Падший

В сгущающихся сумерках стены крепости, еще днем сияющие ослепительно белым, потускнели, посерели, словно бы вобрав в себя подступающие тени. И только отблески погребальных костров плясали яркими желтыми пятнами. Над самой же крепостью, несмотря на победу, царила неприятная вязкая тишина. Сегодня демоны сжигали своих павших без ритуальных песен и криков. Отправляли в последний путь молча, неотрывно глядя на резавшее глаза пламя. Сжигали и мертвых ангелов, в этот раз нетронутых, не разобранных на приносящие удачу трофеи. Люцифер отвернулся от окна. Они победили. Весенняя крепость теперь принадлежит им, демонам. Следующим, последним, шагом станет штурм Серебряного города. И тогда всё закончится… начнется что-то новое. Что-то, что будет лучше, чище, что-то, что не будет отравлено прошлым. Ты поддался слабости. Этот яростный голос рассыпался ледяной крошкой, впивался острыми холодными иглами в затылок. Люцифер, в который раз, прикрыв глаза, вновь увидел то, что никак не хотело уходить из его головы. Бледное и напряженное лицо Михаила, ожидающего последнего — карающего удара. Он мог убить брата, прикончить его прямо там, раз и навсегда отомстить за то, что произошло на Весеннем поле тысячи оборотов назад, и сперва он хотел отомстить, он хотел занести меч и прошить его тело насквозь острым лезвием, покончить с давним врагом… Однако в тот самый важный момент эти ярость и острая решительность испарились, и он, Люцифер, замер, стискивая в онемевших пальцах рукоять дрожащего меча, не в силах нанести последний удар. Ты позволил сомнению взять над собой верх. — Это была мимолетная слабость. — Люцифер потер пальцами виски. — В следующий раз такого не будет. В следующий раз… Люцифер вспомнил, как отступали ангелы, как спешно они улетали, отчаянно пытаясь подобрать с земли раненых. Он помнил, как торжество затопило его после взятия Лунной крепости. Торжество и предвкушение победы, которые опьяняли сильнее, чем тот напиток смертных, который Молох нашел когда-то в Грозовом замке. Но одержав победу у стен Весенней крепости, Люцифер не чувствовал торжества. Он не чувствовал ничего, глядя вслед улетающим ангелам. Ты подвел Ад. Ты подвел меня. Люцифер опустил взгляд на свои дрожащие руки. Михаил был готов его убить, но вмешался Молох. После Молох помог подняться ему на ноги, окинув внимательным взглядом. Он ничего не сказал, и Люцифер был благодарен за это. Вероятно, он, откашливающийся, сплевывающий темную кровь, представлял собой жалкое зрелище. — Ты должен разобраться с ведьмой, — раздался сухой голос, и Люцифер, оторвав взгляд от исцарапанных рук, поднял глаза на Темного, застывшего перед ним. — Предательница должна понести наказание. — И что ты хочешь, чтобы я сделал? Холодные пальцы сомкнулись на его плечах, острые когти царапнули кожу, и Люцифер вздрогнул от этого ощущения. Он чувствовал ладони Темного даже тогда, когда он сам, массивная фигура, заполонившая собой маленькую комнату, замерла перед ним. — Она была в сговоре с Раем и должна заплатить за это. Люцифер кивнул. Предательство карается смертью. Это то, что он сам объявил всем, когда выносил приговор Таи. Он сам сказал, что кара настигнет каждого, кто отвернется от него, короля, и что неважно, сколько они прошли вместе: день или сотни оборотов. Но Люцифер никак не думал, что эти слова, тяжелые и давящие, разрезающие рассветный воздух Рая, словно заточенный меч, вскоре обратятся и против Лилит. И он, Люцифер, будет вынужден выносить приговор и ей — той, которая была с ним с самого начала. — Я услышал тебя, — тихо произнес Люцифер, стараясь не смотреть на Самаэля перед собой. — Не подведи меня в этот раз, Погасшая звезда, — отсек Темный и исчез. Люцифер же вновь уставился на свои руки. Он не знал точно, сколько просидел так, бездумно уставившись то ли на свои бледные пальцы, то ли на серый каменный пол. Рана на груди начала растекаться жалящей болью, и Падший отстраненно подумал, что действие снадобья закончилось и ему надо бы выпить новое, что надо пригласить шамана, чтобы он вновь поменял повязки… Но это всё потом. Сперва он должен разобраться с Лилит. Когда вошла Лилит в сопровождении нескольких демонов, Люцифер уже вновь стоял у окна. Он кивнул низшим, и те оставили их наедине. Лилит молчала, скрестив руки на груди. Люцифер тоже не проронил ни слова, делая вид, что разглядывает внутренний двор крепости, а на деле же украдкой поглядывая на ведьму. Лилит не выглядела раскаянной. Она не просила, не плакала, не умоляла пощадить её. Она стояла и смотрела на него, и в этом прямом взгляде Люциферу чудился вызов. Она не боялась его. И невольно Падший вспомнил, как этот взгляд, упрямый и твердый, нередко раздражал его в Эдеме. — Уриила так и не поймали, — наконец произнес он, надеясь, что голос его звучит ровно и бесстрастно, не выдавая того раздражения, скребущегося внутри. — Я подумал, тебе будет интересно это услышать. — Хорошая новость, — глухо отозвалась Лилит. — Я рада. Стиснув пальцы в кулаки, Люцифер обернулся. Лилит вздернула подбородок, когда он шагнул к ней и замер. Предательница. Она знала о том, что собирается сделать Таи. Она была с ним в сговоре. Ты сказал, Падший: предатели заплатят за измену. Так сделай так, чтобы и ведьма заплатила. Лилит вглядывалась в его лицо, а затем, разомкнув побледневшие губы, произнесла: — Он говорит с тобой, да? Шепчет тебе свои ядовитые слова? — и не сдержала кривой улыбки. — Это то, что у него получается лучше всего, Люцифер. Трусливо прятаться в тенях и растекаться ядом оттуда. Люцифер почувствовал, как внутри вместе с раздражением вспыхнуло еще что-то. Темное, алчное и очень опасное. Темному подобные слова не понравились. Надтреснутый голос вновь зазвучал в голове. У ведьмы слишком длинный язык. Пришло время его укоротить, Падший. Она предательница. Она желала твоей смерти. Не позволяй ей обмануть себя. Пощадишь ее сейчас, и она вонзит кинжал тебе в спину. Прямо, как это сделал её демон. Ад не прощает предательств. Рану обожгло, словно кто-то плеснул на нее водой с солью, и Люцифер стиснул зубы, ожидая, когда яркая вспышка угаснет и перед глазами перестанут плясать желтые пятна. — Ты выпустила Уриила, — процедил он. — Ты помогла нашему врагу сбежать. Почему, Лилит? — Потому что так надо было. — Это потому что я казнил Таи? — Люцифер вперил в нее тяжелый взгляд. — Потому что не пощадил его, как ты просила? И теперь ты мне мстишь? Лилит несколько мгновений смотрела на него. Люцифер же скользил взглядом по её бледному лицу, по светлым волосам, выбившимся из наскоро заплетенной косы, по потрепанной блузке и запыленной юбке, пытаясь допустить к себе мысль, что именно она предала его. Лилит, которая, как он думал, всегда будет оставаться на его стороне. Она знала о заговоре. Она планировала его вместе с демоном. «Заткнись!» — вот, что хотелось закричать Люциферу. Заткнись хоть раз! Хоть на мгновение, чтобы в голове, в его собственных мыслях, воцарились тишина и покой, чтобы чужие чувства, вязкие и отравляющие, не мешались с собственными, чтобы он просто опустился на пол, устало прижался лбом к холодному камню, не слыша ничего и никого… чтобы он вновь смог стать самим собой.  — Потому что ты не видишь, во что превращаешься, — негромко проговорила Лилит. — Не видишь, что зашел в тупик. Эта война, Люцифер, не приносит ничего хорошего: ни Аду, ни Раю. Я ведь говорил, что она тебя не примет. Она тебя не признает. Для нее ты все еще тот падший из Рая, ангел. Она никогда не видела в тебе короля. Она никогда не считала тебя достойным. Она сомневается в тебе. Люцифер сделал судорожный вздох, а затем медленно разжал стиснутые в кулак пальцы. И его голос показался ему самому каким-то глухим и слишком чужим. — Ты помогла ангелу, Лилит. Ты выпустила Уриила. — И несмотря на все попытки сдержать себя, голос Люцифера все же дрогнул. — Я не могу оставить это безнаказанным. Сделай все, как надо, Погасшая звезда. Не смей поддаваться слабости в этот раз. — Он требует моей казни, ведь так? — насмешливо поинтересовалась Лилит. — Так что же ты решил, Люцифер? Отрубишь мне голову так же, как отрубил её Таи? Ведь я тоже теперь предательница, не так ли? Один этот её тон был словно пощечина. Злость тотчас вспыхнула, вылилась острой болью, резанувшей по груди. — А что мне еще остается думать? — выплюнул Люцифер, резко развернувшись к ней, едва сдерживая вязкую силу Ада, колющую в пальцах. — Мне говорили о том, что ты была с Таи заодно, но я не поверил этому. Кто угодно, только не ты! Я верил тебе так, как не верил никому здесь! И теперь ты выпустила Уриила! Ты помогла нашему врагу! И ты не оставила мне выбора! Доведи это до конца. Аду не нужны слабаки. — Выбора? — и Лилит неожиданно рассмеялась, хрипло и отчаянно. — У тебя всегда был выбор, Люцифер. С самого первого шага из Грозового замка у тебя был выбор. И вот, куда твой выбор тебя завел! — Взмахнула рукой в сторону окна. — Посмотри, где мы оказались, Люцифер! Посмотри, во что ты превратился! Я уже даже не знаю, кто именно стоит передо мной! Ангел, которого я спасла в пустыне, или тень Самаэля! И когда лицо Люцифера побледнело сильнее, когда губы его сомкнулись в тонкую линию, Лилит едко проговорила: — Да, я знаю, кто он, кем был и кем стал. Я знаю, что он говорит твоим голосом и управляет твоими мыслями. Мне хотелось верить, что нет, ты еще там. Ты, Люцифер. Утренняя Звезда. Ангел, который когда-то выпустил меня из Эдема и который действительно хотел принести перемены в мир, которого волновала судьба его братьев и у которого была другая цель, кроме завоевания Серебряного города и разрушения Рая! Но я больше не вижу этого ангела. Все, что я вижу, — и тут Лилит шагнула к Люциферу, — это сосуд Самаэля, утративший все то, что его делало когда-то Утренней звездой. Падший оскалился. Темная вязкая сила поднялась, затопила вокруг комнату, и Люцифер заметил, как испуганно вздрогнула Лилит, почувствовав её. — Осторожно, пустынная ведьма, — отчеканил Падший. — Ты сейчас разговариваешь с королем Ада, а не с демоном из своего клана. Сила разлилась сильнее, гуще, и Лилит задышала чаще — тяжелый воздух, подобно раскаленному песку забивался в глотку, обжигая и царапая. Люцифер, нет, уже не Люцифер, стоял перед ней. Лилит видела, как вились вокруг тени, как растекались по полу, вырастая во что-то массивное и темное за спиной короля. Люциферу подумалось, что сейчас она испугается и отступит, но в ответ Лилит стиснула кулаки, смело глядя в темные глаза Падшего. — Если ты думаешь, что я боюсь тебя, первый сын, то ошибаешься. Ты не страшнее теней, исчезающих с рассветом! Посмотри правде в лицо! Даже одержав победу, ты проиграл! Ты всего лишь жалкое подобие Создателя, и тебе никогда не достичь большего… Она не договорила — Люцифер наотмашь ударил её по лицу. Лилит упала на пол, а затем вскинула ошалелый взгляд на замершего рядом Падшего, молча потирающего ладонь. Ведьма дотронулась до щеки, наливающейся обжигающей болью, а затем до тонкого пореза на скуле, оставшегося от хлестнувшей вместе с ударом силы. — Ты сказала достаточно. Лилит медленно поднялась на ноги. Её била крупная дрожь, и на короткое мгновение Люциферу показалось, что она сейчас расплачется. Но ведьма поджала губы, смерила его тяжелым взглядом, а затем выплюнула: — Мне следовало оставить тебя подыхать в пустыне, Падший. Ты не принес Аду ничего, кроме смерти и разрушения! Люцифер дернулся от её слов. — Убирайся! — Лицо его исказилось от злобы. — Вот твой приговор! Убирайся и больше никогда не показывайся мне на глаза! Иначе, клянусь, вздерну тебя лично! Слова эти звенели в тяжелом и вязком воздухе даже тогда, когда Лилит отступила от него и бросилась вон. Она выбежала, не закрыв за собой дверь, и Люцифер медленно опустился на пол, ощущая, как от накатывающей слабости кружится все больше голова. На несколько мгновений мир помутнел, подернулся темной дымкой перед глазами. Боль расцветала на груди, расползалась острыми жгутами по коже, и, опустив взгляд, Люцифер увидел, что повязка уже полностью пропиталась кровью. — Что ты сделал, Люцифер? Он не услышал, как Молох вошел и как он приблизился к нему. Правая рука застыл в паре шагов, и Люциферу не нужно было даже оборачиваться, чтобы знать, как сейчас Молох на него смотрит. Он чувствовал осуждение, слышал отголоски того, что царило у бога на душе, но голос Молоха доносился, словно бы сквозь толщу воды. Люцифер смежил веки, не в силах вынести того, как растекается мир перед его глазами, и ответил: — Вынес тот приговор, о котором не пожалею. На какое-то мгновение он почувствовал силу Молоха, представив, как яркие искры пробежали по рукам бога, как пламя разгорелось в его смуглых ладонях. И в этот миг Люцифер допустил мысль, что огненная сила прошьет его искалеченное тело насквозь, и тогда всему придет конец. Молох убьет его и, наверное, будет прав в своем решении. Мне следовало оставить тебя подыхать в пустыне. Люцифер вздрогнул, когда на плечо ему опустилась горячая ладонь бога. Он сжал пальцы с такой силой, что Падший поморщился. Сила Молоха впилась в кожу, растеклась неприятным жжением, а затем бог рывком поднял Люцифера на ноги. — Надо позвать шамана, — глухо проговорил он, разворачивая Падшего к себе. — Я скажу ему, чтобы взял заодно и снадобья. Люцифер молча сбросил его ладонь. — Прикажи созвать наместников. Мне нужно знать, когда мы будем готовы выступать на Серебряный город. Молох застыл, всматриваясь в его лицо, и в его взгляде Люциферу показалась какая-то отчаянная надежда, словно бог силился разглядеть в нем что-то, что, вероятно, уже давно утеряно. Надежда угасла быстро, и взгляд Молоха вновь стал привычно отстраненным. Он кивнул. — Я передам наместникам твои слова. Молох удалился, и Люцифер вновь опустился на то, что в Весенней крепости ему служило постелью последние три восхода. И слова, куда острее и больнее тех, что обычно шептал ему Темный, вновь всплыли в памяти. Посмотри правде в лицо. Даже одержав победу, ты проиграл.

***

Серебряный город оцепенел после поражения. Михаилу казалось, что тревога и страх пропитывают все вокруг, сковывают столицу в ожидании, нет, не бури, а уже шторма, урагана, который снесет все на своем пути, оставив после их родного мира холодную безжизненную тьму. «Пока Серебряный город стоит, Рай будет сражаться». Вот, что он говорил всем: и старшим ангелам, и встревоженным младшим братьям. Серебряный город стоит. Рай будет сражаться. Мы будем сражаться. До последнего вздоха. Мужайтесь, братья. Впереди еще не одна битва. Проиграв сражение, можно выиграть войну. Еще есть надежда. Ангелы тянулись к нему за этими словами, и Михаил произносил их, а у самого перед глазами стояло недавнее сражение на Весеннем поле. Лицо Люцифера, перекошенное от ярости, когда брат застыл над ним, стискивая в руках меч, то, как демоны прорвались в крепость, сломав ворота крепости, и мертвые ангелы, изломанные фигуры на темной земле… Раненых спешно уносили с поля боя, и Михаил с остальными ангелами прикрывали отступление. Вонь горящей плоти и крови чувствовалась даже тогда, когда Михаил опустился на одну из площадей испуганного поражением города. Он обратно принял командование городом и насильно занимал себя многочисленными делами, распределяя дозорных и раненых, делал всё, чтобы не оставаться наедине с тревожными и тягучими мыслями, затопляющими разум холодным отчаянием. — Всем нужен отдых. Тебе тоже. Михаил обернулся и глянул на вошедшего в зал Совета Метатрона. Ангел оглядел пустые места тех, кто когда-то восседал в Совете. — У меня еще есть дела, — глухо отозвался Михаил, поворачиваясь к разложенным бумагам. Он приказал завалить подземный проход, по которому он сам и верные ему воины, ведомые Велиалом, полнолуния назад попали в Рай. Сейчас Михаил пытался отыскать в старых записях хоть какие-нибудь сведения, касательно того, как еще можно проникнуть в город. У Люцифера не должно быть преимуществ. Не должно быть никакого другого пути, кроме главных ворот города. — Этим не помешало бы заняться, — произнес Метатрон, указав на наскоро наложенную повязку на руке. Белая ткань уже успела пропитаться кровью, но Михаил только отмахнулся от слов Метатрона. — У Исцеляющих* сейчас достаточно работы, — глухо отсек Десница. — Им не до меня и моих царапин. Метатрон покачал головой, а затем негромко проговорил: — Тебе на кое-что стоит посмотреть, — и поймав на себе тяжелый взгляд Михаила, добавил. — Это важно. Тот с недовольно вздохом оставил многочисленные свитки и последовал за Метатроном. В какой-то момент Михаил понял, что Метатрон все же ведет его в крыло дворца, где расположили Исцеляющих и раненых ангелов, и уже собирался было возмутиться и сказать, что мелкие раны, полученные в сражении, заживут и сами, но тот оборвал его. — Мы здесь по другой причине. Они замерли у расстеленного на полу покрывала, на котором лежал ангел. Его лицо было прикрыто плотной тканью, и сперва Михаил подумал, что ангел мертв, но затем увидел, как едва заметно поднимается от вдохов широкая грудь. Крылья были скрыты, и издалека его можно было бы принять за смертного, не исходи от него едва ощутимое сияние звезд. Затопившее его осознание вырвалось одним-единственным словом. — Проклятье! — прорычал Михаил, опустившись рядом с ним. Он осторожно провел ладонью над его перевязанным груди и животу, чувствуя едва ощутимые искры звездного света внутри. Михаил надеялся, что Гавриил ушел целым с поля боя. Видел, как слаженно и четко отступали его лучники и подумал, что он ими командует. Но он даже и мысли не мог допустить, что самого командующего могли ранить. К тому же, насколько серьезно. От подкатившей беспомощности внутри разрасталась уже не злость, а отвращение к себе, упустившему момент и не сумевшему защитить друга. — Исцеляющие сказали, что ему повезло, — негромко проговорил Метатрон. — Еще немного, и Гавриил отправился бы прямиком в Бездну. Но сейчас есть шанс, что он выкарабкается. Михаил лишь кивнул в ответ. Он перевел взгляд на повязку, закрывавшую лицо Гавриила. — А это? — А это плохая новость. Взгляни сам. Михаил, осторожно приподняв край, бросил быстрый взгляд на лицо Гавриила, а затем сразу же отвернулся, пробормотав очередное проклятье. Метатрон же бесстрастно наблюдал за Десницей, который попытался взять себя в руки, сделав несколько вдохов и выдохов. — Исцеляющие предупредили, что зрение не будет таким же острым, как раньше. Михаил качнул головой. Оно и понятно. Если Гавриил не выкарабкается, если умрет, то уже и не важно будет, насколько его лицо изуродовано и как хорошо будет видеть единственный, чудом уцелевший глаз. Если он умрет, то многое уже станет неважным. Он вновь протянул руку к лежащему ангелу, чувствуя, как покалывают пальцы искры света, теплящиеся внутри него. Сидя так, Михаил и не заметил, как ушел Метатрон. Все его внимание было приковано к этим мерцающим теплым искрам — знаку, что Гавриил еще жив, что внутри него есть силы, что он выкарабкается, потому что сколько его Михаил помнил, Гавриил все доводил до конца. И ему хотелось верить, что это упрямство не подведет и сейчас. — Я был сегодня в зале Совета, — тихо проговорил Михаил, сцепив руки вместе. — И только глядя на пустые места, осознал, что из членов Совета нас осталось всего трое… всего осталось слишком мало. Времени, оружия и нас самих. Я всем говорю, что надежда еще есть, что мы не сдаемся, что пока не захвачен Серебряный город, Рай тоже не захвачен. Но я не верю в то, что говорю. Я знаю, что надо бороться, но мне страшно, Гавриил… я боюсь, что мы обречены в этот раз… Я боюсь, что Темный победит…. И я надеюсь, что ты выживешь, друг. Хоть и знаю, что, придя в себя, ты сперва решишь, что уж лучше Бездна. Но я потерял уже достаточно близких мне ангелов, чтобы потерять еще и тебя. Снова перед глазами воскресло то, что Михаил так старательно гнал от себя. Лицо его брата, бледное от напряжения, застывшее, словно маска, и пальцы, которые сомкнулись на рукояти меча. Меча, который Люцифер, занеся над ним, так и не сумел тотчас обрушить. И эта заминка, в которой пребывал брат, эта проклятая слабость, которая внезапно обрушилась на него на поле боя, не давала Михаилу покоя. Он гнал эту мысль, но она настойчиво возвращалась. Люцифер смог занести над ним меч, но не смог нанести карающий удар. Рука Темного дрогнула, в то время, как его, Михаила, была тверда. Он бы убил Самаэля, не вмешайся тот демон. В тот момент, в бою Михаил нисколько не сомневался, что перед ним именно Темный, так же, как не сомневался, что Люцифер мертв и что от брата осталась только оболочка. Но сомнение, мелкое, не больше зерна, едва ощутимое по началу, сейчас стремительно росло, пуская темные корни все глубже и глубже в его мысли. Михаил вновь прижал ладони к лицу, пытаясь прогнать эту настойчиво зудящую мысль. Но сколько бы он ни пытался думать о чем-то другом, от нее не было спасения. Что, если Люцифер все еще там?