Узник

      Тренировки продолжались дальше, и как бы Тэхён не хотел сконцентрироваться на занятиях, отмечая ошибки в движениях Джухён, он просто не мог избавиться от других, более заманчивых мыслей. Нечистый воздух, полный пыли и другой грязи, запах гниющего сена, сверкающие под солнечным светом заколки с прилепленными фальшивыми камнями, смех уже пьяных торговцев, собравшихся в ближайшей таверне, и главное — живые люди, пугающе живые и другие — всё это до сих пор стояло перед глазами. Сколько закатов и рассветов видел Тэхён? Сколько раз небо заворачивалось в удивительное полотно самых разных красок, начиная от тускло-фиолетового до огненно-рыжего, от уныло-серого до чисто-голубого? Сколько раз он лежал обессиленным на влажной от мелкого дождя траве и глядел в неизвестную, но красивейшую бездну в этом мире? Изумлялся ароматам полевых цветов и сладости тронутого лишь природой воздуха? Ходил по ночному, прохладному песку, провожал одинокую луну, а иногда трепался звёздам о своих волнениях? Прыгал по каменистому берегу, подставлял лицо морскому бризу, сидел на палубе корабля и вглядывался в далёкий горизонт? Ловил взглядом ураганы, бури, сильные ветра? Натягивал паруса, хватаясь за жесткие, еле поддающиеся тросы и одновременно восхищался мощью необъяснимой природы, что могла за секунду утопить мальчишку в своих глубинах? Смотрел как бились озлобленные морские волны о молчаливые черные скалы? Не сосчитать всего, что он видел, что чувствовал, все эти воспоминания были в нём: в рубцах от ран полученных во время битв, в крепких, сильных ладонях, в глубине зрачков и осознании того, как ничтожно маленькое человеческое тело и его дух, в коже — везде, Тэхён мог продолжать говорить, думать об этом долго-долго.       Но сейчас перед глазами не стояла картина красивого моря, плывущих лодок и кораблей — нет. Третий день он видел перед собой нечто потрясающее и одновременно нечто гиблое, тухлое, что-то, что доживает свой последний век, выбивает последние минуты и при этом умудряется смеяться, залпом глотая алкоголь в еле стоящей на ногах таверне.       Это было восхитительно, омерзительно, трогательно. Он помнит до сих пор, как дрожали его руки, как солнечный свет пожирал город, окрашивая в золотисто-красный и при этом вовсе не сжигал и не причинял боли, лишь провожал и беззаботно махал рукой. Под ногами плелась незнакомая собака, под негустой шерстью виднелось истощенное тело бедного животного. Поддельные камни самых разных цветов на заколках казались красивее всех драгоценностей, что он видел, а люди, распивающие кое-как добытую бутылку алкоголя, казались счастливее и богаче каждого принца в Чосоне. Пыль вилась в воздухе, Тэхён тогда смотрел на крыши низеньких домов, на проезжающую тележку с гниющим сеном и фыркающим ослом, что тащил столь тяжелый груз. Он не знал, как это всё это назвать, да и сейчас не знает — на языке вертится упрямое «живое», «живо», «жизнь». Они все живые, не счастливые, где-то даже болезненно-тусклые, но настоящие.       Настоящие настолько, что бьют Тэхёна куда-то в рёбра, заставляют чувствовать, вертеться с ними в одном большом трясущемся механизме.       Несколько минут пленник стоял в оцепенении, разглядывал сущие мелочи, пока на его плечо не опустилась чужая мягкая ладонь — рука Ёнджо. Она остановила поток всех бурлящих чувств и Тэхён взял себя в руки. Ведь у него появилась еще одна, не менее важная задача — убежать и скрыться от слуги. В его присутствии он не мог искать себе гонца, не мог показать помятое письмо и позволить единственному шансу ускользнуть из-под носа. Он ходил кругами, якобы разглядывал выставленные на продажу товары, изображая неподдельное счастье, а потом он «случайно» затерялся в толпе, стянул чей-то платок и закрыл им своё лицо, после чего спрятался за каким-то домом и стал идти по улочкам, всё больше отдаляясь от места, где его потерял Ёнджо.       Мысли и попытки перекрутить в голове каждый момент того вечера резко обрываются и чужой меч режет воздух перед его лицом, а через секунду больно впечатывается в его плечо. Впервые в жизни пленник рад, что они с Джухён практикуются не на настоящей стали. Отчего-то ему кажется, что принцесса без промедления оставила бы на его теле косой порез и вместо беспокойства выплюнула колкий комментарий по поводу его истинных умений.       Джухён, воспользовавшись заминкой, хотела окончательно его обезоружить, но Тэхён вовремя отразил удар и отскочил назад. — О чём задумался? — сбивчиво спрашивает Джухён и вытирает краем грязного рукава свой лоб. Отпечатки грязи остаются на светлом лице. — М? — Ты о чём-то задумался и позволил себя ударить. — С чего бы? — Такая победа не приносит удовольствия. — Это не победа и я не позволял Вам себя ударить. Вы ударили, потому что я был невнимательным, но факт есть факт — Вы ударили. Не обесценивайте себя и свои навыки. — Тогда почему не победа? — Рана в плече не говорит об окончании боя. В битве я бы даже и не обратил внимания на такой… порез. — Ранее говорил не обесценивать себя, а сейчас называешь мой первый удавшийся удар порезом? — Нужно обезвредить противника, лишить всякой возможности атаковать. Тогда победа будет за Вами. — Ты странный учитель, Тэхён. — Но хороший воин? — Не напрашивайся на комплименты.       Бой продолжился. Ким пытался быть более чутким к реальности, но мысли всё глубже уходили в тот день, когда он, еле вдыхая воздух через плотную ткань платка, осматривал каждое живое существо, вглядывался в грязные, осунувшиеся лица, пока не увидел и своё в отражении обломанного зеркала. Ткань скрывала половину лица, сухие бледные губы, но Тэхён разглядел выступающие скулы, забитую пылью кожу, обросшие волосы. Глаза сияли, в них кипела жизнь, но они также выдавали в нём узника, что за долгое время выбрался на свободу и теперь дивился тому, от чего бы раньше ужаснулся. Именно поэтому Ким пытался придать себе более равнодушный вид, чтобы слиться с рутиной города.       Спустя двадцать минут он подошел к мужчине, который до этого нес мешки неизвестного груза к лавке и взамен получил пакет черствых кусков хлеба. Незнакомцу не понравился такой способ «оплаты», и, возможно, он бы возмутился, если бы Тэхён не подошёл и не схватил резко за руку, уводя в более тихое место. Без лишних слов пленник протянул ему письмо и, взглянув в чужие глаза, твёрдо проговорил: — Отнеси это письмо Чхве Ухёну. — Ч… — У него есть своё поместье, возможно, он живёт подле дворца. Отдай лично ему в руки, — с такими словами Тэхён достал из кармана две монеты. Увидев их, мужчина тут же оживился. Пихнув письмо также к себе в рубашку, незнакомец взял деньги и уверенно кивнул. Больше не было никаких слов, Тэхён быстро ушёл, влился в толпу и на всякий случай проверил, не наблюдал ли за ним кто-либо — как оказалось нет.       Ожидаемого облегчения не было, наоборот, он был напряжён и взволнован. Всё могло пойти не так, как надо.       Ёнджо он искал долго, но всё-таки нашёл. Надо было видеть его злое и одновременно испуганное лицо, но Тэхён отмазался нелепой отговоркой, сказал, что слишком увлёкся, разглядывая разные украшения на лавках. Ёнджо не поверил, но успокоился, главное ведь нашёлся.       Меч снова проносится перед лицом пленника и Тэхён, нахмурив брови, уклоняется, несётся вперёд, но не на Джухён, а чуть в сторону; от такой неожиданности принцесса с непониманием смотрит на то, как пленник оказывается позади и, крепко схватив за руку, заламывает её за спину. От резкого напряжения и боли в суставах, пальцы разжимаются и меч падает с глухим стуком. Дальше Тэхён хладнокровно и метко пинает по подколенной яме, отчего Бэ вынужденно опускается на колени.        Дыхание. Рваное, тяжелое.       Жизнь течёт по венам, пульсирует в горле, в висках. Ким видит, как Джухён шокирована, зла, унижена. У неё дрожит свободная рука, дрожит от усталости всё тело. Она маленькая, у неё тонкие кисти рук, шея, хрупкие плечи — Джухён соткана из красоты и изысканности. О таких слагают легенды и песни, за такими бегают, проливают кровь, о таких мечтают, любят, жаждут. Её тело создано для ласк и пылких поцелуев, не для битв, войны и рассекающих кожу ран. Да что там, случись всё по-другому, не будь всего того, что уже произошло и увидь Тэхён её при других обстоятельствах — он бы также бегал за ней, любовался, цеплялся за каждый взгляд.       Тэхён смотрел с присущим интересом, и видел Бэ насквозь, впервые. И так всегда, в битвах нет времени на то, чтобы играть, лукавить, врать — ты борешься за победу, за жизнь, непроизвольно обнажаешь собственные мысли. И он уверен, что Джухён если и хотела до этого что-то предпринять, то сейчас сдалась. Сверлила взглядом пустоту, не могла выдавить из себя и слова. Тэхёну это, честно говоря, не нравится. Совсем не нравится. Попробуй она извернуться и сделать последний рывок для удара, Ким бы увернулся, заломил вторую руку, а после припечатал лицом к земле, но всё же бы одобрил такую смелость и отчаяние. Сейчас же в ней читалось «Всё, ты победил, отпускай уже. Я не смогу никогда одолеть тебя». Таким не место на поле битвы. Её сломят, подавят, присвоят.       В ней неоспоримо есть сильный дух, характер, но и его следует подточить подобно клинку.       Выпустив её руку из захвата, он не даёт свободно выдохнуть; Тэхён резко хватает за волосы, дёргает на себя, тем самым заставляя Джухён вскинуть голову и обнажить шею. Ким, усмехнувшись, в издевательском жесте проводит ребром деревянного меча по нежной коже поднятого подбородка. Увлёкся, ошибся, забылся, что перед ним не обычная девчонка, желающая обладать силой и мужеством, а принцесса, дочь Его Величества, владеющая, в первую очередь, им. Тэхён — её узник. Его руки и ноги скованы цепями, на которых выцарапано её имя.       Но осознание того, что он проделывает нечто подобное (грубое, неуместное, неправильное) с принцессой, только заводит и поджигает интерес. Вероятно, она, выстрелив пронзительно-убийственным взглядом, процедит сквозь зубы: Что ты себе позволяешь?       Что он себе позволяет, правда? Зачем подходить к пропасти и игриво вставать на носочки? Опираться на глупость, везение или же силу ног? Так не делается. Побеждаешь — побеждай с достоинством, отбери всё, но не переходи черту. Здравая мысль, засевшая в глубине души, говорит: «Она, в первую очередь, женщина. Не утверждайся за счёт неё». И он согласен. В нём с детства взращивали уверенность в том, что женщин нужно оберегать и защищать. Но Тэхён не «утверждался» за счёт неё, ему это ни к чему, он не уязвлен и всегда уверен в своих силах, ему не нужно драться с королевской куклой, чтобы убедиться в этом.       Он хочет другого.       Хочет, чтобы Джухён подошла к той самой пропасти. Встала на носочки, посмотрела вниз. Чтобы не держала злость, стиснув челюсти, чтобы превратила слабость в козырь. Чтобы поняла, как ничтожна её воля, как быстро она опустила руки и позволила ему играться над собой. Без истинного желания и рвения — она останется посмешищем в собственных глазах. В Тэхёне сейчас бурлило множество чувств. Всё спутано и грязно. Где-то сыпятся льдинки здравого ума, более благородных и лучших идей, где-то нестерпимый жар необъяснимого животного инстинкта.        Унизить, подавить, присвоить.       К его удивлению, Джухён молчала. Смотрела, конечно, таким взглядом, что в другой ситуации Тэхён бы опомнился и отпустил, бросив «Прошу простить, Ваше Сиятельство», но сейчас Ким и не думал отступать. Ну давай, злись, кричи, скажи, что отправишь в темницу.       Она молчит. И не скажет. Ни за что.       Тэхён это понимает, когда замечает, как сильно Джухён кусает свои губы — сдерживается, одёргивает от глупых поступков. Почему глупых?       Потому что с «Что ты себе позволяешь?», «Отпусти, это приказ» она унизится больше. Потому что есть вероятность того, что Тэхён не испугается и не отпустит, продолжит держать за волосы и щекотать нервы. Сейчас всё по-другому, пугающе по-другому. Забавно.       Она знает о своей власти, но не пользуется ею. Потому что Тэхён даёт понять, что в битвах другой приоритет. Сила. Истинная, более простая, но лишающая жизни. Побеждает сильнейший и в его руках трепещет бьющееся сердце противника.        Джухён хочет действовать по этим приоритетам. Именно по этому лес не дрогнул от её твёрдого голоса. — Вы проиграли, — хриплым голосом оповещает Ким. Ребро меча опускается ниже, отводит ворот одежды в сторону и проходится по выпирающим ключицам. Джухён напрягается. — Знаю. Это уже было что-то другое. Ментальная схватка, проверка моральной прочности.       Джухён смотрела на пленника, завороженно разглядывала в нём что-то новое, проявившееся только сейчас. Нет. Проявившееся только сейчас перед ней. Возможно, это и есть Тэхён. Дикий, разный, необузданный. То, каким он был на свободе. — Это и есть победа, а не то, как Вы «ранили» меня в плечо. — Объяснил на примере, мне сказать «спасибо»? — Вы не скажете. — Именно. А если серьёзно, я не рассчитывала на победу. — Потому что всегда проигрываете? — Учусь. Победи я тебя при десятой схватке, ты бы не был моим учителем. — Вас устраивают мои методы обучения, Ваше Сиятельство? — Самую малость смущают, — цедит Джухён, когда Ким нещадно тянет волосы назад. Прямой злой усмешки на его губах не было, она читалась в его глазах. От такого неудобного положения уже болела шея, а руки болтались вдоль тела. Они были свободными и одновременно такими бесполезными. Конечно, она могла бы схватить его за руку, попытаться освободиться, задеть, вывернуться, но это казалось бессмысленным. Тэхён отобьётся, прижмёт к земле и обездвижит уже полностью. — Прошу прощения за причинённые неудобства, Ваше Сиятельство. — К чему извиняешься, если по-прежнему их доставляешь? — шипит Бэ и водит плечом. — Неважно. Скажи мне другое, Тэхён… — Я Вас слушаю. — Ты также себя чувствовал в зале суда? Когда Его Величество огласил приговор, когда я присвоила тебя к себе?       Тэхён смыкает губы. Ответный удар проносится рядом с уязвимой точкой. Маячит совсем близко, но не протыкает пульсирующий комок нервов. Ким дышит через нос и не сразу отвечает, не знает, нужен ли ответ. — Хуже. Гораздо хуже.       То чувство собственной никчёмности, бессилия, бесконечной ненависти, злости, не имеющих выхода, он не забудет никогда.       Кулак разжимается и чужие волосы водопадом рассыпаются по хрупким плечам. Молчание стало невыносимым, Джухён опустила голову, но не поднялась с земли, Тэхён не сдвинулся с места.       Ей знаком взгляд, устланный горечью чего-то невозвратимого.       Ей знакомо это чувство. Сожаление.