***
Купальня для слуг была маленькой, узкой, это Тэхён понял, когда поскользнулся и утащил за собой ничем не повинного слугу. Ким не знает, как его зовут, но после столкновения, незнакомый мужчина побранил всё живое на этом свете, но завидев лицо виновника неприятного инцидента, испуганно схватился за корзину с бельем и удалился из купальни. Тэхён остался наедине с Ёнджо, который спокойно набирал в таз тёплую воду. Ушибленное место перестало болеть через несколько минут, но озадаченность не слезла с лица узника. Ёнджо, уловивший нагрянувшее молчание, тут же поднял взгляд. — Почему они боятся вас? — сухо уточнил слуга. — Вы это хотите спросить, Тэхён? — Да, — минуя валявшееся мыло на полу того незнакомца, Тэхён уселся рядом с занятым Ёнджо. — А вы, вероятно, забыли. — О чём? — Три или четыре месяца назад вы до смерти избили двух придворных. Один из них до сих пор хромает, второй больше не служит дворцу. — Ты про кого вообще… — хотел бы возмутиться Ким, но тут же вспомнил, о чём речь. Происшествие в библиотеке. О нём до сих пор помнят? — Вспомнил. Но они сами напросились. — Другим подробности не так важны, как сам результат случившегося. Они не хотят ломать себе ноги, угодив вам под горячую руку. — Очень смешно. — Что правда, то правда. — Они ошибаются. — В чём? — Я также понёс наказание, — хмыкнул пленник, после чего развернулся к Ёнджо спиной. — Глянь. Слуга быстро осмотрел окрашенную в рубцах спину. Видел ведь и не раз. — Некоторые не зажили, но в целом неплохо. — Обошлось, видимо. — Скорее, повезло. — Почему ты так её любишь? — Вы о чём? — Ты знаешь. О Джухён. — Что? Я не люблю, не смею любить. — Уважаешь. Ценишь. Называй, как хочешь. Ты относишься к ней по-особенному. Не как к госпоже, которой служишь. — Ты неправильно понял. — Но так и есть. Ёнджо никак не ответил, лишь облил пленника тёплой водой с ног до головы, а после погрузил намыленные руки в его волосы. Волосы Тэхёна были жесткими, спутанными, из-за чего мыть было всё тяжелее. — Я сам, — хрипло сказал парень, после чего стал грубо мыть не только волосы, но и лицо. Несколько минут надоевшей процедуры, и Ким кое-как ощупывает рукой рядом стоящий таз. Вновь облившись водой, пленник протёр глаза. — Не такая уж и обезьяна, правда? Ёнджо, тем временем, еле сдержал улыбку. Купальню охватил тёплый пар и запах масла. Вниз стекала мутная, мыльная вода, Тэхён без конца тёр свою кожу, хмурил брови от нехватки воды, на ресницах копилась влага. Ёнджо также мылся, иногда поглядывал на парня, но не мешал. Не всегда ведь удаётся помыться в купальне, в тёплой воде — тем более. Грубая кожа постепенно смягчалась и поддавалась ласке тёплого воздуха. — Вы держите обиду на госпожу? — вопрос появляется внезапно, сталкивается с шорохом движений, нелепо впечатывается в неровное дыхание и, в итоге, виснет между ними. Тэхён, откинув волосы назад, смотрит на Ёнджо, пытается что-то прочитать в столь наивных глазах, но узнаёт и ловит простой интерес. — И да, и нет. Снова. Это происходит раз за разом. Неоднозначность. Задай этот вопрос Ёнджо месяцами ранее, Тэхён выплеснул бы пылкое и уверенное «Да». Даже больше, он сказал бы, что ненавидит. Всем сердцем и душой. Вот так просто ненавидит, человека, которого практически не знает, человека, который вроде бы ничего плохого и не сделал, если смотреть на всё с точки зрения черствого ублюдка. Джухён была строга, жестока с ним. Джухён присвоила его к себе, как какую-то игрушку, слепила ничтожное изваяние, над которым смеяться даже грешно, забрала право слова, переучивала всему или же пыталась — Тэхён не сможет забыть ни темницу со смрадным воздухом, ни бессонные ночи с опустошенной душой и телом, ни бесконечный страх перед одиночеством и бессилием. Тогда Ким думал о том, что лучше бы всего этого не было; лучше бы Его Величество убило, уничтожило остатки жалости и лишил бы жизни последнего ребёнка государственного изменника Вубина. Это казалось достойной смертью преданного и ничем не униженного сына. Сейчас же мысли были не такими. Сейчас жестокость Джухён казалась усмирением, чем она, собственно, и являлась. Без неё Тэхён натворил бы глупостей, но и с ней он пережил немалое. Она просто была и есть. С ней что-то приходит и уходит. Что касается жизни — он жив. Жив и цел. Он не благодарен ей за собачью жизнь, но и не смеет винить. Я жив. Жив. По венам течёт горячая кровь, сердце стучит, легкие дышат, сам он пылает какой-никакой, но всё-таки жизнью — и он воспользуется этим не то подарком, не то проклятием. Тэхён выжмет из этого всё, сделает то, о чём задумал. Докопается до правды, и, несмотря на её горечь, истерзит тех, кто причинил боль. Его семье, отцу, брату, близким, ничем неповинным слугам, среди которых были и женщины, и дети. Он утолит свою кричащую боль. Месть кипит в жилах и ждёт своего часа, Тэхён не знает, какими словами её можно описать. Она отравляет, яд достигает разума и выводит на грань сумасшествия. Она придаёт сил, поднимает раз за разом с колен. Она равна опоре и поддержке. Она есть. Внутри, в нём. И будет, пока он не уничтожит дворец. Изнутри, мучительно медленно. Тэхён не станет врать, он иногда представляет, как всё у него получается, как власть и сила переходит к его рукам, как все высочества падают у его ног, хватаются за лодыжки, колени, просят, умоляют, страх обретает в их душах какую-то необъяснимую мерзость и гадкость. У него скрипят зубы, стоит только представить, как он растерзает Его Величество, его детей, жен, близких. Вывернет его наизнанку, не успокоится, пока не увидит пустую оболочку с мертвыми глазами. Так вот, в этой устрашающей огромной картине не было, что странно, только одного человека — Бэ Джухён. Той самой Бэ Джухён, которая играет не последнюю роль в развернувшихся событиях, которая стоит наравне с принцами и другими высочествами; всех последних Ким без тени сомнений хочет если не убить, то причинить им много-много боли. Возможно, Джухён виновата даже больше, чем те же самые принцы, но всё равно, в этой картине её образ и тело никак не возникал. Он не знал, что делать, хотя должен, черт всех дери, знать. Уверенность в своей ненависти под лицом принцессы размывается. Грани разных чувств и ощущений стираются, превращаются в грязный комок непонимания. И именно поэтому вопрос Ёнджо заставил задыхаться. Обида. Она была, но она не влекла за собой месть. Обида. За ней несся шлейф прощения. Невозможного, ненужного прощения. — С вами всё в порядке, Тэхён? — Ёнджо обеспокоенно потряс парня по плечу, когда увидел, как выпучились глаза у пленника, как затряслись его руки, как дыхание вмиг стало тяжелым, невыносимым. — Почему? — спрашивает Тэхён, но слуга напротив не может ответить. Он и понятия не имеет, что произошло в чужой голове за эту минуту, за жалких шестьдесят секунд. Почему я её не ненавижу? — Почему?! Неужели она настолько приручила Тэхёна, что стёрла понимание ненависти по отношению к себе? Приручила настолько, что Ким не знает, что чувствует к ней, что должен чувствовать? Взрастила собачью преданность? — Тэхён! Она не приручила. Нет, не смогла, потому что в природе заточенного Тэхёна нет смирения. — Что с вами?! Он просто узнал её. Настоящую. Уязвимую. Похожую на него. Сильную. Высокомерную. Слабую. Гордую. Жалкую. Восхищающую. Пленник опустил глаза и успокоился. Унял распаленное дыхание, перестал трястись. — Ёнджо, — прохрипел Ким, глядя на то, как извёл себя бедный слуга, всё это время наблюдавший за сменой самых разных, взрывных эмоций. — Д-да? — Постриги меня скорее. — А? — Волосы тяжелые, длинные, мешаются. — Но вы же… — Вода остыла. Идём уже, — уже тише дополнил узник, после чего босыми ногами прошлепал до выхода.***
Джухён временами терпеть не могла, когда в её личное пространство врываются без спроса, резко, грубо — не ценят её время, да и в принципе не уважают её, как человека. Хотя во дворце всё-таки есть одна вещь, которую не оглашают, но она существует на протяжении многих лет по умолчанию: принцесс, жемчужин черствого Чосона никогда не ставили вровень с теми же принцами, с мужчинами. Их воспринимали как прекраснейших полевых цветков, срывай, да и храни в вазе, пока не засохнут — не больше и не меньше. Это раздражало, её слова, будучи здравыми и мудрыми, не имели никакой ценности для других. В каждой голове сидела заноза-мысль: «Да что она может знать? Глупая девчонка». Джухён нечто подобное никак не нравилось, но после она обратила это в силу. Она может спокойно заниматься своими делами — никто до определенного времени не будет обращать на неё внимания, воспримет подобно играм дворовых ребятишек. Конечно, существование Джухён и её идей не всегда игнорировали, тем более в последнее время, но в большинстве своём для всех жителей дворца Бэ была внеземной красавицей, юной дочерью Его Величества, чьё сердце и рука еще никем не заняты, но никак не «юной дочерью Его Величества, что имеет власть, силу, ум». Так вот, Джухён не любит, когда в её личное пространство врываются без спроса, не любит, когда её ни во что не ставят. Еще она не любит брата Чунмёна, можно навесить ярлык «за просто так»; и он же, зная о всех нюансах их «дружеских», родственных отношений, навлекает на себя больший гнев и ненависть, время от времени совершая один и тот же поступок — незаконно врываясь в покои принцессы. Он считал своим долгом игнорировать предупреждения слуг и врываться к принцессе с невозмутимой, лёгкой улыбкой; и ничего страшного, что позади небольшой хаос с чуть не разлетевшимися в разные стороны дверями. Так он поступил и на этот раз, показался перед принцессой при всём параде, застал её за привычным чтением книг и без доли смущения уселся напротив, подмяв под себя жестковатый мат. Возмущение последней если и проявлялось, то только в сжатых между пальцами страницах книг. Несколько секунд взаимных гляделок и Джухён, выдохнув скопившийся воздух через приоткрытый рот, уже более спокойным тоном проговаривает привычно-лживое: — Рада Вас видеть, брат. От последнего слова Чунмён наигранно широко раскрыл глаза и выдавил из себя нечто странное: — Охо… — на обескровленных губах расцвела издевательская улыбка. — Давно же Вы меня так не называли. Если точнее, то никогда. — Не заблуждайтесь, называла, в раннем детстве. — И что же? Решили вернуться в то время и сблизиться со мной? — Нет. Но давайте перейдём к делу, в чём причина Вашего нежданного визита? — Разве нужны причины, чтобы встретиться с любимой младшей сестрой? Лучше бы не произносила то проклятое «брат». Одно слово, а принесло столько проблем и вместе с тем забрало слишком много времени. Потемневший взгляд принцессы всё-таки заставил Чунмёна отставить детские забавы. — Вы говорили, что учитесь езде на лошади. К чему это? — Говорила. — Хм. — Что-то не так? Лошадь погибнет, если будет держать на своей спине женщину? — Если умелую, то вовсе нет. — Но к чему разговор о моих увлечениях? — Я искал Вас последнюю неделю, хотел устроить гонку, а вместе с тем оценить Ваши успехи. — И что же? — Не нашел. В конюшне не была тронута ни одна лошадь. — Думаю, Вы ошиблись. — Может, и была тронута, но вся окрестность пустовала. Если конечно, Ваша лошадь не летает, — смешок скопился в приподнятом уголке бледных губ. — Меня смущает Ваш излишний интерес. — Тем не менее, мне любопытно: летает лошадь или всё же Вы занимаетесь иными делами? — Не беспокойтесь, — ради бога, Джухён готова поклясться, что хочет швырнуть в Чунмёна фарфоровую чашу и вместе с лицом разбить неуместное любопытство. — Ничто и никто не летает, в глубокий шаманизм запрещено отдаваться. — Ну же? — Я занимаюсь в более далёких окрестностях, около леса. Не хочу никого тревожить, да и привлекать ненужное внимание. — Видимо, ездите верхом Вы совсем уж худо. — С чего такие выводы? — Я бы не стал скрываться, будучи уверенным в чём-то. — Поверьте, управляю я лошадью более чем достаточно, — нет. Джухён не сильно ладит с животным, умеет, конечно, ездить на нём верхом, но само мастерство вовсе не познала. Смущение выступило в виде расцветшего румянца на щеках, что заставило Чунмёна усмехнуться. — Поверю Вам на слово, но если что, всегда к Вашим услугам. — Я обязательно ими воспользуюсь. — Но это не всё, за чем я пришел. — Было бы странно, если Вас тревожили только чужие увлечения. — Увлечения маленькой родной сестры. — Продолжайте. Скажи уже, что хотел и уходи. — Скоро на Чосон нагрянет Чусок. — Да, народ уже собирает урожай. — Нас не волнует народ. — Что же должно волновать дворец, если не народ и Чосон за собственными чертами? — холодно цедит Бэ, но Чунмён выдерживает тяжелый, испепеляющий взгляд. — Дворец должен волновать дворец, не мне об этом говорить. В любом случае, Её Величество хочет провести праздник вместе с Вами и она настоятельно просит, чтобы Вы занялись организацией Чусока в стенах нашего дома. — Я вынуждена отказать. — Её Величество не принимает отказов. — Тогда это приказ, а не просьба. — Да. — А все приказы принимаются лишь в письменном виде с соответствующей печатью. — Не доверяете моему слову? — Следую закону. — Это лишняя трата времени. Джухён замолкает на некоторое время. К чему всё это? Разве этим не занимаются другие, близкие ей высочества? Что это даст? Непонимание охватывает с ног до головы и вырывается в виде одного, прямого вопроса: — Зачем? Чунмён, что до этого игриво бросался словами, внезапно стёр со своих губ натянутую улыбку. Взгляд стал пугающе серьёзным. — На этот раз я и вправду не знаю, что в голове Её Величества. Может, она просто хочет видеть подле себя Вас, — нахлынувшая серьёзность трескается под вынужденной усмешкой. — В любом случае, желаю Вам удачи. — Хорошо. Чунмён плавно поднялся со своего места и лёгким шагом двинулся к выходу, но перед порогом остановился. — Забыл сказать, что давно не видел Тэхёна. Совсем пропал. Джухён игнорирует вышесказанное и резко проговаривает другое: — В следующий раз предупредите о своём визите. — Буду стучаться, если пожелаете, — пожал плечами принц и покинул покои принцессы. Книжка тут же отлетела на пол. Она не знает, как Ин Хён удаётся злить её не то, что своим видом, а просто существованием. Ей еще заниматься такими глупыми делами? Как сказал Чунмён, «организацией Чусока в стенах нашего дома»? Хорошо, она выполнит просьбу. Соберёт самые завядшие цветы и расположит около её дверей. К черту, она смело сможет скинуть это задание на своих придворных дам, но «держать подле себя»? Ин Хён решила проверить прочность своей власти? Хах, тогда Джухён поможет, поможет настолько, что в итоге нечего будет проверять.