Дожди(сь)

      В лесах Кёнгидо дождливые паводки беспощадно погребают под собой отдельные территории через каждые два-три дня, превращая их в пахучие зеленистые топи, холодные, затягивающие, безжизненные внешне, но не внутри; в некоторых местах прозрачно-чистые, разбавленные ядовитыми цветастыми грибами, растениями и затонувшими папоротниками, а некоторых - темные, трясинистые и мутные, пугающие неизвестностью своей беспросветной глубины. И в этом тонущем царстве растений для каждого утомленного путника, потерявшего обратную дорогу в мир людей, всегда найдется доля чего-то знакомого, родного и близкого, даже дьявольски прекрасного, способного со временем околдовать незащищенный разум и полностью подчинить своей воле... Для каждой потерянной души, пришедшей за ответами, найдется то, ради чего ей захочется остаться здесь навеки. Коварная приманка, действенная, идеально продуманная и блестяще воплощенная в жизнь. Ты ведь знаешь, кто является твоим персональным фонарем, расчищающим тебе дорогу среди стремительно сгущающейся тьмы, не так ли, Со? Знаешь о поджидающей опасности, о риске потерять в этой битве собственную душу, и всё равно из последних сил летишь навстречу, не заботясь о последствиях, потому что тебе уже не страшно... Разве проблемы имеют значение там, где вскоре не будет совсем ничего, никакого светлого будущего и даже привычного настоящего? Если всё действительно так плохо, то она, пожалуй, не прочь и сгореть ради правильного конца... Действительно, наивный, упрямый мотылек, не намеренный мириться со своими габаритами и присущей с рождения слабостью. Со стоит в воде по колено, тонкие джинсы с обувью безнадежно промокли, на ней нет никакой кислородной маски, нет защитного костюма, лишь футболка и штаны, которые пропитались ливнем настолько сильно, что сморщились и прилипли к телу. Вода прохладными потоками несется с верхушек гигантских деревьев, ни разу не тронутых летним солнцем; мелкими ручейками стекает с широких гладких листьев над головой, с мокрых волос девушки, с лица, подбородка, расслабленных плеч и проникает под одежду, оглаживая дрожащую от её холодных прикосновений кожу... Вода здесь повсюду. Вверху, на тяжелых стволах плетущихся исполинов, кругом - затаилась в густой высокой траве и прямо внизу - под вымокшими ногами, затягивает в туманную бездну; вода забивается в ноздри, пытается заполнить собою легкие, течет по губам, заставляя время от времени приоткрывать рот захлебывающимся утопленником, унесенным в безбрежный океан, чтобы иметь хоть какую-то возможность нормально дышать, прозрачная талая жидкость яростно заливает уши, омывает глаза, слепляя ресницы и не давая толком ничего разглядеть. Человек в знакомом оранжевом дождевике, местами дырявом, поросшим мхом, пугающе высоким стражем стоит перед ней и медленно опускает голову вниз, задумчиво, лениво накреняясь, словно не человек он вовсе, а неведомое никому доселе древнее существо; позволяет тонким струйкам воды вытекать из складок капюшона миниатюрными водопадами, тут же сливающимися воедино, прямо ей на макушку. Со задирает голову, подставляя лицо, пока вскоре не начинает задыхаться от обилия пресной воды, шумно вдыхает воздух, вытирается ладонями и смотрит на него. Не напряженно, ничуть не взволнованно, а с едва заметным удивлением и плохо скрываемым интересом, таящимся на глубине болотистых глаз. Протягивает с осторожностью руку, касается кончиками пальцев скользкой влажной щеки, встречаясь с пронзительным изумрудным взглядом исподлобья, больно въедающимся в душу, словно острая игла от шприца - под кожу, и замирает... Время здесь не движется по идеальной прямой, не возвращается на круги своя, а несется по наклонной, параллельными линиями, отдельными измерениями, на каждом повороте отделяющимися друг от друга, одним тонким тростниковым слоем вслед за другим, создавая свой странный, ни на что не похожий, но тем не менее удивительный, будоражащий своими тайнами мир. Миллионы капель воды застывают в воздухе прозрачными осколками битого хрусталя, затем вновь возобновляют свой полет, двигаясь, словно в замедленной съемке, предельно медленно и невероятно громко разбиваясь обо всё, что подвернулось внизу. Приземляясь на клеенчатый материал в плечах парня, они разбиваются на сотни мелких, едва заметных глазу, зато прекрасно улавливаемых острым слухом булькающих брызг, ласкающих барабанные перепонки подобно приятным мелодичным звукам никому неизвестного, но веками существовавшего природного оркестра. Дайна прикрывает глаза, чтобы лучше ощутить прохладную кожу, мягко скользящую по ладони, и явное облегчение, скрывающееся за, казалось бы, столь незначительным жестом: Юно льнет к родному прикосновению с болезненной теплотой, раскаленным железом разливающейся по венам, впервые за последние пять лет, как до смерти изголодавшийся по человеческой ласке кот, мгновенно забывая о вечно терзающей сознание борьбе и остатках инстинкта самосохранения. На задворках разума мельтешащими кадрами обрывки потерянных воспоминаний продолжают складываться в огромную керамическую мозаику, и сознание Со невольно отцепляет одно из самых ярких, словно освобождает трепыхающуюся бабочку из хитро сплетенной паутины: то, где Тэиль с Ли Тэёном пытаются привязать её, озверевшую и потерявшую над собой контроль, к кушетке кожаными ремнями в еще существовавшем сеульском здании Центра после такого "удачного" возвращения из экспедиции, а равнодушное лицо Читтапона, наблюдающего за всем этим безумием с другого конца помещения, отпечатывается во взгляде девушки ненавистной фотографией, которую она мечтает разорвать в клочья, как только представится возможность. Они не реагируют на её срывающиеся крики о том, что зараженные могут быть разумными, о том, что Ченле все ещё может вести себя, как нормальный человек, что Чон Юно, Дун Сычен и вся команда Ястреб, возможно, ещё живы и нуждаются в помощи, лишь Тэиль незаметно стирает рукавом влагу, скапливающуюся в уголках напряженных глаз и плотно сжимает зубы, вкалывая ей нейтрализатор под одобрительный кивок шефа. Проваливаясь в небытие, она слышит его сдавленное хриплое "прости меня" и холодное "так будет намного лучше, Тэиль, поверь мне" Читтапона перед тем, как её второй раз за жизнь погружают в нейронный блок. Череда бесконечных ослепляющих вспышек, жалящих мозг подобно электрическим разрядам, и она забывает всё, о чем, как считал тогда руководитель Нео, ей думать совсем не следовало. Прошло девять месяцев с тех пор, как память Дайны стала похожа на дырявое решето, а лучше, как не было, так и не стало... Разве что, только хуже. Бесконечные исследования забрали у неё то, чем она дорожила больше всего на свете. Сначала родителей и любимого человека, затем родного старшего брата, а теперь, когда она в новой жизни только начинает обретать часть из всего потерянного, пытаются забрать всё это вновь. Слишком долго у неё лишь отнимали, не давая ничего взамен, и Со впервые решает, что не намерена позволить этому случиться вновь. Она понимает, что всё делалось лишь ради её и их общего блага, что Читтапон вовсе не плохой человек, но какая-то гадкая часть затаённого второго "я" искренне надеется на то, что шеф и все толстосумы из министерства сейчас очень плохо спят, потому что каждую ночь видят её и всех пропавших без вести в своих жутких реалистичных кошмарах. Нет, Со отродясь не была злобной дрянью, просто сейчас, вспомнив многое из утерянного, в особенности - родных людей, считает, что за безопасность вышестоящих лиц она далеко недобровольно заплатила слишком высокую цену, а потому имеет право хотя бы на подобного рода возмездие. Огромный призрак в выцветшем оранжевом дождевике устало вздыхает, своим шумным хвойным дыханием касаясь её лица, и Со невольно улыбается. Подходит ближе, с трудом переставляя ноги в хлюпающих вязких лужах, прислоняется к его груди, утыкаясь щекой во влажную ткань на плече, и с осторожностью обнимает. - Позволь мне помочь тебе, пожалуйста, - говорит почти шепотом, но тело в объятьях едва заметно вздрагивает. - Я знаю, что ты не любишь внешний мир после всего случившегося, не любишь людей, которые постоянно тебе лгали, ненавидишь всех, кто убеждал тебя в том, что ты не прав, когда на самом деле всё было иначе... Знаю, потому что чувствую почти то же самое. Тяжелое тело вдруг напрягается подобно натянутой струне под мягкими поглаживаниями ладоней, скользящих по спине, но всё еще не отстраняется. Мало кому известно, что обреченная провинция на самом деле - не просто затерянное место в большой стране, огражденное защитной стеной, что Кёнгидо находится не далеко отсюда, а внутри каждого из них: течёт по растительным жилам, бежит по венам холодными пресными водами вместо крови, живёт в мозгу и пробуждает странные, непонятные картины под прикрытыми веками; от него не убежишь, не скроешься в обычной жизненной суете, не забудешь, сбежав от экспедиций раз и навсегда, ибо оно никогда не забывает тех, в душе кого хоть раз оставил свою сырую, болотную печать. - Прошу тебя, помоги мне вытащить тебя отсюда... Вместе мы сможем справиться, вот увидишь, - глаза наполняются слезами, голос ломается и хрипнет, но Со разрешает себе сжать объятья чуть сильнее, потому что до последнего не хочет отпускать того, кого нашла с таким трудом. Она действительно готова сделать всё возможное, чтобы исправить случившееся. Готова бросить всё ради того, чтобы вернуть его... Даже без колебаний отдать свою жизнь, если таким образом всё получится. Стоит последней бесконтрольной мысли промелькнуть в голове, как призрак тут же разрывает объятья и отталкивает её прочь. Дайна падает на спину, прямо в холодные топи, брызги воды ледяным фонтаном обволакивают ударившееся о её поверхность маленькое тело, закрывая собою весь обзор и медленно поглощая его. Сквозь взметнувшиеся потоки воды, соединяющиеся между собой, дабы утопить свою жертву, она замечает хмурый предостерегающий взгляд и тихое, но твердо различимое: "Просыпайся, Ди... Лучше держись реальности." Дайна и раньше слышала от учителя, что ментальная связь зараженных может быть просто невероятной в своём проявлении, но никогда не думала, что однажды столкнется с ней лично. Это и правда нечто удивительное, способное шокировать или даже свести с ума неподготовленное слабое сознание не до конца мутировавшего человека. Способное обмануть, вызвать желание застрять внутри закольцованного времени навсегда. "Раз уж ты заговорила о дельфинах, я попробую привести тебе легкий пример... Знаешь ли ты, как дельфины общаются между собой?" "С помощью тональных импульсов, пускаемых в воде?" "Верно... А теперь представь, что водная среда - это бактерии вируса, распространившиеся в организме, а тональные импульсы - невидимые, ощутимые лишь подобным разумом глубокие сигналы, постоянно посылаемые сознанием? Теперь понимаешь, насколько всё серьезно?" "Они не издают импульсивных звуков, как дельфины, но могут слышать мысли и чувствовать состояние друг друга на уровне подсознания?" "Даже общаться с его помощью. Удивительно, не правда ли? Всегда мечтал изучить этот феномен, но возможности всё никак не представлялось." "Тэиль, это не просто удивительно, но и... страшно? Тебе не кажется?" Собственный неуверенный голос из прошлого тонет в вакууме, образовавшемся из толстого водянистого слоя, Со задыхается, дергается из стороны в сторону, пытаясь вынырнуть из болота на поверхность, пока её, наконец, резко не выбрасывает в реальность, что темными кляксами, состоящими из мрачных облезлых стен коридора, круговых лестниц и холодного пола, пробирающего босые ноги, расползается вокруг девушки. "Просыпайся, Ди. Лучше держись реальности." Она до смерти не хочет просыпаться, не хочет возвращаться в жестокий, настоящий мир, где нет ни прежнего Юно, ни брата, ни друзей; она бы осталась в том мире навеки, если бы знала, что это не причинит никому вреда, но жизнь такова, что частенько приходится принимать сложные решения, хочешь ты того или нет, и каждая минута нашей суровой реальности - это также сложный выбор, разница лишь в том: в хорошую сторону или плохую. Со старается держаться хорошей, честно. Старается всеми оставшимися силами, но пока получается не так удачно, как когда она была ещё более-менее здоровым, относительно нормальным человеком, а не сражающимся за своё сознание мутантом. На глубине души до сих пор, за прочной вирусной бронёй, прячется совсем другая, прежняя Дайна, подавленная, слабая и свернувшаяся в позу эмбриона в объятьях бездонной, но заботливой тьмы, всегда готовой принять её целиком и полностью. Та маленькая Со в заточении тихо всхлипывает, глотает соленые слезы, стекающие по щекам, ей хочется вырвать все памятки прошлого из раскалывающейся головы с корнями, словно проросшие на свежей почве ядовитые сорняки, вернуть привычную жизнь назад, в прежнее равномерное русло, но она ничего не может поделать со стремительными изменениями в собственном организме, ибо понимает, что остановить их уже не способна: слишком отчетливо помнит, как Джонни всего лишь дотронулся до образца, привезенного командой из экспедиции, и потерял нормальный человеческий облик вместе со здравомыслием в считанные секунды; как совсем не узнал родной сестры, бросился на неё, управляемый слепой агрессией, после чего вовремя зашедший в лабораторию Тэиль навалился на интерна и в завязавшейся потасовке умудрился вонзить ему в шею десятикубовый шприц с нейтрализатором, который так часто носил с собой. В делах, касающихся исследований, он всегда был излишне предусмотрительным, а Джонни - непозволительно самоуверенным. И эти два качества сыграли с ними злую шутку. Боже, почему Джонни просто не послушал родную сестру, когда она просила его держаться подальше от всех образцов? Почему был так уверен в том, что ему ничего от этого не будет, раз он спокойно выходил из кейса без костюма во время экспедиций? Почему хоть раз не задумался о том, что именно после подобных прогулок дополнительный контакт с зараженными растениями именно вне экосистемы Кёнгидо может привести к ужасающим последствиям? Почему он, черт возьми, был так беспечен и просто не послушал её?! Она даже не может ненавидеть куратора, ибо своими глазами видела погром в лаборатории после того, как эти двое сцепились... Видела собственные окровавленные ноги в вонзившихся осколках с разбитых тяжелых перегородок, которые Джонни снёс как дешевый стекловидный сплав, видела Тэиля с яркими кляксами-гематомами на теле и страшно кровоточащей правой рукой, которую он из-за мышечного спазма после укуса никак не мог разжать, чтобы попросту выпустить опустошенный шприц из намертво сцепленных трясущихся пальцев. Они сидели под визжащие крики сигнализации среди всего этого побитого хлама с алыми следами ладоней на полу и некогда выбеленных стенах, сломанные и раздробленные наживо, прямо как цветные колбы, валявшиеся под ногами; Мун тянул её за шиворот здоровой рукой, сбивчивым, продрогшим от первобытного страха голосом повторяя: "Отпусти его, Ди! Не трогай его, пожалуйста, отпусти!"- но она намертво вцепилась в похолодевшего брата, истерично крича, рыдая взахлеб и покачиваясь из стороны в сторону, словно умалишенная. Время в маленькой, полностью разнесенной в мусор лаборатории, утопленной в дымке всех разом включившихся антисептических фильтров, словно замерло и никак не желало продолжать свой прежний ход... Со думала, что никогда не оправится, никогда не сможет смотреть на учителя, по совместительству - лучшего друга семьи, прежними глазами, но через пару месяцев Тэиль вдруг впервые предложил "Я могу заставить тебя забыть весь этот ужас, Ди, если хочешь спокойно спать", и она, ведомая глубоким отчаянием вперемешку с разъедающим все внутренности чувством вины, незамедлительно согласилась. А дальше были удивительный цилиндрический блок - чудо современных технологий - первое долгое погружение и немного подчищенная от ненужных деталей память. Мун сделал для неё своими собственными, маленькими, но невероятно надежными руками всё, что только мог, всегда делал, поэтому даже вспомнив события прошлого в подробностях, она по-прежнему не чувствует к нему ничего лишнего или негативного, кроме безграничной благодарности, родственной привязанности и уважения. Он всё ещё остаётся самым близким семье человеком, уверенно взявшим на себя ответственность за её жизнь после смерти старшего брата, хотя ни разу не был им ничем обязан, да и никто от него опекунства не требовал. Разве что Читтапон за компанию с министерством, вечно опасавшиеся того, что зараженная лаборантка из Neo Technology однажды выйдет из-под контроля и заразит опасным вирусом весь город. Но когда это Тэиль беспрекословно им подчинялся, если не был уверен в положительном результате сам? Он бы ни за что не причинил вреда Джонни, если бы не знал, что иного выхода просто не существует... И это одна из весомых причин доверять ему. Возможно, Тэиль даже не в курсе о её знаниях того, что шприц в его кармане всегда был полным, а не четырехкубовым, какой обычно кололи ей. Верно. Шприц. Если Джонни, которому ранее давали лишь мизерную часть вакцины, погиб из-за того, что не выдержал слишком высокую дозу нейтрализатора, значит ли это, что её организм, пичканый им годами, может справиться? Она не знает наверняка, но не может не попробовать. "Господи, Тэиль бы убил меня за это..." - проносится в голове, прежде чем девушка достаёт из внутреннего кармана отобранный у биолога десятикубовый инструмент. Он всегда заполняет его до конца, но вкалывает лишь частично, проверяя реакцию организма, прежде чем ввести хотя бы немного больше нормы. Сейчас времени на проверки нет, потому что с верхних этажей доносятся выстрелы, и Со, опасаясь самых страшных событий, вонзает шприц в ногу и пытается вколоть его полностью. Получается лишь наполовину: тело начинает яростно сопротивляться, отвечая резкой ломаной болью в мышцах и диким желанием избавиться от того, что причиняет ему вред. Дайна вскрикивает, хватается за перила лестницы от того, что вены растягивает так, словно по ним струится не недоработанная вакцина, а настоящее раскаленное железо, но продолжает надавливать на металлический поршень, рыча не своим голосом и вонзившись зубами в собственную свободную руку, чтобы хоть как-то отвлечься. Неужели Джонни чувствовал то же самое? Боже, это просто невыносимо... Она бы не пожелала такого и врагу... Глаза наполняются слезами бессилия, потому что рука, державшая шприц, напрочь отказывается действовать дальше, предательски разжимая пальцы и отбрасывая его прочь. Со хнычет, скулит подбитым зверем, схватившись за непослушное запястье, больно бьётся спиной об стены, отчаянно крича и всеми силами пытаясь заставить своё неподдающееся контролю тело, управляемое вирусом, поднять инструмент с оставшейся частью нейтрализатора. Картинка перед глазами мутнеет, плывёт и двоится, горло сдавливает большим комом: она почти не может дышать, а температура тела поднялась так сильно, что некогда холодный коридор стал сравним с растопленной до пара баней. Она уже отчаивается, бьется затылком через раз и, лихорадочно дыша, сползает по стене вниз, пытаясь стерпеть распространившуюся по жилам острую боль, пока случайно не поднимает заплаканные глаза, замечая очертания человека с ярким фонарём, светящим прямо на неё. Незнакомец медленно наклоняется к полу, поднимает оброненный ею шприц и с первых низких нот голоса, Со узнаёт в нём пропавшего четыре дня назад военного. Когда картинка немного проясняется, темный силуэт в паре метрах от нее складывается во взъерошенного, не менее шокированного увиденным Ли Тэёна с пистолетом в руке и автоматом наперевес, а в его больших глазах читается едва заметная растерянность вперемешку с отчетливым желанием добить её. На нём нет привычной формы, лишь белая рубашка со значком спецслужб министерства, черные ремни для оружия на поясе, плечах, а также темные штаны, заправленные в берцы, и Со уверена - это самый что ни на есть настоящий Ли Тэён, который доковылял до ближайшего военного штаба после инцидента в полях, доложил обо всем начальству и теперь вернулся в госпиталь вместе со всей вооруженной до зубов командой. Так вот откуда взялись выстрелы на верхних этажах... "Капитан Ли, докладываю, мы оцепили весь периметр и проверили два верхних этажа, сейчас здесь ничего подозрительного, кроме одного пострадавшего врача. Минуту назад тепловизорами было замечено странное движение. Капитан?" - часы-рация заходятся незнакомым голосом сквозь маленькие помехи, но Тэён не сводит с девушки блестящих в полумраке обсидиановых глаз, даже не дергается, лишь холодно отвечает: - Понял тебя, Джемин. Проверьте все подвалы, будьте начеку. Здесь я разберусь сам, - и дождавшись потухшего экрана, обращается уже к ней. - Я же велел тебе не впутываться в это, Со. Говорил, что вам лучше вернуться в министерство раньше, чем произойдет нечто ужасное, но ни ты, ни Тэиль, меня не послушали... Я звонил ему от имени шефа десятки раз с просьбами покинуть больницу и возвратиться в Сеул, но он каждый раз менял чертовы симкарты, а Джемин отслеживал их по моему приказу снова и снова. Неужели вы двое так любите проблемы, что готовы пожертвовать целой больницей с почти сотней невинных людей ради собственных безумных целей? Ли устало и шумно вздыхает, двигаясь к ней, а Со пятится от него прочь и думает лишь о том, что если военный просто не уберется отсюда, то она набросится на него и переломает ему все кости. Ей настолько хреново, что слушать его раздражающие нотации нет никакого желания и сил. Удерживать мизерные остатки контроля над собственным телом становится всё сложнее. - Ты думаешь, мне не тяжело смотреть на то, как он мучается? Думаешь, мне всё равно, и я просто прикрываюсь своей дурацкой работой, как вечной отговоркой? - вдруг говорит Тэён, вернув пистолет за пояс, и сталь в его голосе и глазах внезапно сменяется неподдельной болью вперемешку с осознаваемым бессилием. - Как же ты не понимаешь, Со... Никто не хочет вернуть прежнего Юно так сильно, как хочу того я, но сейчас ты являешься его единственным шансом на спасение, именно поэтому я помогу тебе сегодня, в качестве необходимого исключения. Только ради него, поняла? А теперь соберись, как следует, и помоги мне себе помочь, слышишь? - Не подходи! Я могу навредить тебе! - кричит Дайна, выставив ладони вперед, и это впервые в жизни, когда она называет его не Капитаном Ли, а обращается неформально на "ты". Страх за его жизнь сковывает душу, вызывая внутреннюю дрожь, в то время как тело распирает от желания растерзать надоедливого человека на части. Тэёна предупреждения не останавливают, и он резко дергается вперед, хватая её за запястье, чем удерживает от опасного падения с лестницы. В черных глазах читается настоящий испуг: несмотря на все громкие фразы, он вовсе не хочет её смерти и никогда не хотел, но опрометчивое движение становится фатальной ошибкой - озверевшая Со ловко вырывает руку, вцепляется ею ему в шею мертвой хваткой и разворачивается так, что теперь не она, а Ли стоит спиной с крутому лестничному пролету. Впивается ему в глаза травянистым взглядом, исполненном ненависти и медленно сдавливает пальцы с садистским удовольствием, заставляя хватать ртом воздух в безуспешных попытках нормально вдохнуть. - Я понял-понял, ты у нас сильная девочка... Полегче. - хрипит Тэён, держа её за руку и пытаясь хоть как-то ослабить хватку, но Дайна зловеще скалится, склоняя голову набок, словно изучает его, как диковинное создание, и хаотичные мысли быстро складываются в понимание того, что это вовсе не шутки. Она, действительно, намерена его убить. И он не может справиться с её пугающей силой, несмотря на годы специальной подготовки и беспрерывные старания освободиться. - Да брось, Со... Я знаю тебя со времен стажерства, ты же мухи не обидишь, неужели ты и правда... - договорить не получается, потому что давление на горло становится намного сильнее прежнего, окончательно перекрывая кислород; Тэён невольно закатывает глаза от удушья, склоняясь на одно колено и забывая о том, зачем вообще к ней подходил. Когда ему кажется, что сознание начинает покидать разум, а ноги подкашиваются, хватка на шее внезапно полностью слабеет, выпуская его, и Ли едва успевает удержаться на ногах, схвативших одной рукой за перила, чтобы кубарем не рухнуть вниз по ступеням. Лихорадочно кашляет, с трудом вдыхая воздуха в ноющие легкие, и смотрит с удивлением в слезящихся глазах. Дайна перед ним на пару секунд обретает себя прежнюю, глаза становятся на оттенок темнее, а выражение лица - до жути напуганным. Она отшатывается назад, позволяя военному, не спускающему с неё глаз, с осторожностью зверя, приготовившегося к очередному нападению, подняться обратно на площадку, неверяще смотрит на собственные руки, с ужасом осознавая, что хотела сделать пару мгновений назад, и переводит осознанный, но быстро меняющийся взгляд на него. Всё происходит в какую-то долю секунды. Тэёну кажется, что перед глазами проносится вся его никчемная и бесполезная жизнь: Со хватается за раскалывающуюся голову, зарывается пальцами в волосы, держится изо всех сил, указывая на шприц, все ещё сжатый в его руке, с криком "Сейчас, Тэён! Скорее!", но её глаза вновь светлеют, а тело скручивает очередной болезненной судорогой, и это предоставляет Ли единственный шанс схватить девушку за шиворот, дернуть на себя и воткнуть остатки нейтрализатора ей в шею. Что происходит дальше, военный толком не помнит: его отбрасывает в коридор какой-то неведомой силой; проехавшись спиной по влажной шершавой плитке, сквозь пульсирующую муть в глазах он различает вертящийся на полу фонарь, выпавший у него из рук еще вначале встречи, слышит звон металлического шприца, что катится вниз по лестничному пролету, и понимает, что за эти несколько секунд впервые в жизни вспотел от страха. Даже в лагере Паджу, кишащим зараженными, он не чувствовал себя настолько загнанным в угол, как сейчас, в этой треклятой старой больнице с её узкими темными коридорами и всего одной мутировавшей девушкой. Он просто ненавидит замкнутые пространства с самого юношества, с тех пор как оказался запертым в одном классе старшей школы вместе с кучей других учеников и одним зараженным парнишкой, которого вскоре ликвидировали спецслужбы. К тому времени, когда отряд зачистки прибыл на место происшествия, ринув во внутрь пугающими монстрами в милитари через разбитые окна, озверевших подростков со стеклянными глазами было уже семеро, стоит ли говорить о том, как паршиво он себя чувствовал, когда стоял, прислонившись спиной к запертой двери и прижав ладони к ушам, с ужасом наблюдая за тем, как половину класса беспощадно расстреливают, словно какой-то никому ненужный скот? Единственное, что не позволило ему сойти с ума в тот день - присутствие Юно, который всё это время бесстрашно прятал его за спиной, а после - поил горячим чаем и успокаивал весь остаток дня, вплоть до того момента, пока их и всех остальных выживших учеников не забрали родственники, с трудом прорвавшиеся на оцепленную территорию школы. О том, что Юно был укушен в предплечье, когда прорывался сквозь весь ажиотаж обезумевших школьников к выходу, таща шокированного друга за локоть и исступленно кричащую мелкую Джису вместе с ним, он узнал лишь утром следующего дня от собственной матери, которая весь вечер плакала на кухне, созваниваясь с родителями погибших. Она работала в министерстве образования, и искренние соболезнования были единственной помощью, которую бедная, не менее напуганная женщина могла тогда им оказать. Тэён пытался связаться с лучшим другом все оставшиеся дни и всю следующую неделю, но встретиться вновь им позволили лишь через месяц, когда родители Юно, являвшиеся главными учеными в крупнейшем исследовательском центре, обосновавшемся в Кёнгидо, наконец, уверились в том, что с помощью первой версии нейтрализатора смогли довести состояние сына до стабильного. Помнится, он был безумно рад, что с ним всё в порядке, потому что за этот мучительно медленно тянущийся месяц успел извести себя мыслями о самых ужасающих последствиях, уже начавших сниться ему в кошмарах. Диагноз с посттравматическим стрессом, несколько недель у психотерапевта и неизменная дружба с улыбчивым солнечным Юно, наконец, вернувшимся в школу, вернули его нервную систему в прежнее нормальное состояние... А полгода спустя Центральная лаборатория Нео вместе с Кёнгидо и половиной семейства Чон взлетела на воздух. Ли вновь потерял лучшего друга, на этот раз на долгие три года, которые понадобились второму для того, чтобы оклематься, смириться с произошедшим, постепенно вернуть себе желание жить, учиться и работать. За это время Тэён успел определиться со своим будущим и попросил отца устроить его в подготовительное учреждение спецслужб министерства безопасности, после чего ему вдруг позвонил Мун Тэиль с просьбой подыскать ему съемное жильё подешевле. Тэён предложил делить квартиру в столице на двоих и Мун без колебаний согласился: "Отлично, так даже лучше". Когда спустя ещё пару лет, уже при работе в охране сеульского здания Центра, амбициозный ученый представил ему своих лучших стажёров, среди которых по невероятным стечениям обстоятельств оказался и Юно, приятно удивленный неожиданной, долгожданной встречей, Тэён не мог сдержать счастливой улыбки при виде столь знакомых с детства ямочек и морщинок в уголках глаз, но уже в повзрослевшем виде, сам в миг превращаясь из сурового военного обратно в провинциального хулиганистого мальчишку. В тот день, сжимая в рукопожатии теплую ладонь со всё ещё подрагивающими из-за перенесенных потрясений пальцами, которые Юно усиленно пытался скрыть за искренней радостной улыбкой, Ли пообещал себе: он сделает всё возможное для того, чтобы на этот раз с другом всё было хорошо. Потому что теперь, когда время сделало своё, а Тэён стал намного взрослее, сильнее и крепче, чем раньше, настала его очередь оберегать донсена. Обещание, которое он вскоре с треском провалил и, как следствие, заработал долгую, разъедающую душу ненависть к несправедливому миру и самому себе, сделавшую из него того, кем он теперь является. Новая работа, как и неудачная учеба, словно паскудная стерва, вновь изрядно поглумилась над ними, не позволяя вздохнуть свободно полной грудью хотя бы минуту в стремительно вертящемся колесе жизни. Вытаскивая Тэиля из кровавого месива в Паджу, Тэён думал лишь о том, что просто не имеет права сдаваться, потому что Юно, фактически, отдал за него всю свою жизнь тогда, в злосчастной старшей школе, и единственное, что он может сделать в отместку сейчас - это защитить другую, не менее важную жизнь, играющую судьбоносную роль в их общем будущем. Стыдно признавать, но в тот момент ему на самом деле не было дела ни до отца Читтапона, ни до Дун Сычена со всеми остальными стажёрами и ребятами из военных отрядов: перед глазами, словно у запрограммированного робота, горела лишь выведенная ядовито-алым мысль "спасти Мун Тэиля любой ценой", и он это сделал. Вспоминая о минувших событиях сейчас, он ничуть не жалеет, что сражался за него, забыв о собственной безопасности, как обезумевший солдат в тылу врага, ибо упрямый биолог в итоге умудрился воспитать ученицу, способную сегодня вытащить из темноты самого дорогого ему человека.