Дожди(сь)

      - Доён, скажи, ты когда-нибудь задумывался над тем, что растения могут чувствовать, общаться между собой и даже любить? Настенные часы в палате отстукивают привычный ритм, время неумолимо движется вперед, хотя порой кажется, что оно застывает ненадолго, замедляя свой и без того медленный ход до невозможного в этих серо-белых тоскливых стенах. Тем не менее, жизнь продолжается, не щадя никого, день сменяется ночью, ночь - очередным опостылевшим днем, и так каждый раз в бесконечной веренице вращающихся суток, словно в колесе вечной мельницы, хозяин которой бессмертен и работает без выходных. Порой Доёну кажется, что в этих глухих местах он перестаёт различать дневное время суток от ночного - настолько уставшим морально и физически он себя чувствует. В итоге по возвращении домой сил хватает лишь на то, чтобы поужинать вместе с матерью, принять душ и провалиться в беспробудный сон до самого утра, которое вновь встретит его быстрыми сборами, вечно опаздывающим облезлым автобусом и суетящимися больными подле кабинета. Тихие шаги девушки, поднявшейся с кушетки и направляющейся к окну, словно морок развеивают рой спутанных, жужжащих мыслей и возвращают его в реальность. Задумывался ли он когда-нибудь о растениях? О том, что из себя представляет новая болезнь? Как теперь будут жить люди и стоит ли с этим бороться? Нет... Скорее молча внимал, проглатывал, переваривал всю информацию и продолжал усердно работать, поддаваясь течению времени с мыслями "будь, что будет", чтобы забыться в паутине беспокойных дней и не ломать лишний раз голову. Даже с родным дядей Сунаном о вирусе и зараженных они обмолвились всего раза два-три за все последние годы, но быстро пришли к выводу, что не могут обсуждать то, природы чего совершенно не понимают. В этом не было никакого смысла. Единственное, что они могли сделать: продолжать лечить людей от тех болезней, которые ещё поддаются медицинскому лечению. Не вмешиваться в то, что их не касается, не пытаться разобраться в проблеме, с которой они никак не связаны и никогда связаны не были. Теперь же он понимает, что поступал ужасно глупо... Ведь со всем этим научным бредом всегда был связан Мун Тэиль, друг детства, а также вся его семья, когда-то жившая в двух кварталах от дома семьи Кима, а значит, к событиям десятилетней давности имел отношение и он сам. Пускай косвенное, не буквальное, но все же имел. Хватает и того, что Тэиль его друг. Доён помнит о том, как они, маленькие и упорные, вместе грызли гранит медицинских наук в сеульском университете, как их студенческие дороги разошлись в конце второго курса, после того, как Тэиль, ведомый высокими амбициями и безграничным интересом к клеточным исследованиям, предложил ему перевестись вместе с ним на научно-биологический, а он отказался и твердо закрепился в лечебном деле. Тэиль, как настоящий друг, вовсе не обиделся, похлопал по плечу, сказал, что это его собственный выбор, пожелал удачи в учебе, но времени видеться так часто, как раньше, у них отныне не было. Сейчас Доён ничуть не жалеет о том, что тогда отказался и занялся тем, чем действительно хотел, но что-то непонятное, какая-то гадкая часть совести скребется под сердцем настойчивой землеройкой, всячески напоминая о том, что стоило им обоим, всё-таки, получше поддерживать связь, быть может, тогда они бы хорошо понимали друг друга сегодня, когда всё вокруг так быстро и бесповоротно изменилось. Возможно, он узнал бы о семействе Со намного раньше и обстоятельства могли сложиться совсем по-другому... Могли ли? Верит ли он в эти глупости сам? - Ты всё ещё думаешь, что это карма человечеству и вывести вакцину на самом деле невозможно? - спокойно спрашивает он. Дайна стоит к нему спиной с перебинтованным плечом и смотрит в окно: после погони в полях миновала всего одна ночь, Со пришла в себя лишь пару-тройку часов назад, после того, как Чону, закончивший кропотливую работу над раной, усталый, но довольный результатом, дал наставления по уходу и, наконец, удалился обратно в крыло хирургического отделения, оставив её под присмотром Кима, однако выглядит она при этом достаточно бодро. Снаружи привычно барабанит по черепицам крыши и деревянным ставням проливной дождь, девушка на его слова лишь молча открывает окно, чтобы затем, не оборачиваясь, мягко подозвать к себе рукой. Ким повинуется короткому жесту с затаенным дыханием, и вот, он уже совсем рядом, плечом к плечу, ловит растрепанными волосами, лицом, шеей прохладный ветер и мелкие капли воды, шустро забивающие вовнутрь палаты. Кожа покрывается мелкими мурашками, парень вдыхает свежий воздух полной грудью и только после этого переводит взгляд на плавный профиль собеседницы, стоящей по правую сторону. Со на него не смотрит. Нечитаемый мутный взгляд устремлен вперед, она снова где-то далеко отсюда, на мутной глубине своих мыслей, словно под давящей толщей глубокой пресной воды, вынырнуть из которой пока не может. Или не хочет? Кто знает... Интересно, о чем она думает? Повинуясь минутному порыву, Доён поднимает руку, чтобы заправить ей за ухо серебристые пряди влажных волос, спадающие в лицо из-за несильных порывов ветра, но Дайна вдруг ловит его за запястье на полпути, медленно разворачивает ладонью вперед и выпрямляет руку в сторону окна. Холодные капли падают на светлую кожу, разбиваясь в мелкие брызги о ее гладкую поверхность, Доён не морщится, не вздрагивает, но с интересом наблюдает за тем, что происходит. Со переводит взгляд на руку и всматривается вместе с ним, медленно ведет кончиками пальцев вдоль запястья к локтю, даже немного щекотливо, уже не держит, как раньше, но едва ощутимо - поддерживает. - Смотри... Твоя кожа отторгает дождевую воду, потому что не нуждается в ней, имея свой собственный внутренний водный баланс и удивительную, всегда исправно работающую систему. Видишь? - спрашивает тихо, словно боится разбудить кого-то спящего, хотя в палате сейчас нет никого, кроме них. Доён несильно кивает, боясь нарушить столь хрупкую тишину мимолетной гармонии с природой. Он впервые видит Со, наполовину промокшую на фоне бунтующего летнего дождя, погруженную в эту таинственную пасмурную атмосферу настолько близко, насколько не видел никогда, чувствует невесомое теплое дыхание собственной кожей и вдруг понимает, что считает её фантастически красивой с этими, обычно пугающими всех, болотными глазами и светящимися в тусклом свете помещения спутанными локонами. Он даже не знает, мерещится ли ему на самом деле то слабое, но достаточно заметное бледное сияние её волос из-за накопившейся за прошедшие рабочие дни усталости или же нет, да и какое это сейчас имеет значение? Ким невольно сравнивает её с люминесцирующими в темноте тропического леса грибами и едва заметно улыбается своим мыслям краем губ, пока всерьёз не задумывается о том, чем именно вызвано такое сходство. Тень улыбки медленно сползает с лица, уступая место глубокой задумчивости: он всё также серьёзно наблюдает за собеседницей, внутренне устыдившись своих мыслей и не решаясь больше размышлять над чем-то подобным... Она же человек. Она ведет себя как человек, взаимодействует с миром, как человек, хочет быть человеком, в конце концов... Разве он имеет право думать о ней, как о каком-то другом, неизвестном науке новом виде? С каких пор он вообще начал задумываться о таких ужасных вещах? Это же Дайна... Девушка, которую он знает вот уже девять месяцев и на которую обратил намного больше внимания, чем следовало, с первого дня их знакомства. И вовсе не потому, что она является ценнейшим исследовательским образцом в огромной коллекции помешанного на клеточных изменениях Мун Тэиля - тогда он об этом даже не знал... Хватило сполна пары-тройки растерянных взглядов, мягкого рукопожатия, дружелюбной, с нотками затаенной в глазах печали, улыбки и одной вечерней посиделки за душевным разговором с поеданием быстрорастворимой горячей лапши на открытой веранде, чтобы понять: этот человек определенно станет ему кем-то большим, чем просто знакомым или даже другом. Хорошо оно или плохо, Ким тогда не знал... Впрочем, как толком не знает и сейчас. - А твоя? - вдруг спрашивает он, прежде чем успевает обдумать вопрос. Со слегка улыбается, но в этой улыбке столько осмысленности, что Доёну кажется, будто она только что прочла все его мысли до единой. - Моя ведет себя немного по-другому. - говорит хрипло и протягивает руку наравне с ним. Доён с интересом наблюдает за её действиями и вскоре охает от удивления, когда капли дождя, ударившиеся о кожу девушки, медленно впитываются ею, полностью исчезая с поверхности, оставляя после себя лишь частичный влажный след. В голове море сумасшедших вопросов, половина из которых вертится на языке, но он никак не может сформулировать хоть что-то нормальное, ибо в горле пересохло от волнения. Это... невероятно? - Так вот почему ты любишь гулять в дождь? - говорит он, и вопрос этот скорее риторический, не требующий никакого ответа, так - вырвавшаяся озвучка собственной догадки, но Дайна все равно отвечает. - В летнее время, когда всех особенно мучает засуха, я бываю очень... рада пасмурным дням. Организм потерял способность восстанавливать водный баланс самостоятельно, теперь он по большей степени ведёт себя как... - Растение? - Да, если так будет легче понять. Как человекоподобное растение. Тихий ответ, как долгожданное откровение, в глухом пространстве четырех белых стен. Стук настенных часов в образовавшейся заминке становится невероятно громким и действующим на нервы. Доён думает, что, несмотря на шум, слышит, как облегченно Со вздыхает, хоть это и было едва заметно, но данная искренность определенно принесла её душе маленькую долю спокойствия, и он этому очень рад. Почему не сказала раньше? Боялась, что он испугается её? Думала, что отвернется? Неужели, действительно, настолько разучилась доверять людям? Хотя, если задуматься о прошлом, оно не удивительно... - Сенсорное восприятие тоже присутствует? - неуверенно спрашивает он, на что Дайна кивает с легкой улыбкой. Ким отшатывается на пару шагов назад, вызывая в ее глазах недоумение вперемешку с секундной растерянностью, но потом разворачивается, пододвигает к себе ближайший стул, забирается на него с ногами, медленно выпрямляясь в полный рост, и снимает со стены большие часы. Он не знает, что все это время Со наблюдает за его действиями, затаив дыхание и с бешено колотящимся в груди сердцем, удары которого эхом отдаются в ушных перепонках. Доён слезает со стула, поворачивается к девушке и невозмутимо вынимает из часов обе батарейки, чтобы после поднять на коллегу лукавый взгляд и слегка усмехнуться. Время в кабинете словно застывает вместе с удаленными батарейками и больше не давит на мозг необратимым бременем, избавиться от которого они оба не в силах. Так-то лучше. - Слишком громко, да? Тебе это ни к чему, раз есть электронные наручные часы. - с уверенностью говорит Ким, все ещё довольно улыбаясь. Он кладет затихший деревянный диск на тумбу и, подняв голову, встречается взглядом с глазами девушки, полными слез. Со улыбается широко, даже по-настоящему... счастливо? Да, впервые за всё время их знакомства - у Кима от увиденного спирает дыхание - а по щекам её стекают соленые реки. Дайна подходит к нему ближе, аккуратно берет лицо парня в ладони, всматриваясь в его округлившиеся глаза. Летний дождь плачет вместе с ней, беспечно заливает выцветший паркет комнаты, развеивает ветром тонкие голубоватые занавески, но все же позволяет услышать дрожащий шепот. - Я видела, как вы с Джису разговаривали на веранде на прошлой неделе... Нет, молчи. Вы оба были в очень хорошем настроении и так ярко друг другу улыбались. - безо всякой тени злости или ревности, только чистого рода безграничное сожаление и, совсем немного, щепотка белой зависти. Ким понимает, к чему она клонит, берет её за запястья, чтобы опустить руки и, наконец, обнять, но вновь оказывается остановлен на полпути. - Это совсем другое. Я знаю Джису со школьных времен, наши родители хорошо ладят... - Не перебивай, пожалуйста, выслушай меня, - Со освобождает свои руки, кладет их ему на щеки, поворачивая заметно помрачневшее лицо и вновь заставляя смотреть на себя. У Кима глаза внезапно покрасневшие, то ли от волнения, то ли от злости: она не знает, что именно у него на душе, но продолжает лихорадочно говорить-говорить, пока есть возможность... О том, что он невероятно хороший человек, который заслуживает только самого лучшего, о том, что он не обязан возиться с ней, о том, что она искренне хочет для него настоящего счастья, а не вот этого вот всего безумия... Добавляет в общую массу аргументов против себя и то, что она никогда не сможет иметь детей, потому что попросту нельзя - риск заражения плода ещё в утробе, если он вдруг окажется без иммунитета, слишком велик. А дальше... Дальше он уже не слушает. Пропускает мимо ушей сбивчивый дрожащий голос родного человека, никак не осознающего проглядывающей на поверхности всей этой воды истины, и, притянув за халат, крепко прижимает её к груди: он прекрасно знает, что ничем не обязан, хорошо понимает, что именно делает, он просто любит, неужели это так сложно понять и принять, в самом деле? И то, что они с Джису знакомы со школьных парт, дружат семьями и даже живут недалеко друг от друга, ещё ничего не значит… Ну и что, что нельзя иметь детей? Тэиль - отличный биолог, в способностях которого он ни разу в жизни не сомневался, он обязательно создаст вакцину, а если нет, то они вместе найдут способ её вылечить, и никакие кровожадные мутанты из Кёнгидо больше не смогут подпортить им жизнь. Раз условились помогать друг другу с самого начала, то непременно сделают это, пройдя весь путь до самого конца, каким бы сложным он ни был. В какой-то момент Ким вовсе теряет ощущение реальности, он гладит девушку по голове, даже вслух говорит о том, насколько Со дорога ему и какая она на самом деле глупая, чем вызывает короткий нервный смешок себе в висок и последующие всхлипывания в содрогающемся маленьком теле... Таком хрупком, побитом, сломанном этой равнодушной, беспощадной жизнью теле, на самом деле очень нуждающемся в безграничной заботе и защите, которые никто толком подарить не смог, а кто мог - тот попросту не успел. - Прошу тебя, обещай мне, что, если со мной случится что-нибудь непредвиденное, ты обязательно возьмешь у неё номер телефона, - не унимается Дайна, даже немного успокоившись и обмякнув в теплых объятьях. - Я говорю об этом не просто так, Доён, просто доверься и обещай мне, слышишь? - Опять за свое? Я же сказал, всё совсем не так, как ты думаешь. - Я верю, До-до, просто дай мне это чертово слово! Пожалуйста! - твердо требует Со, будто знает всё о будущем наперёд, и с силой сжимает пальцами материал халата на его плечах, словно он тут же исчезнет, испарится на месте, стоит ей только отпустить. Ким замирает, обдумывая её слова, и устало вздыхает, не зная, как поступить. Боже, почему она такая упрямая? Даже уменьшительно-ласкательное прозвище использовала против него... Неужели в её глазах их будущее выглядит настолько мрачным и лишенным всяких шансов на спасение? Что вообще творится в этой маленькой, но позарез набитой тяжелыми и запутанными мыслями голове? - Хорошо, я даю тебе слово. - Дальше? - Я даю тебе слово, что, если всё сложится плохо, непременно возьму номер у Джису. - тяжелый вздох. - Только ради твоего спокойствия. - Спасибо! - облегченно выдыхает Со и целует его в висок. Ким коротко смеется, но на душе тяжелым комом скребутся совестливые кошки, недовольные тем, что он сделал, и это мерзкое ощущение не даёт ему в полной мере чувствовать себя спокойным до самого вечера. Знал бы он тогда, что всего через пару дней всё завертится с такой скоростью, что американские горки нервно курят в сторонке, а сам он окажется сидящим на влажном плитчатом полу в бывшем персональном туалете - сейчас заброшенном, давно не используемом по назначению помещении в левом крыле здания, то никогда бы не делал поспешных выводов. Стоит попытаться разлепить веки и в глазах всё начинает плыть, голова раскалывается от ужасной боли, во рту пересохло так, что язык прилипает к небу, а при попытке поморщиться, он ощущает резкую тупую боль в разбитом ранее лбу и нечто теплое, стекающее вдоль щеки. Парень чертыхается и сдавленно стонет, откидывая голову назад. Трубы в помещении протекают и каждый капающий звук воды отдаётся в черепной коробке ударом раскаленного молота по стенкам и слабой тошнотой в горле. Кажется, у него сотрясение... Пытаясь восстановить в голове картину произошедшего за последние полчаса, Доён напрягает мозг изо всех, лишь усиливая боль в висках, и понимает, что помнит в деталях далеко не всё. Вот он стоит за спиной у Ли Тэёна, копошащегося в трансформаторной кабинке, подсвечивает ему фонариком в помощь, потому что в подвале первого этажа темно так, что впору хоть глаза себе выколоть - без технических приспособлений здесь совсем ничего не разглядеть. А вот Тэён начинает задавать ему странные вопросы, которые, казалось бы, не должны его интересовать, как военного: о том, когда, при каких обстоятельствах Доён познакомился с Со и как давно они работают вместе. Доён чувствует укол возмущения вкупе с сильной неприязнью к этому подозрительному мрачному типу с самого его первого появления в поле зрения, ещё в кукурузных полях, но подавляет порывистое желание открыто выразить свое недовольство по данному поводу (все-таки, Тэён из спецслужб министерства: он наверняка знает, что делает, по крайней мере Ким на это надеется), и лишь спрашивает, так ли это важно для общего дела? Военный осекается и медленно поднимается с места, выпрямляясь во весь высокий рост крепко сложенного тела, но по-прежнему не оборачивается. Доён замечает, что парень сильнее, чем следовало, сжимает в руке гаечный ключ, и бесшумно пятится назад - на случай, если придется защищаться. Мало ли что. - Генератор сгорел. Придется вызывать электрика. Продержитесь до утра без света? - спрашивает Ли привычным низким тоном и хрипло усмехается, но выглядит при этом почему-то немного зловеще. Например, что такого смешного в том, что огромная больница полностью обесточена на ближайшие несколько часов, Ким при всем своем желании понять не способен. Хорошо хоть, имеется достаточный запас электрических свечей, иначе всем пришлось бы туго, особенно стационарному отделению, где лежат больные. - Что поделать? Сгорел, так сгорел… Постараемся. - спокойно отвечает Ким, а сам не сводит взгляда с гаечного ключа, сжатого в кулаке до выступивших через кожу вен. - Ты ведь на самом деле даже не понимаешь её, признайся... - Что, прости? - Не прикидывайся идиотом, Доён. У тебя слишком умный взгляд для того, кто не догадывается, о чем я говорю. - раздраженно отрезает Тэён, чем окончательно сбивает врача с толку. Он действительно не понимает, чего именно Ли сейчас добивается, зачем кидать эти дурацкие непонятные намёки, если можно просто взять и сказать обо всём, что его беспокоит, прямо? В конце концов, они же взрослые люди. - Я понятия не имею, на что ты намекаешь, но если тебя что-то злит, лучше поведать об этом более понятным человеческим языком, тебе не кажется? - Доён сам начинает злиться, но упрямо не расстается с беспристрастной маской до самого последнего. - И может объяснишь уже, причем тут Ди? Сокращенное имя девушки внезапно действует на Ли Тэёна как красная тряпка на испанского быка: он резко поворачивается, и Доён едва успевает увернуться от металлического инструмента, чуть со свистом не раскрошившего его череп. Ким действует на одних инстинктах, он даже толком не успевает ничего обдумать, настолько быстро всё происходит: фонарь выпадает у него из рук после сильного удара ногой под дых, режущий воздух пулей выбивает из легких; Доён отъезжает к противоположной стене по плитке, падает на колени, сложившись пополам, и утыкается лбом в холодный пол, не находя в себе сил даже сделать банальный вдох из-за боли, сковавшей всё тело. Господи, что здесь происходит? Мир вертится перед глазами, изо рта капает кровь, он опирается ладонью о пол и с трудом поднимает голову, встречаясь с блестящим в полумраке животным взглядом, исполненным жгучей собственнической ненависти. Фонарь катится дугой где-то под их ногами, вырезая зловещие световые полосы на полу и обшарпанных сырых стенах. В голове невольно проносятся слова Тэиля из рассказа о зараженной девочке в Паджу, которая смотрела на биолога точно также. Уши заложило и грубый низкий голос доносится до него словно сквозь плотную вязкую жидкость. - Ты не имеешь права так называть ее. Обрадовался смерти знакомого и решил прибрать себе его девушку? Тебе целого госпиталя, набитого людьми, как банки - соленьями, не хватило? Ну же, справедливый Ким Доён, лучший терапевт провинции, прилежный племянник своего дядьки и "верный" друг, скажи хоть что-нибудь дельное в своё оправдание, иначе, Богом клянусь, я разорву тебя на части прямо здесь, и ты больше никогда... - договорить мутанту не удаётся, потому что Ким вынимает из-за пояса припрятанную электрическую свечу и бьёт его по ноге. Мощный удар тока с противным треском ослепляет обоих, военного отбрасывает на приличное расстояние, и это позволяет Доёну выиграть время для того, чтобы кое-как взобраться по лестнице наверх и запереть за собой подвал. Он лихорадочно кашляет, сплевывает кровь и едва стоит на покачивающихся ногах, когда со скрежетом задвигает ржавую щеколду и облегченно выдыхает. В голове полнейший хаос из воспоминаний и мыслей, которые постепенно складываются воедино, наконец-то, образуя полноценную логическую цепочку. Записанное воспоминание Мун Тэиля об их общем знакомом, некогда жившем в провинции. Его уверенность в том, что зараженный не причинит вреда Со. Надоедливые звонки от Читтапона, который что-то подозревает. Загадочное письмо от самого Чона Юно и обрывистое: "Доён, я в полях. Здесь заражённый... Его клетки эволюционировали настолько, что позволяют ему принимать чужой облик!" - из звонка Дайны той злополучной ночью. Выходит, Чон Юно мутировал так сильно, что способен принимать чужое обличье, копировать голоса других людей и даже их повадки? Это же настоящее безумие! И он ненавидит Доёна, потому что за четверо с половиной суток лишился большей части своей памяти, но тем не менее чудом умудрился сохранить воспоминания о семействе Со и чувство привязанности к Дайне, усилившееся в несколько раз из-за помутнения разума на почве заражения? Невероятно... Он считает, что Со принадлежит ему, хочет забрать её, и эта мысль приводит Доёна в настоящий ужас, он уже не знает, что страшнее: то, что съехавший с катушек мутант спокойно вошел в больницу, причем привез его сюда он сам, на собственной служебной машине, или то, что Со и Тэиль до сих пор не подозревают об этом? А что если Дайна догадывалась? Был ли тот разговор случайностью, или она знала, к чему всё идёт и готовилась заранее? Знал ли об этом Тэиль? Поток бесконечных мельтешащих вопросов в голове прерывается, когда в дверь с другой стороны начинают настойчиво долбить, да так сильно, что Ким отходит на несколько шагов назад в темноту коридора, и вновь включает энергетическую свечу, готовясь к тому, что дряхлые деревянные ставни скоро попросту выбьют. Нет, дверь на самом деле достаточно прочная для того, чтобы выдержать вес среднестатистического взрослого человека, однако выдержать силу разъяренного мутанта она вряд ли окажется способна, даже если бы на её месте была установлена новая... Удары продолжают сыпаться все с новой и новой силой, задвижка жалобно скрипит и грозится слететь вместе с петлями в любую секунду, а сердце Доёна - выпрыгнуть из груди. Он никогда не сталкивался так близко ни с одним из зараженных в реальности, видел их лишь по телевизору и узнавал об основных новостях из СМИ, как все обычные люди, не связанные с правительством, несмотря на то, что Кёнгидо с защитной стеной находятся совсем поблизости, и сейчас он хорошо ощущает то, как липкий ужас постепенно овладевает его неподготовленным разумом и телом. Что будет, если мутант освободится и ворвется в стационарное отделение? Чону, Юкхэй, санитары, а также один из главных хирургов, Чунмён, сегодня маленькой группой дежурят в соседнем крыле здания, и это, не говоря уже о нескольких десятках пациентах, находящихся в стационаре... Он просто не может допустить того, чтобы это произошло! За дверью раздается разъяренный нечеловеческий полувопль-полурык, Доёну он кажется слишком громким, пронзительным, беспомощным, сотрясающим тонкие стены и проникающим в самые далекие закоулки души, выворачивая её содержимое наизнанку. Внутри всё сжимается в напряженный саднящий комок и ноет, но вовсе не от боли из-за недавнего удара, а от осознания своей бесполезности и неспособности помочь тому, кто так нуждается в этой помощи сейчас. Да, он всего лишь врач, всего лишь обычный терапевт, поставивший в воображаемой карте нового пациента один из тех ужасных диагнозов, вылечить который он сам не в состоянии. Чон Юно, искренний соседский знакомый, одношкольник, добрый, отзывчивый парнишка и просто один из самых замечательных донсенов, которых он когда-либо знал, вынужден мучаться из-за паразитического вируса, пытающегося подчинить себе его разум... Это просто несправедливо. Вся его семья погибла во время взрыва в старом Центре лаборатории, и никто даже пальцем не повел, чтобы продолжить поиски выживших, найти его брата, попытаться им помочь. Сделать хоть что-нибудь… Должно же быть хоть что-то, способное остановить все это? В дверь вновь начинают долбить, намного сильнее прежнего, и Доён не выдерживает. - Прекрати, Юно! Хватит! - кричит, в надежде, что его услышат. - Всё это делаешь не ты, вирус пытается свести тебя с ума и подчинить себе, понимаешь? Не поддавайся этой дряни, иначе ты навредишь ни в чем неповинным людям и самому себе! На удивление, дверь сразу же оставляют в покое и в подвале воцаряется напряженная гробовая тишина. Доён осторожно прислушивается: он хочет думать, что парень успокоился, но неприятное чувство тревоги, затаившейся под ложечкой, никак не отпускает. Поэтому Ким решает не терять зря времени, разворачивается и, прихрамывая, бежит по коридору в направлении к лестнице, ведущей на второй этаж, чтобы поведать обо всём Тэилю: они справятся только если будут работать все вместе, иначе точно обречены на провал. Увиденного хватило, чтобы окончательно в этом убедиться. Завернув за первый попавшийся поворот, он дергается от неожиданности и едва успевает затормозить, встретившись нос к носу с Чону, который от испуга округляет глаза, роняя из рук все пакеты с запакованными принадлежностями для капельниц. - Хён? У тебя что, кровь? - удивленно произносит младший, после чего непонимающе охает: Доён вдруг грубо толкает его обратно за угол, из-за которого он появился, потому что слышит за спиной грохот отлетевшей двери и стремительно приближающиеся шаги. Нет времени спрашивать, что донсен забыл сейчас здесь, не в своём крыле здания, нет времени вообще ни на что, ни единой секунды на какие-либо действия, и Чону, спрятавшийся за угловой стеной становится невольным свидетелем того, как черная тень с силой сбивает с ног старшего, снося его в противоположное направление коридора так, словно он весит всего пару-тройку килограмм, а вовсе не все семьдесят. Чону закрывает рот рукой, чтобы не дышать громко, и чувствует, как всё внутри холодеет от ужаса, когда неизвестный парень в военной форме легко протаскивает бессознательное тело Доёна прямо позади него, после чего младший Ким ждёт несколько секунд и, сорвавшись с места, несётся наверх за помощью обезумевшей ланью, совсем забыв про оброненные пакеты и шприцы. Позже, очнувшись в заброшенных туалетах, Доён удивляется тому, как вообще остался жив, учитывая то, с какой злостью на него набросился мутировавший. Сотрясение мозга и сломанные ребра – самое малое, чем он мог отделаться. Возможно, Юно ещё сохранил остатки разума, раз не причинил ему куда большего вреда, иначе объяснить случившееся он не может. Это одновременно пугает и заставляет поражаться тому, насколько же силён его иммунитет, раз способен время от времени подавлять такое? Быть может, Ди права и его, действительно, ещё можно спасти... Вопрос лишь в том, как это сделать? Его также интересует то, куда делся настоящий Ли Тэён, ведь если исходить из того, что это Юно бродит в его обличье, то выходит, что настоящий военный с полей той ночью так и не вернулся? Неужели он убил его? Или же запер где-то? Всё может быть... Доён со злостью бьется затылком об кафель и шумно выдыхает сквозь зубы от вызванной резким движением боли: дверь туалета оказалась заперта и выбраться отсюда без посторонней помощи ему вряд ли удастся. Он злится на свою бестолковость и доверчивость, за то, что так легко повёлся на эту уловку и поверил едва знакомому человеку, когда делать этого совсем не стоило. Прерывая его минутное самокопание, в коридоре вдруг раздаются чьи-то тихие шаги, и Ким, воспользовавшись случаем, дает о себе знать: - Здесь кто-нибудь есть? Я заперт в уборной, помогите открыть дверь! Меня кто-нибудь слышит? Шаги сначала полностью стихают, словно прохожий остановился и внимательно прислушивается к источнику шума, затем возобновляются с новой силой, превращаясь в стремительно приближающийся легкий топот. Доён вздрагивает и осторожно поднимается на ноги, морщась от боли в боку и придерживаясь рукой сколотого края раковины, когда за дверью начинают усиленно пыхтеть, сдвигая скрипящие железные сейфы, прислоненные к ней. Когда тяжелые металлические ящики с грохотом падают на пол, а дверь, наконец, отворяется, Ким щурится из-за яркого света электрической свечи, направленного прямо на него, но спаситель опускает фонарь ниже, и Доён замирает на месте, удивленно глядя на человека, которого он никак не ожидал сейчас увидеть. Парень осторожно протягивает руку, берет у не двигающейся Со энергетический фонарь и чуть подсвечивает ее лицо, дабы получше разглядеть. У девушки остекленевшие глаза с вытянутыми зрачками, выступившие темные вены на лице и полностью мокрые волосы. Доён открывает рот от ужаса, словно рыба, выброшенная на берег, пытается что-то сказать, но Дайна вдруг поднимает на него пронзительный взгляд, резко убирает свечу от своего лица и убегает прочь. Ким судорожно дышит от осознания произошедшего, выходит следом за ней, чуть ссутулившись из-за ноющих рёбер, про которые уже успел забыть, подсвечивает пол свечой и по мокрым следам делает шокирующий вывод, что девушка ушла босиком. Устремляет взгляд вперед, видит, как черный силуэт Со призрачной тенью мелькает на другом конце темного коридора, бесшумно скрываясь за ближайшим поворотом, и чувствует, как влага предательски застилает глаза из-за беспомощности с немым отчаянием, прожигающим сквозную дыру в груди. Он знал, что рано или поздно будет больно, но не думал, что настолько.