Июль, 2030 г.
"Внимание всем базам зоны карантина П-16, бывшей провинции Кёнгидо! Вас запрашивает Чон Юно, младший куратор исследовательской группы Центра Нео. Я нахожусь на объекте СИ-24 с важным заданием, если кто-нибудь из выживших меня сейчас слышит, пожалуйста, отзовитесь!" ----- "Сегодня пятое июля, две тысячи тридцатого года, погода ветреная и пасмурная, полдень. Кажется, собирается дождь... Меня зовут Чон Юно, я младший куратор исследовательской группы Центра Нео, пишу сообщение с объекта СИ-24, на котором нахожусь уже два дня. Если кто-нибудь присутствует на базах или слышит сигнал, пожалуйста, дайте мне знак. Мне нужна ваша помощь." ----- "На календаре все еще пятое июля, лето две тысячи тридцатого года. Вечером начался небольшой дождь, постепенно перешедший в ливень... Погода совсем испортилась. Мое имя Чон Юно, я младший куратор Центра Нео, прибыл сюда из города, чтобы найти выживших. Я на базе СИ-24, если хоть кто-то ещё в состоянии ответить на сообщение, постарайтесь всеми силами связаться со мной!" ----- - ###... ##... СИ-24? - Что? Так точно, база слушает вас! Там кто-то есть? Пожалуйста, продолжайте говорить! Не молчите! - ##... ###... - Прошу, не молчите! Назовите своё имя, вы всё ещё там? Я слышу лишь короткие помехи и звуки шагов, но связь настроена правильно, говорите! - СИ-24, это... Дун Сычен. На объекте СИ-25. - Сычен?! О Боже, Вин Вин, это действительно ты? Ты правда жив? Почему ты снова молчишь, скажи же хоть что-нибудь! Ты же слышишь меня, Вин? Черт возьми, я знаю, что ты меня слышишь... ----- "Вечер шестого июля, две тысячи тридцатого года. Я Чон Юно, младший куратор лаборатории Центра Нео, и я не спал всю вчерашнюю ночь в ожидании ответного сигнала. С пяти часов перед рассветом начался дождь и до сих пор не прекратился. Если понадобится, я не сомкну глаз и этой ночью. Надеюсь... кто-нибудь услышит." ----- - ###... Хён? - Ченле? Это... правда ты? - Помнишь салочки с препятствиями, хён? Как в далеком детстве... У нас были правила, и мы должны были их соблюдать. - Да, я помню... Боже, о чем мы говорим? Ченле, скажи, что с тобой всё в порядке! Я не знаю, что думать, я просто... не понимаю, что здесь происходит. Где ты сейчас? Ты можешь двигаться? Скажи, где ты, я тебя найду! - Давай лучше поиграем, Хён? Вот первое правило: выходи из кейса, только без костюма, и следуй за мной... Я знаю, что у тебя иммунитет. - Леле, я не понимаю, зачем... - Просто сделай это. Тогда мы поговорим, обещаю. - Хорошо. ----- О правильности своего решения Юно начинает задумываться лишь тогда, когда стоит уже снаружи, в защитном костюме, перед герметично закрывшимся иллюминатором. Он медленно разворачивается, прислушиваясь к звукам шелестящих деревьев, треску ветвей, голосам неведомых птиц, которых отсюда не видать, и смотрит по сторонам, пытаясь разглядеть затаившегося среди густых мокрых зарослей младшего брата... Если это не очередная иллюзия леса, направленная на то, чтобы свести его с ума, а действительно Ченле, живой и невредимый, то он готов идти за ним куда угодно. Юно нервничает, шумно выдыхает, заполняя пластиковое окно шлема белым паром, который тут же начинает рассеиваться из-за фильтров и повышенной влажности воздуха. Дождь льет, как из ведра, мешая и без того неидеальной видимости, тарабанит по макушке шлема, стекает маленькими тонкими струйками с листьев деревьев и приземляется в высокую растительность на рыхлой плодородной земле. Поразительно, когда-то его родители вместе с отцом Тэиля и большой группой ученых мечтали создать сыворотку, которая позволит урожаю страны расти со скоростью, увеличенной в несколько раз... Подозревали ли они хоть раз, что исследования однажды могут выйти из-под контроля, а выведенные вещества окажутся настолько паразитическими и сильными, что огромная провинциальная территория после выброса зарастет, превращаясь в настоящие тропические джунгли, всего за пару-тройку месяцев? Думали ли они о том, что могут принести людям не удивительно быстрое созревание овощей, фруктов и злаков, а настоящую масштабную катастрофу, которая вскоре их погубит? Возможно, нет... Надеялись ли они, что всё будет хорошо? Безусловно, да... Но этого было недостаточно. Всего остального он уже никогда в своей жизни не узнает. Ответы на все самые важные вопросы, над которыми ученые будут ломать головы ещё десятилетиями, канули в небытие вместе с сотнями людей и одним сгоревшим дотла зданием. Единственный ключ хотя бы к некоторым из них - это призрачный Ченле, который на самом деле может уже и не быть собой настоящим; если им действительно удастся хоть немного поговорить, и младший брат не набросится на него в агрессивной попытке перегрызть горло, он будет безмерно благодарен небесам и со спокойной душой вновь возьмется за исследования. Всеми силами поможет Тэилю создать эту чертову сложную вакцину и спасёт брата, во что бы то ни стало... Потому что сегодня, услышав до боли родной мальчишеский голос из динамика рации, Чон не испугался, а лишний раз уверился в том, что всё это время был прав насчет того, что выжившие с человеческим разумом в провинции еще есть. А, значит, им есть за кого бороться. Теперь он точно не отступит. Младший брат обнаруживается спустя десять минут поисков по свежим следам, всего в нескольких метрах от базы: Юно проходит приличное расстояние, пробираясь сквозь мокрые заросли плетучек и папоротников перед тем, как увидеть мальчишку, расфокусировано смотрящего в небо, которое отсюда совсем не разглядеть. Тяжелые деревья нависают над ними грозными мрачными стражами, скрывая обитателей леса в своей тени не только от всего окружающего мира, но и от купола бездонных небес, дарящих хоть какое-то мнимое ощущение свободы. Отец всегда говорил им, что в Кёнгидо ночное небо просто бесподобное: глубокое, синее, с россыпью множества блестящих звезд и завораживающими кляксами редких странников-облаков... Знал бы он о том, что больше никто и никогда этого зрелища не увидит. Глядя на Ченле, заметно изменившегося, совершенно иного, поседевшего, с большими стеклянными глазами, безмятежно впитывающего звуки дождя и тихие завывания ветра, колышущие влажные серебристые пряди волос, он сглатывает удушающий ком, образовавшийся в горле, судорожно выдыхает и с трудом сдерживает влагу, так не вовремя застилающую глаза. Господи, как же хочется подойти и обнять его, как в детстве... Он бы всё отдал за эту мимолетную возможность вновь почувствовать его действительно живым, теплым и настоящим. В голову невольно врываются воспоминания пятилетней давности, где мать собирает с маленьким братом походные рюкзаки в дорогу, куда она с отцом по обычному расписанию отправляется на целых две недели. Они редко появлялись дома, Юно с братишкой часто приходилось оставаться с тетей, которая вместе с ними присматривала за родительским домом, а также за самими детьми и даже за соседским Ли Тэёном, родители которого подолгу пропадали в городе - все для того, чтобы эти трое слишком сильно не шалили. Но в тот день родители второй раз решили взять с собой Ченле, чтобы он не скучал, пока старший брат занят учебой, и поиграл с Джисоном, ибо сынишка главного механика уж больно всем им понравился. Ченле было десять, Джисону всего восемь, но у первого всегда было мало друзей, поэтому мать была безмерно рада тому, что они хорошо дружат и нашли очень много общего: она-то своего сына, падкого на всякие приключения, знала, как облупленного. Против был только Юно - считал, что брату не место в крупном исследовательском центре, позарез набитом непонятного рода образцами и, чего таить, такими же странными людьми, которые были просто одержимы своими сумасшедшими экспериментами. Он сам бывал в первом здании Нео всего один раз в жизни, но этого хватило, чтобы больше никогда не хотеть туда возвращаться: слишком всё стерильно, строго, опасно и повторяющиеся фразы "ни в коем случае не трогай это, не трогай то, не ходи туда" постоянно выводили из себя, не давая спокойно ступить и шагу, не говоря уже о том, чтобы расслабиться и нормально провести тянувшееся бесконечной резиной время. Он пытался уговорить их оставить брата дома, как обычно, словно заранее ощущал что-то неладное (после укуса все базовые чувства обострились и стали заметно портить привычную жизнь), бросал аргументы о том, что умеет готовить и прекрасно справляется в делах по дому самостоятельно, даже без помощи тети, но мать лишь с благодарностью погладила по голове, сказала, что сейчас ему лучше сосредоточиться на сдаче экзаменов и пообещала, что они вернуться так быстро, что он даже не успеет соскучиться... "Не переживай, Хён, мы всего лишь немного потусим с Джисоном, посмотрим окрестности, сходим в поход и сразу же приедем!" - с энтузиазмом брошенное на прощанье братом, его яркая белозубая улыбка и извечный дельфиний смешок, как последнее светлое мгновение перед уходом. Но дело в том, что никто так не приехал... А оставленный еще подростком Чон Юно скучает вот уже пять с лишним лет. Они с теткой продали родительский дом через три года, чтобы больше не видеть опустошенных, причиняющих одни лишь страдания стен, и он уехал с концами в Сеул на оставшиеся деньги, большую часть из которых отдал тете, отправив её обратно в Паджу к больной матери, нуждавшейся в хорошем уходе, но блики воспоминаний обо всем пережитом до режущей боли в груди, до нескончаемых ночных кошмаров, заставляющих метаться в холодном поту, просыпаться с криками, зовя погибших родных по именам и тихим плачем, смешанным с мольбой о прощении, продолжали безжалостно ломать его на части целыми сутками даже в съемной сеульской квартире. Стоило лишь в очередной раз закрыть глаза и всё начиналось заново... Бесконечный, замкнутый адский круг, выхода из которого не существует. Потому что, когда было время, не остановил как следует, не отговорил от тревожной поездки, не сделал всё возможное и невозможное, чтобы не позволить... Чтобы не дать погибнуть... Не потерять... Господи, он же всё чувствовал, в конце концов! Он мог быть более убедительным! Чувствовал, что вместе с первым сезоном дождей приближается нечто поистине ужасающее, но так и не сделал ничего реально стоящего, что заставило бы их поверить и остаться дома. Он просто был всё ещё недостаточно серьёзным мальчишкой, вечно отвлекающимся из-за иных жизненных проблем и не обращавшим должного внимания на искусно тонкие, но очень важные знаки судьбы. Сейчас, стоя перед мутировавшим братом, он вновь ощущает себя безвольным, слабым подростком из светлого прошлого, не способным делать даже те невероятные вещи, что с легкостью давались ему в лабораториях нового Центра еще вчера. Что толку в хороших знаниях, если с их помощью никому не принести пользы? Что толку в безграничном желании спасти дорогого человека, если прошло столько лет, а способов для этого ещё никем не разработано? Юно глотает соленые слезы, невольно стекающие по щекам и вдруг начинает понимать, что физически дыхания действительно не хватает. Смотрит на часы: кислородный баллон полон еще на пятьдесят процентов, но ему отчего-то очень нехорошо, а воздуха, пригодного для жизни, в костюме с каждой секундой становится все меньше и меньше. Словно поняв это, Ченле переводит ставший встревоженным взгляд с верхушек трескучих исполинов на него и говорит тихим, но уверенным тоном: - Я же говорил тебе о правиле, Хён. Снимай костюм. В баллоне очищенный кислород, он плохо влияет на твое уже частично мутировавшее тело... Ты сможешь спокойно дышать здешним воздухом, только если снимешь его, и поймёшь всё сам. - Частично мутировавшее тело? - Здесь время движется по-другому, Хён... Ты начал продолжать мутировать ещё тогда, когда впервые ступил за тоннель и вдохнул эту хлористую дрянь. - Значит, Юта был прав: зараженные теряют разум лишь при контакте с нормальной экосистемой? Пока мы здесь, мы в безопасности, не так ли? Ченле медленно кивает (он никогда не врал), и Юно, слегка усмехнувшись, стягивает с себя ненавистный шлем, затем снимает баллон и осторожно избавляется от костюма. Оставшись в одних лишь темных футболке и джинсах, он отбрасывает экипировку прочь и выуживает из рюкзака оранжевый плащ-дождевик, надевая его с капюшоном. Вдыхает инородный воздух полной грудью, сначала некоторое время кашляет, но потом постепенно привыкает и понимает, что вполне себе может дышать. Не собирающийся заканчиваться ливень щедро поливает всю местность, словно сад из гигантской невидимой лейки, но парень старается не отвлекаться ни на погоду, ни на странные дикие звуки вокруг, ставшие невероятно громкими, и не спускает взгляда с мальчишки, замершего в тени раскидистых ветвей, всего в пяти метрах от него. Протяни руку, сделай всего пару шагов и, быть может, достанешь... В какой-то момент, он даже безумно хочет попробовать - руки чешутся до невозможного, но тут же одергивает себя мыслью о том, что может спугнуть его и больше никогда не увидеть. Почему-то подобный расклад кажется ему намного страшнее того, где Ченле вдруг свирепеет и решает на него напасть; Юно понимает, что это вовсе не нормально, но ничего с этим поделать уже не в силах: слишком долго его не видел... Слишком долго считал всех родных мертвыми, переживал потери молча, внутри себя, давил улыбки и ходил на импровизированные символические могилы-памятники, посвященные целой провинции, которые вскоре ему осточертели до алых пятен перед глазами, застилаемыми гневом при каждом новом взгляде на них... В последнем таком визите он даже злостно забил один из мемориалов чьим-то оставленным букетом цветов, а затем ногами под шокированный и сочувствующий взгляд местного пожилого смотрителя. От безумной выходки немного полегчало, но лишь совсем ненадолго: душа неистово желала бросить всё к чертям и отправиться к стене, потому что только здесь, за её пределами, он мог узнать всю правду и, наконец, успокоиться. Вдыхая зараженный воздух с запахом влажной травы и древесины сейчас, чувствуя кожей бесконечно стекающую влагу, слыша переменчивый стук капели и легкое дуновение ветра меж огромных скрипящих стволов, он впервые ощущает себя на правильном пути. Впервые чувствует себя опустошенным от всего накопившегося в сердце за долгие годы негатива, становится гармонично целостным, умиротворенным и по-настоящему живым... Ведь он, наконец-то, там, где должен быть. Со своей семьей. Какая-то подавленная часть сознания напоминает о том, что его новая семья под забавным прозвищем, содержащем всего две буквы, осталась далеко-далеко в центре города, и также сильно по нему скучает, но Юно старается отвлечься на брата, игнорируя навязчивые, причиняющие лишнюю боль воспоминания и тревожные сигналы: сейчас, определенно, не время. - Кто рассказал тебе о том, что здесь зараженные могут сохранить разум? - спрашивает тихо, не двигаясь с места, чтобы не напугать резким голосом, нарушившим столь хрупкую, своеобразную тишину природы. Ченле смотрит на него немигающе, словно видит насквозь, изучает водянистыми глазами, словно ему любопытно, насколько сильно за прошедшие годы изменился старший брат, но спустя несколько секунд моргает и слегка улыбается краем губ. - Он многое знает... А ты очень вырос. - Ты тоже... - прозвучало слишком горько, потому что всё должно было быть совсем не так, они же братья, черт возьми, они должны были расти вместе, а не встречать друг друга только через пять с лишним лет и удивляться внешним изменениям. - Ты сказал "он", кто это? Дун Сычен? - Он также добавил, что в стене есть маленькая брешь, но туда никто не суется, потому что все бояться потерять рассудок. - уже намного серьезнее, без тени улыбки или забавы. - Брешь? О ком ты говоришь, Ченле? Кто такие "все" ? Вас здесь много? - Юно делает шаг вперед, и мальчик отступает на два шага назад, отчего парень мирно выставляет руки, показывая, что он не собирается приближаться еще ближе. - Спокойно, я не подойду. Просто ответь на мои вопросы, прошу тебя, я не могу так больше... Съедаемый неизвестностью... Я просто не могу так больше жить, понимаешь, Леле? - он тяжело вздыхает и качает головой. Вода полностью омыла дождевик, даже волосы под капюшоном, каким-то образом, и теперь заливается за шиворот, но ему плевать. Есть вещи поважнее. - Я чувствую себя чужим там, в нормальном мире, среди этих нормальных, ничего не понимающих людей, которые улыбаются всегда приветливо, но потом смотрят так, будто я настоящий монстр, а вовсе не человек, понимаешь? Я так устал от всего этого... - Тогда оставайся. - Что? - Оставайся здесь, с нами. - Ченле поворачивается боком, чтобы идти, смотрит вполне осознанно и серьезно. - Я отведу тебя прямо к нему, и вы сможете обо всем поговорить. Идем. - Подожди, Ченле! Ты говоришь о Сычене? Так он и правда в порядке? Мальчишка не отвечает, лишь разворачивается и скрывается в глубине зарослей так быстро, что Юно не успевает больше ничего сказать. Он осматривается по сторонам и решив, что иного выхода нет, следует за ним, шлепая по уже успевшим собраться под ногами лужам. Холодный ливень затапливает леса, скрывая их силуэты во мраке туманной ночи и пряча влажные следы в изменчивой рыхлой земле так умело, словно их никогда здесь и не было.* * *
Ступени с мелкими трещинами медленно сменяют одну за другой, мрак, в котором она томилась, уже давно не режет глаза, дыхание постепенно выравнивается, зрение давно восстановилось, и девушка открывает глаза, находясь уже там, далеко внизу... Во Тьме? Или все же нет? Моргает, продирает пальцами глаза, понимает, что на самом деле оказалась в подвальной стоянке для служебных автомобилей. Из множества люминесцентных ламп на потолке горят лишь пара-тройка, да и те предательски моргают с заметным постоянством. Дайна с усилием шагает дальше по ступеням. Сил осталось не так много, чтобы успеть вовремя и предотвратить самое ужасное, поэтому она спешит так, как только может. Под ногами на секунду - не влажный пол древней больничной автостоянки, а бесконечный простор с трехэтажной высоты, прекрасный, завораживающий вид рассветного неба над маленькой провинцией, огромная стена вдали и разросшиеся леса Кёнгидо, такие манящие, зовущие за собой туда, где суетливое время остановилось навсегда, и обычная мирская жизнь не имеет никакого значения. Видение, короткое, зыбкое, словно утренний туман в летнюю пасмурную пору, исчезает, рассеявшись неуловимой дымкой так же быстро, как появилось; Со рычит от злости и бессилия, но уже смертным человеком, заставляя себя двигаться дальше, по направлению к черному выходу, ведущему к пожарной лестнице туда, откуда всё ещё раздаются грозные раскаты грома. Она не знает, что именно ждёт ее там, наверху, но отлично всё чувствует. И этого более, чем достаточно. "Только бы успеть..." Взбираясь по скользкой пожарке, она дважды поскальзывается и едва ли не роняет тот самый спасительный шприц, который отыскала несколько секунд назад и наполнила собственной кровью. Вовремя упирается ногами в нижние перила-крепления и дышит судорожно, но с большой долей облегчения. Мокрые, грязные волосы с одеждой прилипли к лицу и телу, но сейчас совсем не до этого. Она и раньше взбиралась на крышу в рабочих перерывах, чтобы насладиться впечатляющим зрелищем и ощущением бескрайней свободы, поэтому должна удержаться сейчас и сделать это, даже если в итоге оно будет стоит ей жизни. "Пожалуйста, подожди меня. Осталось всего ничего, совсем немного, слышишь?" Безмятежная высота с отдаленным шумом лакированных правительственных машин и мельтешащих прожекторов где-то там, на три линии окон внизу, так и подначивает опустить ногу за бортик и шагнуть вниз освобожденной из клетки птицей. Расправить крылья, избавиться от столь ненавистного тела, причиняющего одни лишь проблемы не только собственной душе, но и другим. Одна жгучая ненависть к самому себе за то, что мог решиться раньше, мог не медлить с поисками брата так долго, мог взять и отправиться в путь намного быстрее, чтобы после обязательно вернуться вовремя, а не отвлекаться так сильно на новую жизнь и заразительно оптимистичных друзей, которые помогли взглянуть на этот тусклый мир по-другому. Помогли понять, что ещё не всё потеряно и при желании... при очень сильном желании, сегодня многое можно изменить. Он помнит каждого из них, таких разных, непременно особенных, талантливых и потрясающих людей, улыбки которых он носит под сердцем в невидимом, но надежном, сотканном из воображения хранилище, изрядно поросшем мхом и маленькими грибами сверху, однако ничуть не тронутое временем изнутри. И если большинство из тех улыбок согревают сердце, заставляя продолжать биться дальше, не позволяя ему замерзнуть в сыром тропическом мире, царящем в давно проигранном, но всё еще упрямо сопротивляющемся организме, то самая яркая из них, адресованная лично лишь хозяину, настолько сильна, что всегда поддерживает в подавляемом, захваченном теле человеческую жизнь. Настоящую, живую, ещё не тронутую треклятым вирусом. "Потерпи совсем немного, я почти добралась... Всего несколько шагов. Клянусь, я почти добралась! Всё будет хорошо!" Нет, не будет... Он прикрывает глаза, медленно, вымученно качает головой из стороны в сторону, закрывает ладонями уши, словно пытается не слышать, выбросить из головы надоедливый мешающий дальнейшим действиям родной голос и устало поднимает лицо к плачущим небесам. Июльский ливень грохочет увядающими тучами, заливает потрескавшуюся бетонную крышу, яростно бьёт по черепицам внизу, пропитывает его опостылевший дырявый плащ, который некогда был дождевиком цвета спелого апельсина, что теперь уже давным-давно безнадежно выцвел, почернел и место будущих заплаток в дырявых прорезях уступил живучей растительности и мутно сияющим в полумраке мелким грибам. Пресная вода стекает по сильно отросшим посветлевшим волосам, бледно-голубоватому лицу с полосами выступивших темных вен, и теряется где-то за шиворотом, прямо как тогда... Но на этот раз щекотки, дрожи или бегающих по коже мурашек не вызывает. Странно... За годы, проведенные в лесах, он настолько привык к господствующей вокруг воде, что уже разучился как-либо на неё реагировать. Разучился чувствовать настоящие холод и теплоту. Стоит ли вообще за что-либо бороться после этого? Лучше шагнуть вниз, в последний раз ощутить захватывающую дух свободу и, наконец, избавить этот мир от своего призрачного присутствия. На задворках сознания играет эхо переливистых детских голосов: там другой он, ещё маленький, здоровый Юно, босоногий и покрасневший от солнцепёка, стоит на крыше родительского дома и собирается съехать вниз по самодельной пластмассовой горке, недавно сооруженной из огромной водосточной трубы. Если отец узнает, что они оторвали её с амбара - ему конец. Но ведь, пока никто ничего не заметил, можно и пошалить? Жаркое июльское солнце заливает деревянные борта и черепицы переливающимся жидким золотом, нагревает поверхность до невозможного, преломляется драгоценными лучами через плетущиеся пушистые ветви деревьев, путается в ворохе взлохмаченных каштановых волос, порыжевших на ярком свету. Игриво слепит, щекочет глаза, заставляя жмуриться и искать пути отступления под большими, ветвистыми кронами, мягко касающимися крыши, и улыбаться так широко, что со временем начинают болеть щеки. Ты же любишь солнце, Юно, всегда любил, как же так вышло, что променял всё это на тучи, холод и извечную влажность? В самом низу переступает с ноги на ногу и посмеивается худощавый, мокрый Тэён, который загорел намного сильнее него, за едва начавшееся лето успев заработав легкий, но почти что молочно-шоколадный оттенок кожи. Он скатился по хитро слепленной конструкции намного раньше и теперь с нетерпением ждёт, когда решится уже донсен, а тот всё примиряется к правильному краю, чтобы съехать точно по дуге и попасть не в колючую крапиву, растущую сбоку, а прямо в теплый прозрачный бассейн, красиво блестящий в лучах полуденного солнца. Жара такая, что впору бегать по двору безо всякой одежды, а им бы всё в игры играть, да дать повод соревноваться друг с другом. Где-то сзади, нарушая всю идиллию, слышится шум карабкающихся рук и ног, больше напоминающий звуки передвижения енота, нежели человека, пускай и довольно маленького. Юно прислушивается к возне и довольно улыбается до глубоких ямочек на пухлых щеках, которые в детстве были намного шире и всё подначивали вновь зажмурить глаза: да, он как-то говорил, что они обязательно поиграют все вместе, но это вовсе не значит, что он не может заставить строптивого брата догонять себя. Так даже веселее. - Долго ты там? Давай поживее, Юно-я, а то раскусят и не видать нам бассейна неделю! - напоминает о себе Ли, метко бросив в него огрызком доеденного яблока. Юно легко уворачивается всё с той же теплой улыбкой, от уха до уха, но теперь ещё и заметно хитрой, ибо на полном серьезе обдумывает то, что неплохо бы в процессе полета схватить Тэёна за штанину и потянуть за собой. Мысли о коварном плане мести прерывает недовольный громкий голос младшего брата, наконец, взобравшегося на крышу. - Хён! Эй, Хён, я же просил тебя подождать, пока я пообедаю! - возмущается он и бежит к ним, стуча босыми ногами по шаткой громыхающей черепице. Юно решает, что сейчас самое время, и готовится прыгнуть вниз, зажав нос двумя пальцами. Маленькие юркие шаги стремительно приближаются, солнце всё еще слепит глаза, а внезапно поднявшийся летний ветерок приятно треплет волосы и одежду, даря долгожданный глоток свежести... Погода потрясающая. - Подожди меня, Хён, черт возьми! Как тебе не стыдно! Просил же не играть без меня! - обиженно-забавное мелкое эго сзади, уже в нескольких метрах от него. Тэён внизу хватается за живот от смеха, сигналит "шевелитесь, улитки-переростки!" и заливисто хохочет над их перепалкой. Юно в последний раз смотрит вниз, безмятежно вдыхает полной грудью, затем уверенно шагает через бортик и слетает с крыши, под оглушающий крик родного брата, разрывающий барабанные перепонки: - Юно, дождись меня! - исступленно голосит Ченле и голос его искажается, растягивается, словно резина, и меняется, внезапно превращаясь в женский. Видение рассеивается, размывается, словно грязь, разбавленная водой, ясный полдень тускнеет, стремительно гаснет над головой, превращаясь в мрачное дождливое марево, а сам парень застывает высокой сутулой тенью, наполовину склонившись над пропастью, одной ногой уже внизу, но, в отличие от себя из далекого прошлого - не падает, ибо Дайна, вбежавшая на крышу в самый последний момент, удерживает его за пояс. Девушка сначала облегченно вздыхает, но начав терять равновесие, вдруг вспоминает о том, что она больше не мутант, и в отчаянии кричит, зовя на помощь, потому что босые ступни легко съезжают по лужам и крошащемуся бетону, ведь теперь она никакая не зараженная, но в то же время вовсе не человек - нечто среднее, совершенно непонятное, однако определенно точно лишившееся прежней физической силы, которая ей так необходима сейчас (закон подлости в действии), а потому не может долго сдерживать подобный вес. Юно спохватывается, когда понимает, что ещё секунда и они точно сорвутся вдвоем, потому что отпускать упрямая девчонка не намерена; он пытается оттолкнуть ее прочь, ибо знает, что намного тяжелее, чем она думала, но ничего не успевает - ноги Со опасно соскальзывают по глубокой плещущейся воде, и внезапно застревают у самого края бордюра, щедро рассыпаясь фонтаном брызг и угрожая не слабо поранить девушку. Вода здесь повсюду, не так ли? Яркая рассветная линия горизонта и стопка рассеивающихся дымчатых туч, медленно расчищающих небо утренней заре после продолжительного дождя - последнее, что отпечатывается на илистом дне зеленых глаз, охваченных паникой, перед тем, как он снова досадно теряет контроль над собственным разумом. Тело больше не слушается, сознание уходит вглубь внутреннего мира и, окончательно ослабленное, прячется в уцелевших древесных руинах среди остатков настоящего "я", а организм отдает бразды правления вирусу, уверенно дергающему за самые важные ниточки. Повинуясь инстинктам, кричащих о том, что Со - самый настоящий враг, от которого немедленно нужно избавиться, Юно резко отталкивается назад, возвращаясь за борт крыши, склоняется вперед, заводя руку за спину и, схватив девушку за шиворот, с легкостью перекидывает её через себя. Всего секунда на действие, и Дайна, вскрикнув, уже падает вниз, с грохотом приземляясь на какую-то шаткую поверхность и стремительно скатываясь по влажным черепицам старой пристройки, находящейся на уровне нижнего этажа. Останавливается лишь у самого края, свесившись одной рукой вниз, и теряя последние крупицы сознания, думает о том, что жалеть больше не о чем, ведь она сделала всё, что могла... Она просто нереально сильно устала. Утешает лишь мысль о том, что теперь ей не страшно уходить... И посмотреть в глаза Джонни тоже будет не так страшно. Дайна очень надеется, что брат простит её, а Юно - со временем, обязательно простит самого себя. Единственная проблема в том, что если вакцина не поможет, все их усилия окажутся напрасными, как и её глупая, бесполезная смерть. Она действительно все это время считала поступок брата беспечным? В то время как по шкале глупых действий, с лихвой выигрывает из них двоих сегодня сама... Неразборчивый шум со стороны переднего двора, указы военных, яркие лучи фонарей и знакомые голоса ругающихся с переходом на крик Тэиля, Доёна и Чону убаюкивают ноющую голову, помогают абстрагироваться от ломаной боли во всем теле и начать засыпать. Перевеситься через край полностью не позволяет чья-то нога в тяжелом армейском ботинке, вовремя переступившая через нее, тем самым остановив дальнейшее падение. - Да вы точно издеваетесь надо мной! - ворчит знакомый, недовольный, но обеспокоенно запыхавшийся голос перед тем, как осторожно оттянуть девушку от края и устроить головой у себя на коленях. О том, с каким трудом он выбрался на косую крышу через окно второго этажа ради этой ненормальной, Ли предпочитает не думать вообще... Позор в репутации, если кто их заметит. - Ты сумасшедшая, Со... Больная на всю голову, ты в курсе? - пораженно качает головой Тэён, с упреком смотря во влажные глаза Дайны, у которой рассечен лоб, запекшаяся кровь по всему лицу и хаотичная россыпь гематом на теле, но совершенно безумный, счастливый взгляд, задержавшийся на нем лишь на секунду, а затем устремленный далеко вверх вместе с тихим смехом, болезненно вырывающимся из груди и постепенно переходящим в радостный хохот. Ли не понимает: он до ужаса боится собственных преждевременных догадок, но когда рядом с ними со звоном падает опустошенный шприц, вздрагивает всем телом от неожиданности, прослеживает траекторию её взгляда, запрокидывает голову и все же смотрит наверх... Чтобы тут же пропустить удар бешено колотящегося сердца и задохнуться от увиденного. Прохладный июльский ветер завывает на высоте, неистово бьет его в спину, треплет кроваво-красные волосы, а выглянувшее впервые за последние две недели из-за рассеявшихся разноцветных облаков солнце, затапливают крышу золотистыми лучами, прямо как в далёком шаловливом детстве, путается в отросших пшеничных волосах, поддеваемых сильными порывами воздуха, рваной одежде и селится до боли знакомым теплом в ничего не понимающих, даже слегка напуганных, но после - с непередаваемым облегчением глядящих прямо на них карих глазах. Тэену кажется, что дышится лишь через раз: он впервые за последние пять лет искренне улыбается, игнорируя предательскую влагу, скапливающуюся в уголках глаз, усмехается хрипло, болезненно, надломленно, но по-настоящему счастливо, до конца не разбирая, дрожат ли его руки от испытываемых эмоций или же от того, что дурацкая мелкая Дайна в них все ещё глупо трясется от пробирающей её истерики. К тому времени, когда их находят встревоженные пропажей капитана и совершенно недоумевающие из-за увиденной картины Джено с Джемином, а силуэт на крыше незаметно исчезает из виду, Тэён и Со гогочут, словно умалишенные, уже вдвоём.