Солнца двух миров

***

Пролог

      Мне нравятся наши неторопливые беседы, я увлекаю тебя путешествовать по моим воспоминаниям.       – Помнишь, как я предлагал тебе свою любовь?       – Вы смутили меня тогда, милорд. Мне не хотелось Вас обижать, и я не знала, что ответить.       Мне понадобилось время, чтобы приблизиться к твоей семье. Чтобы иметь право смотреть на твой свет не только как случайный прохожий любуется выставленными в витрине драгоценностями. Я успел позабыть светские обычаи, но ты стала целью восстановления моего положения в обществе. Доверие и симпатия твоей семьи много значили для меня. Я никогда не скрывал от твоих родных своей к тебе симпатии, и они поощряли её как привязанность одинокого и немолодого уже человека, у которого нет своих детей, к жизнерадостной малышке. Ты любила играть со мной, когда важные взрослые вели свои скучные беседы, помнишь? Я не спрошу тебя об этом, мне больно вспоминать, как я радовался твоей радости при виде меня и как твой свет вспыхивал ярче, нежно обволакивая меня и вдыхая в меня жизнь.       – Ты отказала мне.       Я признался тебе в любви, когда тебе было шестнадцать. Ты росла и расцветала, и мне начало казаться, что я теряю тебя. Детским друзьям не было место в твоей новой жизни. Тогда я пришёл к тебе. Я расцветил аллею, по которой мы шли, блуждающими огнями и рассыпал цветущие водяные лилии с медово-малиновым ароматом вдоль нашего пути. Я, трепеща, держал твою руку и вдыхал запах твоих волос, овеваемых лёгким дыханием ветра. Я хотел увести тебя к Махровому морю, в заводь любви.       – Я люблю тебя, – сказал я, когда ты, засмотревшись на рассеянные по небу звёзды, улыбалась своим мечтам.       Ты посмотрела на меня испуганно, как будто я ударил тебя наотмашь вместо того, чтобы поддержать.       – Я знаю, милорд, – ответила ты, опустив глаза. – Вы всегда были моим добрым другом.       Парящая лилия подлетела к тебе, укутав мягким дурманящим запахом. Ты поймала её ладонями, не поднимая взгляда. Я подошёл ближе, слишком близко, вынуждая тебя смотреть мне в глаза. Ты глядела на меня сурово и решительно. Я снова нашёл твои пальцы, уже отпустившие цветок. Ты мягко отстранила руку.       – Вы хотите от меня того, чего я не могу дать Вам, – произнесла ты. – Простите, милорд.       Лёгкий пар в воздухе вечера кристаллизовался ледяными струями, разбивающимися на миллиарды осколков. Я не мог подойти ближе. Я не был нужен тебе. Парк наполнился острыми ледяными осколками. Лилии застыли в переливающихся в свете огней, ещё более беспокойных, чем прежде, прозрачных ледяных сферах. Тебе не было холодно.       – Я буду ждать тебя. Может быть, однажды ты захочешь прийти ко мне, чтобы я мог попытаться открыть тебе не меньше, чем ты открыла мне. А пока, я буду ждать, оставаясь для тебя... добрым другом.       – Спасибо, милорд.       Я проводил тебя до дома по ставшему ледяной сказкой городу.       – Милорд, я никогда не сомневалась в Вашей силе. Вам необязательно было похищать меня и прятать от всех, чтобы я убедилась в ней.       – Думаешь, я хочу завоевать твоё сердце демонстрацией силы?       – В Вашем интеллекте и догадливости у меня тоже не было причин сомневаться.       Может быть, Вам всё же было бы приятнее, если бы я нашла в Вас помощь и поддержку и была благодарна за оказанную помощь, чем защита, которой я не прошу?       – Ты догадалась, что я хочу защитить тебя.       – И не рада этому.       – Видимо, мне не дано дарить тебе радость, – опускаю печально голову. Счастье того, что ты рядом, снова переполнено болью, как в тот вечер.       Я не могу дарить радость, но иной мой подарок для тебя уже почти готов.

***

      Уэтер поднял руки, и тьма заструилась вокруг него. Тени окутали его плотным сумраком, сделав невидимым даже для спутников. Ло-оте-Ни, Ивейа и Терв держали барьер вокруг, позволяя союзнику соединиться с тьмой полностью. Сотканные из теней кинжалы появились в его руках, сверкая лучащимся серебром среди окружавшего его облака. Их быстрые взмахи исполосовали тьму, вычерчивая в ней огненные символы. Огонь растворил тени, оставив подле Уэтера угольно-чёрного тигра с серебристыми полосками. Барьер отпустили, и зверь вырвался на свободу. Смертоносным вихрем бросился он сквозь ряд оживших мертвецов, серебряными клыками вырывая небьющиеся сердца нежити. Уэтер струйкой теней устремился за ним, зная, что он показывает путь к тем, кто управляет этой безликой толпой. Ивейа запела высокую и тянуще-грустную мелодию. Ло-оте-Ни принялся разжигать костёр очищающего пламени. Двое некромантов стояли бок о бок. Уэтер рассмотрел ниточки, идущие из сознания одного из них к многочисленной нежити, истребляемой его саммоном. Взгляд второго пытался распутать окружающую его тьму, но не мог его разглядеть. Кинжалы Уэтера вонзились в его сердце, ломая щиты. Зомби остановились, но второй некромант не успел начать своё сражение, пронзённый ледяной стрелой Уэтера. Нити всё ещё нападающей нежити повели его дальше. В сознании, питаемом призванной тьмой, звучала песня Ивейи, не позволяя отвлекаться на ментальные атаки защищающего из другой группы. Здесь их было трое. Ведущий был защищён надёжнее, помимо охраняющего, с ним был ещё один союзник, питающий его своей энергией. Стрела яда хранителя задела Уэтера, окатив его острой болью и замедлив движения. Маг собрался, стараясь не позволить боли отвлекать себя. Она отступила за грань сознания, изматывая тело, но оставляя неприкосновенной душу. Клинки испустили вопль, накрывая хранителя терпкой тьмой. Некромант, погружённый в транс, не проявлял признаков тревоги, доверяя тем, кто поддерживал и защищал его. Целитель затягивал раны хранителя, делая его почти неуязвимым, но разряды молний, сорвавшихся с тёмного неба, были слишком сильны. Щиты развеивались, и целитель был вынужден прекратить подпитку сил некроманта, чтобы попытаться построить новые барьеры, прежде чем противники до них доберутся. Песня Ивейи скользила на столь высоких тонах, что воздух вокруг вибрировал. Нити некроманта истончались и таяли одна за другой. Вспышка слепящего света позволила двум стремительным фигурам метнуться к некромантам. Тяжёлый и меткий удар меча Крода сбил целителя и ведущего с ног, а пропитанные магией очищения клинки Терва отправили их в небытие. Пламя погребального костра для неупокоенных поглотило их тела, превращая их в пыль, которую развеет ветер.       Уэтер тяжело осел на землю. Яд растекался по его крови. Он отпустил железные стены, ограждающие сознание, и позволил товарищам опустить на него сеть исцеляющих заклятий. Ло-оте-Ни печально посмотрел на него своими огромными глазами и отлетел в сторону. Ирт смазал рану целебными травами.       – Сможешь идти? – спросил Терв, нахмурившись. – Мы ещё не закончили. Нам надо понять, что они здесь искали.       – Это и так понятно, – прерывающимся голосом произнёс Уэтер. – Они искали Часы. И не нашли их, иначе мы бы не встретили их на пути к порталу.       – Я не видел среди них Лишённых, – строго ответил Терв. – Думаешь, они где-то прячутся и выскочат из засады в самый неподходящий момент?       – Я уведу его, – сказала Ивейа. – Ему нужен целитель.       – Ты нужна мне здесь, – строго оборвал Терв. – Уэтер, ещё раз спрашиваю, ты можешь идти дальше?       Призывающий Тьму встал на ноги.       – Я смогу добраться до портала, – ответил он сухо. – Пошли Крода разыскать Лишённого, я уверен, он ещё где-то поблизости.       Уэтер оседлал полупрозрачного от его слабости тигра, которого не хотел отпускать, пока не оказался в безопасности, и отправился к порталу. Ему предстояла мучительная ночь во власти духа-целителя. Он мог бы обратиться к Но-Фиа-Ня за помощью, её таланты к исцелению были очень велики, но он не хотел объяснений по поводы прошедшей битвы. Духи-целители, которые весьма охотно подчинялись призывающим, не знали границ в возможностях исцеления ран любой тяжести, но их работа всегда была долгой, а их лечение болезненным и путающим сознание. Они выпивали боль тех, кого лечили, питались ею, не давая умереть до тех пор, пока боль не будет высосана до дна. Но их голод не мог быть безграничным, а когда они ели, ощущение было похоже на медленно вытягиваемые жилы, на лёгкие иглы, скользящие по обнажённым нервам. Новая боль была для них изысканной приправой. У Уэтера в распоряжении была одна ночь, чтобы встать на ноги, и он надеялся, что духу хватит времени, а его сознание выдержит такую дозу боли.       Некроманты становились всё более серьёзной проблемой. Терву наконец удалось сложить картину грядущего. Среди воинственных шоистрийцев наконец появились лидеры, которые, обратившись к древнему, забытому и никогда не считавшемуся достойным искусству, сумели найти способ возвыситься над остальными странами мира. Шоистрию охватила гражданская война, но мало кто сомневался в том, кто выйдёт из неё победителем. Действующее правительство и его сторонники держали некромантию под запретом. Лидеры, стремящиеся к умеренности и сохранявшие дружественными отношения с остальными тремя странами, стояли у власти уже несколько веков, но наступали перемены. Оппозиция, взявшая оружие в руки, не скрывала ни от кого своих планов подчинения и перекраивания миров по своему вкусу. Они создавали армии живых мертвецов для будущих сражений, пока за их идеи превосходства гибли не столь ценные, как нежить, люди. Они уже много лет обучали талантливых магов, фокусируясь на ментальной магии, некромантии и боевом целительстве. Многие в мире были обеспокоены, но мало кто представлял настоящий объём и силу этой организации. Уэтер не хотел, чтобы Шоистрия подчинила Мейсарал, поставив его на колени. Ему не хотелось жить в рамках жестокой и суровой шоистрийской дисциплины. Он, безусловно, рассматривал шансы получить прочные позиции у захватчиков в случае проигрыша и готовил отступные пути, решая, как преподнести свои таланты так, чтобы они были оценены. Но он не хотел идти по этому пути. Терв утверждал, что это некромантия расшатывает основы мироздания и беспокоит духов. Уэтер был склонен ему верить, но ему казалось иногда, что его соратник обладает немного излишним фанатизмом и рвением. Он не мог не понимать, что политические игры лишь обложка, внешняя сторона деятельности некромантов. Но об истинных целях ещё не было известно ни ему, ни Терву. И они, как и все их спутники, участвующие в поиске артефакта, были весьма обеспокоены и опасались страшного. Уэтер думал о том, чтобы рассказать своим воинам апокалипсиса о том, откуда исходит угроза благополучию мира, но полагал, что время для этого ещё не наступило. Ещё оставалось много деталей для прояснения, но шпионы Терва пока что не могли разузнать ничего вразумительного. Некроманты тоже искали Часы Судьбы. Уэтер подозревал, что Часы – единственный реальный шанс на победу.       Этот древний артефакт, не использовавшийся и не проявлявшийся уже множество столетий, позволял переписывать судьбы двух миров и их обитателей. Часы позволяли изменить линии будущего, читаемые провидцами. Считалось, что он может открыться только тогда, когда судьба миров в опасности, а увидеть его и воспользоваться им может только один из Лишённых. Естественные защитные чары Часов были так сильны, что ни один маг не мог обнаружить их, поэтому только те, кто был полностью свободен от власти магии, не способен ей управлять или подвергаться её воздействию, мог переводить стрелки Часов. Летописи не говорили об использовании артефакта, но существовала легенда, записанная в древних книгах, в которой рассказывалось о том, как он проявился в последний раз. В те времена ещё не существовало общедоступных порталов для перемещений, и маги телепортировались самостоятельно, в то время как большинству обывателей, не развивающих свою силу и не имеющих особенных природных способностей, приходилось передвигаться только в физическом слое пространства, используя ездовых животных (ведь механические повозки, питаемые камнями энергий, тогда тоже ещё не были изобретены). Циасу и Феосу угрожало тогда вторжение иномирцев, уровень развития которых не очень значительно, но всё же превосходил тогда уровень развития населения двух миров. Миры стали бы одной из многочисленных колоний завоевательных пришельцев, если бы один Лишённый из Мейсарала, по имени Зифацерд, не обнаружил часы и не изменил будущее, заставив иномирцев навсегда позабыть дорогу в два мира. Он и его соратники переписали множество линий судьбы, ведущих грядущее по такому варианту развития. Кто-то говорил, что Зифацерд нашёл Часы случайно, но сумел понять, что артефакт очень важен. Кто-то говорил, что он искал его, чтобы защитить миры, и добился своего путём многочисленных подвигов и лишений. Впоследствии артефакт был тайно и очень надёжно запечатан и скрыт, во избежание того, чтобы им пользовались в своих интересах различные создания, которым могло бы захотеться перекраивать судьбу. Говорилось также, что, спустя некоторое время после этого, те, кто охранял артефакт, потеряли ощущение всяких следов его присутствия, то есть включился естественный барьер Часов, приходящих в миры только в случае угрожавшей им опасности. Никто не знал, что именно Часы Судьбы могли счесть опасным для миров и их обитателей, и проявлялись ли они снова после той давно всеми забытой истории. Возможно, их находили, но никто не знал о том, что события по той линии, по которой они пошли, направила чья-то воля. Может быть, кто-то изменил судьбу безо всяких часов, совершив единственно возможный для этого выбор на перепутье. А может быть, Часы ждали наступившего смутного времени.       Терву всегда казалось интересной перспектива познакомиться с этим артефактом, как и со многими другими, которые он добывал и изучал прежде, но лишь три года назад он узнал о том, что, вероятно, Часы Судьбы могут проявиться. Тогда Терв собрал тех, в ком был в достаточной степени уверен и кто обладал, на его взгляд, силой, которой хватило бы, чтобы преодолеть возможные препятствия. Несколько месяцев потратили они на то, чтобы шестёрка научилась максимально слаженно работать вместе, чтобы свыклись и узнали друг друга те, кто не был знаком или не работал вместе прежде, после чего выступили на поиски.       Которые до сих пор не принесли результатов.       Ивейа пришла навестить Уэтера спустя несколько часов. Она присела рядом с постелью, по которой он метался, не сдерживая мучительных стонов боли, и запела тихую успокаивающую и исцеляющую мелодию. Дух-целитель выразил ей своё недовольство тем, что у него отбирали часть его вкусной трапезы, но Ивейа отмахнулась от него. Когда она закончила песню, Уэтер совладал с болью и посмотрел на неё измученным взглядом.       – Я тоже устала, – мелодично сказала она, перебирая пальцами кончик своей длинной русой косы. – Иногда тщетность наших усилий подталкивает меня думать, что Терв слишком много на себя взял.       – Боишься быть героиней, – прохрипел Уэтер. – Может, ты ею и не станешь.       Его дыхание было тяжёлым, но пытался казаться невозмутимым.       – То, что мы делаем – это просто тяжёлый и опасный труд. Напряжение всех сил не один-единственный раз, а постоянная работа. Но мы достигнем своей цели и перепишем судьбу. Мы обязаны это сделать, иначе вместо труда будем, если выживем, окружены терпким страданием. У нас нет права не справиться.       Ивейа кивнула. У неё не было права позволить Терву проиграть или оступиться, и её труд состоял именно в этом.       Полдень позднего лета был жарким. Сад Академии Магии был наполнен выпускниками, празднующими окончание своего обучения, их спутниками и гостями. Преподаватели сидели в тени обширных беседок, созданных в честь праздника усилиями учеников младших курсов. Музыканты играли светлую и лёгкую музыку. Официальная часть мероприятия с вручением грамот и торжественными речами, проходившая в мрачном и величественном зале Академии, была закончена, и теперь в не столь формальной обстановке молодые маги наслаждались праздником среди парящих по саду цветных иллюзий. Существующие и выдуманные животные и растения парили, летали, бродили среди собравшихся, фонтаны переливались радужными струями, далёкие и невиданные пейзажи представали перед их взорами.       Кто-то из молодёжи сидел за изысканно накрытыми столами, кто-то танцевал, следуя за мелодиями музыкантов. Лаинь любовалась переливающимися искрами иллюзорного снега, застилающего траву сада. Ей казалось отчего-то, что сегодня её выпускают из заточения, хотя учёба никогда не была для неё тяжкой обязанностью. Она размышляла о том, стоит ли строить планы на будущее, когда мир охвачен войной, но не могла перестать стремиться мыслью куда-то вдаль, представлять новые годы обучения, предстоящие ей, большей частью в стенах другого заведения, путешествия, исследования. Искры падающего снега внезапно оживились и, танцуя, заскользили во всех направлениях, рисуя белоснежное раскидистое дерево и луну над ним. Лаинь почувствовала руку Гиза на своей талии и, повернув голову, встретила его немного печальную улыбку. Он изменился с тех пор, как два с половиной года назад она встретила его на феосском пустыре, где упражнялась в магии с другими юными жителями Майсены в свободное время. Может быть, его изменила война с Шоистрией, начавшаяся этой зимой? Лаинь слабо верилось в это – до столицы не докатывались волны далёких сражений, а её барьеры были надёжды в достаточной степени, чтобы жители могли продолжать вести привычную жизнь. Потускнело разнообразие импортных товаров в магазинах, погасли порталы, ведущие в Феос и за пределы Мейсарала, появились запреты на применение сильных заклятий. Улицы стали просторнее – с них исчезли те, чья работа могла помочь идущим где-то далеко сражениям.       Но жизнь по-прежнему текла по знакомому руслу, торговцы продавали свои товары, школьники ходили в школу, а в Академии праздновали её выпускной. А Гиз незаметно, стремительно повзрослел. Из жизнерадостного подростка превратился в меланхоличного юношу. Впадал в задумчивость, становясь так похожим своим отрешённым взглядом на Цвера, расспрашивал Лаинь о том, что она думает о мироздании и его связях, о путях судьбы. Озорное буйство красок его иллюзий уступило место линиям и узорам печальных пейзажей. Лаинь подумала, что он очень красив в официальном чёрном костюме с аккуратно причёсанными, но слишком длинными и непослушными для делового стиля чёрными волосами. Его тёмно-синий взгляд нежно окутал её.       – Я сегодня твой кавалер, пойдём потанцуем.       Улыбка Лаинь осветила его лицо. Он увлёк её к площадке для танцев, закружил в узоре танца. Иногда Лаинь удивлялась, где он научился чему-то. Например, как-то раз она застала его за тем, что он обставил комнату собственноручно созданной мебелью. На вопрос, откуда у него такие навыки, Гиз пожал плечами.       – Меня научил отец. Мы уже два раза участвовали в строительстве города на новом месте. Если хочешь, чтобы всё было таким, как тебе нравится, проще сделать самостоятельно, чем искать того, кто умеет, как надо.       В другой раз он удивил её невероятно искусным управлением повозкой. Они поехали покататься вчетвером с Файреном и одним из приятелей Гиза, Дветом, по окрестностям города, и Гиз вёл машину на скорости, близкой к максимальной, по пересечённой местности, так виртуозно, что, хотя ветер хлестал наотмашь и лицо и сердце в груди подскакивало на каждом резком повороте, Лаинь казалось, что она летит. Её повозка всегда слушалась неохотно и заставляла сосредоточить всё внимание на дороге, когда она была за рулём. Когда Лаинь восхитилась его талантами и поинтересовалась их источником, он объяснил:       – Как-то раз у меня был приятель, помешан был на гонках. Мне тоже нравилось, и я учился у него. Он в моей первой школе преподавал математику. Теперь Лаинь узнала, что танцевал он тоже превосходно. Наверное, ему давал уроки кто-то ещё из приятелей или родственников.       – Ты как будто немного скована. Не грусти сегодня, это же твой праздник. Раз Цвер не смог присутствовать, значит это действительно для него важно. Лаинь кивнула. Она изо всех сил старалась не обижаться на то, что они с Цвером слишком редко видятся в последнее время. Мимо них проскользили в танце Файрен и Кана, звезда сегодняшнего праздника, первая ученица их курса, блестяще сдавшая все экзамены и получившая несколько существенных наград за выпускную работу о переплетениях магии огня и магии тьмы. На ней было яркое красное платье, внизу иллюзорно охваченное пламенем. Их пара будто танцевала среди языков огня. Гиз проследил за взглядом Лаинь и улыбнулся хитро, совсем стерев с лица печаль.       – А ты всё равно красивее. Пламя твоих волос пронизано ветром.       – Спасибо. Кстати ты сегодня тоже неотразим. Сердца скольких юных студенточек ты уже покорил?       – Пара-тройка предложили запомнить мне их мыслеобразы. Я постарался, конечно, но много отвлекался, подправляя местные украшения.       Лаинь представила, как прокатится волна возмущения, когда преподаватели заметят, что несколько статуй маняще и призывно обнажились, а половина иллюзорных неведомых растений приобрела формы, навевающие мысли вовсе не о цитадели знаний.       Когда их танец закончился, они с Гизом встретили Файрена и его пламенеющую спутницу у стола с напитками. Кана интересовалась у их друга его планами на продолжение празднования.       – У меня сегодня важная встреча, которая, возможно, поможет мне найти учителя. Я иду в Палату Провидцев.       – Специально записался на сегодняшний день, чтобы гордо предъявить там выпускную грамоту, – прокомментировал Гиз.       Файрен сердито фыркнул. Кана рассмеялась.       – Свяжись со мной, когда закончишь дела, – сказала она. – Расскажешь, как всё прошло.       Она ускользнула, чтобы подготовиться к представлению, которое станет финальным аккордом выпускного и в котором она играла одну из ярких ролей. Лаинь подняла брови. Файрен смущённо отвёл взгляд. Он так и не рассказал ей заранее, кто будет его спутницей на празднике.       Прощаясь после мероприятия, Лаинь пожелала другу удачи.       Палата Провидцев по-прежнему давила на Файрена своей помпезной мрачностью. Она располагалась в массивном, похожем на крепость здании на окраине Майсены. Поднимаясь по долгой старинной каменной лестнице, молодой маг ловил себя на мыслях о том, что не стоило сюда приходить. Подавив малодушный испуг, Файрен толкнул тяжёлую дверь, к которой привёл его шар-указатель.       – Присаживайтесь, – проскрежетал голос ожидавшего его старика.       Маг сидел за большим столом из тёмного дерева, на котором были аккуратно разложены бумаги. Рядом стоял стол поменьше. Из-за него встал молодой человек, видимо, секретарь, подошёл к Файрену и вручил ему лист с отпечатанным на нём текстом.       – Это анкета, которую Вам нужно будет заполнить в конце Вашего визита, – сказал он.       Файрен аккуратным заклятием сложил лист в свою сжимающуюся сумку.       – Молодой провидец, желающий вступить в нашу гильдию, – констатировал старик. – Зачем тебе присоединяться к нам?       – Разве это не естественно? Я думал, каждый, кто обладает даром, рано или поздно приходит сюда, – ответил Файрен. – К тому же, кто, кроме провидцев, мог бы помочь мне развивать мои способности?       – Хорошо. Ты хочешь записаться на обучение. Очень хорошо. Старик замолчал на пару минут, советуясь с кем-то невидимым.       – Ты пройдёшь обучение и вступишь в гильдию, – продолжил он. – Если судьба не решит иначе.       Секретарь пригласил Файрена следовать за ним.       – Ты должен показать гильдии свои видения, – рассказал он. – Ты уже проходил эту процедуру в детстве. На этот раз будет немного дольше и углублённее. Я провожу тебя к внутреннему порталу, ведущему к чертогу оракулов.       Файрен никогда не бывал в чертоге оракулов. Когда его приводили в детстве в Палату, чтобы отметить его дар и убедиться, что он не опасен ни для ребёнка, ни для окружающих, он побывал только в комнате тестов на территории канцелярии. Его приятно удивил контраст между двумя половинами заведения. Чертог создавал гораздо менее гнетущее впечатление, несмотря на то же тёмное дерево и отсутствие окон. Файрен уловил в атмосфере помещений, просторных и светлых, что-то от ощущений Долины Снов. "Наверное, это аура предсказаний", – подумал он, следуя по длинному коридору за молчаливой сопровождающей в длинных одеждах. Её лицо и фигура были скрыты развевающимися волнами ткани. Она провела его в обширный зал с журчащим в центре фонтаном. Из высоких окон зала вливался солнечный свет. Оракул обошла вокруг фонтана, окружая его быстрыми и точными сетями заклятий. Она опустила руки пальцы в воду и застыла, устанавливая с молодым человеком ментальный контакт.       – Коснись воды, – прозвучал в сознании Файрена её ментальный призыв.       Он послушно прикоснулся к прозрачным струям. Видение, которое его сопровождающая могла видеть, подсвеченное её собственными особенностями восприятия, захватило его. Он парил над безграничным открытым пространством, сложенным будто из маленьких разноцветных геометрических фигурок. Спустившись ниже в своём полёте, Файрен понял, что фигурки – это идеально правильные островки растительности, разделённые дорожками плотно утоптанной земли. Цвета листвы, травы и цветов казались ему неестественными, он никогда прежде таких не видел. Трава и листья деревьев очень редко были, как им полагалось, зелёными. Зато в изобилии встречались синий, фиолетовый, красный и жёлтый цвета. Среди цветов зелёного было больше, но причудливость и необычность их форм заставляла забыть обо всех цветовых несоответствиях. На одном из "газонов", выполненном в форме немаленького равностороннего треугольника, где из тёмно-бордовой травы выглядывали нежно-бежевые головки цветов, пушившиеся пухлыми лепестками, Файрен заметил отдыхающее животное. Оно было похоже на небольшую собаку и не привлекало бы к себе внимания ни мягким серым окрасом короткой шёрстки, ни слегка вытянутыми острыми ушами, если бы не большие сложенные перистые крылья, скрывавшие большую часть его спины. Неподалёку, на другой, округлой поляне играли друг с другом две золотистых ящерицы с длинными когтистыми лапами и густой шерстью вдоль шеи и верхней части спины. Внезапно атмосфера изменилась, будто издалека раздался неуслышанный крик. Звери напряглись, трава и кусты заколыхались взволнованно. Файрен, цепляясь за ощущения полёта, направился туда, откуда повеяло тревогой, которую он почувствовал не менее ясно, чем местные обитатели. Перемещение было стремительным. Картина сада сливалась в неуловимое мельтешение цветных пятен, пока не остановилась потихоньку, отображая поле битвы. Нелепые, неловкие фигурки людей пытались противостоять тому, что обрушивалось на них неумолимой и неподконтрольной им силой. Их противником была вода. Она лилась на них с неба, избивая хлёсткими струями, набрасывалась несокрушимыми волнами, омывающими землю, норовила повалить с ног, закружить в лабиринте, из которого не выбраться. Она вращалась вихрями, роняющими слепящие брызги. В круговороте вод Файрену никак не удавалось разглядеть тех, кто пытался победить стихию. Он очистил сознание, позволяя видению врастать в него глубже, становиться частью его самого. Иногда подобная практика позволяла ему уцепиться за сознание кого-то из участников событий, увидеть и почувствовать то, что видел и чувствовал тот. Чужие эмоции и чужая сила ворвались в него, кружа голову. Юноше показалось, что он ощутил, охватил взглядом тысячи жизней, миллионы противоречивых эмоций. Файрен воспротивился желанию закрыться и отстраниться, несмотря на опасность, грозившую ему. Чужие ощущения могли свести его с ума, не позволить больше вернуться. Картина прояснилась. Тот, чьими глазами он пытался смотреть, был тьетом. Магия пропитывала всё его существо, он состоял из неё куда в большей степени, чем из плоти и крови. Нетренированное сознание Файрена скользило по струям заклинаний тьета, теряясь в них. Тьет играл с водой и улыбался ей. Его эмоции и ощущения были удивительно чистыми и светлыми. Битва приносила ему радость, такую, как, как помнил Файрен, он испытывал только когда-то слишком давно, в далёком детстве, когда мир был неизведанным и удивительным. Тьет растекался с водой, смешивался с ней, сливался с Садом Химер, с самим его духом, отражая малейшие детали его настроения, просил у него заступничества, чтобы победить в своей игре. Прислушавшись, Файрен ощутил тонкие нити заклятий, ведущие к соратникам тьета и окружавшим их барьерам. Файрен понял, что люди победят, что их хрупкость только кажущаяся. В какое-то мгновение он понял, что знает о них всё, что знал сражающийся тьет, – кто они, за что они сражаются, что особенно важно и ценно для каждого из них, где их сильные и слабые места. Он знал, как усмирить бушующие воды и защитить тех, кто рядом. Файрен не успел удивиться всему открывшемуся ему прежде, чем знание погасло, оставляя лишь неясные контуры и смутные очертания. Где-то на почти неощущаемой грани сознания он почувствовал чужую боль. Оставив тьета, он позволил картине удалиться, и там, где затянулись облачным туманом мозаичные контуры Сада Химер, видение отпустило его. Оракул сидела на ограде фонтана. Капюшон слетел с её лица, открыв его тонкие черты, украшенные причудливым рисунком. В глубине синих глаз плескалось потрясение. Файрен опустил голову, тихонько извиняясь за то, что причинил девушке дискомфорт, отправившись путешествовать по видению, не подумав о ней.       – Ты не должен был, – прошептала она. – Не должен был врываться в сознание тьета.       "И не должен был сохранить рассудок", – продолжила она мысленно.       – Расскажи мне о том, что тебе удалось осознать из увиденного. Умение правильно понять и описать видение не менее важно, чем способность его видеть. Файрен кивнул. Он говорил медленно, стараясь раскрыть всё, что осталось в его памяти от полученного знания.       – Я видел Сад Химер.       – Тебе случалось бывать там раньше, в видениях или реальности?       – Однажды он снился мне. И я читал о нём.       – Продолжай.       – В саду происходила битва. Люди неосторожно разбудили зачарованную стихию. Их было немного, и для них было очень важно то, ради чего они сражались. Файрен задумался, но подробности такого ясного, само собой разумеющегося знания, которым он обладал несколько мгновений назад, ускользали от него. Голову неприятно тянуло тупой ноющей болью.       – Миры понесут непоправимые потери, – Файрен повторил мысли, жившие в памяти тьета, которые не успели его покинуть. – Это движение уже не остановить. Нам не хватит сил на победу над ними, поэтому остаётся только переписать судьбу. Он перевёл дыхание. Его преследовало ощущение расщепленности сознания, распылённости его на множество личностей, обладающих общим разумом. Для человека это ощущение казалось совершенно невыносимым.       – Победу над кем? – невозмутимо спросила оракул. Файрен покачал головой. Это ему было неизвестно.       – Они ищут путь переписать судьбу, – наконец произнёс он. – Ищут уже сейчас.       Будут искать – скоро – в Саду Химер. И других заповедных местах. Чтобы спасти миры от потерь. Тьет... – Файрен тщетно пытался вспомнить его имя и имена его спутников, – он радовался битве, но в этой радости не было страсти и возбуждения, которые мы испытываем, когда ощущаем вкус крови и азарт сражения. Он радовался ей как акту творчества.       Оракул внимательно слушала его, иногда задумчиво сверяясь с собственными воспоминаниями. В какой-то момент она показалась Файрену просто юной испуганной девочкой, будто её не окружал больше ореол мудрости и загадочности, который ей создавал строгий взгляд, татуировки, одежда, не оставляющая ничего, кроме этого скользящего сквозь предметы взгляда, а также её манера речи, чистый и тихий голос. Много позже, запутавшись в том, что является для него прошлым, а что относится к настоящему и будущему, Файрен мог бы узнать, что проникновение в сознание тьета считалось для человеческих провидцев невозможным и являлось одним из строжайших запретов, потому что все, кто пытался это сделать, лишались разума.       – Давай прогуляемся, я покажу тебе нашу обитель, которая отчасти станет и твоим домом, как члена нашей гильдии, – сказала Оракул, когда их беседа была закончена, а её одежда и её строгий образ снова были в меру аккуратны и загадочны. Перед молодым человеком открывались одна за другой двери комнат чертога, коридоры и залы сменяли друг друга. Кое-где он видел людей, погружённых в транс или склонившихся над бумагами или магическими артефактами. О чём-то Оракул рассказывала ему, что-то позволяла ощутить, снова отдавшись во власть видений. Он не задавал вопросов, стараясь запомнить то, что ему представляли. Файрен понимал, что его приняли за своего. В конце их вводной экскурсии, поблагодарив своего гида, он спросил о том, что поразило его больше всего.       – Оракулы всегда столь часто погружаются в видения, как мне довелось это делать сегодня?       – Мы живём будто между мирами. Видения будущего, прошлого и настоящего составляют суть нашего существования в большей степени, чем то, что происходит на самом деле. Я думаю, у нас получится научить тебя быть хорошим наблюдателем. До новых встреч, – произнесла она, указывая ему на портал, которого они успели достигнуть. Файрен чуть не забыл заполнить анкету, полную подробных и не слишком интересных вопросов, которую ему дали, когда он только пришёл, но ему напомнил о ней стоящий у двери выхода стол, на который была водружена внушительная кипа бумаги возле таблички       "Анкеты претендентов", начертанной красиво перевитым, так, что не сразу удавалось разобрать слова, почерком.       Покидая Палату, Файрен чувствовал себя очень усталым и в то же время он ощущал, что узнал сегодня что-то новое и важное.       Тоска и усталость норовили заставить Гиза скатиться в депрессию. Хотелось съехать с высокой ледяной горы, остудить напряжённую назойливыми мыслями голову в вихре снега, может быть, окунуться в холодящий и сковывающий тело источник, а жара вокруг была похожа на утончённое издевательство над его желаниями. Юноша не знал, почему не находил себе места, его затягивала тревога, незаметно пронизавшая оба мира и глубоко расшатавшая Феос. Ветер играл так буйно, что рисковал заставить перестать существовать свою площадку для игр. Город, где жила прежде его семья, был разрушен пару месяцев назад, но они не нашли подходящего места для возведения нового, как не находили многие. Их новым домом стало одно из древних поселений на территории, пограничной с Поющим Лесом, редкий уголок, веками не подвергавшийся разрушениям и остающийся стабильным. Но обманчивое спокойствие лишь сильнее растравливало невнятное беспокойство. Гиз спасался, проводя как можно больше времени в Циасе, погружаясь в весёлое общение с друзьями, ухаживая за девушками, но стоило ему оказаться наедине со своими мыслями, как тревога снова овладевала им. Он переживал кризис самоопределения, искал смысл своих поступков и пытался понять, какой путь ему стоит выбрать, чтобы следовать своим желаниям и в то же время спастись от пустоты, грозившей поселиться в его душе.       Вскоре после выпускного Лаинь Гиз отправился на встречу с братом, который был для него ярким примером целеустремлённости и уверенности в своём предназначении, не подкошенной сомнениями. Он хотел обсудить с Цвером возмущения Феоса, а ещё передать ему небольшое послание от его возлюбленной. Гиз не подумал о том, что путешествие по порталам может быть для него опасным. Война, которой были охвачены оба мира, не затрагивала его в ни в уютной Майсене, где жителей всячески старались оградить от её проявлений, ни дома, в уголке Феоса, где его семья нашла приют и куда не долетали никакие отголоски политики и сражений.       Поэтому он без колебаний нащупал мысленно образ Цвера, замутнённый барьерами и недоступный для посторонних, считавших его мыслеобраз, и отправился в путь, инстинктивно, как умели лишь родившиеся или прожившие много лет в Феосе. Сеть порталов плотно охватывала оба мира, они использовались как основное средство перемещения на дальние расстояния. Изначально существовали только порталы естественные, служившие для связи между двумя мирами. Их сотворил Ветер, и поэтому у проходящих сквозь них кружилась голова в вихрях смещающегося пространства. Многие годы их изучения позволили жителям Феоса и Циаса освоить создание искусственных порталов. Дискомфорт при прохождении через них сводился к минимуму, не вызывая ни продолжительной дезориентации, ни тяжести в голове даже у самых неподготовленных. Правда, проход через порталы, работающие на основе магии, был недоступен для Лишённых, но в связи с их немногочисленностью, они не брались в расчёт. Государства Циаса контролировали сеть порталов, выдавая допуск, ключи к ним, только тем, кому считали нужным. Уровень допуска к порталам отличался в зависимости от занимаемого положения и имеющихся привилегий. Тот, кто не обладал ключами, при попытке использования портала, просто проходил насквозь его сияющую арку, оставшись в том же месте, где попробовал в него зайти. Ключи снимали магическую блокировку, не допускающую перемещения, а также контролировали уровень доступа. Практически все порталы были связаны между собой, но, тем не менее, при недостаточном уровне доступа приходилось пользоваться пересадочными узлами, так как перемещения были позволены только в определённых направлениях и между конкретными порталами. Пересадочные узлы представляли собой скопление порталов в шаговой доступности друг от друга. Но с жителями Феоса всё обстояло совершенно иначе в этом вопросе, как и во многих других. Их сознание, напитанное энергиями Мира Игр Ветра, было способно без малейшего усилия преодолевать эти блоки, совершенно не замечая их наличия, хотя для произвольного преодоления барьера между Феосом и Циасом им требовалось использовать особую технику, требующую тренировки и способностей к сосредоточению. Даже маленький ребёнок мог пройти через портал и оказаться там, где ему нужно, как если бы проходил через обыкновенную дверь комнаты. Впрочем, дети Циаса дошкольного возраста тоже иногда обладали этой способностью, поэтому территории, на которых находились порталы, тщательно охранялись и дети туда допускались только в сопровождении взрослых. Гиз не чувствовал разницы в ощущениях при прохождении через древние естественные порталы и современные искусственные, и пересадки ему приходилось делать лишь тогда, когда естественный портал, который был ему нужен, не имел никакого сообщения с созданными руками людей. В связи с войнами, как это всегда происходит в нелёгкое и смутное время, вблизи от порталов усилился промысел преступных команд, разбойников, которые старательно наживались на чужих бедах. В мирное время у этих ребят мало кому получалось доставить неприятности, но в военном положении, когда большинство порталов было официально закрыто, они получили возможность разгуляться, врасплох нападая на тех, кто нелегальным образом умудрялся доставать ключи. Среди этих разбойников редко встречался кто-либо толковый и по-настоящему сильный, обычно их банды складывались из неудачников и отбросов общества, принимая в себя молодёжь, страстно желающую проявить свою отвагу и мнимые способности. Гиз столкнулся с молодой бандой, насчитывающей пару месяцев от роду и десяток членов, в возрасте от 12 до 20 лет, когда преодолевал расстояние между двумя порталами, второй из которых должен был привести его в ту местность, где находился сейчас Цвер. Он неторопливо шёл по пустынной местности, поросшей редким леском, когда его вырвало из раздумий ощущение угрозы. Гиз прислушался и почувствовал потоки людской злобы и агрессии, направленной на него, прежде, чем пятеро подростков встали на его пути. Хорошо одетый стройный юноша, одних с ними лет, показался юным разбойникам достаточно подходящей жертвой. Гиз, не позволяя своей мимике или дыханию выразить что-либо из того, что происходило с ним, вошёл в магический транс для творения заклинаний, приготовившись защищаться в случае драки, которая, судя по настрою тех, кто стоял сейчас перед ним, была неизбежной.       – Шикарный костюмчик, – усмехнулся рослый темноволосый парень, приглядываясь к аккуратной и стильной одежде Гиза. – У тебя, видать, богатенькие предки.       – Мы любим богатеньких, – поддержал его стоявший рядом товарищ. – Всегда есть, чем поживиться.       – И так приятно, когда они пищат от боли, теряя своё высокомерие, – добавила девчонка лет 15 в коротких шортах с ужасно худыми ногами.       Двое остальных видимо были не из болтливых. Один из них просто подошёл к Гизу и замахнулся на него зажатым в руке ножом. Гиз отступил на шаг, уклоняясь от удара, и это резкое движение порвало сеть заклинания, которым он пытался опутать своих противников. Он едва заметно вздохнул. Раньше ему всегда удавалось избежать драки. Потасовки с приятелями или братом, которыми было богато его детство, всегда носили характер дружеского соревнования, недоброжелатели, встреченные в городе, обычно оказывались шайкой перепивших студентов, которых легко было перепугать иллюзорным драконом, а вот от этих ребят исходила жажда бессмысленной крови. Гизу нужно было несколько минут, чтобы составить заклинания, которыми он собирался воспользоваться, чтобы ускользнуть, но речь, которая могла бы притормозить действия этих отморозков, как-то не приходила на ум, потому что ему пришлось уже трижды остановить удары агрессивного парня с ножом энергетическими блоками. Гиз попытался поймать взгляд черноволосого, который заговорил с ним первым, – он счёл его лидером весёлой компании.       – С меня вам нечем будет поживиться, так что, может быть, я просто пойду своей дорогой? – спросил он.       Подростки разразились хохотом, и даже молчаливый парень с ножом на мгновение прекратил свои атаки.       – Отстань от него, Бес, – сказал лидер, – ты ему одежду порежешь. Сколько раз тебе говорил, надо действовать тоньше.       Гизу потребовалось усилие, чтобы направить в землю у своих ног электрический разряд, который прилетел от второго молчаливого парня, стоявшего чуть позади своих приятелей, и ему не хватило времени, чтобы подготовиться как следует ко второй волне, разлившейся неприятным покалыванием по телу, несмотря на поставленный барьер. Ребята, осознав уже, что им не удастся справиться с самоуверенным богатеньким мальчиком парой ударов, медленно начали окружать его. В их взглядах сквозило осознание своей неуязвимости и безнаказанности.       – А зачем тебе туда идти, собственно? – поинтересовалась девчонка. – Потуси тут с нами, пообщаемся. Скучно в этом дурацком лесу.       – Очень скучно, – подтвердил прыщавый мальчишка, самый младший и самый низкорослый из них.       – У тебя рубашка-то шёлковая наверно? Может мне впору будет, дай померить, – недобро улыбнулся черноволосый. Гиз, старательно делая вид, что у него дрожат руки от страха и позволяя волнению сделать этот эффект поправдоподобнее, медленно начал расстёгивать рубашку.       – Сейчас стриптиз поглядим, – объявила девчонка.       – Только для тебя, – процедил Гиз сквозь зубы, заканчивая последние штрихи своего заклинания.       Мгновение спустя пятёрка хулиганов неистово вопила, глядя, как пламя пожирает их кожу, слишком быстро, слишком больно, чтобы думать о чём-то ещё. Мелкий подлиза громко заплакал, девчонка завизжала, главарь бросился кататься по земле, пытаясь затушить огонь, Бес надсадно завыл, сжимая зубы, а парень, швырявшийся электроволнами, пытался стряхнуть с себя пламя, видимо, слабо ощущая боль, но дезориентированный происходящим. Гиз уже неподдельно дрожал, пытаясь одновременно поддерживать свою иллюзию и преодолевать границу миров. Он боялся, что они опомнятся раньше, чем он успеет проскользнуть в Феос, не задумываясь о том, что они могут последовать туда за ним. Последнее, что он заметил, прежде чем растаять, растворяясь и переходя в иное пространство, это лук, возникший из ниоткуда в руке белобрысой девчонки.       Энергии Феоса нежно окутали его, устало севшего прямо на траву. Несколько минут Гиз переводил дыхание, восстанавливая спокойствие и упорядочивая ток собственных энергий, но передышка была недолгой. Гиз поспешно вскочил на ноги, увидев перед собой материализующегося молчаливого мага из только встреченной шайки. Он быстро понял, что пытаться бежать будет бесполезно. Маг не торопился атаковать, он был достаточно знаком с Феосом, чтобы тщательно соизмерять свои силы и возможности, прежде чем совершать какие-либо действия в этой нестабильном мире. За его спиной показалась девчонка в шортах.       – Какая блестящая мысль, сбежать в Феос! – сказала она, хмуря брови. – Мне не понравилось, что ты заставил меня поверить, что твой огонь испортил мою гладкую кожу! Гиз, не отрываясь, следил за тем, как она накладывает стрелу на тетиву, чтобы не пропустить ни одного движения, которое позволило бы ему уклониться, и выпустил из поля зрения мага, успевшего за это время сплести сеть заклинания. С неба рухнула молния, испепелив траву, на которой Гиз только что стоял. Маг промахнулся, и ноги его подкосились – энергии Феоса оказались для него слишком сильными. Девчонка опустила лук.       – Ты с ума сошёл, Френ, – со страхом в голосе сказала она. – Ты же говорил, что это заклинание слишком мощное. Мы в Феосе, идиот! Ветер усилился. Из едва заметного дыхания воздуха, шевелящего траву, выросли крепкие уверенные порывы.       – Я сама убью его, – сказала девочка.       Гиз сбил её стрелу с курса энергетическим блоком. Всё вокруг зашумело от негодования ветра. Его порывы старательно мешали попасть в цель. Внезапно в глазах девчонки отразился ужас. Гиз обернулся и увидел голубой смерч с раскидистой кроной облака, неумолимо приближающийся к ним. Девчонка закусила губу, видимо, раздумывая, куда бежать, чтобы не быть сметённой играми ветра, маг тяжело поднялся на ноги и принялся чертить заклинания выхода из Феоса, а Гиз расставил широко руки и закрыл глаза, сосредотачиваясь на ощущении движения воздуха, а затем, когда ветер приблизился к нему вплотную, шагнул в вихрь. Улетевшая ему вдогонку стрела бессильно понеслась над травой, а затем, ударившись о землю, переломилась пополам.       – Интересный способ перемещения ты выбрал, – улыбнулся Цвер, слушая рассказ Гиза о том, как он путешествовал в сердце вихря.       Во временном деревянном домике, который они с товарищами построили там, где работали, было тихо и уютно. Гиз позавидовал спокойствию, царящему здесь, оно было так противоположно терзавшим его противоречиям. Гиз понял, что не хочет говорить с братом о том, о чём собирался. Он протянул ему послание Лаинь. Может быть завтра. Цвер развернул бумагу, и на губах его родилась нежная улыбка, вызванная тёплыми словами, окутанными ароматом цветущих витуров, которые стали памятны для них во время долгих прогулок прошлого лета. На следующий день после того, как Гиз ушёл, Цвер удивился, получив вести о той, о ком не слышал уже три года.       Парейн и Но-фиа-ня, как и прочие "воины апокалипсиса", в меру сил пытались залатать трещины ткани мироздания грубыми непрочными нитями своих способностей. Сломанные порталы, испепеляющие входящих в них или отправляющие их в места искривлённого пространства, участки нестабильных границ между мирами, которые или закрывались наглухо по своей прихоти, не позволяя никому их преодолевать, или, наоборот, заставляли случайных прохожих соскальзывать в Феос при спокойной прогулке по Циасу, энергетические водовороты, сжигающие магию и искажающие заклинания, были всегда, но обычно их было совсем немного и они не мешали спокойному балансу миров. Но сейчас, в преддверии тяжёлых, угрожающих перемен, таких явлений стало невообразимо больше. Пожилому магу и тьете, которые очень удачно работали в последнее время в паре, достались Камни Преткновения. Эти необычные и пагубные минералы собирали в себя энергию тьмы и создавали вокруг того места, которое выбирали для своей жизни, особые условия, в которых им было наиболее комфортно. Флора и фауна окружающего пространства менялась в радиусе многих километров, и эти изменённые создания, похожие на пришельцев из иных миров, питали камень, позволяя ему обрести большую силу и захватить большие территории. Камни рождались в Феосе и, в первую очередь, меняли всё окружающее в этом мире, а затем перемены добирались и до сопряжённого участка Циаса, делая его непригодным для жизни коренных обитателей. Насколько можно было судить, камни не являлись разумными, и их влияние походило на влияние раковых клеток, возникших от случайной мутации и нарушающих при этом естественное течение процессов мироздания. Зачарованные клинки тьеты в сочетании с магией профессора Академии были способны уничтожить эти скопления тёмной энергии, а после смерти Камня окружающая природа постепенно восстанавливалась и приходила в норму. Последний камень, встретившийся на их пути, сумел развить своё влияние настолько, что его долго не обнаруживали, он научился прятаться. Путь по захваченному им пространству отобрал у них уже неделю пути, а они до сих пор не знали, где находится сердце этого погубленного участка. Изгибы окружающих растений, неестественно выгнутых и узловатых, редкие звери с затуманенными взглядами, ручьи мутной коричневой жижи, текущие по земле и питающие живущих здесь уродцев, терпкий туман с желтоватым запахом, не позволяющие разглядеть далёкое небо, окружали путников. Личико тьеты устало кривиться от отвращения, а Парейн просто устал, потому что его тело уже успело забыть столь долгие переходы, требующие постоянного внимания и готовности бороться с враждебной и неизведанной природой. Когда они устроили привал на относительно сухой и пустынной поляне, Но-фиа-ня стала делиться с другом своими переживаниями.       – Рейн, мы всё ещё в Циасе, а мне уже тяжело выдерживать исходящую от Камня тьму. Как думаешь, может, пора звать на помощь, и он слишком сильный для нас? Парейн сдержал желание погладить эту ёжившуюся тоненькую белокурую малышку по голове. Ему порой было сложно бороться с иллюзиями, которые создавал для него нежный и детский облик тьеты.       – Рано сдаваться, Фиа.       Не так давно он осмелился начать звать её по индивидуальному имени, опуская имя рода и уважительный суффикс.       – Я думаю, у нас есть шансы справиться.       Он задумался. Тьета не прерывала его размышлений и лишь осторожно дотронулась до края его сознания, чтобы вывести мага из задумчивости, когда пришла пора двигаться дальше. Вскоре она почувствовала Камень и показала спутнику, где он. Его охранял мрачный и такой же непривлекательный, как и всё вокруг, лес.       – Я не уверен, – сказал Парейн, – но мне кажется, он наполнен враждебными существами.       – Скорее всего, так и есть, – кивнула Но-фиа-ня.       На опушке леса она погрузилась в медитативный транс, восстанавливая их силы. Парейн чувствовал, как отступает, послушная его маленькой спутнице, усталость, как тело и дух крепнут, и его собственная сила, подпитанная тьетой, рвётся наружу. Она ободряюще улыбнулась, давая понять, что приготовления закончены, и скользнула за его спину.       Ощущение угрозы оставалось неясным и плохо различимым, но нарастало по мере того, как они продвигались вглубь леса. Вскоре загорелись летающие клинки вокруг Но-фиа-ня и пошли в ход лёгкие и быстрые заклинания мага – со всех сторон на них нападали жители леса, гладкие, скользкие серокожие существа. Они были довольно небольших размеров, и победы над ними не требовали значительных усилий. Когда до Камня оставалось несколько сотен шагов, Парейн дал неслышно понять Но-фиа-ня, что настало время переходить в Феос. Клинки тьеты закружились, ограждая от трёхногих охранников леса с несимметрично изогнутыми телами. Оказавшись в Феосе, она почти растворила свою ауру в ауре Парейна, так невыносимо ей было находиться вблизи от Камня. Маг неторопливо окутывал их щитами, чтобы защитить от того, что могло им встретиться на этом последнем отрезке пути, уже почти машинально отмахиваясь от назойливых серых монстров, которые в этом мире были значительно крупнее и сильнее, но по-прежнему не отличались ни малейшими признаками хитрости или ума. В его сознании зазвучал голос спутницы. "Знаешь, Рейн, это... собаки. Их кто-то насылает на нас. У них есть хозяева".       Парейн присмотрелся к монстрам и понял, что тьета права. Похоже было, что Камень создал или изменил кого-то, обретя в защитники разумных существ. Клинки Но-фиа-ня, пришли в движение, образуя сложную фигуру. Сознания Парейна коснулся чужой, созданный камнем. В его позывах было что-то, похожее на дружелюбие, но он был ещё непонятнее, чем духи, и даже звери или птицы, с которыми магу приходилось вступать в контакт. Он закрылся от непрошенного гостя. Тьета нервничала. Никакой ярости, никакой злобы, что-то холодное и терпкое было в ауре этих монстров. Они были похожи на своих питомцев, но чем-то отдалённо напоминали и людей, много раз искажённых играми зеркал.       "Это люди, – констатировала тьета. – Были". Парейн нахмурился. Звать на помощь было поздно, и они вступили в схватку с преградившими им путь к камню. Ничего похожего на человеческое сознание в них не оставалось, и глаза их, округлые щели на серой коже, были заполнены ровным чёрным, чуть поблекшим зрачком, в котором не читалось ни одной мысли. Их было около двадцати, и Парейну никак не удавалось определить, вооружены они или разные странные приспособления, которые могли оказаться оружием, были просто продолжением их тел. Клинки Но-фиа-ня оставляли на них рисунки, из которых сочилась тёмно-коричневая жидкость. Эти раны не мешали им продолжать двигаться и предпринимать попытки нападать. Парейн пытался сковывать их острыми конусами льда, усиливал тьетины ножи своими благословениями, призывал изначальный ветер наполнить силой его заклинания, но серокожим было всё равно. Их тела ломались, рвались, падали, но снова ловко и нелепо поднимались. Осознав, что все его усилия не приносят никаких результатов, Парейн принялся питать тьету, у которой хоть как-то получалось противостоять этим странным существам, своей энергией. Но-фиа-ня благодарно кивнула, и клинки её закружились с устрашающей быстротой, шинкуя бывших людей так мелко, что подняться на ноги для них уже не представлялось возможным ввиду отсутствия конечностей и всех остальных частей тела тоже. Внезапно искристые волны энергии распространились по залитому коричневой кровью и усыпанному останками нескольких тел полю боя. Оставшиеся существа рухнули на землю без движения. Из-за их спин вышла высокая женщина в длинном плаще с невообразимо чёрными волосами. Тьета, легко умевшая извлекать всё, что ей было нужно, из своей собственной памяти и памяти народа, узнала её.       – Спасибо за помощь, Белэсс, – сказала она, чуть склоняя голову жестом, принятым у тьетов для выражения благодарности. Белэсс развела руки в ответном церемониальном жесте, принимая её благодарность, и Парейну на мгновение почудилась фигурка тьеты в силуэте этой высокой статной женщины. Ещё один Камень Преткновения был уничтожен, но на этот раз ритуал почти лишил обоих его проводивших сил. Но они были довольны, потому что дурно пахнущий туман начал рассеиваться, и за ним уже можно было различить тихое и привычное небо.       – Зачем ты помогла старику и тьете? – услышала холодный вопрос Белэсс, летевшая в потоках ветра над тающим туманом.       – Я должна была посмотреть на камень, господин.       – Впредь постарайся обращать на себя поменьше внимания.       – Каникулы в Поющем Лесу? Должно быть заманчиво, – Лаинь улыбнулась, провожая Рину к порталу.       – Надеюсь, ты сможешь присоединиться. После твоей выпускной работы о растениях Леса ты там, наверно, чувствуешь себя как дома.       Лаинь потупилась – на её взгляд практическое ознакомление с Лесом, которому был посвящён её диплом, оставляло желать лучшего. Ей так и не удалось уделить столько времени, сколько она хотела, прогулкам по заповедному месту. Впервые попав туда под руку с Цвером, она восхитилась светлой силой леса. Часы, проведённые в его тени и наполненные его энергией, запомнились ей и определили её выбор области для изучения на выпускном курсе. Но, возвращаясь туда без любимого, она чувствовала себя каждый раз неуютно. Поэтому большую часть информации для работы она почерпнула в книгах и рассказах наставников, и её вклад в открытие мирам секретов Леса казался ей ничтожно малым.       Возвращаться домой Лаинь не хотелось. Дом пустовал почти всё время с тех пор, как началась война. Родители возвращались редко, иногда пугающе усталые. Оба работали над грядущим благополучием Мейсарала, мать вернулась к своей дипломатической карьере, считая себя не вправе не воспользоваться своим опытом и талантами в ведении переговоров, во времена, когда правильно подобранные слова могут спасать жизни, а отец пропадал в лабораториях, выискивая новые способы спасать и убивать людей особенно старательно. В доме поселилась неуютная тишина, которую Лаинь лишь редко удавалось прогнать, устраивая сборища друзей, которым тоже не хотелось возвращаться в пустые дома, а может быть, просто хотелось провести время в компании собратьев по интересам. В последнее время Лаинь переживала много прощаний, а после выпускного их должно было стать больше. Она отправилась на пустырь, где всё ещё собиралась молодёжь, стремящаяся покорить магию, хотя знала, что таким ясным летним днём мало кого там застанет. Народ, всё ещё интересующийся самовольными совместными тренировками больше, чем совместными прогулками и развлечениями, подтягивался ближе к вечеру, когда отступают дневные заботы и можно посвятить себя самосовершенствованию. Не встретив знакомых лиц среди немногочисленных собравшихся, девушка уже собиралась проскользнуть туда, где из импровизированного полигона можно было выйти на просторы Феоса, когда её догнал высокий юноша, с которым она пару раз сталкивалась в Академии.       – А я и не знал, что ты тоже бываешь здесь, девочка с волосами из огня, – сообщил он с улыбкой.       Лаинь улыбнулась в ответ, ей стало вдруг очень уютно, и она поняла, что искала общества и возможности с кем-то поговорить.       – Не совпадали по времени, видимо.       – Как насчёт небольшой разминки, раз уж мы рядом в тренировочном зале? Ты ходила на занятия профессора Вердеза?       Девушка кивнула. Профессор Вердез, появившийся в Академии 3 года назад, заставил многих полюбить боевые искусства. Обычная программа для студентов не включала себя применение магии в сражениях. Спортивные занятия по боевым искусствам проводились в зале, окружённом плотными антимагическими барьерами, чтобы заставить молодых людей развивать именно физические способности, а ни в коей мере не хитрость и умение применять нужные заклинания. Новый открытый факультатив, наряду со строгими правилами дуэлей, включал в себя и развитие хитрости. Большинство из тех, кто горько сожалел на обязательных занятиях о том, что нельзя применять магию, которой мешают барьеры, узнали, как трудно сосредоточиться на заклинании, если пытаешься совместить его с рукопашным боем или боем с оружием. Профессор Вердез учил их отрабатывать движения атаки и защиты в выбранном стиле боя до автоматизма, разграничивать внимание, освобождать только часть сознания для плетения заклинания. Он готовил студентов, как готовят боевых магов, возможно, предчувствуя грядущую войну, но не скрывая своей любви и интереса к искусству сражения.       Нуэдер переместил откуда-то приготовленные тонкие шпаги и кинул одну из них Лаинь. Оружие в их руках наполнилось силами выбранных стихий. Шпага Лаинь опоясалась струйками ветра, шпага Нуэдера заискрилась струйками электричества. Минутка подготовки к бою прошла в накладывании щитов и одновременном анализе действий противника, а потом началась схватка. Лаинь приходилось выкладываться на полную, отражая умелые атаки юноши. Подвластный ей ветер защищал её от электроразрядов при соприкосновении шпаг, и танец сияющего оружия и взаимных магических атак продолжался до тех пор, пока с небес не сверзлась молния, которую воздушный щит не смог остановить. Нуэдер помог ей подняться, заботливо наполнив энергией, которую она направила на восстановление ауры. За чашкой кофе в светлой майсенской кофейне с сиреневыми зонтиками он рассказал ей о своей жизни, пугающе прочувствованно и откровенно.       – Мне тоже не хотелось возвращаться в то место, которое было моим домом, после того, как погиб отец. Правители помогают нам верить, что войны нет, и только тем, кому она стоила близких, видно что-то за завесой всеобщего фальшивого спокойствия.       – У тебя нет никого, кто нуждался бы в твоей поддержке и ждал бы твоего возвращения?       – Мать умерла 6 лет назад, а сестра заперта в казематах коллегии магов. Не знаю, жива ли она ещё.       – Что с ней случилось?       Нуэдер молчал несколько долгих мгновений. Лаинь смутилась, сама не понимая, зачем решила затронуть с новым знакомым тему, которую он по праву мог счесть слишком личной, чтобы с ней делиться. Бледность залила его щёки, а взгляд устремился в никуда, будто он отправился в путешествие по воспоминаниям.       – Есть такое явление, непроизвольная магия, – произнёс он медленно. – Она может убивать.       Лаинь чуть склонила голову на бок, и рыжая прядь коснулась стола. Нуэдер уставился в пол, зажав ладонями виски.       – Ни с кем не говорил об этом. Наверное, сейчас самое время. Сестрёнка была очаровательным ребёнком. Когда она смеялась, в воздухе кружился аромат цветов и звенели колокольчики. Когда она играла, то, что она воображала, как воображают все дети, становилось реальным. Родители довольно быстро поняли, что она это делает... ненарочно. Мой отец военный, он многое знает о подчинении законам и дисциплине. Но чувства перевесили. Милеру заперли дома, чтобы никто не узнал о её необычных способностях. Но, знаешь, запреты не приходят из ниоткуда. Мои родители мечтали о дочери ещё до моего рождения. Мать не могла с ней расстаться, а если бы её отдали коллегии, велики шансы, что она больше никогда не услышала больше её смех. Когда Милера поняла, что она не такая, как все, и что её прячут, она изменилась. Стала более задумчивой и менее шумной. Но всегда ласковая, послушная. Как будто понимала больше, чем должна была понимать в 5 лет. После пары месяцев, проведённых дома, она просилась, плача, поиграть с кем-то. Её рыдания, по-детски громкие и упрямые, подтачивали здоровье матери. Мать стала нервной, сильно уставала и, казалось, совсем не радовалась жизни. Она умерла на моих глазах, когда тёмный дух, которым была одержима Милера, раздавил её сердце. Сестрёнка кричала нестерпимо громко, пытаясь остановить его... вернее остановиться.       Лаинь переплела пальцы. Ей было больно от его боли, не утихшей за прошедшие годы. Ей было больно от мыслей о собственной непроизвольной магии. Три года назад Файрен рассказал ей о том, что ему удалось узнать. В его рассказах было немало похожих историй. Она пыталась разобраться в себе и понять причины. Она экспериментировала с эмоциями, когда поняла, что именно её переживания и чувства заставляют распускаться и вянуть волшебные цветы. Долгие тренировки помогли ей научиться сдерживать эмоции и сделали её жизнь тусклее. Не желая мириться с угасанием ярких красок мира, Лаинь пришла в коллегию. Её встретила секретарь в строгом деловом костюме, заставившая заполнять странные и бессмысленные на первый взгляд анкеты, после чего вежливо попрощалась и отправила девушку домой, сказав, что в случае надобности её вызовут. Через пару недель беспокойство прошло, но Лаинь поняла, что отпускать свои эмоции на свободу она уже никогда не осмелится, потому что коллегия не восприняла её всерьёз. Файрен озадаченно качал головой, убеждённый, что прежде владеющих бесконтрольной магией никогда не отпускали.       А теперь, общаясь с Нуэдером, Лаинь всё время ощущала чувство вины в его присутствии. А он жил со своим чувством вины, как почти каждый участник трагедии с близкими, произошедшими на его глазах. Тихое понимание и готовность выслушать и понять со стороны Лаинь притягивали его к ней, и их отношения перерастали в болезненную привязанность неестественной дружбы.       – Файрен, пойдёшь с нами в Поющий Лес навестить Рину? – спросил Гиз, с кажущейся беззаботностью собирая вещи в домашний портал, из которого мог извлечь их в любом месте двух миров, где они бы ему понадобились. По комнате беспорядочно летали вслед за движениями его пальцев предметы одежды, какая-то посуда, книги и папки с бумагами, а также много предметов неведомого назначения.       – Нет, – он покачал головой. – Я... уезжаю в командировку.       – И когда ты собирался нам рассказать и попрощаться? – нахмурилась Лаинь.       – Сегодня наверно, – Файрен пожал плечами. – Мой наставник отправляется в Феос по делам, связанным с какими-то военными планами, а я его сопровождаю.       – Это не опасно? – спросил Нуэдер.       – Не более, чем любая другая работа в наше неспокойное время, – ответил Файрен.       – Я только начинаю своё обучение как провидец, поэтому в горячие точки, где со всех сторон опасности, предпочтут отправлять кого-то более опытного.       – Я передам от тебя привет Рине, – улыбнулась Лаинь. Поющий Лес окутал изумрудной зеленью и голосами птиц.       – Как хорошо, что есть неофициальные порталы, – Нуэдер развёл руки в стороны, распрямляя спину и вдыхая свежий пьянящий воздух полной грудью.       Лаинь чуть сжала руку Гиза. Они прошли пару километров, наслаждаясь летним цветением витуров и другой многочисленной флоры леса, о которой Лаинь могла немало рассказать друзьям, но не хотела, потому что просто смотреть, шагая рядом, было гораздо приятнее и интереснее. Они разбили лагерь в привычном месте, где уже останавливались, на одной из стабильных полян Леса.       Просторная палатка, искусно раскрашенная в тон лесному пейзажу, приютила их перенесённые подготовленные заранее вещи, и после обустройства и небольшого пикника на траве Лаинь попыталась связаться с Риной.       – Она не отвечает.       – Спит, может?       – Я звала достаточно громко, – вздохнула Лаинь.       Они пытались связаться с ней день за днём, среди своих прогулок, они искали её, расспрашивая тех, кто мог запомнить её в популярных среди туристов местах, находили следы её присутствия и нити, которые тянулись к ней, но поиски не увенчались успехом. Рина пропала, скрытая в таком месте, где никто из её друзей не мог нащупать её мыслеобраз.       Гиз подумал, что Лес похитил её, заманив силой, о которой она всегда мечтала. Но он был только наполовину прав. Лесу не было дела до молодой привлекательной светловолосой девочки с мечтами о могуществе.       Пустыня Шур была одним из заповедных мест, которые не привлекали путешественников. Цвер отлично понимал почему. Нестерпимая жара охватила его через мгновение после перемещения и не отпускала, несмотря ни на какие меры. Магия этого места не позволяла ощутить прохладу, разогревая всё, что там находилось, всех, кто имел неосторожность заявиться в гости. Она меняла работу рецепторов, отвечающих за ощущения холода и тепла, сообразно своим вкусам. Уэтер отправил группу своих "воинов" в пустыню на усмирение энергетического водоворота. В группу, помимо Цвера, входило трое: Верл, сорокалетний сотрудник министерства иностранных дел Мейсарала, собиравшийся в юности строить военную карьеру и прошедший неплохой курс обучения как боевой маг, Ольсередар, молодой талантливый целитель, родившийся в Феосе, как и Цвер, и уже успевший получить медицинское образование, и Туэгри – невысокая и полная безвозрастная дама, владеющая поддерживающей магией света.       День подходил к концу, и солнце пустыни стремилось скрыться за горизонтом, в то время как с другой стороны всходила луна, которая, казалось, тоже источала бесконечный жар. Путники старались использовать день, чтобы поспать и восстановить силы, потому что ночью переходы требовали несколько меньших усилий. Но выспаться как следует в эти три изматывающих дня так и не представилось возможным. Цверу казалось, что его кровь вот-вот закипит, а кожа раскалена сильнее песков Пустыни. Горячий воздух никак не давал надышаться, будто вдыхаешь удушливый жар. Пустыня Шур поссорилась с Ветром, и он оставил её, забрав с собой и силы других стихий, – ни тьма, ни вода, ни молнии не могли коснуться её, пока Ветер её не простит. В Пустыне не могли существовать ни растения, ни звери, только духи огня чувствовали себя вполне комфортно на её просторах. Туэгри три раза в день укутывала группу мощнейшими защитными заклинаниями, позволяющими её соратникам сохранить влагу, необходимую для жизни их тел, сохранить хоть немного сил, не получить повреждений от слишком высоких температур, а также снижающими количество необходимого для дыхания воздуха, но спустя несколько часов её чары начинали терять свою силу и приходилось неустанно их обновлять, в чём ей помогал Ольсередар, подпитывая её энергией. Во время очередного наложения защиты Туэгри внезапно остановилась и принялась напряжённо вслушиваться в токи энергии.       – Ты сказал, вихрь довольно небольшой и опасен только потому, что находится в Заповедной пустыне, а значит, может вырваться метастазами по всему телу Феоса, – обратилась она к Верлу.       – Информация была из источников министерства, но контактный дух одного из наших всё проверил, прежде, чем мы отправились в экспедицию. Цвер мрачно подумал, что не хочет даже знать, кто из "воинов" состоит в контакте с духом огня. Он вообще не жаловал контактеров, которые сливались с духами взамен для того чтобы оба участника взаимодействия становились сильнее.       – Ольсер, прикоснись к моей ещё не наложенной сетке щита, – попросила Туэгри, сосредотачиваясь на взаимодействии. Целитель аккуратно принялся следовать за магическими линиями упорядоченных ею энергий, не пропуская ни стежка структуры. Закончив, он мрачно кивнул.       – Сеть искажена.       – Значит, вихрь увеличил площадь. Нам придётся пойти назад незащищёнными, пока не окажемся в зоне его действия и там обновить защиту и вызвать круг света, – констатировал Цвер.       Верл сверился со своими заметками.       – Центр вихря должен быть в пяти километрах отсюда. Пять километров в круге! Туэгри, Ольсер, вам хватит на это сил?       – Нет. Придётся рисковать и вызывать круг внутри вихря. Ольсер его проверит, на случай, если я пропущу искажение.       Отступив на некоторое расстояние, спутники запустили исследовательский луч и убедились, что вихрь действительно достиг радиуса пяти километров. Обеспеченные новыми барьерами и щитами, "воины" двинулись в область, где энергии метались, как пойманные птицы, и искажали почти любое магическое воздействие. Цвер и Верл отбивались от обезумевших огненных духов, пока Туэгри и Ольсередар латали искривления окружающих токов энергий. Для вызова круга света магам пришлось выставить огненную стену для защиты. Стоять в стене огня в пустыне, полной изматывающего пекла, было близко к границам их возможностей. Целитель, вливающий жизненные силы в Туэгри, потреблявшую огромные количества энергии для призыва стихии света, истекал потом и почти не мог дышать, но держался из последних сил. Столб света, соединивший пески и небо, охватил их сиянием, и всё отступило в мгновение – жар, тяжесть в груди, неясность сознания, истощение и усталость.       – Осталось немного до центра, – прошептала Туэгри, – двигайтесь помедленнее и ни в коем случае не выходите за пределы круга.       Энергетический вихрь имел свой стержень. Изменив его структуру, его можно было остановить, и последующее упорядочивание энергий на пространстве, которое было прежде им охвачено, представляло собой не более чем рутинную работу. В круге света магия не искажалась, но он не мог захватить стержень вихря, и миссия Цвера заключалась в том, чтобы выйти из круга и ступить в пространство максимального искажения и накинуть на стержень первую сеть, заготовленную ещё в пределах круга. После этого слегка замедленный стержень дистанционно должна была упорядочить Туэгри. Полностью освободив своё сознание, Цвер приготовил заклинание и сделал решающий шаг. Он не чувствовал жара, который сжигал его кожу и лёгкие, не позволял ни единой мысли проникнуть в сознание, он держал сеть. Исцеляющие чары Ольсередера окутывали его, но их он тоже не ощущал. Цвер ступил на стержень, слился с ним, поднял руки и выпустил сеть. Мечущиеся потоки энергий пытались порвать её, расщепить и вовлечь в свой безумный танец, но Цвер расправлял нити одну за одной, пока они не охватили стержень вихря полностью. Отступив обратно в слабеющий круг света, он тяжело осел на песок полностью обессиленный. Его взгляд рассеянно следил за стеблями призванных Туэгри магических растений, видимых воплощений её сдерживающих заклятий, которые уничтожали стержень, пока глаза не заволок туман и он не потерял сознание. Цвер пришёл в себя очень быстро благодаря заботам Ольсередара. Они принялись медленно и аккуратно исправлять искажения, прокладывая сквозь бывшую территорию вихря путь к привалу. Отдохнув несколько часов, они снова принялись за дело. Пережитое немного снижало их сосредоточенность, но её вполне хватало на то, что требовалось делать. С Цвером заигрывал один особо наглый дух огня, и молодой человек решил отправить его подальше с особой яростью и не заметил искажения, закравшегося в его заклятье. Мгновенная телепортация перебросила его в Циас вместе с духом, с которым он дрался. Дух отшатнулся и бросился по огненным коридорам обратно домой, а Цвер окинул взглядом циасскую пустыню Шур, над которой занимался рассвет. В этом мире пустыня не представляла собой ничего особенного, пески, жара, змеи и кактусы – всё как положено в самой обыкновенной пустыне.       Только не положено в ней было находиться человеку. Маг, обладающий очень густой тёмной аурой, приближался к нему. Цвер почувствовал, что не может противиться попыткам этого тёмного ощупать его сознание и мыслеобраз. Неспособность поставить барьер говорила об очень существенной разнице в силе между ним и незнакомцем. Человек прошёл мимо и исчез из виду за песчаным холмом. Цвер вздохнул и стал искать ментально поток, который позволит ему уйти в Феос, но внезапно в нос ему ударил неприятный запах разложения. Песок вздыбился, и перед ним появилась человеческая фигура. Правда, человеческой она была только на первый взгляд. Если существо и было человеком, то, вероятно, весьма давно. Слезшая с гниющих мышц кожа свисала неприятными клоками, погасшие глаза не двигались. Цвер направил на зомби световую атаку. Монстр, казалось, споткнулся, но помешкал лишь миг и с прежним бесстрастием продолжил наступать. Цвер сделал несколько шагов назад, одновременно сплетая и направляя в нежить огненное заклинание, которое испепелило бы незащищённого человека или животное на месте. Монстр поднял руку и поймал языки пламени в ладонь, которая не чувствовала обжигающей боли. Запах жжёного мяса и кости заставил бы Цвера поморщиться, если бы в тот момент он не призывал хранящийся в секретном месте клинок. Цвер едва успел выставить защиту, чтобы не сгореть в своём собственном отражённом заклятии. Монстр двигался быстро, слишком быстро для неживого. Надеясь, что ледяные стрелы, которыми он выстрелил в зомби, скуют движения противника на несколько так нужных ему мгновений, Цвер быстрым прыжком настиг врага и нанёс несколько быстрых ударов лезвием клинка, перерубая зомби мышцы, а затем отскочил назад. Его реакция была недостаточно быстрой, и на плече осталась рана – во время его атаки зомби успел выдрать из верхней части левой руки кусок мяса. Цвер машинально выставлял щиты, лихорадочно соображая, что ему известно об уязвимости подобных существ, возвращённых к жизни тёмной магией, запрещённой во всех странах, кроме Шоистрии, но ничего, кроме расчленения и сожжения, которые он уже попробовал, не приходило в голову. Пытающуюся мешать сосредоточиться боль в руке Цвер отсекал, как мог, но избежать нового удара становилось всё труднее. Пропущенная атака заставила его упасть на колени. Он попробовал подняться, но ничего не вышло – нога была сломана. Собирая последние силы, Цвер блокировал сыплющиеся на него удары рукой, сохранившей функциональность.       Вдруг песок вокруг него побелел, и его опутали золотистые стебли. Монстр отшатнулся.       – Спасибо, что вытащила, – сказал Цвер, с благодарностью глядя на Туэгри. Ольсередер с виноватым видом накладывал заклинания регенерации на повреждённые ткани. Он уже успел остановить кровь, обезболить раны и закрепить в правильном положении сломанную кость.       – Мы не могли следить за всеми их заклинаниями сразу и одновременно плести свои, – сказал Туэгри, пытаясь убедить Ольсередера в том, что он ни в чём не виноват. – Когда я восстановлюсь, я вызову новую команду закончить нашу работу – нам всем нужно как следует отдохнуть – и от этой жары, и от сосредоточенности.       – Что с тобой произошло? – спросил Цвера Верл.       – С зомби подрался.       – А его кукловод там был?       – Ушёл куда-то, я подумал, что он не нашёл во мне ничего интересного.       – Наверное, решил устранить тебя как нежелательного свидетеля, – поморщился Верл.       – Свидетеля чего?       – Не знаю. Но нужно будет сообщить обо всём Уэтеру и на всякий случай проверить твоё сознание у Но-Фиа-Ня, мало ли какую гадость он оставил у тебя в голове во время вашего контакта.       Туэгри вызвала помощь. Ольсередер и Верл отправились по пустыне обратно к порталу, неся раненого Цвера на носилках. Заклинание левитации не работало в феосской пустыне Шур, как и прочая магия ветра. Мысли Цвера были мрачны – он чувствовал себя проигравшим. Многолетние тренировки и работа над собой дали ему так мало сил, что он не мог справиться с обыкновенным зомби, а между тем сильный некромант мог управлять несколькими десятками таких тварей одновременно. Он подвёл свой отряд, вынудив их возвращаться, не закончив работу. К следующему заданию ему нужно будет получше подготовиться, чтобы ни для кого не быть обузой.       – Ты отлично справился со стержнем, – вдруг сказал Ольсередар, вырывая Цвера из тяжёлых мук совести.       Цвер посмотрел на него немного настороженно, будто ожидая подвоха. Верл кивнул, то ли соглашаясь с целителем, то ли отвечая своим собственным мыслям.       – Я бы хотел снова оказаться с тобой в одной команде.       Цвер пришёл, как всегда, неожиданно, пришёл и обнял, вдыхая запах её волос.       – Я принёс новую картину, – сказал он, протягивая ей свёрнутый в рулон лист.       – Мне кажется, ты был недостаточно аккуратен с ней, – сообщила она, потихоньку разворачивая бумагу. – Ты видел это там, где всё время пропадаешь?       Крохотная ящерка ползла по песку, а вокруг рассыпались искры заклинаний и дыхание огненного жара.       – Я хочу с тобой. Почему ты никогда не зовёшь меня?       – Потому что тебе там не место, – нахмурился Цвер. – Думаешь, мало всего интересного, что мы ещё не видели, чтобы я таскал тебя с собой на работу?       – Работа, – Лаинь покачала головой. – Где ящерки любуются духами пламени.       – Слушай, мне рассказывали об одном месте на окраине Леса, но я там никогда не бывал. Там растут дурманящие зезикусы и дремлет кровавое озеро, купаясь в котором можно стирать грани между мирами. Я подумал, что это неплохое местечко, чтобы побывать там на каникулах, как ты считаешь?       Глаза Лаинь загорелись, она улыбнулась Цверу и встающему солнцу, и пошла к источнику на поляне – умыться его журчанием. Цвер оставался чуть в стороне, окидывая близлежащую местность поисковой сетью, чтобы набрать любимой к завтраку ягод посочнее и послаще. Из палатки, сонно потягиваясь, выбрался Нуэдер, поспешил присоединиться к Лаинь возле источника, и она засмеялась какой-то его мрачной утренней шутке звонким и свежим смехом. Цвер засмотрелся на них, находя удивительную гармонию в сочетании их энергий, и слегка нахмурился. На его плечо опустилась рука.       – Ты чуть корзинку не выронил, – сообщил Гиз, поднимая брови.       – Это тебе спросонья показалось, – ещё сильнее нахмурился Цвер.       Кровавое озеро оказалось гладким, как зеркало, и невероятно манящим. Оно оказалось не таким уж кровавым, просто берега его были слеплены ветром из красной глины, что и придавало воде необычный оттенок. Лаинь первая сбросила одежду и с разбегу бросилась в его объятия. Гиз очень быстро последовал за ней и догнал её несколькими уверенными гребками. Цвер вошёл в воду неторопливо, а Нуэдер медлил, как будто опасаясь чего-то, что таили в себе прозрачные воды озера в заповедном лесу. Наполненный дурманящим запахом тёплый воздух полностью оттеснило свежее дыхание воды. Гиз и Лаинь поднимали тучи брызг, а затем рисовали из них водные картины. Над поверхностью озера вставали искрящиеся горы и сплетались ветви деревьев, гордые олени поднимали рога и прыгали прозрачные тигрята. Цвер устроил себе удобное кресло из струящихся потоков и наблюдал за играми вдохновения брата и любимой, и его сосредоточенное лицо озаряла невольная улыбка. Фонтанчики сияющих капель переплетались и осыпались обратно, и взбудораженная гладь, казалась, тоже смеялась. Лаинь, опьянённая долгой прогулкой среди зезикусов, перестала сдерживаться и пытаться быть серьёзной и взрослой. Она радовалась этому солнечному дню и звучащей в её душе музыке, наслаждалась компанией добрых друзей.       Навстречу компании выбралась стайка обеспокоенных водных духов. Они были похожи на рыб с очень мудрыми глазами. Взметнувшись над поверхностью воды, духи бросились наперерез брызгам и чуть было не упали, сражённые иллюзорными ледяными стрелами Гиза.       Возмущённо закружившись в воздухе, они подлетели к Нуэдеру и Цверу, которые показались им самыми невозмутимыми, и привередливо обрызгали их. Цвер отпустил растекаться своё импровизированное кресло, настроил дыхание и нырнул вслед за уходящими в глубины озера водяными. Он не мог упустить шанс такого интересного знакомства.       Лаинь и Гиз тем временем сплели вокруг своих ног иллюзии хвостов и уговаривали Нуэдера последовать их примеру.       – Любая рыба тебе скажет, что так плавать гораздо удобнее, – сообщила девушка, хлёстко ударяя хвостом по воде.       – Обязательно посоветуюсь с говорящими рыбами, когда представится случай, – ответил ей её серьёзный друг.       Когда все выбрались на берег, немного уставшие и в то же время бодрые и открытые новым свершениям, Нуэдер спросил:       – Вы заметили, как тают грани миров?       Лаинь покачала головой. Никто из товарищей не заметил и не ощутил особенной магии озера. Цвер унёс с собой в воспоминаниях мыслеобразы двух водных духов-близнецов, согласившихся стать его контактами в мире духов. Вечером у костра он рассказал об этом Лаинь.       – Я давно мечтал помериться с духами силой, чтобы они признали меня, но мне казалось, что я был не готов. А когда я увидел этих, решение созрело само собой.       – Здорово, что мы исполнили сегодня твою мечту, – ответила она. И добавила тихо: – Я очень соскучилась.       На следующий день наконец нашлась первая ниточка, которая могла привести к Рине. В научной лаборатории, которую посещала Лаинь, принося туда найденные растения и изучая их, ей встретился юноша, который видел молчаливую белокурую девушку, что гостила тут в начале лета.       – Она общалась с шаманами, у них тут поселение на севере. Попробуйте поискать её там, большую часть времени она проводила с ними.       Лаинь и Цвер отправились в шаманскую деревеньку, заручившись поддержкой новых друзей Цвера. Шаманы двух миров отрекались от цивилизации, они отправлялись в лоно природы и обосновывались там, наплевав на дрязги, политику и общество, на волнения Феоса и упорядоченность Циаса. Они общались с духами, не позволяя им захватить своё сознание и не становясь контактёрами, вели спокойное размеренное существование, изучали травы и животных. Лаинь уже бывала у них однажды, когда часто посещала Лес во время последнего года учёбы в Академии и писала выпускную работу. Они благосклонно принимали чужаков и вообще были весьма мирными и дружелюбными, разве что казались иногда чересчур расслабленными и отрешёнными, поэтому над получением у них конкретной информации приходилось трудиться довольно долго.       – Здравствуй, повелитель духов, – поклонился Цверу привратник. – С возвращением, девочка.       Вскоре они уселись у фонтана в компании нескольких порадовавшихся гостям приверженцев шаманского движения. Союзные духи Цвера влились в фонтан, полный похожих на них созданий. Люди передавали друг другу чашу, на дне которой плескалась мутная жидкость, – они пили за встречу, делясь с путниками напитком из корней орнея – растения, дарившего ясность мысли и подкрепляющего внутренние силы. Когда вежливость позволила приступить к беседе, Лаинь рассказала шаманам, что ищет Рину. Они согласно закивали, когда увидели её образ, спроецированной девушкой в их сознании.       – Мы знаем её, мы знаем, – внезапно прогрохотал один из людей, сидящих у воды. – Вы знаете её, она знает вас.       Приглядевшись к нему повнимательнее, Цвер и Лаинь обнаружили, что этот шаман на самом деле огненных дух, принявший человеческий облик – удобный, чтобы не привлекать внимания и чтобы беседовать.       – Мы ищем её и беспокоимся, – сказал Цвер, направляя на духа сконцентрированную волевую энергию, которая заставляла тех принимать людей всерьёз. Будто представлялся при знакомстве.       Огненный в облике шамана сухо засмеялся.       – Она ушла. Её нашли. Она вернётся к вам. Она справилась.       Лица сидящих вокруг фонтана омрачились.       Рина ушла из леса искать одного из духов огня. Она хотела приручить его, как он хотел приручить её.       Нанизанные на сумрак крылья слегка трепетали. Тёмный хотел спрятаться и уйти, но Терв нагнал его и вонзил теневые лезвия в дарующие силу порождения стихии.       – Что это такое? – нахмурился Крод, вглядываясь в полуматериальный вытянутый силуэт, распятый на дёргающихся крыльях летучей мыши.       – Дух тьмы, проводник некромантов. Похоже, он приглядывал за нами. Вызови Уэтера, – обратился он к Ивейе, – он умеет понимать этих странных созданий лучше меня. Несколько часов спустя компания искателей обследовала новое ничем не примечательное место, пытаясь опередить шоистрийцев, планировавших, по словам тёмного, прибыть только на следующий день.       – Этого места нет на нашей карте, – сообщил задумчиво Ло-оте-ни, как будто открывая великую тайну. – Не слишком ли многое мы упускаем? Терв нетерпеливо отмахнулся, продолжив сосредоточенно шагать вслед за Кродом, пролагавшим тропинку среди высокой степной травы. Тьет поднялся повыше в воздух, осматривая окрестности.       – Часы что, спрятаны просто в ямке в земле? Тут совсем ничего нет вокруг, только трава.       – Ты ничего и не должен увидеть, в этом вся суть скрывающего заклятия, – улыбнулся Уэтер. – Именно для этого с нами Лишённые.       Солнце размашисто расцвечивало разогретый воздух, наполненный свежими ароматами полевых цветов. Летний день казался идеально выбранным для неторопливой прогулки по неисхоженным местам. Ивейа тихонько напевала себе под нос, мелкими шагами ступая следом за Тервом. Крод остановился, внимательно вглядываясь в ничем не примечательную траву под ногами.       – Здесь чей-то тайник, – сообщил он спутникам.       Ло-оте-ни аккуратно расчистил указанный участок заклятием, заставив луговую растительность расступиться.       Ирт и Крод взялись за лопаты. В небольшом откопанном металлическом сундучке оказался амулет, звонко завибрировавший от прикосновения Терва. Вихревой портал утянул магов за собой. Дух тьмы оказался достаточно хитрым, чтобы заманить искателей часов в ловушку.       Каменный колодец на первый взгляд выглядел ничем не примечательным. Терв и Уэтер сразу же принялись за осмотр оплетавших его заклятий, но их структура оказалась незнакомой. Лишь несколько минут спустя они обратили внимание на Ло-оте-ни, который стоял в нескольких шагах, оторопело оглядываясь.       – Похоже, это место очищено от течения энергий мира, – прошептала Ивейа. – Как провал в структуре мироздания.       Она коснулась стен, осторожно, как по струнам, пробежала по ним пальцами.       – Терв, давай попробуем выдолбить ступеньки. Может быть немного больно.       В круге зачарованных стен не действовали магические законы миров. Все попавшие туда как будто превращались в Лишённых.       Наложенные на камни чары создавали разрыв в ткани мироздания, оставляя находившихся там беспомощными. Путникам нужно было выбраться как можно скорее, потому что время, которое тьет смог бы находиться в таком месте, было очень сильно ограничено. Существо, созданное из магии мира, не смогло бы существовать без неё. Резонанс движений и звуков, подкрепляемый сильными и быстрыми ударами ножей, не оставил для зачарованных камней шансов. Ивейа умела кричать обжигающе громко и очень хорошо улавливала ритм. Уэтер отчаянно затыкал уши, надеясь, что впоследствии целители восстановят его слух.       – Уже выбрались? – ухмыльнулся смуглый шоистриец. – Всего четверо? А мне говорили об особо опасной группировке. Похоже, эти ребята просто случайно раскопали в поле клад! – крикнул он кому-то неподалёку.       Снова парящий в воздухе тьет анализировал пространство, параллельно приводя себя в порядок после пережитого шока.       – Поблизости нет порталов, – мысленно сообщил он своим спутникам, – но мы сможем уйти через Феос.       Сияющий искрами проход открылся за долю мгновения, пока охранник лениво поджидал приближающихся товарищей, отведя взгляд от незадачливых путников, попавшихся в не им, видно, предназначенную ловушку.       – В Феос смотались, – развёл он руками. – Там им и конец.       – И часто незадачливые кладоискатели мгновенно пропадают в Феосе? – уточнил у охранника колодца его напарник.       – Ну, я уж туда точно не полезу. Вызовем на всякий случай дежурного офицера.       Тёмные вихри едва позволяли удержаться на месте. Ивейа судорожно вцепилась в плечо Терва, чтобы не быть с ним разлучённой. Она пыталась петь, но голос срывали сухие порывы, не давая сложить никакой мелодии. Вокруг Уэтера роились вихревые пчёлы.       – С чего тебе вздумалось их призывать? – спросил его Терв.       Уэтер мрачно промолчал. Ему вовсе не хотелось признаваться, что призываемые явились сами и не слишком желали поддаваться контролю. Ло-оте-ни с усилием вырисовывал в нестабильном воздухе какие-то фоэрийские символы. Когда он закончил, все почувствовали облегчение, хотя ветер не стал тише. Вихревые пчёлы послушно окружили путников коконом.       – Нужно поскорее уходить, – сообщил тьет. – Мы попали в изнанку Эуцерейна. К счастью, недалеко от границы.       Эуцерейн, заповедное место, был известен как кладезь знаний. Украшающие его камни хранили в себе память миров с самого их сотворения и охотно открывали свои тайны всем, кто умел их понять. Единственным негласным запретом для посетителей заповедника было условие: не выходить в Феос. Эуцерейн был излюбленным местом прогулок Изначального Ветра, и его феосская изнанка жила непостижимой и разрушительной жизнью антистихии – хаоса.       Искатели двинулись к границе, не видя вокруг ничего, кроме беспорядочных вихрей и окружавшего их роя. Они ступали, не чувствуя под собой привычной опоры, будто утопая в вязкой тянущей субстанции и паря одновременно. Широко открытые глаза Ивейи сияли, отражая ужас. Ей хотелось говорить, но мысли терялись, когда она пыталась отправить кому-то из спутников мыслеречевой сигнал. Уэтер рассыпался горстью бесформенных теней, хаотично сновавших во всех направлениях. Терв сжимал в руке обжигающую рукоять кинжала, пытаясь не дать ей стечь меж пальцев тонкими живыми струями. Только Ло-оте-ни отрешённо и спокойно парил, будто гармонируя с неукротимыми потоками ветра. Спутники видели его непривычно огромным и ослепительно сияющим силуэтом божественной красоты. Эуцерейн пил силы путников, превращая их в кляксы, разрывая сознание меняющимися контурами. Добравшись до границы, они нескоро смогли собраться, раздавленные тяжким грузом знакомых струй. Вихри остались за спиной вместе с теневыми пчёлами. Только тёмное переливчатое марево позади и неясные разбросанные силуэты. Когда руны Ло-оте-ни погасли, четвёрка увидела, что возле границы их ждали. Трое высших шоистрийских магов отправились проверить, те ли, кого они искали, неожиданно ускользнули из колодца, который считался идеальной тюрьмой. Два некроманта уже были рядом, уловив точку выхода, когда искатели вырвались из объятий Эуцерейна. Сконцентрировав измотанное сознание, Терв заблокировал первый предупредительный удар, поставив лёгкий щит, усиленный мощью Феоса. Некромант опасался призывать на помощь мёртвых, он не привык сражаться в феосской нестабильности, где так легко потерять нити контроля. Ассасин сжал клинки, обретшая голос Ивейа отступила за спины соратников, заводя мотив, помогающий отринуть страх. Уэтер атаковал, не принимая человеческий облик, набросившись на мага неуязвимыми тенями. Риск был велик – в Феосе можно развоплотиться навсегда – но оправдан: враги существенно превосходили их по силе и опыту. Слепящее аурой тьета жало метательного ножа вонзилось в горло шоистрийца, обездвиживая и обессиливая его. Но на помощь оставшемуся некроманту уже спешил третий маг, проверявший другие точки границы с сердцем хаоса. Стрелой бросился на него призванный Уэтера, теневой вампир, и растаял в шаге, распылённый ментальной защитой. Яркий взрыв энергий, рождённый причудливыми фигурами, выписываемыми тьетом в воздухе, сбил обоих магов с ног, но следом за тем последовала не менее яркая вспышка близкой телепортации, и недавно присоединившийся ментальный маг исчез в подпространстве. Барьер, притянутый ещё не восстановившимся после взрыва тьетом, оказался слишком слабым, – усиливающая песня Ивейи оборвалась недопетой роскошно низкой грудной нотой. Клинок Терва, мгновенно оказавшегося рядом, полоснул горло мага, прежде чем тот растаял новым подпространственным перемещением. Ассасин попытался нащупать сознание помощника, но его призыв рассыпался между десятком беснующихся теней. И тут Терв увидел то, о чём прежде слышал только в легендах. Возле него мелькнул силуэт тьета, бросившегося вдогонку беглецу, и в то же время тьет оставался рядом, золотистыми струями своей магии стягивающий развоплощённого призывателя. Терв броском рассыпающихся ментальных лезвий уложил призванных в отчаянии брошенным товарищами некромантом мёртвых и добил выпитого Феосом заклинателя простеньким огненным копьём.       – Где они? – спросил он у тьета, окутывающего исцеляющими заклятиями принявшего наконец человеческий облик Уэтера.       Ассасин едва сдерживал рвущийся наружу огонь битвы, магия Феоса сводила его с ума, пульсируя на кончиках ножей, заставляя лихорадочно блестеть глаза. Ло-оте-ни посмотрел на него ничего не видящим взглядом и внезапно начал таять, медленно, как первые неловкие иллюзии новичков. Уэтер поднялся на ноги и провёл рукой сквозь полностью нематериальное тело тьета. Мгновение спустя Ло-оте-ни вынырнул из подпространства, держа на руках бесчувственную Ивейю.       Рине снова снился сон о пламени, раздутом Изначальным Ветром, – его излюбленном сыне. Огонь звал её, нежный и властный, и она не могла сопротивляться его зову. Вихри пламени обжигали её кожу, танцевали вокруг, не давая дышать. Улыбающиеся лица умиротворённых отшельников Поющего леса наскучили ей так давно, что она уже забыла, как мечтала здесь оказаться. Огненные сны – всё, к чему она стремилась, всё, что осталось от неё. Ей нравилось чувствовать, как вспыхивают, обращаясь пламенем, её волосы. Рина совсем не хотела просыпаться, когда в стан отшельников пришёл тёмный маг. Дерево, под которым он сложил свой шалаш, начало чахнуть на второй день. Это на мгновение вывело Рину из оцепенения. Она отметила, что листья вяза разочарованно поникли, и принесла им хрустальной воды из живительного источника.       – Ты наконец-то совершила своё паломничество к священному роднику, – с довольной улыбкой сказала мать стана. – Теперь близок час, когда ты обретёшь то, зачем пришла к нам.       Рина взмахнула руками, и на печальное дерево налетели радужные брызги, взметнувшиеся из принесённого ей ведра.       Тёмный маг застонал.       Час спустя Рина сидела на его коленях у него в шалаше. Он лежал навзничь, раскинув руки, и она прижимала его колени к полу, сдерживала его движения непрочной сетью заклинаний.       – Я был не готов, – стонал Рвриш, – ты пришла слишком рано. Я должен выпить твою душу.       В шалаше, пространство которого было незримо растянуто и охватывало смежный участок Феоса, кроме того места, на котором находился, стоял удушливый запах гниения, в углу шевелилась куча тряпья. Рина неожиданно легко рассмотрела нить, связывающую тёмного с его саммоном.       Вспышка под её пальцами заставила эту нить разорваться. Маг замер, и воскресший мертвец перестал шевелиться. Пахнуть от него от этого лучше не стало.       Рина пожала плечами и вышла из шалаша. Перед глазами плясали вспышки. В тот миг, когда некромант направил в неё ментальное заклятие, навсегда лишающее разума, её огненный дух из снов пришёл наяву. Он наполнил её силой, какой она никогда прежде не ощущала, и дал ей познать, каков на вкус тот дар, которого она жаждала многие годы, раскапывая среди серых будней таланты.       В свой шалаш она не пошла, только кивнула старейшинам отшельников и отправилась восвояси. Её ждал долгий путь.       В вихрях порталов она бы потерялась, но в одной из пересадочных станций Феоса огненный повёл её сам. Она плыла на его обжигающих волнах, пока не остановилась перед порталом, в который он её не повёл. Измученная и какая-то исступлённая, Рина присела на камень неподалёку от мерцающих врат, ведущих в пустыню Шур. Её дух материализовался перед ней. Она видела его вот так, не внутри себя и не в сновидениях, в первый раз, но их долгий контакт оставил свой след – Рина ощущала его родным.       – Хочешь знать имя? – прошелестело пламя внутри сознания, однако совершенно отделённо, непривычно отделённо от неё самой.       – Разве ты не знаешь, чего я хочу? – произнесла она вслух, не рассчитывая слишком на то, что он сможет её понять.       Ей предстояло долгое путешествие по пустыне, которую она должна была пройти пешком и не умереть, испытание для храбрецов и сумасшедших. Рина не считала себя ни сумасшедшей, ни безрассудно храброй, но она была упрямой. Дух успел приручить её, медленно и непостижимо сжигая изнутри, а путешествие по пустыне было единственной возможностью объединить огненного духа и человека в единое существо. Она вдохнула поглубже, отпустила волосы струиться по плечам и шагнула в портал.       Пекло, невыносимое, душное, непригодное для человеческой жизни, обступило её сразу же. Огненный дух спалил на ней одежду, оставив её босой на горячем песке. Она сделала первый шаг, осторожно, как будто пробуя наощупь или на вкус что-то диковинное и манящее. Жара обступала её со всех сторон, но её нежная кожа уже научилась переносить прикосновения огненного. Захватывающая, сдавливающая грудь и обжигающая лёгкие жара не могла разрушить её тело, но могла повредить сознание. Шаг за шагом покалывающие ступни горячие прикосновения пытались заставить девушку отступиться, упасть в объятия отвергнутой ветром стихии, но Рина продолжала идти, не останавливаясь, не обращая внимания на разрывающую горячую боль. Ощущение времени отступило очень быстро, уступив место неотсчитываемой череде перекликающихся ощущений боли. Рина тихонько пела оды этой боли, цепляясь за неё, как за связующее с огненным духом звено. Она болезненно улыбалась, продолжая ступать по раскалённым песчинкам среди невыносимо высоких температур. Боль и жар полностью заполнили её, захватили изнутри и снаружи, пропитали до кончиков пальцев. Рина взывала к огненному, но он не отвечал. Она чувствовала его защиту, но знала, что этот путь она должна пройти сама. С каждым движением из неё вытекала жизнь, и её сознание преобразовывалось, менялось, обращаясь текущим бешеным пламенем. Она не знала, сколько остановившихся мгновений прошло прежде, чем заискрилась её кожа, прежде, чем волосы объяло пламя, столько раз виденное во сне, её ощущения были настолько притуплены, что она не смогла отследить момент, когда перестройка завершилась и бесконечная боль отступила.       – Ты пришла, – прошипел огненный, заключая её в объятия, в которых они оба переставали существовать как отдельные сущности и ринино "я" потерялось в отблесках пламени. Её глаза обратились лучами, фигура неровным оранжевым пламенем, и сотни лет существования огненного наполнили её своей памятью.       Тихая осень спустилась на Майсену. Первая осень за стенами Академии для Лаинь. Нежная осень, в которую невозможно было поверить в бушующую где-то на границах разрушающую войну. Всего несколько мгновений прошло, казалось, с дней яркого летнего великолепия и вдохновения, а теперь дыхание увядания природы коснулось всего вокруг, будто готовя к долгому спокойному отдыху, предшествующему возрождению. Лаинь так и не приняла решения, чем ей заниматься дальше, и дни её проходили в прогулках, размышлениях, встречах и беседах. Она уверенно бродила по Феосу, учась чувствовать, когда ветер примется играть в своих владениях, и ускользая вовремя, чтобы не помешать его буйству. Иногда она находила Цвера, и держала его за руку, и чувствовала, что жизнь её полна и правильна. Сегодня Цвер был далеко, и она не искала ни с кем встреч. Пройдя через портал, она окунулась в феосское отражение столицы. Каждый раз, выходя из зоны, где собирались для тренировок и общения молодые маги, она удивлялась, потому что места изменяли свои очертания, будто перекраиваясь, и ей никогда не удавалось расставить всё по местам, уловить несуществующие закономерности. Ветер приходил почти каждый день и менял ландшафты, перерисовывал пейзажи, подправлял энергетическую картину местности. Сегодня перед ней лежала поросшая травой равнина, и казалось, что эта трава росла здесь всегда и не было вовсе уверенно протоптанных дорожек, и холмов, и каменных полуразрушенных зданий, среди которых девушка бродила пару дней назад. Лаинь шла, вдыхая запахи, оставленные Ветром, и ощущала в них осень. Она оступилась, не заметив возникшей на пути ямы, и вокруг поднялась пыль. Отверстие в земле приглашало к исследованиям, и Лаинь пошла по плавному спуску, ведущему в подземелье. Вокруг сгустился мрак, и она перестроила зрение, чтобы видеть в темноте хрупкие рыхлые своды подземного тоннеля. Когда перед ней возник барьер, она просочилась сквозь него, не оставляя следов. За завесами обычно скрывается самое интересное. В подземном зале лёгкая магическая дымка клубилась вокруг толстой старой книги. Лаинь протянула руку, и страницы зашелестели, и артефакт мягко лёг ей в руки. Она пыталась читать причудливые символы, разгадывать их значение, но они оставались непонятными, какими никогда не бывали для мага человеческие языки. Обратившись к энергиям Феоса, Лаинь закрыла глаза и провела пальцами по открытой странице. Она почувствовала, как засветились магической аурой начертанные руны, как стали складываться в её сознании передаваемые ими образы. Ей почти удалось прикоснуться к скрытым в древнем артефакте знаниям, когда, долей мгновения после вспышки телепортации, слабый разряд электричества отбросил её от книги. В темноте пещеры она встретилась со светящимся взглядом смуглого пожилого шоистрийца. Его воля проникла в её сознание, придирчиво осматривая её помыслы и намерения. Лаинь спешно принялась строить барьеры, пытаясь вытолкнуть из головы незваного гостя, но её попытки рассыпались смешными искрами-осколками.       Незнакомый маг закрутил воронку портала вокруг неё и забрал её с собой. Водоворот раскрутился в подземном зале, как две капли похожем на тот, в котором была заключена книга. Лаинь измерила преодолённое расстояние и поняла, что они совсем недалеко от места, где встретились, скорее всего, в том же подземелье. Шоистриец неторопливо и внимательно опутал девушку сковывающими заклятиями, блокировав для неё глубокие обращения к магии, способность к быстрым перемещениям и телепортациям, и утишил её эмоциональный фон, предотвращая попытки агрессии, а затем столь же неторопливо уютно устроился в кресле, по всей видимости, привычном и удобном для него.       – Я так давно охраняю Лагадру, что, наверное, потерял счёт времени. Что мне с тобой делать, дитя? – спросил он немного растерянно.       – Отпустить, – просто ответила она.       – Ты посягнула на святые тайны, – в голосе мага слышалась усталость.       Он повторял множество раз сказанные слова, и новых слов давно не рождалось в его закоснелом мозгу.       – Вы же сканировали меня и знаете, что у меня не было никакого злого умысла и что я не враг вам.       – У меня нет врагов, – констатировал маг, и в тоне его слышалось, что слова девушки кажутся ему редкостным вздором. – Давно.       – Тогда вы могли бы рассказать мне о книге и о том, почему вы охраняете её, – предложила Лаинь.       – Книга – это ключ к пониманию между расами людей и духов. Много веков назад её создали стихийные духи для людей, с которыми были связаны. Много веков назад я был приставлен охранять её. Много веков никто не приходил за книгой.       – Обидно, что такую интересную книгу спрятали так хорошо, что никто не знает о ней, – улыбнулась пленница.       Маг промолчал. Потом поднялся и жестом позвал её пойти за ним под свод арки, ведущей из зала.       – Ты должна быть уничтожена, – сообщил он буднично.       Уничтожена в крошечной нише среди подземного туннеля хранителя книги. Лаинь не сомневалась, что сил мага достаточно, чтобы убить её, не оставив почти никаких колебаний в ткани мироздания и не потревожив тонкую структуру Феоса. Она попробовала прикоснуться к нему мысленно и ощутила исходящую от него усталость, бесконечную усталость одиночества. Когда-то хранитель был человеком, но, похоже, уже давно перестал им быть, оставшись проекцией собственной и чьей-то ещё мощной магической воли.       – А вам никогда не хотелось... освободиться? – спросила она. – Перестать охранять? Он покачал головой. У него не было желаний. Он обездвижил Лаинь и принялся рисовать вокруг неё какие-то ритуальные сети заклятий. Интересно, кому она будет принесена в жертву этим ритуалом?       Каналы мыслесвязи не работали, но Лаинь не оставляла попыток докричаться до помощи, неустанно посылая сигналы на все мыслеобразы, которые хранились в её памяти, даже ощущая, что это бесполезно, как вопль без единого звука из запертой комнаты. Хранитель был нетороплив. Ему всё ещё оставалось несколько штрихов для завершения ритуального рисунка, когда в арке, ведущей в зал хранителя, появилась тонкая смутная фигура. Острые ножи незнакомого заклинания стёрли незаконченный чертёж на песке. Вспышка трепещущей тьмы стёрла хранителя, выражение лица которого сохранило свою спокойную усталость даже в момент смерти. С Лаинь спали все путы.       – Спасибо, – сказала Лаинь.       И испытала острое сожаление, что никогда не сможет попытаться вернуть к жизни этот закоснелый отпечаток прошлого – охранника, который слишком долго охранял.       Она пошла вслед за своим спасителем по тёмным однообразным коридорам, расширяющимся время от времени в похожие друг на друга залы.       – Как Вы меня услышали?       – Ты громко звала, – глубокий голос, обезличенный, похожий на все слышанные когда-то голоса и не являющийся ни одним из них.       – Может быть, не стоило вот так с ним, может быть, можно было что-то сделать, чтобы он продолжил... жить? – начала Лаинь.       Фигура в плаще отправила ей мысленный эмоциональный образ, и девушка смолкла. У неё нет права задавать вопросы, с ней не хотят говорить. Несколько нот эмоций, более понятных, чем слова. Она пыталась разглядеть своего спутника, но у неё ничего не выходило, образ смазывался. Она подумала, что спасший её чем-то похож на хранителя, от которого её спасли, но не могла понять, чем именно. В зале с книгой спутник Лаинь остановился.       – Уходи, – прозвучало безапелляционно.       Девушка пошла прочь.       Белэсс сняла плащ и бережно завернула в него книгу.       Война была противоестественной, невыносимой и неизбежной. Тьеты не воевали. Таков закон рода. Таков закон общности. Феора была отгорожена от мира людей естественными барьерами рельефа и течениями магических энергий. На территории тьетов никогда не претендовали. В давние дни шоистрийской экспансии люди быстро оставили попытки покушения на территории Эсвейна и Феоры, поскольку противники такого магического потенциала были не по зубам даже обученным военным некромантам и ментальным магам.       Волна человеческих воинов разбилась о границы магических народов, не дойдя до реальных сражений. Шоистрийцы попытались пройти через Феос, и больше их многомиллионной армии никто не видел. Ни тьеты, ни эсвинцы не убивали их и не участвовали в военных действиях. Идея насилия никогда не импонировала ни одному, ни другому из магических народов двух миров. Отдельные представители этих народов иногда имели склонность вмешиваться в человеческие разборки и могли живо интересоваться ими, как читают с интересом книгу, рассказывающую о бесконечно далёком и чуждом, и представляют себя на месте её героев. Между собой Феора и Эсвейн всегда пребывали в состоянии безразличного мира. Немногочисленные конфликты решались дежурной политической беседой и соответствующей контрибуцией. Обострение спорных ситуаций в последние годы не вызывало ни у кого мыслей о возможности действительного противостояния. Бесконечно тянущееся разбирательство касательно доступа для тьетов в воздушное пространство Эсвейна давно потеряло свою остроту и служило причиной лишь для политических препирательств.       Когда лето перешагнуло порог, всё рухнуло. Напряглись, изогнулись, спутались нити мироздания.       Но-Фиа-Ня приложила руки к вискам.       – Наше общее сознание изменилось, – сказала она. – В нём фальшивые ноты!       Фальшь ворвалась внезапно, потоком, исказила мысли, как исказила токи мировых энергий. Она повлекла за собой немыслимые прежде поступки и беды.       В тот день Рья-Туи-Ня, дитя парящего города Оро-Дира, путешествуя мысленно по Эуцерейну в поисках знаний, наблюдала, как эсвинец заключил порочащую мыслящее существо связь с духом фонтана, и убила обоих, разрушая противоестественный союз. В тот день эсвинский врачеватель Оот, состоящий на службе у одного из высших тьетов, совершил ошибку и пустил энергии обратного тока по сети массажных устройств и был казнён.       В тот день группа юных эсвинских путешественников, одурманенных будоражащим нервы заклятием, запрещённым к применению, но тем не менее применяемым особо падкой до острых ощущений молодёжью, замучила двух тьетов попытками насильного вступления с ними в плотскую сексуальную связь, вызвав отклик волнения в тьетском общем сознании. В тот день правительство Феоры в одностороннем порядке признало воздушное пространство Эсвейна принадлежащим тьетам.       В первый день осени, три года спустя после пророческих слов эсвинца Эма, началась война между Эсвейном и Феорой.       По обеим странам прокатились разрушительные волны стихий, сметающих всё на своём пути, сравнивающие небо и землю, смешивающие с земной пылью небесные города, и забесновался в Феосе потревоженный Изначальный Ветер. Невероятных масштабов разрушения, вызванные совместными усилиями тысяч магов, практически сровняли с землёй две много веков мирно соседствующие цивилизации.       – Ты слышал? – заструился тонкий голос Ливейры в сознании Эма. – Все города разрушены.       Эсвинец, опасаясь открывать в нестабильной, искорёженной слишком сильными воздействиями ткани мироздания собственный портал, воспользовался ближайшими доступными стабильными порталами, чтобы оказаться рядом с ней как можно скорее. Их пальцы переплелись, их волосы опутали друг друга облаками.       – Мы должны идти.       – Может, можно ускользнуть?       – Никто не ускользает от общей тревоги, – улыбнулась Ливейра.       Растерянные понесёнными потерями, незнакомые с понятием войны правительства приняли решение об остановке массированных атак и переходу противостояния в дуэльную форму. Пока маги созидания восстанавливали разрушенные города и успокаивали волнения течения энергий мира, остальные жители стран, согласно постановлению о всеобщей мобилизации, сражались с противником в стабильных секторах пространства, накручивая счётчики поражений и побед. Стабильные сектора, похожие на замкнутые камеры, дополнительно оборудовались защитными барьерами, чтобы битвы не затрагивали и без того истончённую ткань миров. Каждый эсвинец и каждый тьет, не занятые на восстановительных работах, должны были внести свою лепту в дело бессмысленной войны.       – Нас разделят?       – Не думаю. По их постановлениям, дуэльная группа может включать до четырёх участников.       Их противниками оказались два тьета, первая волна ауры которых предсказала напарникам неоспоримое поражение. Два тугих узла энергий схлестнулись и разошлись, оставив разноцветную вспышку. Тихое сосредоточенное спокойствие, которым Эм окутал Ливейру, помогло сконцентрироваться и избавиться от давящего ощущения предстоящего проигрыша. Магический потенциал противников был иллюзией, подкреплённой подключением к общему сознанию. Благодаря знаниям о том, какой бывает сила изнутри, они смогли внушить эсвинцам, что неотвратимо превосходят их. Тьеты действовали как единое целое, потому что для них невозможно было иначе. Эсвинцы объединялись, сохраняя внутреннюю самобытность и индивидуальные особенности. Ливейра атаковала точечными ударами, острыми и тонкими, взрезая защиту тьетов ранами, сквозь которые сочилась их сила. Эм аккумулировал эти ростки силы, вкладывая их в следующий удар, обращая энергию противников против них самих. Сочились раны, искажались рисунки магических воздействий. Атаки тьетов, похожие на клубящиеся облака, опутывали, смешивали потоки сознания, рассеивали. Ливейра била сквозь дым, и порезы от её ударов становились всё тоньше, пока не перестали наносить хоть какой-то урон облачному дыму тьетской энергии. Тьеты закрылись своими рассеянными потоками, защитившись лучше, чем могли бы прямыми блоками. Разум, не сосредоточенный ни на чём, не поймать в ловушку. Эм прислушался к памяти, оставленной контактами с духом ветра Сирасмом, и его сознание превратилось в ветер и закрутило смерчем сознание Ливейры. Ветер разметал ядовитый расслабляющий дым врагов, ударил новой неуловимой силой. Снова схлестнулись объединённая воля тьетов и вдохновлённая стихийной подпиткой энергия эсвинцев, и рассыпался фонтан переливчатых нематериальных искр. В следующей атаке Ливейра почувствовала, что её энергия истощается, иссякает, и Эм наполнил её своей силой, снова позволяя сражаться на полную мощь. Тьеты построили цепкий капкан для сознания, но эсвинцы просочились сквозь его белёсые стены, разметав их на хлопья. Хлопья волей Ливейры обратились острыми льдинками, разрушающими разум, и контратаковали.       Внезапно сила нападавших тьетов ослабела вдвое. В физическом мире парящее тело магического создания медленно и плавно опустилось на землю и застыло на ней, беззащитное, бессильное, мёртвое. Посылая новую смертоносную волну энергии, Ливейра на мгновение ощутила бессмысленность этой битвы и искусственность их противостояния, и волна разлетелась брызгами пара, и сквозь неё пронеслась оглушительная, полная отчаянной, живой боли, ответная атака. Невыносимый жар опалил эсвинку, не погубив её только благодаря своевременному рассеивающему блоку Эма. Испытав мгновенное удивление от его эмоциональной подпитки, наполнившей её юношеской уверенностью и волей к победе, она сосредоточилась на следующей волне хлёстких ударов, вынудивших противника уйти в глухую защиту. Энергии эсвинцев сплелись между собой, заполняя слабые места, и гибкий прочный хлыст отбросил, оглушил тьета на мгновение, которого однако не хватило для следующего удара. В новой атаке тьета что-то изменилось. Исчезли жаркие ярость и боль, исчезла рассеянная хитрость, осталось только невероятная, оглушающая пронзительность, обезоружившая эсвинцев. Энергетические волны били их, не оставляя шансов отразить или заблокировать их, и Ливейра и Эм наполнялись изнутри невыносимой болью, пропитывались ею, теряя последние силы. Боль затмила всё вокруг, заполнила тёмными бесформенными пятнами, подменила собой многоцветье мира и, нарастая, дошла до пика. А потом всё закончилось.       – Победа Феоры, – констатировал тьет-наблюдатель. – Трое выживших.       Ливейра открыла глаза среди ослепительного солнечного света. Эм прикоснулся к ней тепло.       – Теперь мы можем ускользнуть? – спросил он, заранее зная ответ.       Миллионы мгновений разрывающей тишины. Ни звука голоса, ни звука шагов за спиной. Бесконечная обречённость, непривычная пустота, из которой не выбраться. Терв пересекал часы за часами, не ощущая их течения. Он искал поддержки, которой не мог получить, он пытался услышать голос, который больше не мог зазвучать. Прошло несколько недель или несколько вечностей с тех пор, как он отошёл от постели Ивейи. Она так и не пришла в сознание, и у него не было шансов сказать ей слова прощания. Его мысли остановили своё течение в тот миг, когда он понял, что она дошла до точки невозврата в своём путешествии от жизни к смерти. Внутри него чёрными искрами рассыпалось ощущение разорванной связи. Много лет она была его верным и неотрывным спутником. Когда он был бесшабашным талантливым ребёнком, она однажды появилась рядом, и он взял её за руку. Он понял, что ему нужно обязательно показать ей всё то, что он находил удивительно интересным. Трепет и страсть их первого поцелуя открыла для него дорогу в Феос, которую он уже давно и жадно искал. А когда он услышал её песни, он сумел открыть для себя видения будущего и материализовал свои призрачные клинки. Никакое торжество тщеславия, никакие победы в становлении не дарили ему такого вдохновения, какое могла подарить невысокая светловолосая девушка с проникновенным и нежным голосом. Терву уже давно казалось, что он не помнит ничего о том, что было прежде, до момента их знакомства, и что его жизнь началась в тот день, когда он встретился с ней глазами.       Отдав дань праву лидера на скорбь, Уэтер решился побеспокоить его, чтобы сообщить новости.       – У нас есть пара новых зацепок по поводу мест, которые стоит проверить. Я рискнул отправить Ло-оте-ни и Ирта в небольшую долину на юге Мейсарала, и они говорят, что всё чисто. Но некроманты могут оказаться там раньше нас, если мы будем медлить. Терв кивнул. Его потухший взгляд не давал никакой уверенности в том, что он слышал или понял сказанное.       – Терв, мы отдали уже много дней наших жизней этим поискам. Мне не хочется говорить банальностей о том, что не стоит отдавать мир на растерзание некромантов, нам по-прежнему нужны часы. Терв, они перекраивают события, понимаешь? Переписывают историю...       – Поворачивают время вспять, замедляют и ускоряют его течение, – рассеянно проговорил ассасин. – Даруют власть изменить ход времени и шаги миров по временной оси.       Уэтер убедился, что его недосказанное послание дошло до адресата. Ему не хотелось вселять в Терва веру в то, что артефакт сможет воскресить Ивейю, ему не хотелось брать на себя ответственность, когда он, как и все остальные, не знал ничего, кроме смутных легенд о Часах Судьбы. Но он не знал другого способа растормошить лидера, потерявшего почву под ногами. Уэтер не мог допустить, чтобы их миссия оборвалась и осталась незавершённой, а Терв был ключевой фигурой в её осуществлении, он был связующим звеном между искателями, и Уэтер не мог принять на себя лидерство над остальными членами их небольшой группы. Проверка южной долины была благополучно запланирована.       – Тут красиво, – сказал Крод, когда они с Тервом сидели на холме, наблюдая за ветром, гуляющим волнами по траве.       В его словах не слышалось ни капли сожаления о том, что зацепка оказалась очередной пустышкой, и защитные чары, сквозь которые могли глядеть Лишённые, охраняли всего лишь тайник с личными вещами какого-то древнего мага, не представляющими ни малейшего интереса.       – И знаешь, очень свободно, примерно как в том месте, которое я выбрал для своих разработок. Ты давно не приходил проведать, как идут дела. Может быть, сейчас самое время? Всё равно для путешествия в Эсвейн нужно подождать, когда активность восстановительных работ немного снизится. Вам с Уэтером придётся тяжеловато в сейчасошних условиях их сногсшибательной магии.       – Знаешь, а ты прав, – вдруг ответил Терв. – Твои странные штуки – это именно то, на что мне сейчас стоит посмотреть. Сколько ты уже набрал себе в команду товарищей?       – Нас только четверо, не считая наёмных работников. Иногда Ирт помогает, но он не изобретатель и не инженер, хотя я и благодарен ему за инспекционные проверки и полевые тесты. Хочешь поехать со мной или встретимся возле "полигона"?       – Кто же откажется от путешествия в диковинном устройстве, созданном без капли магии?       – Маг вроде тебя, – улыбнулся Крод. – По крайней мере, это в твоих привычках. Летательный аппарат Крода отвратительно вонял и двигался рывками, в отличие от плавного хода привычных повозок и летунов.       Терв осторожно оплёл себя заклинаниями, укрепляя вестибулярный аппарат и снижая чувствительность к запахам. Крод не заметил его манипуляций, потому что был слишком сосредоточен на том, чтобы следить за показаниями своих странных приборов и управлением тяжёлой воздушной машиной. Приземление было болезненным – тряхнуло так, что заложило уши и из глаз брызнули слёзы. Но у Крода вид был совершенно спокойный и даже довольный, значит, посадка прошла штатно.       – Представляешь, – рассказывал Лишённый, – мне попались исследования и разработки, которые проводились в области техники, работающей без магии, ещё до меня.       Один из инженеров, который работает со мной, добыл их через какие-то свои источники, и благодаря этим документам мы вышли на совершенно новый уровень. Я никак не мог разобраться, как заставить материал работать не на сжатие, а на растяжение... Речь Крода сбилась на термины, в которых Терв не понимал ровным счётом ничего и которые он слушал так же, как Лишённый мог слушать его рассуждения об управлении энергиями миров в его магических сетях. Все эти непонятные слова были очень забавны и интересны, но давали только самую общую идею о том, о чём, собственно, шла речь. Терв не особенно прилежно учился в базовой школе и не помнил практически ничего даже об элементарных физических законах. Крод же посвящал всё своё время, не отведённое под поиски артефакта, инженерным изысканиям по созданию всевозможной техники для Лишённых. В Феосе и Циасе их обитало настолько мало, что их привыкли не брать в расчёт. Большинство населения даже не подозревало об их существовании или считало их чем-то вроде выдуманных легенд или диковинных созданий, которые, вполне вероятно, обитают где-то среди бесконечного многообразия жизненных форм, но встреча с ними практически исключена. Найти двоих Лишённых для поисков Часов было результатом весьма долгих и кропотливых поисков Терва, а теперь ещё двое из них работали вместе с его другом над их проектом. Они день за днём изобретали приборы и аппараты, работающие без малейшего применения магии.       О приближении к "полигону" заранее предупреждал резкий и удушливый запах дымящих труб. Неторопливо вырывался из них грязно-серый дым. Терву даже задумываться не хотелось о том, что они там сжигают для получения энергии и в какие ещё цели преследуют, порождая это зловоние. В первое своё посещение заводов и лабораторий, оборудованных Кродом, он пришёл в ужас и прислал знакомого мага-эколога, чтобы тот настроил очистные сооружения и подпитал флору, окружавшую изуродованный кусок пространства Циаса. С тех пор Крод и его товарищи могли наслаждаться приятными лесными прогулками, как только покидали свой "полигон". С далёкого последнего визита Терва и в самом деле произошли бесчисленные изменения. Механические создания, похожие на големов, металлические роботы прислуживали изобретателям, исправно выполняя множество видов работ. Странные железные машины без тени магического отпечатка, без камней энергий, проворно сновали между станками и бесконечными приспособления для изготовления других приспособлений. Терв наблюдал за всем этим непрерывным и упорядоченным движением и в очередной раз удивлялся тому, насколько иначе Крод видит мир, и испытывал отголоски радости от того, что однажды появился рядом с юношей в нужный момент, чтобы отвести от него смертельную опасность, и тем самым позволил воплощаться в непонятных беспрекословных машинах его жажде созидания.       – Собственно, мастер, я позвал тебя, чтобы показать последнюю разработку, – произнёс Крод, проводя Терва сквозь ряд помещений и выбираясь в огромный ангар, посреди которого стояла устремлённая ввысь обтекаемая конструкция многометровой высоты. – Помнишь наш проект по запуску спутника в космос? Эта ракета позволит нам выбраться на орбиту самим!       Терв не понимал, что интересного и манящего может быть в посещении орбиты планеты. Вакуум космоса казался ему весьма непривлекательным местом для существования. Среди обитателей двух миров встречались те, кого притягивало космическое пространство, но для Терва оно было всего лишь пустотой, в которой тёплыми сгустками светятся звёзды и планеты. Тем не менее, во взгляде Крода сверкали те самые искорки, которые вели его к самым небывалым свершениям и рождали в нём невероятное воодушевление.       – Красивая, – задумчиво произнёс Терв.       Было что-то очень эстетичное в тонкой устремлённости ракеты ввысь, что-то отдающее ощущением свободы.       – Я подумаю о путешествии к звёздам.       Крод довольно улыбнулся. Если что и может помочь мастеру продолжить двигаться дальше после того, как затянутся неизлечимые раны, то это звёзды.       Осень – непривычное время для внезапной недели каникул, которая выдалась Файрену в связи с тем, что именно это время выбрал его наставник из Палаты Провидцев, чтобы отправиться в путешествие, в котором он не нуждался в сопровождении неопытного ученика. Внезапная пауза нарушила жизненный уклад юноши, в котором интенсивное обучение и работа переплетались так плотно, что редко удавалось выкроить время на что-то, кроме них.       – Знаешь, в одном из видений Рина приходила ко мне, – рассказал он Лаинь, когда они сидели на берегу пруда и любовались плавающими в них рыжими листьями. Видений было слишком много, чтобы каждое из них было столь же значимым, как прежде, когда они приходили редко и запоминались надолго. Беда провидцев, теряться между настоящим и грядущим, между тем, что здесь, и тем, что вдали, уже успела коснуться молодого волшебника. Он не вспоминал о приходе Рины непростительно долго, и слова давались ему с трудом, но Лаинь была именно той, с кем ему хотелось говорить об этом.       – Мне кажется, я больше не запоминаю снов, чтобы освободить свою непослушную перегруженную память, – пожаловался он.       Лаинь накрыла его руку своей.       – Она говорила с тобой?       – Она улыбалась мне. И горела.       – Духи сказали, что она придёт к нам, – проговорила Лаинь. – В твоём видении, ей не была нужна помощь?       Файрен задумался и покачал головой.       – Нет, она была довольна, как будто бы очень горда собой. Ей было хорошо в её пламени. А мне стало хорошо оттого, что она не забыла меня.       – Подождём новой встречи, – сказала девушка.       Файрен не был уверен, что стоит просто ждать. Чувство вины и осознание краткости передышки перед тем, как его снова затянет в его недавний и уже привычный образ жизни, будили в нём жажду деятельности. Он воскрешал в своей памяти лицо Рины, каким видел его в своём пророчестве, и находил в его выражении нечто пугающее, незнакомое, заставлявшее задуматься. Его тянуло совершить путешествие, и закрытые в связи с военным положением границы очень мешали этим планам. Файрен не решился обратиться к Лаинь, чтобы получить ключи от порталов, и избрал более сложный путь. Пустырь, на котором собиралась молодёжь, по-прежнему изобиловал возможностями для новых знакомств, в том числе таких, которые могли позволить совершить нечто не совсем легальное. У юноши не было опыта заведения полезных связей, но, тем не менее, ему удалось свести знакомство с ребятами, которые имели подходящую репутацию для того, чтобы обратиться к ним с интересующей его просьбой.       Встреча была назначена в Феосе, не слишком далеко от пустыря. Когда Файрен подходил к точке встречи, перед глазами его мелькнуло вспышкой краткое видение незнакомого неба, плотно затянутого тёмными, почти чёрными облаками. Он заблокировал его. Неподходящее время для пророчеств.       Знакомых на месте встречи не обнаружилось. Две фигуры в длинных плащах ожидали его. Когда Файрен приблизился к ним, он почувствовал, как, будто исподволь, подкрадываются к нему чужие сети заклятий, но не успел вовремя среагировать, и оковы захлопнулись на нём.       Пробуждение было болезненным. Тело затекло от долгого бессознательного нахождения в неудобном положении. С тихим стоном Файрен сел, попытался слегка размять непослушные мышцы, огляделся вокруг. Он находился в какой-то палатке, не слишком уютном походном жилище, лишённом подсказок о том, кто его обитатели и что им может быть нужно. Впрочем, долгого ожидания в неизвестности не последовало, довольно скоро в палатку вошёл шоистриец. Он не счёл нужным приветствовать пленника или что-то ему объяснять, просто ворвался невыносимой силой ментальной магии в сознание Файрена, не оставив никаких шансов поставить блок. Магия стимулировала память, и её картинки поплыли перед глазами Файрена, доступные и читаемые. Бесконечные хаотично пляшущие образы явно не удовлетворили шоистрийского мага. Он ослабил заклинание, открывавшее перед ним мысли и память юноши, и отвлёкся на послание мыслеречевого сигнала кому-то за пределами палатки.       – Не люблю работать с провидцами, – поморщился ментальный маг, когда его напарник присоединился к нему. – Их мысли ещё более расплывчаты, чем у обычных людей. Уступаю тебе контакт, я на подпитке.       Новоприбывший перехватил управление сознанием Файрена. Юноша почувствовал, как в его поток мыслей направляют образ Кридена, его наставника, и как память выдаёт воспоминания, связанные с этим человеком и их взаимодействием. Файрен всё ещё предпринимал слабые попытки сопротивления, он не хотел служить источником информации для шоистрийцев вне зависимости от того, что, собственно, им было от него нужно, но попытки не приносили результатов, в его голове копались уверенно и спокойно, даже не замечая его робких потуг.       – Ты уверен, что это тот самый мальчишка? – спросил один ментат другого.       – Да, это он, – подтвердил второй маг.       Когда шоистрийцы ушли, Файрен почувствовал себя опустошённым. Голова пульсировала ноющей болью, тело, обретшее чувствительность, казалось бесконечно ватным и неуклюжим. Он осмотрел палатку в поисках защитных барьеров и нащупал достаточно сильные ограничения, чтобы не пытаться её покинуть. Тогда Файрен попытался сосредоточиться на увиденных им магах и вызвать видения, которые помогли бы узнать хоть что-то о них и, может быть, о том, что ему уготовано. И снова его окружили чёрные тучи незнакомого неба. Файрен смотрел на них, и его наполняла бесконечная печаль, и ему становилось так неуютно, что хотелось бежать, бежать любой ценой, лишь бы вырваться из-под этого беспросветного тяжёлого искажённого неба. Усилием воли он отвёл взгляд и увидел смутные силуэты, бродящие под мрачным небом, мёртвые, живые, пропитанные запахом смерти. Он оказался в лагере некромантов в Долине Мёртвых.       Когда за ним пришли, он старался сохранять спокойствие, но это было непросто. Коричневый полог палатки оставался последним прибежищем между ним и беспощадным исковерканным небом. Магам пришлось настойчиво подтолкнуть юношу, чтобы убедить его покинуть неприветливое убежище.       А потом наступила бесконечная боль.       Скованный цепями, напитанными рунами оков, Файрен провёл, по его субъективным ощущениям, пару вечностей, будучи подопытным для исследований шоистрийских магов. Как он понял из обрывков разговоров, его забрали в первую очередь именно для этих экспериментов, а не для того, чтобы считать не слишком ценную информацию о Кридене. Его кандидатура показалась чрезвычайно привлекательной, так как его сознание было признано особо прочным из-за того, что он однажды имел неосторожность подсоединиться к тьету и не пострадал от этого. Его случай был очень редким, если не уникальным, и ментальные маги решили, что юноша прекрасно подходит для испытаний разработанных ими заклинаний.       Они насылали на него видения, которые были куда реалистичнее его пророческих. На его глазах погибали в мучениях те, кто был ему близок и дорог, на его глазах разрывался и умирал Циас, и обломки его сгорали в беспощадном пламени. Он познал все глубины одиночества, отчаянья, неудачи и беспомощности, и разум отступал перед захлёстывающими, рвущими эмоциями. Он прожил одну за другой несколько жизней, он обретал несуществующую память о небывшем и затем терял рассыпающиеся на осколки придуманные достижения и ценности. Он испытывал всепоглощающий животный ужас перед тем, что видел, ему перехватывало дыхание от обрывов, с которых он срывался, чтобы лететь в бездну, он сражался с химерами, и они побеждали его, наполняли его и присваивали.       Но стойкое сознание не разрывалось и сохраняло остатки связей с реальностью. Пламя пришло внезапно. Оно сжигало живых и мёртвых, оно опалило само невыносимое небо, и в Долине Мёртвых на мгновение стало светло, оно сожгло цепи Файрена, и боль от ожогов отрезвила его истерзанное сознание. Пламя улыбалось улыбкой Рины, гордой, заносчивой и беспощадной Рины, такой, какой она была в его видении. Пламя утянуло его в Феос, закружило неведомыми путями огненных духов в вихрях перемещений. В конце головокружительного путешествия он оказался на феосской изнанке возле Поющего Леса. Рина, выглядевшая той самой светловолосой медлительной красоткой, какой он её знал, участливо поддерживая его, привела его к Гизу и усадила на диван. Она наложила несколько простых целительских заклятий, чтобы помочь восстановить силы, и мастерски залечила оставленные её прикосновениями ожоги непонятной Файрену магией огненных духов.       – Я очень рад тебя видеть, – прошептал Файрен, задерживая в ладонях её обжигающе горячую руку.       – Я тоже рада повидаться, – ответила Рина, всё ещё похожая на себя, а не на беспощадный огненный вихрь. – Но мне пора уходить.       – Почему?       – Мне надо отдохнуть, – вздохнула она. – Здесь слишком холодно.       Девушка поёжилась, как будто от холодного ветра, несмотря на то, что в доме было тепло.       – Тогда до встречи.       – Увидимся, – сказала она и медленно пошла к двери. – Позаботься о нём, он ещё слаб, – добавила Рина, обращаясь к приютившему их Гизу.       За дверями зашипел огненный вихрь, возвращаясь домой в Шур.       Спокойный вечер в компании друзей стал приятной тихой гаванью для Лаинь среди общего ощущения напряжения, сквозящего в событиях и разговорах, напряжения, порождённого войнами и катаклизмами по всему миру. Давно уже они не собирались так, как сегодня, давно не было так легко и весело среди шуточек Гиза и тёплой уверенности Цвера. Файрен впервые казался совсем оправившимся от посещения Долины Мёртвых, и Нуэдер не выглядел мрачным, как в иные вечера. Может быть, оттого, что его внимание приковывала к себе длинноногая коллега Файрена из Палаты Провидцев, Руя, которая в последнее время нередко присоединялась к их компании, а вовсе не печальные мысли о прошлом. Лаинь возвращалась домой в хорошем настроении и думала о том, как ей хотелось бы, чтобы подобных уютных вечеров было побольше. Внезапно она почувствовала неожиданной силы магическое воздействие где-то поблизости. Вспышка магии была такой яркой, что Лаинь даже испугалась немного. Она попробовала прислушаться, определить направление, в котором произошло воздействие, но у неё не получилось. На всякий случай Лаинь окружила себя базовыми защитными барьерами, а затем осторожно продолжила путь. За поворотом дорогу ей внезапно преградил портал. Открытый портал телепортации. Посреди улицы Майсены в Циасе. Портал, которого здесь прежде не было. Все естественные и искусственные порталы Мейсарала и Шоистрии вели в параллельные точки Феоса, а перемещения в пространстве происходили между сетью порталов Феоса. Непосредственно в Циасе порталы телепортации открывались только в исключительных случаях и требовали совместных усилий нескольких подготовленных магов. Возможно, Лаинь столкнулась с феноменом "переносного портала". В непроверенных источниках она читала о том, что существует теоретическая возможность свернуть портал заклинанием и "заморозить" на время его действие, после чего структуру портала можно перемещать в пространстве до тех пор, пока не потребуется его открытие. В признанных официально книгах такая технология отрицалась. Тем не менее, перед Лаинь сиял, по всей видимости, вполне готовый и рабочий портал. Лаинь отступила на шаг и приступила к подготовке заклинания перемещения, но вдруг почувствовала, что энергии не повинуются ей. Они скользили, неуловимые, текли вокруг неё, отказываясь привычно подчиняться её воле. В свете портала возникла мерцающая фигура женщины в длинном платье. Фигура простёрла руку к порталу, приглашая Лаинь ступить в него. Казалось, что фигура парит невысоко над землей. Женщина выглядела смутно знакомой, но Лаинь не могла понять, кого же она ей напоминает. Хлёсткие чёрные волосы рассыпались по плечам, как живые, и затихли. Фигура приблизилась, и мерцание портала перестало скрывать её от Лаинь. Она присмотрелась к чертам лица незнакомки и поняла, что не видела её прежде. Но лёгкое ощущение узнавания не оставило её. Лаинь развернулась, чтобы пойти прочь, понимая, что новая попытка улизнуть, скорее всего, не увенчается успехом. В глазах на мгновение потемнело, и она снова стояла лицом к порталу.       – Мне нужно в другое место, – сказала она, взглядом находя взгляд незнакомки.       – Нет. Время пришло, я забираю тебя к хозяину.       – Кто твой хозяин, и зачем ему я? – спросила Лаинь недоумённо.       – Я – его воля, я – его руки, он – мой создатель, – ответила Белэсс и произнесла неслышно ещё несколько слов.       – Может быть, мы могли бы с ним встретиться в менее... принуждающих обстоятельствах?       – Может быть, – согласилась Белэсс. – Но мне пора забрать тебя. Проходи.       – Но я не хочу, – настаивала Лаинь.       – Я не думаю, что у тебя есть выбор, – ответила Белэсс.       Лаинь снова решительно повернула назад и снова оказалось лицом к порталу миг спустя.       – Если у меня его нет, почему Вы просто не лишили меня сознания и не пронесли через портал?       – Потому что ты приглашена как почётный гость.       – Мы ведь встречались раньше? – спросила Лаинь в надежде избавиться от неотпускающего её чувства узнавания.       – Я – его воля, я – его руки.       – Мы встречались не очень давно, – проговорила Лаинь. – В пещере духа, охранявшего книгу! Это были Вы, я вспомнила.       Белэсс подняла брови.       – Не думала, что ты меня узнаешь. Наверное, дело в том, что ты особенная.       – Никакая не особенная, – возмутилась Лаинь. – И мне правда пора домой. Если Вы мне расскажете, кто Ваш хозяин и зачем он хочет меня видеть, я обязательно постараюсь...       Лаинь замолчала, прерванная заклинанием, подчиняющим волю. Ноги сами сделали шаг к порталу.       – Это нечестно, – констатировала она, делая ещё один шаг вперёд. Мыслесигналы не отправлялись, непослушные, как вся магия вокруг. Ещё шаг и вихри телепортации подхватили её, отпустив посреди просторного со вкусом отделанного зала. Белэсс вышла из портала следом за ней, сделала несколько едва уловимых жестов, и портал закрылся, будто не было.       – Добро пожаловать в твой новый дом, – сказала она. – Некоторое время ты поживёшь здесь. Я покажу тебе всё, и ты сможешь отдохнуть.       Лаинь осторожно коснулась течения энергий. Они снова были послушны. Но нити для заклинания перемещения не стягивались. Белэсс провела её через череду комнат, ни в одной из которых не было окон. Лаинь с любопытством рассматривала помещения – кабинет с большим рабочим столом, лабораторию для магических экспериментов, ярко освещённую оранжерею с диковинными растениями, библиотеку, уютную гостиную с манящими отдохнуть в них креслами.       – Здесь твоя спальня, – сказала Белэсс, открывая последнюю дверь. – Располагайся. Если тебе что-то понадобится, расскажи ему, – она протянула Лаинь небольшой медальон, в котором был заключён дух-прислужник. Лаинь не стала брать медальон, и Белэсс положила его на столик у кровати, а затем исчезла, будто растворилась в воздухе.       Лаинь перепробовала по очереди все мыслеобразы в попытках позвать на помощь, осмотрела сложные защитные барьеры на стенах, вернулась в зал, в котором оказалась по прибытии, в поисках следов портала, но не нашла их. Она попробовала уйти в Феос, как учили Гиз и Цвер, но у неё ничего не получилось – граница между мирами была запечатана не менее надёжным барьером, чем стены комнат. Путей к побегу не было. Поблуждав по комнатам ещё некоторое время, девушка вернулась в спальню и призвала духа-прислужника.       – Ты умеешь говорить? – спросила она.       Дух, имевший антропоморфный облик полупрозрачной юной девушки, отрицательно покачал головой.       – Ты здесь, чтобы я могла получить то, что мне нужно?       Призрак кивнул.       – Мне нужно, чтобы ты могла беседовать со мной.       Дух снова выразил согласие и отправился прочь. Лаинь стала ждать его возвращения и заснула в кресле у экрана, заменявшего в комнате окно, – у неё был длинный день, и усталость взяла своё. Не просыпаясь до конца, она почувствовала, как её бережно перенесли в постель.       – Спокойной ночи, Лаинь, – сказал похититель, пришедший навестить пленницу.