ЛШ. Черный лебедь

- У меня есть, только достаньте мой чемодан, - сдержанно ответила девушка. Штольман скрипнул зубами. Начались трудовые будни… Чемодан подай, потом чего-нибудь принеси. После того, как нужные вещи были найдены, Яков скомандовал: - Выходим. Вы Анна Викторовна в дамскую комнату. Я закажу кофе и буду ждать Вас с …. – Штольман запнулся. Это уже было выше его сил. Как этого юношу со взором горящим –то называть?! Синьор Антонио? Сразу вспомнились слова богатырского коня Юлия: «Не смешите мои подковы!» К девушке понятно – синьорина, дама – синьора, мужчина – синьор. А молодого человека – синьорин? Синьоретто - никоретто, тьфу!– С Вашим сопровождающим в кафетерии - вышел он из положения. Анна молча кивнула. Яков не успел выпить и чашечку бодрящего напитка, как взор его выхватил из толпы что-то нереальное. Мимо витрин…манекенов… фотографий актрис…Голос Барыкина вдруг ни с того ни с сего зазвучал в голове , будто из динамиков… незнакомка .. Девушка, словно прекрасное видение, не шла, она, кажется, скользила по сверкающему полу. Она была похожа…Прочно теперь засевшая мелодия старого хита не давала возможности дооформить мысль. Невероятная грация, легкость поражали воображение. И только когда она направилась к их столику, Штольман чуть не хлопнул себя по лбу. Это его подопечная, сбросив с себя хламиды, явила миру точеную фигурку. Голубые джинсы обтягивали стройные ноги, а черная водолазка подчеркивала тонкую талию. Под унылой косынкой скрывались роскошные волосы, забранные в высокий хвост. И хотя, точно следуя указаниям Штольмана, она оставила в качестве маскировки очки, они не могли спрятать нежную красоту лица. Метаморфоза была столь неожиданной, что старый сыщик, как он сам себя называл, едва не раскрыл рот. Гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя. «Ага, вот и Андерсена вспомнили. Штольман, а что это у нас за литературно-музыкальная гостиная?» - одернул он сам себя. Однако последняя мысль, не относящаяся к делу, все-таки упрямо пробралась сквозь рационализм и скептицизм. Непонятно почему, Штольман быстро окинул взором присутствующих – что-то похожее на ревность промелькнуло в душе. Он подумал, что такой красотой хотел бы любоваться один. Не делясь ни с кем. Сейчас он пожалел, что велел переодеться. В таком виде девушка привлекала намного больше внимания, чем в тех одеждах. Пусть хоть очки не снимает. Потому что они хоть как-то скрывают магнетизм синих глаз-озер. «Все-все!На сегодня с поэтикой покончено!»-пообещал он сам себе. - Вас в самолете хорошо кормили или что-нибудь заказать?- обретя пошатнувшееся было душевное равновесие, сухо, по-деловому спросил Яков. - Я не голодна, - ответила Анна.- Тоник, подержи пакет, я в аптеку зайду, мне пластырь нужен, – тепло обратилась она к своему спутнику. - Анна Викторовна! Давайте я буду принимать решения, куда Вы зайдете!– почему-то разозлившись на это милое «Тоник», одернул он девушку. Анна метнула на него чудную синюю молнию своего взора, но тем не менее сказала сдержанно: - Хорошо, Вы будете решать, куда мне пойти, а я все же буду решать, что мне нужно. И на лице ее промелькнуло какое-то неуловимо радостное изумление, которое тут же сменилось прохладной вежливостью. Но как бы мимолетно ни было это выражение, Штольман его заметил. Интересно, что это значило? Барышне нравится показывать свою независимость? Так никто ни на что не посягает…Хотя эта скользнувшая мимолетная искорка радости очень ей шла. У Якова даже слегка потеплело на душе. А как же выглядит ее полноценная улыбка? Непроизвольно всплыла цитата Ремарка: «Она улыбнулась, и мне показалось, что весь мир стал светлее» И тут же одернул себя, не хватало еще начать думать о том, что развеселило барыньку. И снова Штольман, вопреки визгам здравого смысла, вернулся к персоне подопечной. Знакомы они от силы пару часов, а он уже размышляет о ней. Хотя в его функционал это явно не входит. Ее внутренний мир, барынька она или нет, чему улыбается и пр, точно не должны его волновать. Она как картина, просто охраняемый объект. Все. Яков выдохнул. Поскольку пассажиров он загрузил на заднее сидение, зрительный контакт приходилось поддерживать через зеркало. - Итак, будьте любезны, введите меня , пожалуйста в курс дела. От кого мы прячемся и какова степень опасности. Что Вы, милейшая барышня, натворили? Искренне надеюсь, что мне придется не убийцу защищать!– опять в его речи засветились покровительственно- снисходительные нотки. Штольман бросил вопросительный взгляд на девушку. Та, видно устав таскать на носу ненужную конструкцию, надела очки на голову на манер обруча. И сейчас в ее глазах, не защищенных льдинками стекол, снова на долю секунды, колыхнулась растерянность. Но, как и раньше, она мгновенно взяла себя в руки и, посмотрев на спутника, словно пытаясь найти у него поддержку, твердо сказала: - Я не могу Вам этого сказать. Штольман был не то что разгневан, скорее просто удивлен до крайности. Его идеально в плане логики функционирующий мозг не смог обработать информацию и буквально завис между принятием решения: 1)наорать, 2)высадить на ближайшей остановке, 3) поинтересоваться психическим здоровьем, 4) другое. Подавив в себе желание осуществить два первых пункта, он вынудил себя остановиться на симбиозе третьего и четвертого. И холодно, с изрядной долей сарказма он продолжил так странно начавшийся диалог: - А позвольте поинтересоваться, Вы отдаете себе отчет о нелепости своего заявления? Я отвечаю за Вашу безопасность и должен знать, от чего и от кого я Вас защищаю. И соответственно, должен выработать стратегию. Поэтому повторяю вопрос: от кого прячемся и по какой причине. Поверьте, Ваш моральный облик меня не интересует. Я обещал выполнить работу и я это сделаю. Это не тот случай, когда во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь. Видно было, что тон Якова задел девушку, но она снова упрямо повторила: -Я не могу ответить на этот вопрос, - и словно желая «отблагодарить» взаимностью на язвительность, добавила. – И неожиданно было услышать из уст полицейского цитату Соломона. Штольман вцепился в руль, пункты 1 и 2 , словно подпрыгивая от нетерпения, просили их реализовать. И чтобы хоть в какой-то степени это сделать, он медленно съехал на обочину. Кипя от негодования, он все же смог предельно вежливо продолжить: - Я задал элементарный вопрос, который предполагает такой же ответ. Может, я Вас снова удивлю, но могу привести еще одну цитату. Если Вам имя Остапа Бендера о чем-то говорит: «Командовать парадом буду я». Это я просто напоминаю о своем статусе. Анна, по холодному бешенству, которое открыто читалось во взгляде Штольмана, в его медленной и нарочито негромкой речи, поняла, что глубоко оскорбила своего телохранителя. Поэтому ответила слегка дрогнувшим голосом: - Я обещала об этом никому не говорить. И простите за Соломона. От неожиданности Штольман чуть не потерял дар речи: - А Вы что, из партизанского отряда? Кому Вы обещали? Анна замялась, словно испытывая некоторую неловкость. - Кирилл велел соблюдать меры предосторожности и ничего не говорить, чтобы не было утечки информации. Это кто еще? – подозрительно спросил Яков, всерьез задумавшись – а не тайные какие-нибудь иллюминаты, мать их, массоны подкинули сюда это чудо? - Мой жених, - с едва уловимым напряжением в голосе подвела логическую черту странному разговору Анна.