Дожди(сь)

      На перекрёстке трех дорог у старой заброшенной водонапорной башни стоят двое. Мягкий свет одиноких фонарей - единственное, что освещает тихую ночную улицу. Никаких желтых окон в полосах простирающихся неподалеку частных домов, ни единого людского шума, словно всё вокруг вымерло или погрузилось в глубокий беспробудный сон; на чернеющем небе ни луны, ни звезд, лишь бескрайняя бездонная пустота, готовая разверзнуться гигантской пастью и проглотить всю территорию провинции, целую страну, весь этот никому ненужный надоевший мир в любую секунду. Время застыло, совершив короткий непрерывный поворот вокруг себя самого, петля затянулась, замкнулась холодным кольцом, только вовсе не на шее (как жаль на самом деле), а на сером, поросшем мхом и потрескавшемся влажном асфальте, которому Бог знает, сколько уже лет. Невесомое касание прохладного ветерка верхушек кукурузных стеблей в лежащих поблизости полях, цыканье насекомых в пушистой траве за полуразрушенной изгородью и человек в клетчатой рубашке, стоящий прямо под фонарем напротив неё. И больше никого. Совсем. Крошечные островки золотистого света ровно друг перед другом, отбрасываемого двумя фонарями, как единственное, что способно спасти их от разрастающейся уличной тьмы, погружающей в себя все живое, и неизвестных жутких звуков, с каждой секундой возрастающих во внешне умиротворенной, но в действительности довольно гнетущей, напряженной тишине. Со кажется, что они находятся вовсе не в провинции, а где-то совсем далеко от привычных ей населенных мест, где-то в самом сердце затерянного сюрреалистичного Кёнгидо, однако оцепленная зона карантина, насколько она помнит, не обставлена никакими фонарями, и никогда обставлена не была, поэтому девушка тут же отбрасывает глупую навязчивую мысль, устремляя затуманенный взгляд на знакомую фигуру перед собой. Черная тень на лице и теле не позволяет толком разглядеть его, но рыжеватая от падающего на нее света макушка со слегка взлохмаченными волосами и так уже даёт многое понять. Изучающий взгляд, направленный на девушку, чувствуется зудящей от волнения кожей почти что физически. Дайна усиленно сглатывает из-за нервозности, сковавшей все тело, её таинственный встречный же, напротив, спокоен и уравновешен как многовековая нерушимая скала. Стоит вразвалочку, облокотившись широкой спиной на столб фонаря и сунув руки в карманы штанов так, словно находится не возле безлюдной ночной трассы, а вышел на ежедневную вечернюю прогулку. Ничего странного, удивительного или непонятного, ведь всё по расписанию. Самая обычная, ничем не примечательная прогулка по родной и привычной душе местности. Давай прогуляемся вместе, Со? Что, так не любишь, когда тебя зовут по фамилии? Хорошо... Он ведь любил гулять по вечерам, смотреть на звезды, вдыхать свежий ночной воздух полной грудью и наслаждаться этой особенной, успокаивающей измученную тревожными мыслями душу тишиной, не так ли? Откуда ты всё это берешь? Просто знаешь. Лучше не задавай лишних вопросов, не забивай голову всякой ненужной ерундой, не напрягай поврежденный воспоминаниями, ноющий от боли разум, не думай ни о чем, отбрось, словно бесполезный мусор, как можно дальше всё, что тебя тревожит... Не пытайся разобраться в том, что давным-давно запуталось, потерялось в самом себе, лучше не пытайся... Просто слушай, впитывай информацию и наблюдай. Ты же умеешь. Порой коварная судьба дарит нам ничем не обоснованные яркие картинки, кусочки чего-то большего, на первый взгляд совсем не кажущиеся важными. Осколки от разбитой некогда огромной мозаики, перемешавшиеся между собой. Осколки, разбитые тобой. Ты же сама всегда находишь их не в правильном порядке, а вразброс, забыла? Сначала один, потом второй, затем третий, и все они совершенно разные, уникальные по-своему, бессвязные - ни одна картинка не имеет четкого начала и вразумительного конца, как твоя собственная недолгая жизнь, но разве все это когда-нибудь тебя останавливало? - Разве это остановит тебя сейчас? Словно сканером по утаённым мыслям, безжалостно просмотренным, вывернутым наизнанку, тихий мелодичный шепот в полумраке глухой Вселенной, скукожившейся невидимым, но ощутимым давящим вакуумом до размеров всего одного маленького перекрестка, испещренного двумя дисками света. На пересечении света и тьмы всегда рождается что-то совершенно невероятное, иное по своей природе, выделяющее огромное количество энергии как после взрыва сверхновой, согласна? На границе двух накрепко связанных разумов клочки света вдруг теряют свои прежние цвета: её островок заметно тускнеет и холодеет в сравнении с его золотистым кругом, становящимся только ярче. Не просто диски света, вовсе нет, а самые настоящие солнце и луна тонут в поверхности земли, растекаясь мягким завораживающим сиянием в чернилах ночного мира под ногами двух разведенных сложной старухой по имени Жизнь, но навечно единых душами человек. Металлическое покрытие фонаря за головой парня ржавеет, покрывается ползущими змеями-трещинами, постепенно теряет чешуйки стертой обуглившейся краски, которые ветер остывшим пеплом кружит вокруг неподвижного тела, сейчас медленно запрокидывающего голову назад, устремляя нечитаемый взгляд в пылающее ядро света, что моргает над ним и отбрасывает на кожу плавные живые тени. Ветер не сильно треплет кончики пшенично-карамельных волос, обнажая лоб со слегка хмурыми морщинками, вызывая желание мягко коснуться их кончиками пальцев и попробовать разгладить. Проверить, взаправду ли все это или же очередная насмешка над ее работающим на износ мозгом... Так угасает прежняя жизнь. Последние живые воспоминания умирают, покидают подавленное болезнью сознание, прощаясь со своим утомленным владельцем, отчаявшимся из раза в раз яростно бороться с сегодняшним днем за то, чтобы выиграть хотя бы мимолётные мгновения завтрашнего. Ночной перекресток во тьме - конечная инстанция, замкнутый круг на задворках разума, где хоть что-то ещё успело сохраниться не тронутым врагом в лице вируса, треклятый тупик в их длинной, тернистой и затянувшейся дороге, проложенной еще много лет тому назад, но разве всё это может взять и закончиться здесь и сейчас? Разве она может позволить еще теплящейся слабым огоньком жизни оборваться так легко и быстро, безо всяких шансов на спасение? Может, ибо устала сама настолько смертельно, что готова без колебаний погаснуть вместе с ней... Но только не сегодня. - Не остановит, ты же знаешь. Ты хорошо меня знаешь, Юно, так зачем спрашиваешь? Я уже ничего не боюсь. - хриплым тоном, режущим массивную тишину ночи, словно ребристым лезвием пилы по влажной древесине. Мир вокруг протяжно воет и трещит по невидимым швам, словно не хочет слышать такого ответа, не терпит подобного рода упрямства и вообще, давно не терпит ее саму. Скрежет разрывающейся реальности такой ощутимый, что битыми осколками хрустит на зубах, их даже мерзко сводит на какое-то время вместе из-за нервного спазма и хочется сжать челюсть с невероятной силой, способной в миг её сломать и положить всему конец. Слишком неприятно и жутко. Вибрации змеями по продрогшему маленькому телу, по саднящим коленям и на кончиках пальцев, вибрации повсюду: в разряженном воздухе, в невидимом небе и мутной земле под ногами, словно в бесконечном космическом пространстве... Ещё немного и, кажется, она начнет смертельно задыхаться от этого давления. От отсутствия массивной, крепкой опоры. Но сейчас ей плевать. - Ты погибнешь, если не послушаешь их. - Значит, так и быть, раз суждено… Погибнем вместе, как в дурацкой сопливой мелодраме, ты же не против? - Глупая. Это не игра на выбывание в кругу пьяных друзей, я не хочу, чтобы ты пострадала. - Я уже пострадала достаточно, чтобы не оборачиваться назад. Хватит меня запугивать! - в злости и отчаянии кричит Со. Голос эхом соскакивает с несуществующих стен, тонет противной дрожью в вязкой, живой темноте, пока она не начинает поглощать его, полностью впитывая в себя. - Знаешь, что делают по ночам мотыльки? - парень медленно опускает голову и смотрит на нее в упор. - Завороженные прекрасным светом, они летят к его источнику в надежде на что-то лучшее, но приблизившись ближе, чем следовало, сгорают заживо в его беспощадном неистовом пламени, навеки теряя свои крылья и душу. Они умирают, Ди. Добровольно и беспечно. Красивое самоубийство. И ты сейчас ведешь себя как самый настоящий мотылек. - Не понимаю, причем здесь... - Просто не будь порывистой бабочкой, стань рассудительным взрослым человеком. Постарайся все забыть и живи... - Я не хочу ничего забывать, черт возьми! Перестань все решать за меня! - девушка срывается с места, перебегает пролегающую между ними трассу и, когда до Чона остаётся всего пару шагов, он вдруг усмехается, рассыпается гигантским серо-голубым облаком пепла, сотканным из тысячи безумных бабочек, набрасывающихся на неё. Дайна кричит, отмахиваясь от насекомых, спотыкается о собственные ноги, но падает не на землю, а в какую-то глубокую бездну, камнем летит в непроглядную черную пустоту, окруженная ворохом мельтешащих мотыльков и, наконец-таки, просыпается. Слышит чей-то жуткий вопль и рык, смешанные в один пугающий, нечеловеческий звук, открывает зеленые глаза, шумно вдыхая стерильный воздух, и вместе с тем понимает, что издала его сама. Она сидит на кушетке в кабинете биолога (иммунолога – по табличке), окна закрыты и завешаны шторами, над головой светодиодная лампа, принесенная еще месяц назад из старой операционной, а прямо перед ней хрипящий Мун Тэиль, который всеми силами пытается освободить свою шею из железной хватки. - Дайна, пожалуйста, - едва слышно говорит он, стараясь разжать её пальцы. - Ты задушишь меня... Со видит в его слезящихся от боли глазах неподдельный ужас, замечает посиневшие вены на собственной бледной руке, всё сильнее сжимающей шею куратора, и наполовину набранный шприц, что медленно катится по столику для инструментов. Значит, хотел уколоть её? Тело натянуто, как звенящая струна, каждая мышца, каждая клетка находятся в напряжении и буквально вопят о том, что организм хочет все разнести, выбраться отсюда и убежать прочь; девушка отвлекается на различные звуки во всем здании госпиталя, ставшие невероятно громкими для слуха обычного человека, и, резко вспомнив о том, что причиняет учителю боль, отпускает его... Чтобы тут же стянуть со своего предплечья резиновый жгут и привязать им его руку к металлической боковине кушетки. Тэиль судорожно кашляет, пытаясь восстановить дыхание, и еле держится на двух ногах, но вдруг изворачивается змеей, упрямо хватая свободной рукой шприц и замахиваясь им над её ногой. Всё происходит настолько быстро, что времени на обдумывание ситуации просто нет: поддаваясь инстинктам, Со бьёт его по локтю ребром ладони, выбивая из легких болезненный полувздох, не очень сильно, но достаточно, чтобы мгновенно дезориентировать, и ловко выхватывает из ослабевшей руки инструмент. Спрыгивает с кушетки, снимает с себя давно безнадежно испорченный халат, разрывает его на части и одной из них, самой тонкой, привязывает к боковине вторую руку всё ещё кашляющего, но неплохо сопротивляющегося Муна. - Дайна... Прошу, я должен уколоть тебя... Тебе плохо, ты меняешься... Позволь помочь тебе, пожалуйста! - с трудом отдышавшись, с мольбой в охрипшем голосе просит её Тэиль, сутулой бледной фигурой склонившийся над кушеткой. Его лицо покраснело из-за удушья, родные глаза наполнились слезами и глядят на неё из-под влажной темной челки так душераздирающе, как никогда раннее. Сердце пропускает удар, сжимается и больно ноет от столь непривычного, болезненного взгляда: он действительно боится за неё и вовсе не пытается сделать ничего плохого, а её слетающему с тормозов разуму срочно нужна вторая доза нейтрализатора, потому что за последнюю неделю его кололи всего раз и, как итог непредвиденных встреч, четырех кубиков оказалось совсем недостаточно. Она прекрасно всё понимает. Но она также понимает, что не может позволить себе ослабнуть сейчас и лишиться единственной возможности поймать того, кто тревожит все мысли и всё чаще вторгается в сознание, пробуждая кошмарные сны, уже неотличимые от реальности. Поэтому девушка пятится назад, виновато глядя на учителя, не разрывая взгляда, и, когда до двери остаётся всего несколько шагов, разворачивается, игнорируя его голос, сорвавшийся на отчаянный крик. - Дайна, не уходи! Тебе нужен нейтрализатор, не делай глупостей! Подожди хотя бы Доёна, слышишь?! Громкий скрежет кушетки, которую Мун пытается от себя отцепить, не останавливает её: Со выбегает в коридор, пока не передумала, и захлопывает за собой дверь, трясущимися руками запирая её на ключ, предварительно стащенный с рабочего стола куратора. Сердце бешено колотится в груди обезумевшей птицей, пойманной в клетку, на щеках и в глазах соленая вода, затмевающая весь обзор, но она не возвращается, даже когда в кабинете раздаётся сильный грохот, и Тэиль начинает яростно барабанить в дверь, грозясь ее выломать. - Дайна, открой! Ты не продержишься долго, процесс уже пошел, тебе необходима помощь! Мы вместе что-нибудь придумаем, я обещаю! Ты, я и Доён, справимся со всем этим вместе, мы же команда, мы всегда помогали друг другу, ты сама так говорила, забыла? Прошу тебя, Ди, открой эту чертову дверь... Крики в кабинете постепенно стихают, превращаясь в затихший обреченный голос, несчастную дверь оставляют в покое, но прислонившаяся к ней спиной Со знает, что учитель стоит прямо позади неё. Просто чувствует. Закрывает ладонями уши, чтобы ничего не слышать, затем лицо, будто хочет спрятаться от всего мира, губы, царапая ногтями влажную от слез кожу, и дрожит от беззвучных всхлипов, от жгучей ненависти вперемешку с жалостью к самой себе, становящейся настоящим чудовищем, и пытается успокоиться с помощью мыслей о том, что так будет правильно. Верно. Тэиль всегда защищал свою неуверенную, глупую, бесхребетную ученицу и помогал ей, ещё с первых месяцев их знакомства в Центре, теперь же всё полностью изменилось: настала её очередь оберегать его. И она сделает всё возможное, даже если для этого понадобится обратиться монстром и умереть. Довольно с него затаенной боли, беспристрастного самопожертвования и всего этого повторяющегося дерьма, сегодняшней ночью она не позволит ему пострадать. - Я не забыла, Тэиль… Прости. – тихим шепотом в полумраке коридора с моргающими из-за грозы люминесцентными лампами, но они прекрасно друг друга слышат. Дверь старая, деревянная и тонкая, а слух усилен настолько, что можно отлично распознать даже мышь, юрко пробежавшую за углом. - Ты не сможешь поймать его в одиночку, возьми с собой хотя бы Доёна или Ли, они должны быть на первом этаже, спустились проверить проводку… Пожалуйста, сделай как я говорю, не рискуй так… Я не могу потерять тебя, – просит тихий голос на той стороне, и Со хочется разреветься, как слабой маленькой девочке, которая на самом деле никогда не хотела расстраивать родителей, но именно так и поступила. Она всегда его расстраивает. Желание впасть в истерику прерывается на корню, как только мозг осмысливает первую фразу. - Постой… Доён и Капитан Ли внизу? Они ушли вместе? Как давно? – забыв обо всем, в ужасе спрашивает Со. - Минут двадцать назад. Доён не хотел никуда идти, но я настоял и отправил его с ним, чтобы он… не застал тебя в подобном виде. Решил, так будет лучше, а что? – непонимающим тоном из-за двери. - Ничего, кроме того, что это был вовсе не Капитан Ли. Неужели ты ничего не почувствовал? - Боже. Ты серьезно? Я кололся только сегодня, что необычного я мог почувствовать? Постой, выпусти меня немедленно, Со! Ни в коем случае не ходи туда одна! Это опасно, слышишь? – и снова настойчивый стук ладонью о ветхую деревянную поверхность. Но девушка не отвечает ему, потому уже бежит, сломя голову, в направлении к лестнице, ведущей на первый этаж. Дайна знает, кто вытащил ее из полей два дня назад, знает, что доверчивый Ким может долго не заподозрить умелого подвоха, и до дрожи в коленях боится не успеть.