Узник

      Вероятно, это дурной сон. Внезапная смерть близкого слуги красит обыденное утро и пробуждение принцессы странным чувством. Но каким — непонятно. Смятение? Неверие? Непринятие? Чувство сидит комом в горле и Джухён не может его разобрать. Тем не менее — это не меняет распорядок дня. Джухён умывают, одевают, волосы плетут в свежую косу, только обычное молчание прислуги на этот раз кажется еще тише. Они смотрят на принцессу из-под ресниц, ожидают вопроса, а гробовая тишина будто бы их оскорбляет. Хотя так было всегда. Джухён с железным спокойствием смотрела на своё отражение, а после перебирала в руке украшения. Нефритовое кольцо сегодня её вовсе не красило. — Госпожа… То есть, Ваше Сиятельство… — молодая прислуга не сдерживает излишнего интереса и привлекает внимание. Джухён переводит на неё взгляд, но не молвит ни слова. Слуги постарше пытаются одёрнуть подчиненную, но та полна решимости задать вопрос. — Если позволите и если это никак Вас не оскорбит… То позвольте узнать, пришло ли Вам известие о смерти… — Ваше Сиятельство, прошу простить её за грубость, она совсем недавно приняла службу во дворце и не усвоила всех правил, — старшая придворная перебивает новенькую, вместе с тем заставляя последнюю поклониться в знак сожаления. Та замолкает и будто бы только сейчас осознаёт свою ошибку.       Джухён это не забавляет и выдавить усмешку вовсе не получается. — Если она не обучена, почему она служит мне? — равнодушно бросает Джухён и примеряет другое кольцо. — Ваше Сиятельство… — Придворная Чхве, — Джухён наконец смотрит на пожилую женщину. — В последнее время темницы дворца вовсе пустуют.       Намёк, подобный угрозе вселял в них ужас. Служба Тэхёна принесла принцессе дурную славу, которой она сейчас откровенно пользуется. — Ваше Сиятельство, прошу вас, простите её за глупость. Она больше не явится перед Вами без должной подготовки! — Чхве преклонилась перед Джухён, склоняя голову к самому полу. Другие слуги последовали за её примером и хором промолвили извинения. — Придворная Чхве… — возможно, Джухён бы еще некоторое время держала их в страхе и неведении, если бы их не прервал стук двери. Поэтому закрыть бесполезный разговор пришлось в любом случае. — Ваши извинения приняты. А теперь покиньте мои покои и, кем бы ни был гость, не впускайте его ко мне. Никого не впускайте. — Но, Ваше Сиятельство, малый совет начнётся совсем скоро…       В комнате повисла тишина, от которой становилось неловко. Джухён сделала вид, что и вовсе не слышала неуместного замечания, отчего придворной Чхве пришлось потоптаться несколько секунд на месте, прежде чем оставить принцессу в одиночестве.       «Как она может быть такой? Разве Ёнджо-щи не сопровождал её с самого детства? А на что ты надеялась? Что они будут оплакивать слуг… Да тише ты!»       Ёнджо умер.       Странное чувство, определенно.       Джухён отчего-то даже казалось, что война может погубить кого угодно, но только не Ёнджо. В безжалостной битве за трон могли проститься с жизнью Сугын и даже Его Величество. Инхён, сыновья Вубина или военные полковники — кто угодно. Но не Ёнджо. Он был тенью Джухён с самого рождения и мысль об его исчезновении казалась абсурдной. Ёнджо всегда служил дворцу, всегда был подле Джухён и этот закон будто бы одобрен природой.       Но, тем не менее, с новым рассветом её известили о том, что мертвое тело Ёнджо было найдено в королевском пруду. Не утоплен, а сброшен. Горло перерезано. Было бы забавно, если бы речь шла о ком-нибудь другом. И эту весть на пороге ей сообщил сам Ёнджо. " — Ваше Сиятельство, этой ночью жестоко был убит слуга дворца. — Кто же, Ёнджо? — Был убит Ёнджо.»       Джухён едва не засмеялась в истерике. Господи, Ёнджо мёртв. Бэ впивается в своё лицо холодными руками и сжимает, давит так, что дышать становится труднее. Пальцы впиваются в переносицу, скулы, лоб, Джухён закрывает крепко глаза и стискивает зубы.       Ёнджо не имел права так уходить, он обязался быть с ней до самого конца — даже недругом, врагом, предателем, кем угодно!       Джухён должна была его ненавидеть, презирать, превратить его жизнь в бессмысленную череду предательств и поклонений, но всё же держать подле себя. Таков уговор, такова справедливость и наказание.       А теперь ей говорят, что его убили? Неизвестно кто? Что его мертвое, стылое тело выловили из пруда и ей необходимо подтвердить личность своего ближайшего слуги? Бред. Так не бывает.       Джухён смеётся, а после мычит от боли. Почему? Почему это происходит с ней? Почему она льет слезы по тем, кто ею не дорожит и ей не верен? Кому Ёнджо перешел дорогу за одну роковую ночь? Он был осторожен, чуток, занимал не последнее место во дворце, так почему с самого рассвета ей сообщают весть о такой нелепой смерти?       Запад? Настолько ли Сугын был разгневан непослушанием принцессы? Чушь. Ёнджо был предан им. Он предал Джухён ради них, ради их идей, он бы мог убить её ради партии.       Случайность? Смешное совпадение, неудача, они наскучили Богу! Дворец стал бумажным кораблём, забредшим в бесконечный водоворот однообразных событий, поэтому Ёнджо убили!       Но зачем?..       Может он что-то скрывал? Таил? Знал?       Хватит, хватит, хватит!       Джухён плакала молча, позорные всхлипы давились ладонями, также, как и слёзы. Джухён неистово вытирала их, раз за разом смахивала с лица, но эта боль была бесконечной, она не знала куда себя деть — всё стояло не на своих местах. Хотелось исцарапать себе лицо от слабости, но нельзя! Нужно держать себя в руках, истерике тут не место, как и глубокой грусти или печали. Разве Ёнджо так важен?..       Джухён ненавидит свою боль и своё сердце. Слабость. Слабоволие.       Джухён ненавидит то, что сейчас видит в отражении зеркал. Себя.       Истрепанную, хрупкую, уязвимую.       В кого твоя слабость, маленькая принцесса?       Разве сердца твоих врагов также нежны?       Раздаётся стук двери. — Ваше Сиятельство!       Ненавижу… — Малый совет…       Пусть Чосон сгорит до тла.       Тук-тук-тук.       Есть ли в чем-нибудь смысл? В той же скорби. С каким трудом даётся жизнь и какой лёгкой рукой её забирает смерть!.. — Ваше Сиятельство!.. Ваше…       Джухён выходит из своих покоев стремительно и резко. А потом нарочито медленно ступает за порог. Следов былых слёз и сумасбродства нет, принцесса спокойна, статна, равнодушна.       Её не выдавали ни искусанные губы, ни сбитые пряди волос или влажные ресницы — всё топилось под взглядом холодных, мёртвых глаз.       В толпе неразличимых лиц она не распознает Тэхёна. И не узнала бы, ни за что, не сейчас.       Стой Его Величество на её пути, она бы не заметила. Ей бы просто показалось, что для слуги у него хорошие одеяния, не более. Она бы также прошла мимо, потому что для Джухён сейчас никто не существовал. Весь мир был свернут в бумажный корабль, топимый в глубинах моря.       Не было ни живого, ни мёртвого. Разве что она — блуждающий серый призрак, движимый желанием уничтожать, убивать, умертвлять.       Это не ложь. Но и не правда.       Это всё облик, то, как её должны видеть враги, друзья, да кто угодно. Её же преследует отчаяние. — Мы уж решили, что Вы отказываетесь присутствовать на малом совете, принцесса. Логово. — При всём уважении, причиной данного собрания я считаю достаточно весомой. Принцесса не может являться исключением, разве это не так? — Верно, Ваше Высочество.        Её Высочество Инхён, Чунмён, младшие советники Юга, лекарь и даже Пэ Мунсок. Включая саму Джухён, всего их было не больше пятнадцати. Слуги, конечно же, не считались, хотя кто-то из них точно являлся первым свидетелем столь ужасающего события. Джухён чувствовала на себе взгляды, от неё ждали хоть какого-то привествия, а перед Её Величеством — уважительного поклона. Но Джухён ничего не делала.                    Буквально.       Она просто стояла и смотрела в одну точку: туда, где предположительно лежал Ёнджо. Его тело накрыли белой простыней, и по натянутым силуэтам всё ясно — они пытались держаться как можно дальше.       Смерть для них отвратительна. В то же время, они — начало новых войн.       Джухён направилась к уложенному телу столь быстро, что другие слуги не успели должным образом отреагировать. В то время, как они подбежали к принцессе, Джухён уже склонилась над Ёнджо. Бледная ладонь сливалась с простыней, но Джухён не позволила другим коснуться его — она сама вздернула ткань, открывая взор на безозбразное тело. — Что Вы себе позволяете!       Тело вздутое, сине-зелёное, едва не гниющее. Тело Ёнджо было уже во власти другой силы, неотвратимой и стремительно-быстрой. Джухён стало тошно и плохо, она не могла смотреть, но вместе с тем и отвернуться. Слуги не сдержали оха, высочества и члены южной партии сдержанно отвернулись. Дышать становилось куда тяжелее, чужие лица исказились в отвращении.       Вот оно как.       Смерть Ёнджо для них обременительна. — Ваше Сиятельство, пожалуйста, для вашего же здоровья, не приближайтесь. Опасно находиться в такой близости с мёртвым человеком, — предусмотрительно проговорил королевский лекарь, пока Джухён смотрела на гниющую рану на шее. Подлый удар, от которого Ёнджо ни за что бы не защитился.       Тело обратно накрыли простыней.       Джухён не изменила своего положения, вместо этого, она накрыла ладонью то место, где раньше билось сердце слуги. — Ваше Сиятельство, прошу… — Для чего тогда я здесь? — Джухён выпрямилась и, наконец, взглянула в лица всех высочеств. Слишком много важных лиц для такого происшествия. При всём уважении, это не впервые, когда приближенных слуг убивают. Так было всегда — не так часто, как Его Величество меняет своих наложниц, но всё же это распространенная практика. Особенно сейчас, когда две партии грызутся за власть. — Я подтверждаю, что мёртвым является мой ближайший слуга, а то и советник, Ёнджо. Насколько я знаю, убийца — трус и подлец. Он напал на беззащитного с оружием, на территории дворца и до сих пор скрывается от разоблачения по своей природе. — Что вы этим хотите сказать, принцесса?       Возмущение. Гнев. Искренность.       Презрение. Усталость.       Джухён попросто не понимает. Видит и не понимает, что они чувствуют, между ними целая пропасть. Раньше Джухён могла шагать по этой пропасти, близиться и чувствовать их эмоции на себе. Сливаться с ними. Знать мысли или думать также. Слышать шепот, ловить взгляд. Бесконечные игры, догонялки, дети, не наигравшиеся в детстве. — Что моё участие в малом совете на этом закончилось. Я подтверждаю личность Ёнджо. Я могу идти, Ваша милость? — Джухён не улыбалась, как это делала Инхён. Её не беспокоила даже заинтересованность Пэ Мунсока — военачальника и тайного члена западной партии, высокомерие других чиновников, которые едва ли не насмехались над столь небрежными ответами принцессы. Даже Чунмён, который так и норовился покрутить пальцем у виска, но рядом с матерью держался серьезно — был ей безразличен.       Всё это ничто.       Бессмыслица. Пустота.       Когда рядом стоит смерть. Настоящая и беспощадная.       Джухён не может играть с такой силой.       В особенности, когда смерть стоит всего в нескольких шагах от неё. В лице мёртвого Ёнджо. — Не совсем, принцесса. Прошу Вас быть серьёзнее, — ко всеобщему удивлению, заговорил Пэ Мунсок. Хотя в таких вопросах он всегда равнодушен и не проявляет интереса. Достаточно его присутствия, оно придаёт серьёзности любому событию. То, что он участвует в споре — удивительно. — Нам неизвестны мотивы жестокого преступления, но оно недопустимо. Дворец — не поле битвы. Смерть от чужого ножа в ходе бесславной и нечестной битвы — это признание угрозы для всех жителей дворца. Начиная от слуг, заканчивая даже Его Величеством. — Вы правы, было бы проще отравить моего слугу, а после признать его скончавшимся от чумы.       «Она что, сошла с ума?       Разве она не дерзит Её Величеству?» — Вы считаете это поводом для шуток?! — один из младших советников Юга возмущенно встал с насиженного места. — Господин Пэ Мунсок прав, мы все в ужасной опасности! Как Вы можете так небрежно относиться к серьезной проблеме!       Джухён молчит. Ей отвратительно всё: их лица, улыбки, наигранный ужас, скорбь, предвкушение. Неужели раньше она была такой же? Тоже самое чувствовал Тэхён, когда смерть Вубина обыграли под новое поле битвы? Чужая смерть — не горе и не трагедия.       Всего лишь повод, огонь сопротивления.       Джухён ослепла в погоне за местью. Чем она отличается от Инхён? Они похожи друг на друга больше, чем когда-либо. Быть честной с ними? Сказать, что ей тошно от всего, что происходит?       Это всё равно, что обезглавить себя. Тем более под надзором Пэ Мунсока, который пытается придерживаться сценария и играет свою роль. Джухён должна сыграть свою, обезуметь от гнева, воспринять это как угрозу личную, искать виновных…       Развлекать. Бесконечно танцевать в хороводе этих безумцев, нелюдей. Питать дьявола своей души нечем — она сама уже нечеловек. Всего лишь подобие.       Джухён чувствует, как к глазам подступает презрительная влага, но расплакаться перед всеми она не может. Она попросту игнорирует выпад того советника и выдавливает из себя короткое: — Мне нечего добавить.       И стремится к выходу, подобно молнии. Вот еще немного, пару шагов и можно будет дышать и даже выпустить чувства наволю, однако стальной, женский голос закрывает перед ней все двери. — Окровавленный нож нашли рядом с вашими покоями. Может теперь Вам есть, что добавить?       Джухён замерла на месте.       Это, увы, начало. В неё мечут стрелы, когда у неё нет щита. Глупо с её стороны полагать, что всё может закончиться, стоит от этого отвернуться. — Мы скрыли данный факт сразу же, дабы не распространять слухи и подозрения. Но озвучить их на малом совете необходимо, в кругу доверенных лиц, конечно же, — Инхён поднялась со своего места и нарочито медленно стала спускаться со ступенек. Инхён это забавит. С каждым шагом она топчет авторитет Джухён. Глаза Инхён сверкают от удовольствия, у Джухён — от подступающих слёз.       Унизительно.       Одиноко.       Джухён бы хотелось, чтобы кто-то был на её стороне. Но вместе с тем, она находит силу в своём одиночестве и гибели. Её затравливают, как собаку, но кто её защитит, если не она сама?       И кто оскорбит королеву, если не человек, которому нечего беречь? — Полагаю, тогда убийцей являюсь я, верно, Ваше Величество?       Это была прилюдная насмешка.       Неуважительно и оскорбительно.       Неподобающе для принцессы короля. Но тем не менее, Джухён не дожидается ответа и, в последний раз оглядев всех высочеств, выходит из зала заседания.       Гул возмущения остаётся позади. Как и хоровод чертей, голодных и ущемленных. Джухён всё равно. Она бежит по коридорам, не оборачиваясь и едва не спотыкаясь, а знакомый голос шепчет ей в спину:       «Бегите, принцесса…»