой валяются на полу, и двигается в сторону рабочего стола. Под ногами хрустит стекло и Ким на секунду останавливается, рассматривая разбитые колбы для смешивания веществ, наклоняется и поднимает скомканный клочок исписанного листа из вороха блестящих осколков. Предвещающий грозу ветер тихо завывает через распахнутые окна, шелестя то взлетающими, то опускающимися от его напора шторами, и Доён думает о том, насколько всё плохо, раз так ненавидящий сквозняки друг спокойно восседает на стуле, распахнул все три окна. - Читай. - говорит Тэиль, не поднимая взгляда. Медицинский халат его местами порван в предплечьях, Доён непонимающе хмурится и распрямляет листок в руках. Света в комнате не так много, но Ким никогда не жаловался на зрение, поэтому без труда проходится глазами по корявым, бегущим строчкам и осознание приходит к нему вместе с удивленно поднимающимися бровями: то самое письмо, о котором говорила Ди. - Расскажешь мне, что произошло в Паджу девять лет назад? - спрашивает он тоном, скорее напоминающим требование, чем просьбу, и кладёт листок на стол, сунув его уголок под ножку лампы. Спину обдаёт холодным воздухом. Тэиль не шевелится, сидит на стуле, подняв на него одно колено и склонившись над двумя металлическими шприцами, один из которых пуст. Доён чувствует, как от холода кожа на руках становится гусиной, но тоже не двигается с места. - Из-за ваших дурацких секретов, я чувствую себя единственным, кто не знает правды, хотя должен был знать обо всём первым, потому что вы находитесь здесь под мою ответственность, - твердо добавляет он, не спуская с него взгляда. - Ты ещё с университета никого ни во что не ставил, кроме своих опытов, так прояви хоть каплю уважения сейчас, когда на кону не профессия, а жизни реальных людей, не будь мудаком, черт возьми. Я повторяю вопрос, что случилось с людьми из лагеря беженцев в Паджу? - В июле две тысячи двадцать седьмого года произошел взрыв в самой крупной лаборатории Центра Нео, и из Кёнгидо в Паджу военными было эвакуировано около пятидесяти беженцев, успевших спастись от массового заражения... - Спасибо, но об этом я знаю из новостей. Что произошло, когда вы с Сыченом работали в лагере? - Ты не знаешь о том, что эвакуировано на самом деле было не пятьдесят, как поведали СМИ и министерство, а около восьмидесяти человек, двое из которых оказались зараженными с иммунитетом к вирусу первой степени устойчивости, самой слабой. Мать и десятилетняя девочка. Объект хорошо охранялся, даже нас, биологов и нескольких стажеров, туда запустили лишь под охраной Центра с сопровождением отца Читтапона, в те времена ещё занимавшего пост управляющего компанией... - Продолжай. - Нам с Сыченом было велено проверить кровь каждого из них на наличие неизвестных клеток и бактерий, чем мы и занялись ближайшие пару недель. Стажерам мы поручили более легкую работу. Заражения выявлено не было, потому что иммунитет тех двоих, как в случае с Со, заставил организм поглотить опасные бактерии и замаскировать их под собственные. Тогда мы еще не знали, что такое возможно, это был первый год после взрыва, в лагере оказалось тяжелее, чем говорили, мы нормально не ели, потому что всё было слишком стерильно, под круглосуточным надзором военных, и толком не спали ночами, без конца проверяя выживших. Стариков, мужчин, женщин и детей разных возрастов... Они были такими уставшими и измученными, некоторые, естественно, закатывали громкие скандалы, ввязывались в драки с охраной, но их тут же усмиряли, никто ничего не мог поделать, поэтому мы смиренно выполняли свою работу, а они подчинялись приказам военных и выполняли наши просьбы, - Тэиль устало прикрывает глаза ладонью, будто вновь переместился в те ужасные времена и не хочет ничего этого видеть. Он нервно проходится пальцами по отросшим волосам, зачесывая их назад, но те снова отдельными прядями сыпятся в лицо. - В конце второй недели, когда мы уже паковали вещи и составляли отчеты для министерства, та самая девочка внезапно озверела посреди ночи и напала на нескольких людей в лагере. Мы сбежались на шум, когда охрана пыталась остановить её и других агрессивных, которых она заразила, развернулась потасовка... Люди, военные, медики, все кричали, бежали в разные стороны, толкались и падали, началась стрельба, за считанные минуты всё перетекло в полнейший хаос, я даже не заметил, как потерял из виду Сычена и остальных ребят, - тяжелый вздох. - Всего не понять по рассказу, Доён, это нужно было видеть своими глазами... Она сломала кости нескольким военным, мчалась через толпу людей в мою сторону и обычные пули её не брали... Кожа посинела, как у мертвеца, волосы побелели, а полные животной ненависти глаза смотрели прямо на меня. Не понимаю, на что она так злилась, может просто запомнила, как я брал у неё и матери образцы крови буквально предыдущим вечером, вероятно, какие-то крупицы разума ещё были при ней, не знаю. Отец Читтапона стоял рядом со мной с раскрытым ртом, он был шокирован происходящим, и я едва успел оттолкнул его в сторону, когда девчонка набросилась на нас. Она была невероятно быстрой и сильной. Я думал, что мое сердце разорвётся от страха, потому что слышать о зараженных по телевидению или от работников правительства - это одно, а когда на тебя в реальности нападает один из них - совсем другое. Словами не передать, какой ужас охватил меня, я боялся, что все мы умрем прямо там, на месте и никто нам не поможет, потому что видел, что военные не справляются, а зараженных с каждой секундой становится всё больше и больше... - Что случилось с господином Личайяпорнкулом? - тихо спросил Доён, он слушал, затаив дыхание, потому что испытывал долю сочувствия к другу, но в то же время хотел знать, как они выжили и чем всё закончилось. - Она сбила меня с ног, переметнула через Тэёна, тогда только начинавшего свою работу в охране, и вгрызлась управляющему в шею, несмотря на то, что я стоял намного ближе. Тогда я понял, что со злостью она смотрела не на меня, а на отца Читтапона, кричавшего на её мать два дня назад, когда та в очередной раз закатила скандал при проверке. Тэён выместил на ней весь магазин, но было уже поздно, глава компании погиб, а девчонка переключилась на меня, вывернула мне руку и пыталась укусить, когда Ли вдруг выстрелил в неё из электрического бластера с зарядом в 80 тысяч вольт переменного тока. Девочка сгорела прямо передо мной, я до сих пор помню её глаза, полные отчаяния и боли... Я думал, что сошел с ума. Тэён тащил меня, брыкающегося и кричащего, за шиворот через всё это безумие с дерущимися людьми и нескончаемым обстрелом, по лужам крови на земле, прямиком к зданию штаба, где нас встретили несколько военных, Сычен и всего один выживший стажёр. Оттуда нас вместе с Ли отправили в Сеул на вертолете, где спустя два дня мы узнали, что все до единого беженцы лагеря вместе с зараженными военными были оцеплены и расстреляны по приказу правительства, потому что выявить, кто заражён, а кто нет, было уже невозможно: их кровь оставалась нормальной до того самого момента, пока они не начинали сходить с ума, а ждать, когда все восемьдесят человек по очереди начнут звереть, и рисковать обычными жителями Паджу, они просто не могли. - Господи... Доён судорожно выдыхает и приземляется на стул напротив, потирая запотевшее от напряжения лицо ладонями. Они убили всех спасенных жителей Кёнгидо, а по телевидению сказали, что их было всего пятьдесят, и что половина из них выжили, в то время как людей оказалось намного больше. Никто не выжил. Взрослые, старики, подростки и дети... Совершенно не виновные во всём произошедшем, из-за какой-то дурацкой лаборатории с секретными опытами. Их загнали как скот и безжалостно расстреляли вместе с собственными военнослужащими... Это немыслимо. Неужели это та самая мирная страна, в которой он и его родные проживают с самого детства? Он попросту не может поверить своим ушам... Воцарилась недолгая тишина, нарушаемая лишь монотонным тиканьем настенных часов и периодическим стуком штор друг о друга. - Значит, ты не знал, что Сычен был заражен? - Никто не знал. После возвращения в Центр он как обезумевший принялся дорабатывать нейтрализатор, который начали создавать биологи ещё в Кёнгидо, но я думал, что он просто испугался увиденного, поэтому с радостью согласился помочь. Нам удалось добиться нужной формулы всего за месяц, и это был настоящий успех. Мы знали, что он может с легкостью останавливать мутационные процессы, но то был лишь временный эффект. Чтобы создать идеальную сыворотку, способную полностью истребить вирус, нужны были годы непрерывных исследований, и я немедленно взялся за её изучение. Сычен же оставил меня и занялся доработкой нейронного блока, помогая в проекте Куну, близкому другу. Потом мы уже не контактировали так много, как раньше, ибо каждый был занят своим делом вплоть до наступления той самой экспедиции, в которой он исчез. Выходит, он смог продержаться на нейтрализаторах целый год, чтобы закончить начатое, и когда понял, что ждать больше нельзя, вызвался пойти вместе с Ютой и его группой. Я просто оказался слеп... - Как долго ты колешь нейтрализаторы Дайне? Тэиль вдруг коротко смеется, прыснув со свистом, словно безумец и смотрит на него, сквозь темные волосы, упавшие в глаза: - Боишься, что она заразит тебя, кролик? - Никогда об этом не думал. Так сколько? - Пять лет, по два раза в неделю. У неё иммунитет третьей степени, Доён, самый сильный. Она не заразна и, более того, пока не мутирует сама. - У неё побелели волосы и изменился цвет глаз, это ты называешь "не мутирует"? - Доён сцепляет зубы и смотрит на него со злостью, потому что привычка Муна всегда недоговаривать правду начинает выводить из себя. - Она начала меняться лишь потому, что отправилась в последнюю экспедицию и вступила в контакт с зараженной экосистемой. Нейтрализаторы каждый раз подавляют эти процессы, возвращая её организм в прежнее состояние до следующих новых контактов, и если мне удастся создать вакцину, которая позволит замедлить их на многие года, она сможет прожить на ней долгую и счастливую жизнь, понимаешь? Вопрос лишь в другом... - Захочет ли она этого сама? - Верно. Зараженные могут чувствовать других зараженных на сенсорном уровне, их тянет друг к другу и к эпицентру заражения, словно магнитом, и, если она решит, что должна смириться, и Кёнгидо, действительно, окажется способным спасти разум мутирующих, её не остановить. Так же, как невозможно было остановить Сычена и Юно. Этот вирус - как паразит, Доён. Грибок, который забирается в человеческий организм, устраивается в нём, как у себя дома, и начинает дёргать за ниточки, постепенно захватывая управление системами, пока не подчинит себе всё тело и мозг. Большинство не выдерживают и сходят с ума сразу же, как те, кого покусала та девочка, некоторые держатся какое-то время на нейтрализаторах, как Сычен, и лишь небольшое число людей могут жить годами, потому что их тело защищает иммунитет. Такие, как Дайна, Ёнхо и Юно. Последний, если это правда он, уже начал терять рассудок, ибо слишком долго находится за пределами зоны карантина и давно уже не кололся. Ничего не предпримем - и нас ждёт настоящая вторая катастрофа, сравнимая по силе с первой. Мы все погибнем менее, чем за одну неделю, Доён... Ты же врач, поэтому должен, как никто другой, понимать, насколько всё рискованно. Доён устало вздыхает, роняет голову в руки, потому что слишком много информации за раз, голова раскалывается в попытках переварить всё сказанное, и он понятия не имеет, что теперь со всем этим делать. Всё действительно намного сложнее, чем представлялось; он впервые может признать, что хорошо понимает Дайну, которая часто немигающе смотрит в одну точку и повторяет "мы зашли в тупик". Они все до единого врезались в этот чертов тупик и неистово бьются о прочные кирпичные стены, которые ничем не проломить, в бесполезных попытках выбраться. Ким невольно вздрагивает, когда часы Муна начинают пиликать внезапным напоминанием и тот их отключает. Тэиль смеется над его реакцией, бубнит что-то вроде "ну точно кролик, ты посмотри на себя" и с хладнокровием психопата вонзает себе в ногу второй укол, вкалывая содержимое. Доён даже не удивлен. Почти. Он предполагал, что рано или поздно такое может произойти, и сейчас чувствует лишь благодарность, адресованную своей интуиции... Вкупе со злостью на самого себя, потому что вовремя не прислушался к ней и не отказал этим двоим в помощи найти работу. Не смог. Доброта и преданность давней дружбе в очередной раз жестоко подвели его. - Как долго ты сидишь на нейтрализаторах? - спокойно спрашивает он. Очередной сильный порыв ветра вырывает письмо из-под лампы, сдувая его со стола, как никому ненужную вещицу, колышет волосы биолога, и Доён на секунду встречается взглядом с его зелёными глазами, в тот же миг окрасившимися обратно в карий. Лекарство начало действовать быстрее, чем он думал. Ким вновь осматривает разгромленный кабинет и делает вывод, что теперь намного лучше понимает причину случившегося той ночью. Тэиль дышит тяжело и отвечает слегка подрагивающим голосом: - Пять лет. С тех пор, как Ёнхо набросился на сестру и мне пришлось останавливать его голыми руками. - Ты убил его? - Я вколол ему слишком большую дозу, и он скончался, потому что все его клетки оказались мутировавшими, а нейтрализатор начал разрушать их со скоростью света... У меня не было выбора, она могла пострадать. - Боже. Она знает об этом? - Она думает, что он умер, не выдержав клеточных изменений, и лучше, если всё будет оставаться именно так, а не иначе. - Боишься, что возненавидит тебя? - Со не такая... Боюсь, что она однажды перестанет бороться за свое право быть человеком, что вполне возможно, учитывая все последние события. - Немного эгоистично с твоей стороны, тебе не кажется? Впрочем, ты же всегда был эгоистом, чему я удивляюсь, - Доён лишь горько усмехается и поднимается с места, разворачиваясь к двери. - Приведи здесь всё в порядок и покажись ученице в адекватном состоянии, если хочешь сохранить с ней прежние отношения. Она беспокоится. И надеюсь, ты осознаешь всю ответственность, потому что в больнице столько же народу, сколько было в лагере... Выходит, я уговорил дядю впустить сюда двоих зараженных, а он и другие ничего об этом не подозревают. Не подведи нас всех, пожалуйста. - последнюю фразу он произносит намного тише, чем хотел, со сквозящей мольбой и страхом. Не за себя. За близких и знакомых, ибо если Мун прав, то всех их скоро ожидает нечто страшное. - Доён... Ким напряженно останавливается у двери, держась за опущенную ручку, но не оборачивается. - Ты все ещё мой друг детства, поэтому я хочу дать тебе совет: если ничего не выйдет, пожалуйста, подготовь себя заранее к тому, что Со может покинуть нас... Потом будет не так больно. - Знаешь, ты прав: я всего лишь врач, а не ученый, - говорит вдруг Доён, прочистив горло. - И, как врач, я считаю, что к такому невозможно быть готовым. Больно будет в любом случае, Тэиль... Такова наша жизнь. - и выходит в коридор, захлопнув за собой скрипящую дверь.